Лекция 42. ВАЛЕНТИН ДМИТРИЕВИЧ БЕРЕСТОВ
В. Д. Берестов (1928— 1998) сложился как поэт в конце 50-х годов, а до этого много лет был профессиональным историком, археологом. Впрочем, «пробы пера» начались еще в детстве. В четырнадцать лет ему посчастливилось встретить (в ташкентской эвакуации) К. Чуковского, который стал для него на долгие годы наставником и старшим другом. Там же, в Ташкенте, судьба свела Берестова и с А. Ахматовой, Л. Чуковской, Н. Мандельштам (вдовой поэта), С. Маршаком, А. Толстым. В годы учения пробудился в Берестове глубокий интерес к жизни и творчеству Пушкина. Тогда же любовь к поэзии сопровождалась увлечением современной наукой. Основой своего научного мировоззрения Берестов избрал теорию ноосферы В. И. Вернадского и теорию коллектива Ю. В. Кнорозова. Во всех его стихотворениях и сказках обнаруживается кипучее движение, происходящее как в мире, так и в самом человеке. Люди, птицы, растения, машины непременно чем-то заняты: они спешат, решают проблемы, отправляются в путь... Вся жизнь природы, людей и машин представляет собой беспрерывный труд — физический и умственный. Перекати-поле, «бесшабашный бродяга и чудак» «занят важным делом / — Он сеет семена». Пузырь и тот рад доказать, что он совсем «не пустота»: «Нужен всем, на все гожусь, / Потому что я тружусь!» А уж машины только для того и существуют, чтобы трудиться и попутно создавать свою серьезную «музыку труда»: Ревут моторы и урчат, Стучат машины и грохочут. Приборы шепчут и бормочут. Станки стрекочут и строчат. Первое же «детское» стихотворение Берестова, опубликованное отдельным изданием и огромным тиражом, — «Про машину» (1956) — раскрывает пользу дела и вредность безделья. «Первоклассный доктор Петя» ставит диагноз заболевшей машине, с которой девочка Марина нянчилась, как с младенцем: Надоело Ей движения нужны. Жить без дела, — Как больную нам спасти? И машина заболела. Ключик взять — Ей не нужно тишины, И завести! Машина надолго стала едва ли не самым любимым героем Берестова, сумевшего вдохнуть в нее жизнь детской игры. В стихотворной «Сказке про выходной день» (1958) автомобиль отправляется в лес — «отдохнуть»: «Теперь он шёл, куда хотел, / И всё гудел, гудел, гудел...» Лирический герой (автомобиль!) наслаждается свободой, движением, природой, как лермонтовский мцыри (только без трагического финала). И вокруг него все в движении: ...Он лёг в траву. А между тем По листьям и цветам Жуки всех марок и систем Ползли и тут и там. Такое понимание счастья роднит поэта с читателем-ребенком, для которого движение есть важнейшая физическая и психическая потребность. Ради возможности двигаться ребенок готов даже к наказанию: Все жду, когда на улицу отпустят. Кручусь, верчусь у взрослых под ногами. И наконец не просто отпускают, А выгоняют из дому меня. Беда! Мороз весну остановил! Лопаткой лёд ломаю. Каблуком Бужу ручьи, освобождаю лужи. Да так, что брызги ржавые летят. И, весь в грязи, промокший и голодный, . Иду домой. Стою в углу, как веник. Профессия историка наложила отпечаток на творчество Берестова. Для него нет абстрактного понятия «время», а есть «времена» — этапы жизни, связанные с конкретными событиями в жизни человека. Стихотворение «Дверь» (1969) — яркий пример истории по Берестову: Вот дверь. Тебя внесли в неё кульком. А вывозили из неё в коляске. А вот и сам, укутан башлыком, Ты тянешь на порог свои салазки. Ты — первоклассник. На дворе метель. В руке — набитый книжками портфель. Растёшь. Ползут зарубки вверх по двери. Ключ от неё тебе уже доверен. Всё та же дверь. А всё ж ведёт она В иную жизнь, в иные времена. Лирический герой в стихах Берестова почти всегда существует в двух возрастах. Два «я» — наивный ребенок и седой мудрец, читающие одну и ту же книгу, — отражаются друг в друге, узнают и понимают друг друга: Как, «Одиссею» читая, мечтал я об океане! Как меня из дому гнал запах неведомых стран, Где хитроумный герой мечтал о дряхлеющей няне, Рвался к далёкой семье и проклинал океан. («“Одиссея" в детстве»,1984) По закону вечного движения возникают и бесчисленные парадоксы. Парадоксальность — вторая важная черта берестовского стиля. Именно парадокс движет лирическим сюжетом большинства стихотворений поэта. В «Утренней колыбельной» (1965) (пример поэзии парадоксов) лирический герой испытывает удивление перед большим и разнообразным миром, в котором постоянно совершается неисчислимое множество перевоплощений. «Без удивленья холодно уму», — заметил поэт в одном из «взрослых» четверостиший. Маленькие читатели вместе с поэтом заново открывают и осваивают вечно меняющийся мир, вместе фантазируют и играют (стихотворения «Опушка», «Дети и звери»). В первую очередь, парадокс выражается в использовании приема гиперболы (преувеличения). Вспомним: гиперболы Маршака и Чуковского достигают огромного, фантастического масштаба («скушал сорок человек...», «пять церквей и колоколен»). Комическая же гипербола обжорства в исполнении Берестова отличается своим бытовым, нарочито приземленным содержанием: его коза кушает домашние предметы, причем не слишком важные — с точки зрения ребенка. Слова в их прямом значении уже являют у Берестова образы. «Игуанадон весом восемьдесят тонн» и «птица птеродактилица» поражают воображение самими названиями, и сюжет на тему «таланты и поклонники» развивается из этих имен: «скрипяше-хрипящее» слово подсказывает образ первой птицы-певицы, а «тяжеловесно-громадное» слово — образ первого слушателя (стихотворение «Самая первая песня»). Впрочем, иногда Берестов прибегал и к иносказанию — чтобы приглушить конкретные черты действительности и усилить впечатление. Так, метонимия и олицетворение используются в описании «засыпающего» цветка. Пока мы читаем строфу слово за словом, цветок сворачивает лепестки: Пряча в складки Запах сладкий. Лепесток за лепесток, Сам себя укрыл украдкой И уснул ночной цветок. Поэта особенно привлекало все связанное с учением, со школой. Он создал целый поэтический эпос на тему учения. Однажды Берестов прочитал Ахматовой двустишие: «Что делать, чтоб младенец розовый / Не стал дубиной стоеросовой?» — и получил совет записывать такие строчки. Ныне это двустишие — под названием «Педагогика» — входит в цикл миниатюр «Веселые науки» (1956— 1992). В этом цикле сильна и постоянна позиция Берестова как мудреца и насмешника («Геометрия», «Ботаника», «Ходули», «Милитарист», «Болонка» и др. Центральное произведение поэтического эпоса на тему учения — стихотворение «Читалочка» (1962), которое входит почти во все буквари. Успех «Читалочки» можно объяснить тем, что поэт следовал классическим образцам поэтической риторики. Перед нами — «школьный гимн», наподобие латинских гимнов, а композиция выстроена на эмоциональном контрасте — от досады до победы, при этом вся композиция замкнута в риторическое кольцо: от тезиса к антитезису через синтез к выводу. Этот классический канон относится к канонической же теме — похвала книжной премудрости (в подобных похвалах упражнялись еще в Средние века латинские и русские сочинители — основоположники современной школы и детской литературы). Собрание русских стихотворных азбук Берестов пополнил «азбукой с играми». Она построена как цирковое представление и названа «Парад-Алле!» (1988). В. Берестов легко вникал в мир ребенка любого возраста, однако за ним утвердилась репутация лирика для двенадцатилетних — наиболее трудного возраста, долгое время считавшегося «непоэтичным» (сборники «Зимние звезды», 1970; «Идя из школы», 1983; «Определение счастья», 1987). Благодаря переводам Берестова русские дети могут читать произведения лакского поэта Нуратдина Юсупова (особенно популярна его сказка «Голубь и пшеничное зерно»), еврейского поэта Аврама Гонтаря («Осень в лесу» и другие стихотворения), туркмена Нуры Байрамова, узбека Куддуса Мухаммади, бельгийца Мориса Карема. Берестов-прозаик известен как автор повестей для подростков и юношества, написанных в 60-х годах по впечатлениям Новгородской и Хорезмской археологических экспедиций, — «Приключений не будет», «Меч в золотых ножнах», «Каменные зерна». В повестях рассеяно ложное представление об археологии как кладоискательстве, подчеркнут тяжелый труд увлеченных историей людей. Для маленьких детей Берестов создал ряд сказок в прозе, в том числе «Как найти дорожку» (1958), «Змей-хвастунишка» (1958), «Честное гусеничное» (1958), «Аист и соловей» (1962). Некоторые из них автор сочинил сам, другие пересказал. Их постоянная тема — «обыкновенное чудо», будь то цветок мать-и-мачехи, нарисованный человечек Фитюлька, расцветшая вдруг хворостина или Мастер, построивший башню под Хорезмом и улетевший с нее на сделанных им же крыльях. В 1965 году Берестов пересказал два библейских сюжета — «Давид и Саул» и «Пророк Иона» — для детской книги «Вавилонская башня» под редакцией К.Чуковского. Его прозаические сказки и пересказы отличаются мягкой и веселой интонацией, «глагольной» речью, а главное — тоном совершенной уверенности в счастливой развязке любого конфликта. Берестов — исследователь творчества А.С. Пушкина. В частности, он открыл новую тему — детство Пушкина (книга «Ранняя любовь Пушкина», 1989). Он автор обстоятельных статей о К. Чуковском, С. Маршаке, В. Дале, А. Блоке. А. Ахматовой, О. Мандельштаме, С. Есенине, В. Высоцком. Вместе с Е. Чуковской он составил книгу «Жизнь и творчество Корнея Чуковского» (1978). Много лет жизни Берестов создавал уникальную книгу — словарь для семейного чтения. Из «Толкового словаря живого великорусского языка» В. И.Даля, включающего в себя почти двести тысяч слов, поэт вместе с женой, архитектором Натальей Александровой, выбрал пять тысяч слов — «для радости». Получился «Детский Даль». Поэт искал те слова, которые могли особенно понравиться не только Далю, но и Пушкину, его товарищу, — слова, каждое из которых само по себе есть поэзия, а речи придает силу и меткость. Берестов не всегда приводит толкование слов (для этого нужен большой словарь) — чаще прямое толкование с оттенками значений раскрывается в пословицах, поговорках, загадках. Например: Печатать... Нынче больше печатают, чем читают. Врет, как печатает. Али... аль, ай, союз или, либо: || разве <...> Аль моя плешь наковальня? Аль тебе в лесу лесу маю? Аль в людях людей нет? Два тома «Иллюстрированного словаря живого русского языка» вышли посмертно, в 2001 году. Есть нечто символическое в том, каким путем русская детская литература перевалила трудный рубеж тысячелетий, — обращением лучшего своего поэта к радостному, вечно живому Слову.
Популярное: Как распознать напряжение: Говоря о мышечном напряжении, мы в первую очередь имеем в виду мускулы, прикрепленные к костям ... Почему двоичная система счисления так распространена?: Каждая цифра должна быть как-то представлена на физическом носителе... Почему люди поддаются рекламе?: Только не надо искать ответы в качестве или количестве рекламы... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (2092)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |