Германия в свою очередь должна была бы:

"а) признать Британскую империю естественным жизненным пространством Англии;

Ь) войти в систему европейского сотрудничества (например, конференция Германии, Англии, Франции, Польши, Испании) для нового урегулирования в Европе".

Таким образом, Англия поставила знак равенства между естественным жизненным пространством Англии - английскими колониями и естественным жизненным пространством Германии - странами Восточной Европы. Как говорится, не слабо!

15 августа английский посол в Берлине Гендерсон явился к статс-секретарю германского МИД и в общих чертах подтвердил сделанные Бакстоном предложения.

Секретные англо-германских переговоры, которые велись летом 1939 года, сильно компрометируют всю политику правительства Чемберлена по умиротворению Гитлера. Поэтому историки, пытающиеся взвалить ответственность за разжигание Второй мировой войны на Сталина, как правило, обходят этот щекотливый для Запада вопрос молчанием. Однако наиболее ретивые очернители советской предвоенной внешней политики даже в этом, казалось бы, бесспорном вопросе пытаются свалить вину с больной головы на здоровую. Вот как, например, лихо это делает Безыменский в своей книге "Гитлер и Сталин перед схваткой":

"Я должен признаться, что долгое время склонялся к переоценке угрозы "второго Мюнхена". Может быть, под влиянием моих собеседников (Вольтата, Хессе и других), которые, естественно, видели себя в роли "творцов истории". Может быть, и под влиянием общей концепции советской историографии, которая в угрозе "второго Мюнхена" видела оправдание решения Сталина сорвать переговоры с Англией и Францией и пойти на предложение Гитлера. Но теперь следует видеть, что "мюнхенские настроения" и спекуляции на них были для Гитлера лишь умелым маневром, в котором он шантажировал и Англию, и Польшу, и Советский Союз...

Для Сталина же донесения Майского об интригах Вольтата в Лондоне могли казаться лишь желанным оправданием для большой игры, которую он затеял в настоящем "втором Мюнхене" -- в попытке обыграть Гитлера с целью выигрыша жизненно для СССР необходимого времени на реконструкцию Красной Армии и воссоздание ее былой мощи".

Вот ведь какая удобная позиция. Раньше товарищ Безыменский, коварно обманутый советской пропагандой, оказывается просто переоценивал угрозу второго Мюнхена. Но зато теперь господин Безыменский ясно видит, что мюнхенские настроения были лишь искусной игрой Гитлера, которую Сталин якобы использовал для того, чтобы сорвать переговоры с Лондоном и Парижем.

Однако при этом у товарищ-господина возникла частичная амнезия памяти, напрочь запамятовал он, что инициатива секретных англо-германских переговоров исходила от Чемберлена, который со своей стороны относился к этим переговорам вполне серьезно и делал все, чтобы второй Мюнхен состоялся бы. Так что будь его воля...

Сталин же не использовал факты секретных переговоров эмиссаров Лондона и Берлина, как повод для прекращения англо-франко-советских переговоров, хотя странно было бы, если при принятии решения он игнорировал бы эту важнейшую информацию, характеризующую надежность партнера по переговорам.

Так была ли реальной угроза второго Мюнхена летом 1939 года? Еще как была! Ведь откажись Сталин от пакта с Гитлером и фюреру просто ничего не оставалось бы делать, как принять настойчивые чемберленовские предложения о "мирном" урегулировании германо-польского территориального спора. И в этом случае Польша автоматически становилась бы немецким сателлитом, а нацистская агрессия против СССР при поддержке Запада могла состояться уже весной 1940 года.

Ведь совсем неслучайно Берлин 21 августа предложил Лондону принять 23 августа для переговоров Геринга. Слишком высоки были ставки в политической игре Гитлера с Москвой. Фюреру был нужен запасной вариант, и Форин офис ответил согласием и упорно дожидался этого визита...

5. Первый противник Германии определен, что дальше: война на Востоке или на Западе?

Несмотря на ведущиеся секретные переговоры с Англией Берлин одновременно продолжил и переговорный процесс с Москвой. Со своей стороны СССР настаивал, чтобы до политического урегулирования с Германией было бы заключено выгодное для СССР экономическое соглашение. Однако переговоры на эту тему, проходившие 17 и 25 июня завершились провалом, поскольку Германия посчитала советские требования слишком высокими, а СССР настаивал на их принятии.

В результате 29 июня Гитлер подписал меморандум, в котором приказал прервать переговорный процесс с Москвой:

"До сведения русских необходимо довести, что из их отношения мы поняли, что продолжение контактов они ставят в зависимость от того, устраивают ли их основы экономических переговоров, как было определено в январе. Поскольку эти основы не удовлетворяют нас, мы в настоящее время не заинтересованы в возобновлении экономических переговоров с русскими".

Этот факт убедительно свидетельствует о том, что, несмотря на вполне определенную заинтересованность Берлина в улучшении отношений с СССР, тем не менее, в то время Гитлер еще не был готов ради этого улучшения пойти слишком далеко навстречу Москве. А ведь если сравнить, те условия, на которые он в итоге пошел, чтобы всего через два месяца подписать с русскими договор, то запросы Москвы на конец июня покажутся сущей безделицей. Тем не менее, нацисты в этот момент времени активно продолжали подготовку к войне. Следовательно, Гитлер либо допускал оккупацию Польши без какого-либо соглашения со Сталиным, либо считал, что ему удастся заключить с Западом новый Мюнхен.

Сделав паузу в переговорах с Советским Союзом, Берлин одновременно интенсифицировал секретные переговоры с Англией. Однако об этих контактах узнала Франция и, опасаясь англо-германского сговора за свой счет, 21 июля передала соответствующие сведения в прессу.

Разразился публичный скандал, что очень не понравилось фюреру и он вновь стал разворачиваться в сторону Москвы. В результате 22 июля Вайцзекер передал Шуленбургу новые инструкции:

"Мы будем действовать, так как заключение соглашения, причем, чем скорее, тем лучше, считают здесь необходимым из конъюнктурных соображений. Что же касается чисто политического аспекта наших переговоров с русскими, мы полагаем, что период ожидания, предписанный... в нашей телеграмме от 30 июня, можно считать закончившимся. Вы уполномочены снова взять нити в свои руки, не оказывая, однако, никакого давления".

В этот же день были возобновлены советско-германские экономические переговоры. Кроме того встречи проходили 2-3 и 10 августа. Ни какого давления или явной заинтересованности в скорейшем заключении договора с Москвой на этих переговорах немцы не выказали...

Несмотря на возникшую шумиху в печати, 29 июля Англия вновь неофициально предложила Германии раздел сфер интересов и невмешательство в дела друг друга. Со своей стороны, Англия обязывалась прекратить переговоры с СССР при условии, что Германия согласилась бы на сотрудничество с Англией и Францией. В результате 7 и11 августа были проведены еще два раунда секретных англо-германских переговоров.

10 августа Шуленбург доложил в Берлин, что как ему стало известно, польский посол в Москве Гржибовский сообщил при встрече своему итальянскому коллеге:

"Польша ни при каких условиях не разрешит советским войскам вступить на ее территорию, даже если бы речь шла только о транзите. Когда итальянский посол заметил, что это, по-видимому, не распространяется на советские воздушные силы, польский посол заявил, что Польша ни при каких обстоятельствах не разрешит советским самолетам использовать ее аэродромы".

12 августа состоялась встреча Гитлера с министром иностранных дел Италии Чиано, где фюрер, в частности, коснулся русского вопроса: "Россия вряд ли выступила бы на стороне Польши, ибо между ними была глубокая взаимная ненависть..."

Надо сказать, что у Гитлера для такого рода заявления по-прежнему были достаточно веские основания. Прежде всего, для того чтобы русские могли выступить на стороне Польши, было необходимо согласие на это Варшавы. Но если бы такое согласие было бы получено, то тогда имело смысл вести не трехсторонние, а четырехсторонние переговоры с полноправным участием Польши. Пока таких четырехсторонних переговоров не было Гитлер, мог опасаться разве что посылки советских дивизий во Францию...

Далее фюрер развил свою мысль: "...Посылка англо-французской миссии имела целью исключительно предотвратить катастрофические последствия политических переговоров". Тут уж, как говорится, не в бровь, а в глаз!

Гитлер выходит на финишную прямую. 14 августа у фюрера в Оберзальцберге происходило очередное совещание с высшими генералитетом вермахта. Вот что на нем Гитлер говорил по поводу России:

"Россия не собирается таскать [для Англии] каштаны из огня. Ожидать от войны ей нечего, но многого следует опасаться. Возможно, она предпримет какие-то действия на периферии или будет желать таковых. В центральных районах - нет. Интересы России: ослабление западных держав, выходы к Балтийскому морю...

Взаимоотношения с Россией: Слабый контакт, начаты торговые переговоры. Будет выяснено, пошлем ли мы в Москву своего представителя. В стадии выяснения вопрос, кого посылать - авторитетную личность или нет. [Россия] не думает о своих обязательствах по отношению к Западу. Русские допускают разгром Польши, но их интересуют, как будут обстоять дело с Украиной. Обещание соблюдать русские интересы".

Итак, еще днем 14 августа в акцентах, расставленных фюрером по отношению к СССР, не было никаких новаций. Все сказанное повторялось уже многократно. В Польше Россия ничего не предпримет. Межправительственные взаимоотношения Москвы и Берлина характеризуются: как слабый контакт. Начаты торговые переговоры. О политических консультациях сказано вскользь - дано обещание соблюдать русские интересы. Однако для Гитлера пока что даже непонятно кого следует посылать на переговоры в Москву: какую-нибудь Моську, как это сделали англичане, или же - солидного человека. Вроде как русские допускают разгром Польши, но волнуются за Украину. В то же время на этом совещании было озвучено новое важнейшее стратегическое решение фюрера, во многом определившее характер будущей войны.

Новым в словах Гитлера, сказанным им на совещании 14 августа, явилось положение, согласно которому фюрер стал допускать возможность ведения Германией одновременной войны на два фронта, оговорив при этом, что союзники просто не успеют начать эффективные боевые действия против вермахта, до того момента как Польша уже будет полностью разгромлена:

"Что могут сделать Франция и Англия в военном отношении? Наступление на "Западный вал" невероятно. В случае обхода с севера через Бельгию и Голландию быстрый успех исключен. Таким образом, [своевременная] помощь Польше оказана не будет. Блокада действует медленно и ведет к опасным контрмерам".

Но самое поразительное заключается в том, что всего через несколько часов после окончания совещания в Оберзальцберге отношение фюрера к России меняется кардинальным образом. Гитлер внезапно резко интенсифицирует переговорный процесс с Москвой. В результате Риббентроп в 22 часа 53 минуты 14 августа посылает в Москву Шуленбургу телеграмму весьма пикантного содержания:

"Кризис германо-польских отношений, спровоцированный политикой Англии, и попытки организации союза на основе этой политики делают желательным скорейшее выяснение германо-русских отношений. В противном случае... дела могут принять такой оборот, что оба правительства лишатся возможности восстановить германо-советскую дружбу и совместно разрешить территориальные вопросы, связанные с Восточной Европой. Правительства обеих стран не должны выпускать сложившуюся ситуацию из-под контроля и обязаны предпринять своевременные меры. Будет фатальной ошибкой, если вследствие незнания взглядов и намерений друг друга два народа не договорятся".

Сравните эту телеграмму с указанием германского МИДа месячной давности: в ходе переговоров не оказывать никакого давления; или же с констатацией факта, сделанного Гитлером несколько часами ранее: взаимодействие с Россией - слабый контакт... Да и не верил до сих пор фюрер, что СССР может ввязаться в польский конфликт. Этого, по его мнению, сами поляки не допустят. Даже в плане Вайс это было записано:

"Содействие России, если она вообще окажется на него способной, Польша никак не сможет принять, поскольку это означало бы ее уничтожение большевизмом".

Так что никакой острой необходимости в заключении договора с СССР у Берлина казалось бы не было! И вдруг в этом вопросе что-то кардинально изменилось. Фюреру зачем-то срочно понадобился договор с Москвой. Причем этот договор оказался ему необходимым в такой степени, что ради него он был готов пойти буквально на все. Экономическое соглашение, на которое он всего полтора месяца тому назад отверг - пожалуйста, содействие в урегулировании советско-японский конфликта - сейчас сделаем, хотите Западную Украину, Западную Белоруссию, Прибалтику... мы на все согласны.

Так чего же так испугался Гитлера вечером 14 августа, что после этого он был готов пойти на любые мыслимые уступки Сталину, лишь бы заключить с ним договор о ненападении. Позволим высказать гипотезу, объясняющую этот факт.

Фюрер, судя по всему, уже после своего доклада на совещании в Оберзальцберге осознал изъян предложенной им военно-политической стратегии. Допустив, что Англия и Франция в ответ на нападение немцев на Польшу, в принципе, могут начать блокаду или иные военные действия против Германии, нужно было продумать о дальнейшем развитии этих событий. Ведь даже успешно разбив поляков немцы в этом случае получали бы военный флюс на Западе.

Однако вести войну против Франции и Англии не имея при этом договора со Сталиным было крайне рискованно. Советы в любой момент времени могли бы ударить немцам в тыл. Так что пакт вдруг понадобился Гитлеру вовсе не из-за предстоящей войны с Польшей, а для обеспечения тыла при весьма вероятной войне Германии с Францией и Англией. Кроме того, в этих условиях практически любой договор не имел гарантий, что он будет соблюдаться.

Следовательно, в этой ситуации Гитлеру было необходимо либо заключать пакт о ненападении с Москвой, причем такой, который давал бы Германии возможность после польской кампании начать войну на Западе, или же отказавшись от планов войны с Варшавой идти на новое Мюнхенское соглашение с Лондоном и Парижем, после чего, подчинив себе Польшу и Прибалтику, начинать планировать войну с СССР.

Вот что по поводу своих соответствующих колебаний ретроспективно говорил Гитлер на совещании командующих войсками вермахта 23 ноября 1939 года: "С самого начала я понимал, что не могу остановиться на Судетской области. Это было лишь частичное решение. Было решено занять Богемию. Затем последовало установление протектората -- тем самым была создана основа для захвата Польши. Но в тот период мне еще не было ясно, должен ли я буду выступить сначала против Востока и затем против Запада или же наоборот... Объективно получилось так, что сначала пришлось начать борьбу против Польши".

Времени у Гитлера для принятия окончательного решения оставалось в обрез, и он запустил германо-советский переговорный процесс на полную катушку.

15 августа германский посол зачитал Молотову телеграмму, полученную им из Берлина прошлой ночью. В своем ответном сообщении Шуленбург отметил, что, хотя нарком приветствовал намерения Германии улучшить отношения с СССР, он, тем не менее, не дал конкретных ответов на поставленные вопросы, в том числе о возможности приезда в Москву Риббентропа.

17 августа Шуленбург снова явился на прием к Молотову. Он подтвердил готовность Германии заключить с СССР пакт о ненападении и гарантировать вместе с СССР суверенитет Прибалтийских государств. Кроме того, на этот раз германское правительство обещало также оказать влияние на Японию в целях нормализации японо-советских отношений. Шуленбург сообщил, что министр иностранных дел Германии Риббентроп готов прибыть в Москву 18 августа или в последующие дни. Немцы явно спешили, 19 августа должен был начаться выход в море подводных лодок и кораблей ВМС Германии. Все военные суда должны были быть поставлены на боевое дежурство и иметь при себе секретные пакеты с планами боевых действий на случай начала войны с Западом.

Германскому послу был дан ответ, что улучшение советско-германских отношений должно осуществляться постепенно посредством ряда практических шагов, а визит германского министра невозможен без его тщательной подготовки. При этом нарком вновь напомнил о многолетней антисоветской направленности внешней политики Германии.

Рано утром 19 августа Шуленбург еще раз настаивал в беседе с Молотовым на немедленном приезде германского министра в Москву, но вновь получил отказ, хотя в полученном письме Риббентропа практически открытым текстом было написано, что необходимо урегулировать германо-советские отношения до начала военного конфликта с Польшей. Вот выдержка из текста этой телеграммы:

"При нормальных обстоятельствах мы, конечно, тоже были бы готовы добиваться улучшения германо-русских отношений через дипломатические каналы и делать это традиционным путем. Но в сложившейся ситуации, по мнению фюрера, необходимо использовать другие методы, способные привести к быстрому результату.