ЧТО ПРОИСХОДИТ В КАБИНЕТЕ ГЛАВНОГО? 5 страница

На столе у заместителя Главного по двигателям И.И. Иванова звонит аппарат прямой связи:

- Иван Иванович, звонил Д.Ф. Устинов и просил меня лично прибыть в

Кремль на совещание по лунному проекту. Поскольку в корабле посещения Луны главным является двигатель, то я считаю, что именно Вам, как его разработчику, надо ехать вместо меня.

И вот высокое заседание в ЦК КПСС. После того, как выступил головной разработчик лунной ракеты и главные конструкторы ряда систем, слово предоставили И.И. Иванову.

Обрисовав общее состояние работ и отметив, что важнейшей задачей истекшего периода для конструкторского бюро был вопрос сдачи на вооружение ракеты Р-36, у которой на двигателе второй ступени не хватало удельной тяги, вследствие чего дальность снижалась на 470 километров, докладчик остановился на трудностях, возникших при отработке двигателя для корабля посещения Луны. Со свойственной ему прямотой, без обиняков выступление закончил словами:

- Для отработки двигателя нужен специальный стенд, которого у нас пока нет.

- А у нас нет производственной базы, - подлил масла в огонь присутствовавший на совещании А.М. Исаев, являвшийся Главным конструктором двигателя на другом блоке лунной ракеты.

Атмосфера сразу резко накалилась. По всему чувствовалось, что докладчик явно "переборщил" для совещаний такого уровня. Но было уже поздно. В действие вступила "артиллерия большого калибра". Д.Ф. Устинов устроил "разгон" Министру А.С. Афанасьеву и его заместителям. Основной довод, трафаретный для тех времен:

- Вы не забыли о том, что у Вас в карманах партбилеты?

Когда после совещания его участники вышли из ворот Спасской башни Кремля, то, в свою очередь, С.А. Афанасьев обрушился на И.И. Иванова. Имея в виду выступившего в том же духе, что и И.И. Иванов, другого Главного конструктора двигателей А.М. Исаева, для которого принципиальность и справедливость были превыше всего, он "обобщил" свой гнев словами:

- Ну его-то мы знаем, а ты-то чего добился?

В разговор вмешался заместитель Министра Г.М. Табаков, выступив в под-держку своего руководителя:

- Я его предупредил, чтобы, выступая, говорил помягче.

В довершение к взбучке, полученной от Министра, на следующий день Главный конструктор ракеты Н-1, как назывался лунный проект, В.П. Мишин не преминул связаться с Днепропетровском и высказал М.К. Янгелю свое возмущение неправильным, якобы, поведением И.И. Иванова.

Когда последний вернулся домой в конструкторское бюро, ему позвонил Михаил Кузьмич и в привычной своей манере спросил:

- Если Вы можете, зайдите ко мне!

Внимательно выслушав рассказ о том, как все происходило, Главный только и сказал:

- Я бы выступил точно так же.

Трудно переоценить воспитательную роль возникавших таких ситуаций, характеризовавших отношение Главного к членам своей команды.

В более сложном положении, чем И.И. Иванов, правда не на таком высочайшем уровне, оказался начальник отдела конструкторского бюро
В.А. Шапошников, занимавшийся вопросами обеспечения гарантии и надежности эксплуатации ракет.

В связи с длительным нахождением ракеты в заправленном состоянии на боевом дежурстве по инициативе ведущего Научно-исследовательского института Министерства обороны Заказчик поднял вопрос о так называемой
агрегации взвешенных примесей в компонентах топлива.

Перед заправкой и горючее, и окислитель очищались с помощью специальных фильтров, не пропускавших посторонние примеси размером в
двадцать микрон и выше. Более же мелкие частицы, которые могли преодолевать зазоры в форсунках и клапанах, не могли вызывать никаких неприятностей.

Возражения военных были двоякого рода. Во-первых, они исходили из предположения, что взвешенные частицы при диаметре в двадцать микрон могут иметь удлиненную форму, а потому свободно проскакивая через фильтры, располагаться в критических сечениях и тем самым влиять на подачу компонентов топлива на турбину.

Кроме того, при длительном нахождении компонентов в баках проникшие через фильтры даже меньшие частицы могут иметь склонность к оседанию и накоплению на различных внутренних элементах конструкции бака - стрингерах, шпангоутах, оболочках. В невозмущенном состоянии не исключалась и тенденция к агрегированию (отсюда и название явления), то есть срастанию частиц и к возникновению структур более плотной массы наподобие накипи, которая образуется в обыкновенных кухонных чайниках при нагревании воды. Оторвавшись от поверхности бака, такие образования могут попасть в зазоры редуктора и, уменьшив проходное сечение, вызывать самые негативные последствия при работе жидкостного реактивного двигателя.

Возникшая ситуация усложнялась еще и тем, что военные стали списывать на "разрекламированное" явление все сомнительные аварийные пуски, поскольку были случаи, когда нарушалась регулировка работы клапанов. И хотя причины не были установлены однозначно, тем не менее появилась возможность искать "крайнего".

Проблема приобретала масштабность, поскольку в результате развернутой компании могли быть поставлены под сомнение все ракеты, находившиеся на боевом дежурстве. И поэтому перед Главным конструктором ракеты
М.К. Янгелем, а также Главным конструктором двигателей В.П. Глушко, Государственным институтом прикладной химии, как разработчиком топлива, была поставлена задача: или экспериментальным путем доказать, что процесс агрегации при длительном хранении не возникает, или, в противном случае, обосновать допустимость этого явления.

Для обсуждения вопроса на заседании секции Научно-технического совета Министерства была создана специальная бригада, которую и возглавил
В.А. Шапошников. Несмотря на то, что днепропетровцев доставили в Москву специальным самолетом, оказалось, что они сильно опоздали. К этому времени представители Заказчика, воспользовавшись соглашательской позицией некоторых сотрудников Министерства общего машиностроения, внушили председательствовавшему заместителю Министра Г.М. Табакову, что эксперименты по выяснению возможности агрегации необходимо провести обязательно, а головным по обеспечению и проведению всех работ должно быть конструкторское бюро "Южное".

Никакие доводы янгелевских представителей и доказательства необоснованности выдвинутой позиции не принимались во внимание. Более того, они вызвали негативную реакцию председателя совещания, раздраженного независимым поведением делегации, председателя совещания. Посыпались упреки в нежелании решать неотложные важнейшие проблемы, пренебрежении интересов Заказчика. В общем, разговор получился очень тяжелым, а занятая днепропетровцами позиция была оценена как близорукая.

В конце заседание приняло предельно жесткий оборот. Было предложено подписать заранее подготовленное решение, которым предусматривалось проведение в достаточно сжатые сроки большого объема весьма сложных работ по исследованию возможности агрегации и влиянию ее на работоспособность систем. С принятием такого решения автоматически ставилась под сомнение способность всех разработанных конструкторским бюро и находившихся на вооружении ракет выполнять свое назначение.

Представители М.К. Янгеля, естественно, наотрез отказались подписать такой документ. Сославшись на их позицию, не поставили свои подписи и представители конструкторского бюро В.П. Глушко и ГИПХа. Председательствовавший попытался оказать силовое давление, но получил решительный
отпор.

Возмущенный строптивостью непокорных, Г.М. Табаков снял трубку ВЧ аппарата спецсвязи. В присутствии всего совещания связался с Михаилом Кузьмичом и в самых нелестных выражениях охарактеризовал позицию, занятую представителями конструкторского бюро "Южное" и лично В.А. Шапошниковым, как руководителем группы. В адрес последнего он произнес гневную
тираду:

- Прислал какого-то мальчишку, который сорвал важное совещание, готовившееся нами неделю. Чтобы я его никогда больше не видел в ракетной технике. Это не наш человек. Доложи о принятых мерах.

После чего последний был выдворен из кабинета с напутствием по приезде в Днепропетровск зайти к М.К. Янгелю и напомнить ему о наложении наказания.

- Не буду скрывать, - вспоминал впоследствии "провинившийся", - настроение было препакостное. Поехал за увольнением в родное конструкторское бюро. Нелегко мне было явиться "на ковер" к Михаилу Кузьмичу.
Мысленно подбирал поубедительнее аргументы. Опасался, что он, постоянно занятый самыми сложными проблемами, не найдет времени для детального рассмотрения сути вопроса, а посему и не сможет разделить нашего упрямства. В этой мысли меня убеждало и то, что некоторые наши единомышленники после того, как проблема агрегации приобрела такой неожиданный оборот, высказывались в том смысле, что плетью обуха не перешибешь, и если сам заместитель Министра настаивает, то чего нам сопротивляться - сверху виднее!

Но разговор у Михаила Кузьмича неожиданно развивался совсем по другому сценарию, чем я предполагал, когда обдумывал сложившуюся ситуацию. Он внимательно, не прерывая, выслушал мое сообщение о том, как и в какой обстановке проходил Научно-технический совет, а в ответ на попытку аргументировать занятую нашей делегацией позицию коротко резюмировал:

- Вы специалисты, вам виднее.

И с этими словами отпустил меня. Еще более я был удивлен, когда наша бригада, в том числе и я, была премирована за работы по проблеме агрегации. Сам же вопрос, как надуманный, вскоре был снят при энергичном участии
В.П. Глушко и Академии наук СССР. Думаю, что Михаил Кузьмич сумел и заместителя Министра убедить в неправоте, так как вскоре пришлось быть на очередном совещании в Министерстве, и наша встреча с Г.М. Табаковым была вполне доброжелательной. А он-то уж меня хорошо помнил!...

Пытаясь проанализировать и квалифицировать побудительные мотивы, руководившие Главным в описанном эпизоде, В.А. Шапошников подчеркивает не только умение быстро разобраться в любой ситуации, умение спросить, но и готовность защитить своих подчиненных от нападений, а главное, большое доверие к людям, с которыми работал.

- Просто подмывает, - заключает автор этих наблюдений, - приписать Михаилу Кузьмичу слова, некогда высказанные вице-президентом США Стивенсоном: "Сделать человека достойным доверия можно, лишь доверяя ему". - И подкрепляет эту мысль не менее интересной и показательной другой историей, в которой волею судьбы сам оказался главным действующим лицом...

Учитывая большое значение для обороны страны ракеты Р-36, она была поставлена на боевое дежурство в середине 1965 года еще в ходе летных испытаний, которые были закончены в конце мая.

Несмотря на это, ракетный комплекс официально не был принят Заказчиком в эксплуатацию. То есть ракета стояла на боевом дежурстве и в любой момент должна была выполнить поставленную задачу, а официально на вооружении не числилась.

Причина для этого была достаточно серьезная.

В процессе нахождения ракеты в заправленном состоянии, в местах разъемных соединений, а их на одной машине насчитывалось до ста пятидесяти, были обнаружены течи. И хотя характер течей - компоненты сочились в местах соединений и натекание во времени было незначительным - не вызывал особых опасений, тем не менее сам факт был очень неприятен и военные ставили законные вопросы о степени возможности возникновения аварийных ситуаций. Для решения возникшей проблемы в декабре 1966 года создали специальную комиссию. Председателем был назначен М.К. Янгель. Комиссии предстояло выработать совместное с Заказчиком решение, дающее возможность принять ракету на вооружение.

Конечно, кардинальное решение вопроса - ампулизация ракет, связанная с переходом на полностью герметичные неразъемные соединения. Но это сложная техническая проблема, которая требовала длительного времени и будет реализована в дальнейшем. А что делать с теми ракетами, которые уже потекли, - сливать компоненты, нейтрализовать и ремонтировать, или ограничиться предлагаемыми конструкторами мерами, в частности, обматывать потекшие соединения специальными поглощающими лентами, получившими название "портянок", которые позволят снизить загазованность до допустимых размеров и для надежности ввести строгий контроль с помощью гелиевых
течеискателей?

Все эти вопросы поставил в своем вступительном слове Председатель комиссии. Обращаясь к военным, он особенно подчеркнул несуразность возникшей ситуации:

- Ракета полтора года находится на боевом дежурстве, Вы ее эксплуатируете все это время, а фактически не несете никакой ответственности. Ситуация неопределенная, машина как бы ваша и в то же время - не ваша. При таком положении любые ошибки могут быть списаны на конструкторское бюро. И тому есть уже примеры. Естественно, возникает вопрос о передаче тогда промышленности воинских частей, эксплуатирующих ракет. Ведь для того, чтобы отвечать, надо знать, с кого спрашивать и кого контролировать.

Работа комиссии в напряженной обстановке продолжалась в течение почти двух недель с утра и до позднего вечера. Михаил Кузьмич, как всегда, был загружен одновременно многими вопросами, а посему не мог постоянно участвовать в заседаниях, в которых представители конструкторского бюро с трудом сдерживали напор оппонентов, торпедировавших все предложения, в большом числе "уточняющих моментов".

Во время одного из таких заседаний и произошел случай, который надолго остался в памяти всех его очевидцев.

"Комиссия работала, - вспоминает В.А. Шапошников, - в кабинете одного из заместителей Министра. Место председателя находилось во главе длинного стола. Слева и справа от него размещались члены рабочих групп и их консультанты. По быстро сложившемуся правилу я сидел четвертым слева от председателя. В это утро в ожидании прихода Михаила Кузьмича обсуждались частные вопросы. Предстояло уточнить некоторые моменты с представителем Заказчика, сидевшим справа от председательского кресла, на которое я и присел во время беседы. Увлеченный разговором, не заметил, как вошел Михаил Кузьмич и сел на мой свободный стул. Признаюсь, очень смутился, увидев нелепость ситуации, и стал поспешно собирать документы, чтобы освободить место. Но Михаил Кузьмич жестом приказал мне оставаться на месте, подкрепив его неожиданно словами:

- Так что, Владислав Анатольевич, может начнем?

Не знаю, было ли заметно по мне, но при этих словах растерялся окончательно. Поняв это, Михаил Кузьмич пришел ко мне на помощь, разрядив весьма дипломатично создавшееся положение:

- Владислав Анатольевич, разрешите мне высказать некоторые соображения?

Я понял - Главный своим авторитетом поддерживает своих представителей, делегируя как бы нам, постоянно присутствующим на этой нелегкой комиссии, свои полномочия председателя и лидера. Конечно же, слово Михаилу Кузьмичу я дал. Потом у меня попросился выступить кто-то из руководителей группы Заказчика. Я и сам не заметил, как до перерыва настолько освоился с ролью председателя, что не только предоставлял слово делающим высказать свою точку зрения, но и позволял себе на правах ведущего совещание вступать в полемику с выступавшими, и самому брать слово, когда это казалось необходимым.

В течение всего утреннего заседания Михаил Кузьмич своим примером призывал присутствующих относиться ко мне как к председателю. В результате протокол совещания перешел в наши руки. В перерыве, прощаясь с нами, Главный напутствовал:

- Не упускайте инициативу! Нельзя, чтобы из-за неясных опасений какого-то перестраховщика были приняты неправильные решения. Но и не увлекайтесь!

Я не могу судить о том, в какой мере этот случай повлиял на дальнейший ход событий. В сложной системе взаимосвязанных проблем он может вообще показаться незначительным. Но комиссия приняла правильные объективные решения, которые в известной мере были созвучны с заключительным правительственным документом. В моем представлении этот эпизод свидетельствовал о том, что Михаил Кузьмич был прекрасным психологом и отменным
тактиком".

КОЗЫРНАЯ КАРТА

Начало шестидесятых годов в истории развития ракетной техники отмечено мощным противостоянием ведущих конструкторских бюро в борьбе за заказы на разработку стратегических межконтинентальных баллистических ракет. Однако, к сожалению, на конкурс выносились не только технические достоинства рассматривавшихся предложений. Налицо был и очевидный "теневой" конкурс. Разработка проектов ракет нового поколения пришлась на время, вошедшее в историю советского государства как период "оттепели". В эту пору, несмотря на наметившуюся демократизацию общественного строя, мало что изменилось в обычаях и нравах высшего эшелона власти. Даже в важнейших вопросах государственной политики, определявших оборону страны, предпочтение могло отдаваться розыгрышу "семейных карт". Заполучить дитя какого-нибудь государственного деятеля для работы в модной отрасли промышленности было сокровенной мечтой многих главных конструкторов, ибо ставка в битве за наследника была куда выше, чем соревнование за конкурсный проект. Ведь в случае "выигрыша" малозаметное конструкторское бюро мгновенно становилось ведущей организацией, "тузом", и заказы начинали сыпаться, как из рога изобилия.

С этих позиций одной из наиболее "козырных карт" в начале шестидесятых годов оказалась фигура обычного выпускника вуза. Кроме одной решающей детали - это был сын первого человека в государстве, объединившем в своей персоне два самых главных поста в стране - Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР - Н.С. Хрущева. Вот какой полуанекдотический эпизод, связанный с отпрыском всемогущего руководителя, приводит в своих воспоминаниях Главный конструктор системы противоракетной обороны Г.В. Кисунько:

"Министр распорядился перевести в наше специальное конструкторское бюро (СКБ-30) группу выпускников вузов 1957 года, ранее направленных в научно-исследовательские институты и конструкторские бюро авиационной промышленности. Для отбора молодых специалистов я направил в госкомитет одного из своих замов - Елизаренкова, который просмотрел представленный ему список и сделал пометки против отобранных фамилий. Заместитель Министра по кадрам спросил у него:

- А почему вы обошли вот эту строчку в списке?

В указанной им строчке значилось: "Хрущев Сергей Никитович"

- У нас уже был один Сергей (Елизаренков имел в виду Сергея Лаврентиевича Берия, сына Л.П. Берии, работавшего до ареста отца Главным конструктором по системам противоракетной обороны. - Авт.). - Был, да сплыл, - не задумываясь, выпалил Елизаренков.

Только много лет спустя узнал я об этой самодеятельности и пришел в неописуемую ярость.

- Вы дурак или провокатор? - спрашивал я Елизаренкова. - Неужели Вы не понимаете, что Ваша выходка стала известной Никите Сергеевичу, как исходящая не от Вас лично, а от меня как Главного конструктора? Понимаете ли Вы, что предложение заместителя Министра не могло быть сделано без согласия Хрущева-старшего? Наконец, понимаете ли Вы, что все катаклизмы, переживаемые нашим коллективом, являются прямым отголоском Вашей дурацкой выходки?".

Даже по прошествии многих лет автор воспоминаний не может равнодушно воспроизводить эту сцену. Слишком уж чувствуется эмоциональный накал беседы. Так непроизвольно "по вине" своего заместителя Главный конструктор системы ПРО упустил предоставившуюся возможность обеспечить своему конструкторскому бюро прочное положение, и очень скоро ощутимо прочувствовал промахи незадачливого помощника.

Описанный эпизод с "Сергеем", как уже было сказано, произошел в 1957 году. Выпуски в высших учебных заведениях, как известно, бывают весной. А в августе 1958 года опытное конструкторское бюро - ОКБ-23, располагавшееся в московских Филях, посетил Н.С. Хрущев. Его сопровождал Министр обороны маршал
Р.Я. Малиновский. Уровень по всем нормам самый высочайший, что, казалось, должно было бы свидетельствовать об особом значении, придаваемом руководством страны работам, проводившимся в конструкторском бюро.

Действительно, в ОКБ-23, возглавлявшемся талантливым авиационным конструктором В.М. Мясищевым, работало много высококвалифицированных специалистов. За короткий срок - семь лет существования со дня основания в 1951 году - создано несколько проектов совершенных тяжелых стратегических дальних бомбардировщиков. Кстати, на базе одного из этих самолетов уже в наши дни была создана модификация - транспортный вариант ВМ-Т, который на "своей спине" перевозил баки водородного блока "Энергии", сыграв тем самым важную роль в победе идеи самолетной доставки крупномасштабных конструкций системы "Энергия-Буран".

Почетных гостей провели в цех окончательной сборки самолетов, где им было продемонстрировано находившееся в стадии изготовления новое детище Главного конструктора - сверхзвуковой стратегический дальний бомбардировщик большой грузоподъемности М-50. Пройдет всего три года и этот самолет на традиционном авиационном празднике в Тушино в июле 1961 года произведет фурор. Собравшиеся на смотровом поле и вся страна услышат торжественный голос ведущего диктора радиовещания:

- К нам приближается новейший сверхзвуковой самолет-ракетоносец в сопровождении двух сверхзвуковых истребителей.

Показ произвел большое впечатление на всех, увидевших, несомненно, выдающееся достижение авиационной конструкторской мысли. Иностранные корреспонденты единодушны в оценках:

"Парад убедил Запад, что не все свои военные усилия Россия отдает ракетной технике - отнюдь нет" - писала Лондонская "Дейли мейл".

Ей вторила парижская "Пари пресс Энтрансижан":

"В Тушине русские доказали, что они способны посвящать свои силы одновременно завоеванию космоса и созданию самолетов, которые показали вчера. Во Франции не думали, что они могут иметь такую технику".

К сожалению, давая высокую оценку достижениям советской авиационной техники (это была первая не только в отечественной, но и, пожалуй, мировой практике попытка создания самолета такого типа, опередившая на десятилетие развитие авиации), западные эксперты оказались в полном неведении о действительном положении вещей. Конструкторское бюро, продемонстрировавшее на авиационном параде свой сенсационный самолет, на тот момент уже не существовало. Решение о его ликвидации было принято ни кем-нибудь, а лично Никитой Сергеевичем Хрущевым. И никто из принимавших участие в этом решении не задумался и не возразил, что тем самым наносится непоправимый вред развитию авиационной техники.

Но вернемся в ОКБ-23 в август 1958 года.

После посещения Н.С. Хрущевым сборочного цеха состоялось совещание. Ход этого, ставшего "судьбоносным" для ОКБ-23 совещания, описан в книге П.Я. Козлова "Конструктор".

"Заметно волнуясь, но не теряя своих качеств великолепного докладчика, В.М. Мясищев рассказал об основных работах в области создания сверхзвуковых тяжелых самолетов. Его увлекательный, богато иллюстрированный доклад вызвал значительный интерес у слушателей. Н.С. Хрущев и Р.Я. Малиновский задали ряд вопросов, на которые Мясищев дал исчерпывающие ответы.

... В.М. Мясищев сделал попытку рассказать о некоторых проработках по ракетно-космической тематике, выполненных в ОКБ, но Н.С. Хрущев остановил Мясищева, сказав примерно следующее:

- Владимир Михайлович, Вы занимаетесь крупными темами в области авиации. Это - Ваша область. А вопросы ракетной тематики у нас есть кому решать и обеспечивать.

Странное - иначе не назовешь - впечатление осталось у Мясищева и его помощников от этого посещения ОКБ правительственной делегацией. Хотя ни сам Н.С. Хрущев, ни кто-либо из сопровождавших его лиц ничего отрицательного о делах мясищевского коллектива не сказали, но и ожидавшегося одобрения успехов, достигнутых ОКБ, тоже не было".

Жизнь в конструкторском бюро после посещения его Н.С. Хрущевым шла своим чередом, работа продолжалась в высоком темпе. Военная авиация с нетерпением ждала новую машину. Поздней осенью 1958 года "пятидесятка" на специальной барже по Москве-реке была благополучно переправлена на летно-испытательную базу ОКБ-23 и начался период наземных, а затем и летных испытаний.

А в "верхах" жизнь, определенная состоявшимся посещением, также шла своим чередом. Там время приведения в действие принятого решения было уже запрограммировано и ждали только сигнала на его реализацию. Команда прозвучала осенью 1960 года, и ОКБ-23 в одночасье перестало существовать как ведущее авиационное конструкторское бюро, получив статус филиала подмосковной организации, возглавлявшейся В.Н. Челомеем. До 1960 года мало кто знал о существовании в Реутово рядового конструкторского бюро, не имевшего ни заслуг, ни почестей, ни громких перспективных проектов: конструкторское бюро занималось созданием морских зенитных управляемых ракет. И вдруг необыкновенный взлет.

О том, что предшествовало метаморфозе авиационного конструкторского бюро в ракетное для непосвященных в придворные кремлевские тайны стало известно из "устных сообщений", невольно просочившихся негласно на информационную поверхность.

События, согласно этим рассказам, развивались так. Несмотря на то, что "жертва" практически была определена, В.Н. Челомей получил свыше более широкую, беспрецедентную привилегию - "добро" - подмять под себя любое авиационное конструкторское бюро. На раздумье дали сутки. На следующий день новоиспеченный фаворит должен был объявить свой выбор.

Такое решение руководителя страны поставило в очень щекотливое положение председателя Государственного комитета по авиационной технике
П.В. Дементьева. А что, если аппетиты превзойдут все возможные пределы и в качестве жертвы будет назван признанный корифей авиационной техники
А.Н. Туполев? Зная крутой характер последнего, решить поставленную задачу было бы очень трудно, не говоря уже о прочих моральных издержках. Под прессом этих проблем прошла ночь у председателя Комитета. И когда на следующий день В.Н. Челомей назвал фамилию Главного, судьба которого после этого автоматически решалась, руководитель авиационной промышленности облегченно вздохнул. Как говорится, пронесло.

А дальше все уже было намного проще. П.В. Дементьев приехал в Фили, в ОКБ-23, усадил ставшего бывшим главного конструктора в свой правительственный лимузин и, проделав путь Москва-Жуковский Московской области, представил коллективу прославленного Центрального аэрогидро-динамического института нового директора - В.М. Мясищева. Несомненно, в создавшейся ситуации В.Н. Челомей повел себя очень "мудро". Он выбрал оптимальный вариант, позволивший не только избежать сложных коллизий, но и заполучить одно из лучших, а по достигнутым на тот момент успехам наиболее перспективное ОКБ.

Но почему же столь "крутые" перемены произошли в судьбе Главного конструктора В.Н. Челомея? Почему именно он получил такую огромную беспрецедентную прерогативу? Ведь когда принимали решение о ликвидации монополии в ракетной технике конструкторского бюро С.П. Королева, то приняли всем понятное и единственно правильное решение о становлении новой организации на "пустом" месте и не в перенасыщенной научно-исследо-вательскими институтами и конструкторскими бюро столице, а на периферии, в непосредственном соседстве с мощной производственной базой. Так поступали и раньше, создав КБ в Миассе, так поступали и позднее, организуя проектные центры в Красноярске, Омске и других городах. В зависимости от необходимости и успехов возникали и расформировывались многие организации. Но подобного не знала история ни самолетостроения, ни, в равной степени, ракетостроения. Чтобы ведущее конструкторское бюро, спроектировавшее в кратчайшие сроки первоклассные самолеты, соответствующие мировому уровню развития авиации, подпадало под власть ничем не примечательного конструкторского бюро? Нонсенс? Нет!

За всем этим отчетливо просматривается фигура молодого инженера, который в дальнейшем очень быстро сделал карьеру, вскоре удостоившись высших правительственных наград. Это тот самый Сергей Никитович Хрущев, сын "самого" Н.С. Хрущева, которым пренебрег принципиальный заместитель Главного конструктора системы противоракетной обороны Г.В. Кисунько, а Главный конструктор В.Н. Челомей свой шанс не упустил, а использовал на все сто процентов.

О том, как сказались промахи незадачливого заместителя, Г.В. Кисунько вскоре почувствовал ощутимо. В цитировавшихся воспоминаниях читаем:

"Я понимал, что в техническом замысле оппонентов заложен принципиальный изъян, делавший их радиолокационную систему непригодной ни для
противоракетной обороны, ни для действия против спутников". Но разработчики "альтернативной новинки" стремились поскорее пристроить свой плохонький товарец под крылышком фирмы Челомея, семейно родственной с самим
Хрущевым".

Характеризуя сложившуюся обстановку тех лет, Б.Е. Черток вспоминает:

"Мы за эти годы научились оценивать политическую обстановку и по различным репликам на многочисленных заседаниях с участием самых высоких чиновников чувствовали, "кто есть кто".

Далее он пишет, что во время одного из разговоров Председатель Государственного комитета по оборонной технике прямо сказал, что "Хрущев поддерживает предложения Челомея...

Какие возможности у Челомея, - продолжает Б.Е. Черток, - сказать было трудно, а Днепропетровский завод и КБ Янгеля... - это очень большая сила".