ЯЗЫК КАК ПРЕДМЕТ И ОБЪЕКТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

Рассмотрим предложенное определение по частям.

1) Язык – средство общения. Это значит, что коммуникативная функция, функция общения (от лат. communicare – общаться) является важнейшей функцией языка, определяет его сущность. Общение – это обмен мыслями. Поэтому можно сказать и иначе: важнейшей функцией языка является когнитивная (мыслительная, мыслеформирующая) функция (от лат. cognitio – познание). Не случайно язык определяют еще как орудие мышления. Коммуникативная и когнитивная функция – это не разные функции языка, а две стороны одной функции. Действительно, если общение – это обмен мыслями, «мышление вслух», направленное на других, то можно сказать, что коммуникативная функция – это мыслительная (когнитивная) функция, выплеснутая вовне. С другой стороны, мышление – это «разговор с самим собой», «про себя» (внутренняя речь), автокоммуникация, т. е. это коммуникативная функция, опрокинутая вовнутрь. А. А. Потебня (1835-1891), основатель Харьковской лингвистической школы, назвал эту функцию языка речемыслительной. Тем не менее, в истории языкознания одни языковеды («коммуникативисты») абсолютизировали коммуникативный аспект языка, другие («менталисты») – когнитивный, мыслительный. В зависимости от этого лингвистами разных школ и направлений по-разному определялась сущность языка и предлагались разные определения языка, по-разному решались и все остальные фундаментальные проблемы языкознания. «Менталистов» называют еще «гумбольдтианцами», а «коммуникативистов» – «соссюрианцами», по именам крупнейших языковедов XIXв., представлявших во многом противоположные направления в языкознании, – немецкого языковеда, философа и естествоиспытателя Вильгельма фон Гумбольдта (1767-1835) и швейцарского лингвиста Фердинанда де Соссюра (1857-1913).

2) Язык – средство человеческого общения. Языковая способность присуща только человеку; так называемые «языки животных» носят инстинктивный характер и не оплодотворены мыслью. Язык, следовательно, не относится ни к биологическим, ни к психическим явлениям (так как не передается по наследству, не является врожденным свойством человеческого организма, не может развиваться у отдельного человека независимо от влияния окружающих людей, общества). Язык – социальное явление, он возникает и существует только в человеческом обществе. Отдельный индивид овладевает языком в процессе социализации, т. е. в процессе становления личности, обучения и усвоения индивидом ценностей, норм, установок, образцов поведения, присущих данному обществу.

3) Язык – важнейшее средство человеческого общения. Наряду с языком существуют другие средства общения – различные вспомогательные знаковые системы, с помощью которых, как и с помощью языка, можно передавать различную информацию (напр., язык жестов, мимика, сигналы светофора, флажки на корабле и другие сигнальные системы). В отличие от всех этих вспомогательных систем, язык – универсальное средство общения, с помощью языка можно передать любую информацию, тогда как сфера действия других средств общения (других знаковых систем) ограниченна.

§2.Знаковый характер языка.Из сказанного следует, что язык можно определить как универсальную знаковую систему, важнейшую из всех знаковых систем, используемых людьми. При таком понимании необходимо определить термин знак. Знаком приято считать любой материальный (чувственно воспринимаемый) объект, способный нести информацию, т. е. использоваться как средство общения, средство передачи информации. Языковой знак – это один из видов знаков. Языковой знак, как и любой знак, имеет две стороны: материальную форму (= означающее, план выражения) и значение (= означаемое, план содержания).

Такое понимание языка в некоторых учебных пособиях и исследованиях по языкознанию иногда приписывают Ф. де Соссюру. Однако это неверно: на знаковый характер языка философы и лингвисты указывали задолго до Соссюра, начиная с античности. Напр., немецкий философ и логик Людвиг-Генрих Якоб, выпустивший в России популярную книжку «Начертание всеобщей грамматики для гимназий Российской империи» (1812), определяет знак как «чувственный предмет, служащий средством к возбуждению другого определенного понятия в душе нашей, и притом правильным образом» [15, c. 47]; а язык в широком смысле как «систему таких знаков, которые можно по произволу употреблять для сообщения мыслей»[15, c. 48]. С именем Соссюра следует связывать только то, что в знаковом характере языка он увидел его сущность, т. е. его коренное, важнейшее свойство, изучением которого и должно заниматься языкознание. А поскольку кроме языка люди используют и другие знаковые системы, то лингвистика в понимании Соссюра является разделом более обширной науки – семиологии, науки о знаках. Во времена Соссюра такой науки еще не было, поэтому справедливо считать, что он один из тех, кто стоит у ее истоков. Соссюр, «Курс общей лингвистики»: «Язык есть система знаков, выражающих идеи, а следовательно, его можно сравнить с письмом, с азбукой для глухонемых, с символическими обрядами, с формами учтивости, с военными сигналами и т. д. Он только важнейшая из этих систем. Можно таким образом мыслить себе науку, изучающую жизнь знаков внутри общества; такая наука явилась бы частью социальной психологии, а следовательно и общей психологии; мы назвали бы ее семиология… Лингвистика – только часть этой общей науки; законы, которые откроет семиология, будут применимы и к лингвистике» [3, с.327]. Позднее такая наука действительно появилась, ее назвали семиотикой (греч. semeion – знак). Однако лингвистика разделом семиотики не стала, поскольку у языка есть множество других, не менее важных свойств, и его знаковый характер – это только одна из частных характеристик языка, далеко не исчерпывающая его сущности.

Отношение к знаковой теории языка различно у коммуникативистов и менталистов. Коммуникативисты безоговорочно признают знаковую природу языка, поскольку сущность языка для них – быть средством коммуникации. Любой знак для них – тоже средство коммуникации (передачи какой-либо информации). Вот почему человеческое слово для них – лишь один из видов знаков, хотя и самый важный. Менталисты, как правило, либо отрицают знаковую природу языка, противопоставляя слово и знак, либо не придают этому свойству решающего значения, поскольку сущность языка для них – в осуществлении процесса мышления, познания; а для знака – это лишь второстепенная функция, далеко не всем знакам присущая (сущность знака – только информировать). Слово, конечно же, информирует, но главное предназначение слова, с точки зрения менталиста, не в этом, а в том, чтобы мыслить с его помощью. Если же видеть главную функцию языка в коммуникации, информировании, то человеческий язык тем самым принципиально не отличается от собачьего тявканья, вороньего карканья и проч. «языков» животных. Сторонник знаковой сущности языка не видит того принципиального, решающего отличия, которое делает человеческий язык Языком.

§3.Язык и мышление. Из сказанного ясно, что коммуникативисты и менталисты по-разному решают вопрос о соотношении языка и мышления.

Коммуникативисты считают, что мышление возможно и без языка (доязыковое и внеязыковое мышление), и если бы у древнейшего человека не возникло потребности передать свою мысль другому, то не возник бы и человеческий язык. Значит, язык возник из коммуникативной потребности. Этой точки зрения придерживались, напр., греч. философ Демокрит, и др. Разделяли ее и некоторые лингвисты: Ф. де Соссюр, Ж. Вандриес, Б. А. Серебренников и др. Ср. высказывание Ж. Вандриеса о том, что язык «возник в тот день, когда люди испытали потребность общения между собой» [3, c.387]. Сходных взглядов придерживался советский психолог Л. С. Выготский (1896-1934), считавший, что мышление и речь – генетически различные явления: «В опытах Кёлера мы имеем совершенно ясное доказательство того, что зачатки интеллекта, т.е. мышления в собственном смысле слова, появляются у животных независимо от развития речи и вовсе не связаны с ее успехами. Изобретение обезьян, выражающееся в изготовлении и употреблении орудий и в применении обходных путей в решении задач, составляет несомненно первичную фазу в развитии мышления, но фазу доречевую» [2, c.76-77]. И далее делается вывод: «Отношения мышления и речи можно было бы схематически обозначить двумя пересекающимися окружностями, которые показали бы, что известная часть процессов речи и мышления совпадает. Это – так называемая сфера «речевого мышления». Но это речевое мышление не исчерпывает ни всех форм мысли, ни всех форм речи» [2, c.95].

Менталисты отрицают возможность мышления без языка: даже когда мы мыслим для себя и «про себя», мы как бы проговариваем мысли. Мышление – это не что иное, как свернутая речь. В таком случае язык возник одновременно с мышлением, как орудие мышления, как средство, помогающее человеку в его мыслительной деятельности. Такое понимание сущности языка характерно для немецких языковедов Августа Шлейхера (1821-1868), Хеймана Штейнталя (1823-1899) и нек. др. Ср. напр., высказывания А. Шлейхера, что «язык так же необходим для мышления, как тело для духа», «только посредством языка можно мыслить», и что «язык есть звуковое выражение мысли, проявляю­щийся в звуках процесс мышления» [3,с.6; 4, c.92; 12,с.52]. Эта же точка зрения была высказана классиками марксизма. Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» писали о том, что «язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее и для меня самого, действительное сознание» [5, с.20]. Иначе говоря, мыслью можно назвать только то, что существует в языковой форме. И. В. Сталин в работе «Марксизм и вопросы языкознания» (1950) с присущей ему категоричностью формулировал это так: «Говорят, что мысли возникают в голове человека до того, как они будут высказаны в речи, возникают без языкового материала, без языковой оболочки, так сказать, в оголенном виде. Но это совершенно неверно… Оголенных мыслей, свободных от языкового материала, свободных от языковой «природной материи» – не существует» [14, c.407].

При таком подходе нуждается в объяснении, почему мышление столь тесно связано с общением – с языком, почему возникновение мышления и языка – взаимообусловленные процессы. Объяснение этому необходимо искать в особенностях первобытного мышления. По мнению ряда ученых, занимавшихся проблемами первобытного мышления, первобытное мышление не было индивидуальным, личным процессом, оно было коллективным. Согласно построениям Б. Ф. Поршнева [11], на ранних этапах становления человеку был присущ особый тип мышления — пралогический. Это мышление, но совсем другого типа, оно еще не носит индивидуального характера, индивид еще не мыслит себя вне своего коллектива, не отделяет себя от него, его мысль еще не подчиняется законам нашей логики, построенной на мышлении отдельного человека. Это мышление было наглядно-действенным и происходило на глазах у всего коллектива. Наши обезьяноподобные предки всем стадом совершали определенные действия над предметами природы: раскалывали камнем орехи, сбивали палкой бананы с пальмы и т. п., обмениваясь при этом примитивными звуковыми сигналами. Первобытные люди всегда мыслили вслух, т. е. они не только коллективно трудились, но и коллективно мыслили, они не умели мыслить «про себя». Мышление и общение, таким образом, были не разными процессами, а одним и тем же процессом. Так в самом зародыше «язык» и «мысль» изначально были неразрывны. Не случайно славянское мысль ученые сближают с греческим μυθος – речь, μυθεομαι – говорю, беседую, обдумываю, персидским moye – жалоба и др. – т. е. мыслить – это одновременно и думать, и говорить. То же следует сказать и о слове сознание (калька греч. συνειδησις и лат. consсientia). Со-знанние – это «совместное знание» (ср.: сочувствие, соболезнование, соотечественник, сокурсник, сообщник и др.). То же происхождение имеет и слово совесть: со- ведание, совместное ведение, знание. И только постепенно, в результате длительной эволюции человечества, мышление, сознание, совесть из коллективных становятся индивидуальными.

Есть, наконец, точка зрения, разграничивающая сознание и мышление и на основании такого разграничения иначе интерпретирующая связь языка с сознанием и с мышлением. Сознание – это высшая форма отражения действительности в идеальных образах; это свойство, присущее только человеку, его мозгу; Мышление– это процесс, деятельность, направленная на познание действительности; мышление может быть свойственно не только человеку, но и высшим животным. При таком подходе сознание может быть только языковым, мышление же возможно и без языка – так называемое наглядно-действенное мышлениеи др. его разновидности. Такое мышление могло быть присуще и нашим обезьяноподобным предкам (антропоидам) – его называют доязыковым мышлением. Так, А. А. Потебня в работе «Мысль и язык» (1862) говорит о том, что «слово возможно только тогда, когда мысль достигла совершенства уже и без него» [12, c.39]; и в то же время Потебня утверждает, что если принять «дух» в смысле «сознательной умственной деятельности, предполагающей понятия, которые образуются только посредством слова, мы увидим, что дух без языка невозможен, потому что сам образуется при помощи языка, и язык в нем есть первое по времени событие» [12, c.69]. Языковое мышление – это новая, качественно более высокая форма мышления; это осознанное мышление с помощью понятий, суждений, умозаключений; такое мышление присуще только человеку. Сознание и язык возникают тогда, когда доязыкового мышления антропоидам оказалось почему-то недостаточно для их жизнедеятельности. В известном смысле третья точка зрения не противоречит второй: вся суть разногласий сводится к тому, можно ли называть «доязыковое мышление» «мышлением», или же перед нами явление более низкого условно-рефлекторного порядка. При таком подходе между мышлением и языком существует диалектическое противоречие: с одной стороны, мысль, подлинно человеческое мышление не может развиться без языка; с другой стороны, язык является «оковами» для мысли, и мышление, постоянно совершенствуясь, движет вперед развитие языка, потому что наличных языковых средств постоянно оказывается недостаточно для выражения всё новых и новых, более сложных мыслей.

§4.Язык и речь.Проблема языка и речи является одной из самых запутанных и спорных в языкознании. Основной вопрос, который был и остается камнем преткновения: язык и речь – это разные явления, или это разные стороны одного явления? Разные ученые отвечают на него по-разному: язык и речь либо противопоставляются как разные явления, либо не разграничиваются вообще, либо рассматриваются как разные стороны одного явления.

В учебных пособиях встречается утверждение, что впервые последовательное и четкое разграничение языка и речи было произведено в «Курсе общей лингвистики» Ф. де Соссюра. Однако это неточно: язык и речь достаточно четко и последовательно разграничивались в русском и европейском языкознании и до Соссюра: в работах Вильгельма фон Гумбольдта (Германия), Людвига-Генриха Якоба, Ф. И. Буслаева, А. А. Потебни (Россия) и др. Напр., Гумбольдт противопоставляет «язык» как совокупность текстов, как нечто застывшее, статичное, с одной стороны; и «речь в устах народа», с другой стороны, как нечто текучее, меняющееся, динамичное. Уже упомянутый Л.-Г.Якоб в «Начертании всеобщей грамматики для гимназий Российской империи» (1812) видит различие между «языком» и «речью» в следующем: «Речь есть ряд слов, выражающих соединяемые мысли», а язык есть «совокупность слов, для сего употребляемых» [15,c.48], т.е. речь есть соединение слов, а язык – совокупность слов, соединяя которые мы получаем речь. Сходным образом разграничивает язык и речь Ф. И. Буслаев в «Исторической грамматике русского языка»(): Достаточно распространенными были утверждения, что изучением языка занимается грамматика, а изучением речи – риторика, стилистика, теория словесности и т. п.

Другое дело, что в дососсюровском языкознании этому разграничению не придавали столь принципиального и абсолютного значения, которое ему придал Соссюр. С именем Соссюра следует связывать только идею противопоставления языка и речи как разных объектов, и даже объектов разных наук. Язык существует идеально в сознании (в головах людей), речь существует материально в виде текстов. Отсюда и противопоставление двух лингвистик – лингвистики языка и лингвистики речи. Однако эта идея – как раз наиболее уязвимая часть учения Соссюра. В отечественном языкознании ХХ в. проблема языка и речи более глубоко, чем у Соссюра, была разработана в статьях Л. В. Щербы, А. И. Смирницкого, Г. О. Винокура, Т. П. Ломтева и др. [5].

Разные ученые определяют термин «речь» по-разному. В качестве рабочего примем следующее определение: речь – это употребление языка, использование языка, создание текстов на данном языке и сами эти тексты; это язык в действии. Текст – это устное или письменное речевое произведение. Речь, таким образом, может быть устной и письменной. Иногда, правда, под текстами понимают только письменные речевые произведения, но такое понимание не является общепризнанным. Можно сказать, что язык – это совокупность слов и др. языковых единиц, а также правила их использования, а речь – это то, что получилось в результате использования языка или сам процесс использования языка.

Таким образом, слово речь многозначно. Его можно понимать, по крайней мере, двояко: а) как сам процесс говорения и писания, т. е. процесс создания текстов на данном языке (его речь текла плавно); б) как результат этого процесса – тексты (т. е. само сказанное или написанное); тогда речь – совокупность всех текстов, созданных на данном языке. Многозначность вообще-то является недостатком термина, так как может привести к различному его пониманию, что и случилось с «речью». Иногда, когда употребляют этот термин, имеют в виду сразу оба значения.

Многозначность термина «речь» привела к тому, что в ряде случаев возникла необходимость введения еще одной категории – «речевая деятельность». Речевая деятельность – это процессы порождения речи (говорение и писание) и восприятия речи (понимания). Впрочем, и термин «речевая деятельность» понимается учеными разных школ и направлений неодинаково. Заметим, что у Соссюра, например, «речевая деятельность» (language) – это понятие, объединяющее «язык» и «речь». И все-таки большинство ученых в категории «речевая деятельность» акцентируют внимание на процессуальном моменте; причем, речевая деятельность понимается при этом, прежде всего, как психическая деятельность (а не мышечные движения языка, губ и т.п.).

Из сказанного ясно, что речь непосредственно связана с языком; поэтому следует рассмотреть, по каким основаниям язык и речь противопоставляются друг другу и в чем их единство.

1) Язык и речь противопоставляются как общее и единичное. Речь – это конкретные тексты, созданные на данном языке; каждый такой текст единичен, индивидуален. Язык – то общее, что имеется во всех текстах, на нем созданных; благодаря этому общему мы и понимаем тексты (в разных текстах, созданных на одном и том же языке, встречаются одинаковые слова и грамматические формы, применяются общие правила их использования; если бы это было не так и каждый текст представлял бы собой только индивидуальное явление, то взаимопонимание между носителями одного языка было бы невозможно).

2) Язык и речь противопоставляются как код и текст. Что такое текст, мы уже определили: это отдельное речевое произведение; а код – это система знаков, комбинируя которые можно создать текст. В этом смысле процесс порождения текста иногда называют кодированием, а процесс его восприятия, понимания – декодированием.

3) Язык и речь противопоставляются как сущность и явление. Явление – это то, что явлено, явно, наяву; это вещь, объект, доступный непосредственному наблюдению. Сущность – это внутренняя сторона явления; это закон, которому подчиняется данное явление. Речь – это явление языка, то, в чем непосредственно проявляется язык, что мы непосредственно наблюдаем: слышим (если речь устная), видим (если речь письменная). Язык – сущность речи; он не дан нам в непосредственном наблюдении; однако только благодаря языку (знанию языка) возможно понимание речи и порождение речи (создание новых текстов). В этом смысле речь невозможна без языка. Однако и язык не существует где-то сам по себе, в отрыве от речи: он как бы растворен в речи, в конкретных текстах. В наших головах язык существует как обобщение конкретных текстов, как результат абстрагирующей работы сознания. В этом смысле язык невозможен без речи.