Неудачники все вместе, 1.20 1 страница

 

…увидел, как Стэн и Ричи как раз выходят из магазина на Костелло-Авеню, каждый ест мороженое на палочке.

– Привет! – крикнул он. – Эй, подождите!

Они обернулись, и Стэн помахал рукой. Эдди как можно быстрее побежал к ним, хотя, по правде говоря, на самом деле это было не очень быстро. Одна рука его была в гипсе, а в другой было его доска «Парчези».

– Что ты говоришь, Эдди? Что ты говоришь, парень? – спросил Ричи величественным раскатистым голосом джентльмена с Юга. – Послушай… Послушай… у мальчика сломана ручка! Посмотри, Стэн, мальчик сломал ручку! Послушай… будь добреньким и понеси досточку мальчика.

– Я сам понесу, – сказал, немного задыхаясь, Эдди. – Дай лизнуть мороженое!

– Твоя мамочка не одобрит, Эдди, – печально сказал Ричи. Он стал есть быстрее. Он только что добрался до шоколадной части в середине, его любимой части. – Микробы, мальчик! Послушай… Послушай, к тебе попадут микробы, если ты будешь есть после кого-то!

– Я рискну, – сказал Эдди.

Неохотно Ричи поднёс своё мороженое ко рту Эдди… и вырвал его быстро-быстро, как только Эдди пару раз лизнул.

– Если хочешь, можешь взять моё, – сказал Стэн. – Я ещё не проголодался после завтрака.

– Евреи мало едят, – пояснил Ричи. – Это часть их религии. Они втроём шли в приятном обществе к Канзас-стрит и к Барренсу. Дерри казался покинутым в глубоком туманном полуденном сне. Шторы многих домов, мимо которых они проходили, были опущены. Игрушки оставались на площадках, как будто их владельцев спешно оторвали от игры и послали спать. На западе собиралась гроза.

– Правда?

– Нет, Ричи просто морочит тебе голову, – сказал Стэн. – Евреи едят столько же, сколько обычные люди. Он указал на Ричи.

– Как он.

– Знаешь, ты как-то дерьмово ведёшь себя по отношению к Стэну, – сказал Эдди Ричи. – Как бы тебе понравилось, если бы кто-нибудь говорил всякую дрянь о тебе только потому что ты католик?

– О, католики ещё и не то делают, – сказал Ричи. – Отец говорил мне, что Гитлер был католиком, и Гитлер убил миллионы евреев. Правильно, Стэн?

– Да, кажется, – сказал Стэн. Он выглядел смущённым.

– Моя матушка разъярилась, когда отец сказал мне это, – продолжал Ричи. Лёгкая, связанная с воспоминаниями усмешка легла не его лицо. – Совершенно разъярилась. У нас, католиков, была ещё Инквизиция, у которой были крюки, приспособления для выкручивания пальцев и всё такое. Я думаю, что все религии странные.

– Я тоже, – сказал Стэн спокойно. – Мы не ортодоксы или что-нибудь в этом роде. Я имею в виду, мы едим ветчину и бекон. Я едва даже знаю, что такое быть евреем. Я родился в Дерри, и иногда мы ездим в синагогу в Бангор на праздники, вроде Йемкиппура, но… – он пожал плечами.

– Ветчина? Бекон? – Эдди был озадачен. Он и его мама были методистами.

– Ортодоксальные евреи не едят всякой такой ерунды, – сказал Стэн. – В Торе что-то говорится о том, что нельзя есть ничего, что ползает по земле или ходит по дну океана. Я точно не знаю, что там сказано. Но свиней есть нельзя и крабов тоже. А мои их едят. Я тоже.

– Это странно, – сказал Эдди и залился смехом. – Я никогда не слышал о религии, которая бы говорила вам, что можно есть. Эдак они будут вам говорить, какой газ выпускать.

– Кошерный газ, – сказал Стэн и сам засмеялся. Ни Ричи, ни Эдди не поняли, над чем он смеётся.

– Ты должен признать, Стэнни, что это довольно-таки странно, – сказал Ричи. – Я имею в виду не есть колбасы только потому, что тебе случилось быть евреем.

– Да? – спросил Стэн. – Ты ешь мясо по пятницам?

– Боже, нет! – Сказал шокированный Ричи. – В пятницу нельзя есть мясо, потому что… – Он немного ухмыльнулся. – О'кей, я понял, что ты имеешь в виду.

– Католики действительно попадут в ад, если они едят мясо по пятницам? – спросил Эдди, обескураженный, совершенно не представляя, что за два поколения до него его предки были польскими католиками, которые скорее прошлись бы голыми по улице, чем вкусили в пятницу мяса.

– Ну, вот что я тебе скажу, Эдди, – сказал Ричи. – Я на самом деле не думаю, что Бог послал бы меня в пекло только за то, что я забылся и съел на завтрак в пятницу сэндвич, но зачем рисковать? Правильно?

– Думаю, да, – сказал Эдди. – Но это кажется таким…

Таким глупым, собирался сказать он, и затем вспомнил историю, которую миссис Пасли рассказала в воскресной школе, когда он был маленьким ребёнком – первоклассником в «Маленьких прихожанах». Согласно миссис Пасли, какой-то плохой мальчик однажды украл хлеб для причастия с подноса и положил его в карман. Он принёс его домой и бросил в унитаз просто для того, чтобы посмотреть, что будет. Сразу же – во всяком случае так сообщила миссис Пасли своим зачарованным «маленьким прихожанам» – вода в унитазе стала ярко-красной. Это была Кровь Христа, сказала она, и кровь эта явилась маленькому мальчику, потому что он совершил очень плохой поступок, называемый БОГОХУЛЬСТВО. Она явилась предупредить его, что, бросая плоть Христа в унитаз, он подвергал свою бессмертную душу опасности ада.

К этому времени Эдди только что вкусил наслаждение от акта причастия, в котором ему разрешили участвовать с прошлого года. Методисты использовали валлийский виноградный сок вместо вина, а Тело Христа было представлено нарезанными кубиками свежего упругого Чудо-Хлеба. Ему нравилась идея принимать пищу и питьё в качестве религиозного обряда. Но под влиянием рассказа миссис Пасли его благоговение перед ритуалом превратилось во что-то более мощное, что-то достаточно страшное. Просто протянуть руку к кубику хлеба стало актом, который требовал мужества, и он всегда боялся электрического разряда… или хуже: а вдруг хлеб в его руке поменяет цвет, станет кровавым, и безликий Голос начнёт громыхать в церкви: Не достоин! Не достоин! Осуждён на муки ада! Часто после того как он принимал причастие, его горло сжималось, дыхание стесняло, и он с паническим нетерпением ждал, когда закончится благословение, чтобы пойти быстрее в вестибюль и воспользоваться ингалятором.

Ты же не хочешь быть настолько глупым, – говорил он себе, когда стал старше. – Это был просто рассказ, и миссис Пасли наверняка не была никакой святой – мама сказала, что она развелась в Киттери и играет в динго в «Санта Мария» в Бангоре и что настоящие христиане не играют в азартные игры, настоящие христиане оставляют игры язычникам и католикам.

Всё это освободило его чувства, но не разум. Рассказ о хлебе, который превратил воду в унитазе в кровь, беспокоил его, глодал его, даже заставил его потерять сон. Однажды ночью ему пришло в голову, что, чтобы навсегда разделаться с этим, ему самому нужно взять кусочек хлеба, бросить его в унитаз и посмотреть, что произойдёт.

Но такой эксперимент был за пределами его мужества, его рациональный ум не мог устоять против зловещего образа крови, растворяющего в воде облако обвинения и потенциального проклятия. Он не мог устоять против магического заклинания-талисмана: Придите и ешьте плоть Мою и кровь Мою, что Я пролил за вас. Нет, он никогда бы не сделал этого эксперимента.

– Я думаю, все религии странные – сказал теперь Эдди. Но сильные, – добавлял его разум, – почти волшебные… или это БОГОХУЛЬСТВО? Он начал думать о том, что видел на Нейболт-стрит, и в первый раз он увидел безумную параллель – Оборотень в конце концов вышел из унитаза.

– Слушайте, мне кажется, все спят, – сказал Ричи, небрежно бросая стаканчик от мороженого в водосток. – Вы когда-нибудь видели такую тишину? Что, все ушли в Бар-Харбор на целый день?

– Ппппривет, пппарни! – крикнул сзади Билл Денбро. – Пппподождите!

Эдди обернулся, удивлённый, что услышал голос Большого Билла. Он катил на Сильвере из-за угла Костелло-Авеню, обгоняя Майка, хотя «Швинн» Майка был почти новой марки.

– Эй, Сильвер, ДАВАЙЙЙЙЙ! – кричал Билл. Он катил к ним, делая наверное, двадцать миль в час; трещали спицы и скрипели шины. Затем он нажал на педали и с расстановкой затормозил.

– Заика Билл! – сказал Ричи. – Как дела, парень? Послушай, как ты, как ты, парень?

– Порядок! – сказал Билл. – Видели Бена или Беверли? Подъехал Майк и присоединился к ним. Пот капельками застыл на его лице.

– Как быстро твой велик идёт, а? Билл засмеялся.

– Я не знаю точно. Довольно бббыстро.

– Я их не видел, – сказал Ричи. – Они, может, где-нибудь болтаются. Поют дуэтом. «Ш-бум, ш-бум… ай-да-да-да-да… ты какой-то мечтательный, дорогой».

Стэн У рис засвистел.

– Он просто ревнует, – сказал Ричи Майку. – Евреи не умеют петь.

«Бу-бу-бу…»

– Би-би, Ричи, – сказал ему Майк, и они все засмеялись. Они снова направлялись в Барренс, Майк с Биллом толкали свои велосипеды. Разговор сначала был живой, затем замедлился. Взглянув на Билла, Эдди увидел беспокойство на его лице и подумал, что это беспокойство переходит к нему. Он знал, что Ричи пошутил, но на самом деле казалось, что все в Дерри уехали в Бар-Харбор на целый день… или ещё куда-то. На улице не двигалось ни одной машины, не было ни одной пожилой женщины, толкающей тележку, наполненную бакалеей, к себе домой.

– Определённо тихо, а? – решился Эдди, но Билл только кивнул. Они перешли на другую сторону Канзас-стрит, к Барренсу, и там они увидели Бена и Беверли, бегущих к ним с криками. Эдди был шокирован видом Беверли, обычно такая чистая и аккуратная, волосы всегда вымыты и завязаны сзади в конский хвост. Теперь она в каких-то полосах грязи, глаза дикие. На щеке была царапина. Джинсы покрыты коркой какой-то мерзости, блузка порвана.

Бен бежал позади неё, задыхаясь, живот его колыхался.

– Нельзя идти в Барренс, – задыхалась Беверли. – Парни… Генри… Виктор… Они где-то там… нож… у него нож…

– Ппппомедленнее, – сказал Билл, как-то без усилий, бессознательно принимая на себя право принимать решения. Он внимательно посмотрел на Вена, когда он подбежал, его щёки ярко пылали, огромная грудь вздымалась.

– Она говорит, что Генри сошёл с ума. Большой Билл, – сказал Бен.

– Чёрт, ты думаешь, что он был ненормальным? – спросил Ричи и сплюнул между зубами.

– Заткнись, Ррричи, – велел он. Рука Эдди полезла в карман и дотронулась до ингалятора. Он не знал, что всё это значит, но уже знал, что это чертовски плохо.

Заставляя себя говорить как можно спокойнее, Беверли удалось подать отредактированный вариант рассказа – вариант, который она начала с того, как Генри, Виктор и Белч схватили её на улице. Она не рассказала им об отце – этого она отчаянно стыдилась.

Когда она закончила, Билл минуту стоял в молчании, с руками в карманах, подбородок опущен, руль Сильвера упирался в грудь. Другие ждали, бросая быстрые взгляды на перила, которые шли вдоль края Канзас-стрит. Билл долго думал, и никто не прерывал его. Эдди осознал, что это, может быть, конец, осознал вдруг и без усилий. Ведь это чувствовалось в дневной тишине, правда? Чувство, что весь город взял и съехал, оставив после себя только пустые оболочки зданий.

Ричи думал о портрете в альбоме Джорджа, который вдруг ожил.

Беверли думала о своём отце. Какие безжизненные глаза у него были!

Майк думал о той птице.

Бен думал о мумии и запахе, похожем на гниль.

Стэн Урис думал о мокрых синих джинсах и о руках – таких белых, как смятая бумага, тоже мокрых.

– Ппппошли, – сказал наконец Билл. – Мммы спускаемся.

– Билл, – сказал Бен. Его лицо было взволнованное. – Беверли сказала, что Генри на самом деле сумасшедший. То, что он хотел убить…

– Эээто не их, – сказал Билл, жестом показывая на зелёные, торчащие как зубы, скалы справа от них и ниже их – подлесок, густые рощицы деревьев, бамбук, блеск воды. – Это ннне их сссобственность.

Он посмотрел на них, лицо у него было суровое.

– Я ууустал бббояться их. Мы бббудем дддраться с ними камнями, и если нам нннадо ббббудет побить их ещё рраз, мы это ссделаем.

– Но Билл, – сказал Эдди, – что, если не только с ними! Билл повернулся к Эдди, и совершенно шокированный Эдци увидел, какое усталое и измученное лицо у Билла – было что-то пугающее в этом лице, но только позже, уже взрослым, засыпая после встречи в библиотеке, он понял, что его пугало: это было лицо мальчика, подошедшего к грани сумасшествия, мальчика, который в конце концов был не более здоров и не более контролировал свои действия, чем Генри. И всё-таки настоящий Билл был всё ещё там, смотрящий из тех гонимых призраками ужасающих глаз… и это был сердитый, решительный Билл.

– Хорошо, – сказал он, – а ееесли ннет?.

Никто не ответил ему. Прогремел гром, теперь ближе. Эдди посмотрел на небо и увидел, как грозовые облака движутся с запада тёмными сгустками. Собирался дождь, сволочь, как говорила иногда его мать.

– Тттеперь ввот что я ввам сскажу, – обратился Билл ко всем, внимательно глядя на них. – Никто из вас нне ддолжен идти ссо мной, если вы не хххотите. Это ввваше ппправо.

– Я пойду, Большой Билл, – сказал спокойно Ричи.

– Я тоже, – сказал Бен.

– Конечно, – сказал Майк, поёжившись. Беверли и Стэн согласились, и последним – Эдди.

– Я думаю, тебе не надо, Эдди, – сказал Ричи. – Ты же знаешь, у тебя рука не в порядке. Эдди посмотрел на Билла.

– Мне он нужен, – сказал Билл. – Ты пппойдешь сссо мммной, Эддди. Я буду за тттобой сссмотреть.

– Спасибо, Билл, – сказал Эдди. Усталое, наполовину сумасшедшее лицо Билла показалось ему внезапно прекрасным – прекрасным и горячо любимым. Он почувствовал смутное ощущение восхищения. Я бы умер за него, мне кажется, если бы он сказал мне. Что это за сила? Если она заставляет тебя выглядеть так, как сейчас выглядит Билл, наверно, это не такая хорошая сила.

– Да, у Билла есть оружие на крайний случай, – сказал Ричи. – Биологическое оружие.

Он поднял руку, левую руку, и помахал правой рукой под показавшейся подмышкой. Бен и Майк немного посмеялись, Эдди улыбнулся.

Опять грянул гром, на этот раз близко и достаточно громко, чтобы заставить их подпрыгнуть и прижаться друг к другу. Спускался ветер, в канализации шумели отходы. Первые из тёмных облаков проплыли над подёрнутым дымкой диском солнца и растаяли. Дул прохладный ветер, охлаждая пот на неприкрытой руке Эдди. Он дрожал.

Билл посмотрел на Стэна и затем сказал неожиданную вещь.

– У ттебя еесть кккнига о ппптицах, Стэн? Стэн похлопал по заднему карману. Билл снова посмотрел на него.

– Давайте сппустимся ввниз, – сказал он.

Они пошли вниз по насыпи одной связкой, кроме Билла, который остался с Эдди, как он и обещал. Он дал Ричи толкать вниз Сильвер, и когда они спустились в низину, Билл поставил свой велосипед на обычное место под мостом. Затем они стояли вместе, оглядываясь по сторонам.

Предстоящая буря не вызвала темноты, не было даже тусклости. Не изменилось качество света, вещи стояли сонно и неподвижно: без теней, ясные, словно точёные. Эдди почувствовал сосущий страх под ложечкой и неприятное предчувствие в животе, когда он понял, почему качество этого света показалось ему таким знакомым – это тот же самый свет, который он видел в доме № 29 по Нейболт-стрит.

Полоса молнии пронзила облака, молния была достаточно яркая и заставила их вздрогнуть. Он приложил руку к лицу и стал считать: раз… два… три… И затем грянул гром кашляющим лаем, взрывной звук, треск наподобие фейерверка, и они прижались ещё ближе друг к другу.

– По прогнозу сегодня утром никакого дождя, – сказал беспокойно Бен. – Газеты говорили: жарко и облачно.

Майк рассматривал небо. Облака шли там, как килевые шлюпки с чёрным дном, высокие и тяжёлые, быстро расползающиеся в голубую дымку, которая покрыла небо от горизонта до горизонта, когда они вышли после завтрака из дома Денбро.

– Быстро идёт, – сказал он. – Никогда не видел, чтобы буря так быстро шла. – И, как бы в подтверждение этого, снова грянул гром.

– Пппошли, – сказал Билл. – Дддавайте положим дддоску Эдди в штабе.

Они шли по тропе, которую протоптали за недели с тех пор, как случился инцидент с запрудой. Билл и Эдди шли впереди, их плечи виднелись сквозь зелёные листья кустарников, другие шли за ними.

Снова поднялся ветер, заставляя листья на деревьях и кустарниках шептаться друг с другом. Далеко впереди шумел бамбук, как барабаны в сказках о джунглях.

– Билл? – сказал Эдди тихим голосом.

– Что?

– Я думал, это бывает только в фильмах, но… – Эдди неловко засмеялся. – Я чувствую, как кто-то наблюдает за мной, – О, они тттам, кконечно, – сказал Билл. Эдди нервно посмотрел вокруг и прижал плотнее доску «Парчези». Он…

 

Комната Эдди, 3.05

 

…открыл дверь монстру из комикса ужасов.

Какое-то привидение с полосами запёкшейся крови стояло там, и оно могло быть только Генри Бауэрсом. Генри выглядел как труп, вернувшийся из могилы. Лицо Генри было окаменевшей маской колдуна, маской ненависти и убийства. Его правая рука поднята на уровне щеки, и, когда глаза Эдди расширились и он в шоке сделал первый вздох, рука рванулась вперёд, и в ней мягко блеснуло лезвие.

Без всяких раздумий – на это не было времени: если бы он остановился подумать, он был бы убит – он с силой хлопнул дверью. Она ударила Генри в предплечье, отклонив движение так, что он качнулся дугой меньше чем за дюйм от шеи Эдди.

Раздался хруст, когда дверь ударила руку Генри о косяк. Генри издал приглушённый крик. Его рука разжалась. Нож со звоном ударился о пол. Эдди отпихнул его ногой, и он отлетел под телевизор.

Генри навалился своей массой на дверь. Он перевешивал Эдди на сотню фунтов, и Эдди отлетел назад, как кукла, его колени ударились о кровать, и он упал. Генри вошёл в комнату и захлопнул за собой дверь. Он повернул задвижку, когда Эдди сел с широко открытыми глазами, его горло уже начало свистеть.

– О'кей, педик, – сказал Генри. Его глаза моментально опустились на пол в поисках ножа. Он не увидел его. Эдди ухватился за ночной столик и нашёл одну из двух бутылок воды «Перье», которую он заказал раньше в этот день. Эта бутылка была полная, другую он выпил перед тем, как идти в библиотеку, потому что нервы его были напряжены и он чувствовал изжогу. «Перье» была хороша для пищеварения.

Когда Генри выронил нож и пошёл к Эдди, Эдди схватил зелёную грушевидную бутылку за горлышко и разбил её о край ночного столика.

«Перье» пенился и шипел, залив почти все лекарства, которые лежали на столике.

Рубашка и штаны Генри засохли от крови. Его правая рука висел, каким-то странным углом.

– Педик, – сказал Генри, – я покажу тебе, как бросаться камнями.

Он двинулся к кровати и потянулся к Эдди, который всё ещё смутно соображал, что происходит. Не более сорока секунд прошло с тех пор, как он открыл дверь. Генри потянулся за ним. Эдди бросил в него бутылку «Перье» с разбитым горлышком. Она попала в лицо Генри, разрезав правую щёку и оторвав от неё болтающийся лоскут, и выбила правый глаз Генри. Генри издал задыхающийся крик и отступил назад. Его разрезанный глаз, источая беловато-жёлтую жидкость, свободно вытекал из глазницы. Из щеки обильным фонтаном лилась кровь. Собственный крик Эдди был громче. Он встал с постели и пошёл к Генри – возможно, помочь ему, он не был точно уверен – и Генри снова бросился на него. Эдди оборонялся бутылкой «Перье», как фехтовальным мечом, и на этот раз зазубренные края зелёного стекла проникли глубже в левую руку Генри и впились в пальцы. Потекла потоком свежая кровь. Генри издал густой хрюкающий звук, звук человека, прочищающего горло, и отшвырнул Эдди правой рукой.

Эдди отлетел назад и ударился о письменный стол. Его левая рука как-то балансировала сзади, и он тяжело упал на неё. Его пронзила дикая внезапная вспышка боли. Он почувствовал, как кость треснула по старой линии слома, и он должен был стиснуть зубы, чтобы не закричать.

Какая-то тень закрыла свет.

Генри Бауэре стоял над ним, качаясь взад-вперёд. Его колени согнулись. Левая рука пачкала кровью одежду Эдди.

Эдди держал остатки бутылки «Перье», и теперь, когда колени Генри полностью расслабились, он всадил её перед собой, острым концом, в грудину Генри. Напоровшись на бутылку, Генри рухнул как дерево. Эдди почувствовал, как что-то раскололось в его руке, и сверло новой дикой боли прошло через его левую руку, которая всё ещё была под его телом. Тёплая жидкость каскадом изливалась на него. Он не был уверен, была ли это кровь Генри или его собственная.

Генри дёргался, как выброшенная на берег форель. Его ботинки ритмично ударялись о ковёр. Эдди чувствовал его гнилое дыхание. Затем Генри вытянулся и перевернулся. Из середины его живота нелепо торчала бутылка, её конец указывал на потолок, как будто бы она росла туда.

– Бульк, – произнёс Генри, и больше ничего. Он смотрел в потолок. Эдди подумал, что он, должно быть, мёртв.

Эдди боролся с волнами дурноты, которая казалось уносит его сознание. Он встал на колени и наконец на ноги. Появилась свежая боль, когда сломанная рука повисла перед ним, она прояснила немного его голову. Со свистом, с трудом обретая дыхание, он дотянулся до ночного столика. Он взял свой ингалятор из лужи газированной воды, вставил его в рот и нажал кнопку. Он вздрогнул от его вкуса, затем ещё раз нажал. Он посмотрел на тело на ковре – мог это быть Генри? Могло это быть? Могло. Постаревший, с ёжиком волос, скорее седым, чем чёрным, с толстым, бледным и опухшим телом, всё-таки это был Генри. И Генри был мёртв. В конце концов Генри был…

– Бульк, – сказал Генри и сел. Его рука цеплялась за воздух, как будто за подпорки, которые только он мог видеть. Его выбитый глаз вытекал и капал, его нижняя дужка теперь выкатилась на щёку. Он посмотрел вокруг, увидел, как Эдди, опираясь о стену, пытается подняться.

Он открыл рот, и из него хлынула кровь. Генри снова свалился. С сильно бьющимся сердцем Эдди нащупал телефон и смог только сбить его со стола на кровать. Он ухватился за него и набрал 0. Телефон звонил снова, и снова, и снова.

– Давай, – думал Эдди, – что ты там делаешь, писаешь, что ли? Ну подойди же к телефону!

Гудки продолжались, и продолжались, и продолжались. Эдди не сводил глаз с Генри, ожидая, что в любой момент тот попытается встать. Кровь, Боже мой, как много крови.

– Дежурный, – наконец ответил сонный, раздражённый голос.

– Позвоните в номер мистера Денбро, – сказал Эдди. – Как можно скорее. – Другим ухом он теперь прислушивался к комнатам вокруг. Насколько хорошая здесь слышимость? Не прибежит ли кто-нибудь стучать в дверь и спрашивать, всё ли в порядке?

– Вы действительно хотите, чтобы я позвонил? – спросил клерк. – Сейчас десять минут четвёртого.

– Да, хочу! – почти закричал Эдди. Рука, которой он держал трубку, конвульсивно дрожала. В другой руке словно свилось гнездо ос, отвратительно жужжащих. Генри опять двинулся? Нет, вроде нет.

– О'кей, о'кей, – сказал клерк. – Умерьте свой пыл, друг мой. Раздался щелчок, и затем хриплое жужжание телефона в номере. Давай, Билл, давай, да…

Внезапная, ужасная мысль пришла в голову Эдди. А вдруг Генри сначала пришёл к Биллу? Или Ричи? Бену? Беверли? Или, может быть, он сначала нанёс визит в библиотеку? Наверняка он был ещё где-то сначала; если бы кто-то не обработал Генри, Эдди бы лежал сейчас мёртвым на полу, с лезвием, торчащим из груди, так же как горлышко бутылки «Перье» из кишок Генри. А вдруг Генри сначала нанёс визит всем остальным, заставая их расслабленными, полуспящими, как Генри застал его? А вдруг они все мертвы? И эта мысль была так ужасна, что Эдди подумал, что он начнёт сейчас кричать, если никто не ответит в номере Билла.

– Пожалуйста, Большой Билл, – шептал он, – пожалуйста, дружище, будь там.

Трубка была снята, и голос Билла, нетипично для него осторожный, сказал:

– Алло?

– Билл, – сказал, вернее, почти пролепетал Эдд. – Билл, слава Богу.

– Эдди? – Голос Билла стал моментально приглушённым, говоря кому-то ещё, кто это звонит. Затем он снова сделался чётким. – Ччто ссслучилось. Эдди?

– Это Генри Бауэре, – сказал Эдди. Он снова посмотрел на тело на полу. Изменило ли оно положение? На этот раз не так-то просто было убедить себя, что оно не изменило. – Билл, он пришёл сюда… и я убил его. У него был нож. Я думаю… – Он понизил голос. – Я думаю, это был тот же самый нож, который у него был в тот день. Когда мы пошли в сточную трубу. Ты помнишь?

– Пппомню, – сказал мрачно Билл. – Эдди, послушай меня. Я хочу, чтобы ты…

 

Барренс, 1.55

 

…ппошел ннназад и ппопросил Бббена ппприйти ссюда.

– О'кей, – сказал Эдди и пошёл назад. Теперь они приближались к прогалине. В покрытом тучами небе гремел гром, и кусты шевелились под напором ветра.

Бен присоединился к ним, как только они вошли в прогалину. Люк в штаб был открыт, совершенно невероятный квадрат черноты в зелёном пространстве. Река слышалась очень чётко, и вдруг в голову Билла пришла уверенность, что он уже слышал этот звук и был в том месте. Он глубоко вздохнул, обоняя землю, и воздух, и находящуюся вдалеке свалку, вздувающуюся как вулкан, но никак не решающуюся выбросить лаву. Он видел, как стая птиц летит от железнодорожной эстакады в сторону Старого Мыса. Он посмотрел на кипящие облака.

– Что это? – спросил Бен.

– Почему они нне попытались ппоймать нас? – спросил Билл. – Они ттам. Эээдди был прав нннасчет этого. Я ммогу их ччувствовать там.

– Да, – сказал Бен. – Может, они настолько глупы, что думают, что мы залезем назад в штаб. Там бы они нас сцапали, как в ловушке.

– Ммможет быть, – сказал Билл и почувствовал внезапную беспомощную ярость на своё заикание, которое не давало ему возможность говорить быстро. Возможно, было что-то, о чём он не сумел сказать – как он чувствует, что может видеть в глазах Генри Бауэрса, как он чувствует, что хоть и с разных сторон, хотя будучи заложником друг друга, он и Генри стали близки.

Генри ждал, что они будут драться…

Оно ждало, что они будут драться…

И будут убиты.

Белый свет холодной вспышкой наполнил его голову. Они будут жертвами убийцы, который устраивает в Дерри облавы со времени смерти Джорджа – за ними семерыми. Может быть, их тела найдут, может быть, нет. Это зависит от того, захочет ли Оно, защитит ли Оно Генри – ив меньшей степени Белча и Виктора. Да. И до конца, до конца существования этого города мы будем считаться жертвами убийцы. Это так, каким-то смешным образом это действительно так. Оно требует нашей смерти. Генри – инструмент для свершения её, поэтому Оно не должно выходить. Я первый, я думаю – Беверли и Ричи, возможно смогут удержать остальных, или Маш, но Стэн напуган и Бен тоже, хотя я знаю, он сильнее, чем Стэн. А у Эдди сломана рука. Зачем я повёл их сюда, вниз? Зачем?

– Билл? – встревоженно позвал Бен. Остальные подошли к ним около штаба. Гром снова грянул, и кусты начали шелестеть сильнее. Бамбук стучал под усиливающемся ветром.

– Билл! – теперь это был Ричи.

– Шшшш! – остальные, обеспокоенные, застыли под его ярко горящими глазами, затуманенными этой мыслью.

Он внимательно смотрел на подлесок, и на тропинку, вьющуюся через него назад к Канзас-стрит, и его разум вдруг поднялся на новую высоту, как будто взлетающий выше самолёт. В уме он не заикался, он чувствовал, как будто его мысли несло сумасшедшим потоком интуиции – как будто всё приближалось к нему.

Джордж – на одном конце, я и мои друзья – на другом. И затем это кончится.

( опять) Опять, да, опять, потому что это случилось раньше и всегда должна быть какая-то жертва, какое-то жертвоприношение в конце, какая-то ужасная вещь, чтобы остановить это, я не знаю, как я могу знать это, но я знаю… и они… они…

– Они дадут эээтому случиться, – пробормотал Билл, уставившись широко открытыми глазами на крысиный хвостик тропинки. – Конечно, они дддадут.

– Билл? – спросила Бев умоляюще. Стэн стоял с одной её стороны, маленький и аккуратный, в голубой тенниске и брюках военного образца. Майк стоял с другой, напряжённо глядя на Билла, как будто читал его мысли.

Они дадут этому произойти, они всегда дают, и всё успокаивается, всё продолжается. Оно… Оно…

( спит)…спит… или находится в спячке… и затем Оно начинает снова, и они знают… люди знают… что Оно должно быть таким, каким Оно может быть.

– Я пппп…

О, пожалуйста, Господи, пожалуйста, Господи, он сжимает кулаки, пожалуйста Господи, он ударяет ими по столбам, дай мне, Господи, Христос, ДАЙ МНЕ СПОСОБНОСТЬ ГОВОРИТЬ!

– Я ппривел вас сюда, ппотому что нет мместа безопасней, – сказал он. Слюна срывалась с его губ, он вытер её тыльной стороной руки. – Ддерри – это Оно. Вы пппонимаете ммменя?

Он посмотрел на них, они слегка отвели взгляд, глаза их блестели почти в смертельном страхе.

– Ддерри – это Оно! В лллюбом ммместе, куда мы ни ппопадем, когда Ооно доберётся до ннас, ллюди нне увидят, ннне услышат, нне узнают.

Он смотрел на них умоляюще.

– Рразве вы не вввидите? Ввсе, что ммы мможем сссделать, – это ппопытаться ззакончить то, что ммы нначали.

Беверли увидела, как мистер Росс поднимается, смотрит на неё, сворачивает газету и просто уходит в дом. Они не увидят, они не услышат, они не узнают. И мой отец…

(сними штаны, потаскушка) Он хотел убить её.

Майк думал о завтраке с Биллом. Мать Билла витала в своих грёзах, не замечая никого из них, читая роман Генри Джеймса, пока мальчики делали сэндвичи и поедали их, стоя у стола. Ричи думал об аккуратном, но очень пустом доме Стэна. Стэн был немного удивлён: его мать почти что всегда была дома во время завтрака. В тех редких случаях, когда её не было, она оставляла записку, говоря, где её можно найти. Но сегодня не было никакой записки. Машины не было – и всё. «Наверное пошла в магазин со своей подружкой Дебби», – сказал Стэн, нахмурясь немного, и принялся за приготовление сэндвичей с салатом и яйцами. Ричи забыл об этом. До этого момента.