Божественная открытость – и украденный конь

Глава 20

В двух оставшихся главах мы рассмотрим понятие о божественной открытости и «смысле концовки» в Библии. Наш текст – это книга Откровение, книга которую описывают как «труд огромной учености, удивительно кропотливого литературного мастерства, замечательного творческого воображения, радикальной политической критики и глубокого богословия»[1]. Эта достойная оценка знаменует собою драматический поворот в оценке этой книги[2] и эта похвала особо достойна внимания, так как в ней присутствует понимание политической вести. Весть даже более радикальна, чем может передать вышеприведенное утверждение, потому что она включает ви́дение небесной политики, которому нет равных. Персонажи, которых мы встречали в Библии, снова возникают в Откровении, чтобы в последний раз выступить прямо или косвенно. Если тео-политическому видению Откровения воздать должное, то станет очевидно, что Бог является приверженцем прозрачной власти, надлежащего отправления правосудия и подотчетности в той же полноте, как это было при встрече Бога с Авраамом (гл. 8). В Откровении «песнь Моисея» звучит на той же странице, что и «песнь Агнца» (Откр. 15:3), чтобы свести воедино уникальный опыт Моисея в Ветхом Завете и опыт Иисуса в Новом Завете и заставить свидетельствовать об одной и той же божественной реальности. Ориентиры смысла, которые имплицитно присутствуют в ходе путешествия Илии с горы Кармил на гору Хорив, являются эксплицитными в Откровении. Здесь ложная сторона с потрясающе убедительной силой «огонь низводит с неба на землю перед людьми» (13:13).

Хотя Откровение показывает мир, наполненный страданием и жестокостью, проходя все ту же выжженную пустыню в последовательностях печатей, труб и чаш, оно никогда не теряет из вида демоническую реальность, которая производит весь этот ужас в мире. Решительное разоблачение осуществляется с помощью специально отобранных и наводящих на размышления аллюзиями на Ветхий Завет. Начавшись, как кризис на небесах по поводу Божьего «смысла» в земном ужасе, смысла, который вначале столь удручающ, что вызывает кризис доверия на небесном совете (5:1-4), повествование движется выверенными шагами, а иногда большими прыжками, чтобы вывести неверно понимаемый смысл на поверхность. Ни одна другая книга Библии не стремится настолько сильно показать смысл, даже несмотря на то, что этот смысл лучше всего понимать как впечатляющее достижение божественной убедительности.

В самый важный поворотный момент в Откровении апостола Иоанна приглашают своими глазами увидеть происходящее на небесном совете.

После сего я взглянул, и вот, дверь отверста на небе, и прежний голос, который я слышал как бы звук трубы, говоривший со мною, сказал: взойди сюда, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего. И тотчас я был в духе; и вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий (4:1-2).

Дважды в этих двух стихах в Новом исправленном стандартном переводе (NRSV) стоит восклицательный знак (после «дверь отверста на небе» и после «на престоле был Сидящий» - прим. перев.), которого нет в греческом тексте, но переводчики не стремились приукрасить оригинал. Уж если где в Библии и требуется восклицательный знак, так это здесь. Уже один этот текст ясно, без комментариев, отвечает на вопрос о том, как Бог осуществляет правление. Что такое открытая дверь на небо, если не знак открытого доступа? Что такое открытая дверь, как не подтверждение власти, которая стремится к открытости?[3] Что такое открытая дверь, как не сигнал о том, что небесная власть гарантирует то, от чего часто отказываются земные власти, даже те власти, которые заявляют о своей приверженности открытости и подотчетности? И что такое этот текст как не жгучий упрек богословской традиции, которая заявляет о том, что пути Божьи не доступны проверке? В этой сцене в поле зрения появляется не человеческое посягательство на запретную территорию, а небесная политика откровенности. И по этой причине переводчики тоже оправданно поставили восклицательный знак.

Первое слово книги Откровение – это слово apokalypsis (1:1), термин, в отношении которого много недопонимания и который в популярном представлении становится синонимом гибели и катастрофы. Такие коннотации совершенно далеки от оригинального значения слова. Что должно приходить на уме вместо этого, так это весть об открытости и прозрачности. Слово apokalypsis описывает то, о чем будет говорить книга[4], оно передает характер книги.

Apo-kalypsis означает рас-крытие или снятие крышки, чтобы было полностью видно содержимое[5]. Слово описывает противоположность сокрытию и фактически указывает на процесс, обратный сокрытию. В Откровении раскрытие происходит в контексте борьбы. Открываемые действия нацелены на разоблачение того, что намеревается спрятать сторона противника. Apokalypsis противостоит kalypsis. Раскрытие противостоит сокрытию. В Откровении разоблачается и обращается вспять намеренное сокрытие. Когда apokalypsis остается в значении «показа какой-либо вещи как она есть»[6], в котором слово и должно пониматься, то это именно то, что происходит в книге. Таким образом, как это и анонсируется в первом слове книги, мы имеем дело с идеологией открытости.

Образность открытости изобилует в сцене, которую видит Иоанн, перенесенный на небесный совет.

…и Сей Сидящий видом был подобен камню яспису и сардису; и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду. И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые облечены были в белые одежды и имели на головах своих золотые венцы… и перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади... И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей (4:3, 4, 6, 8).

Хотя эта образность передает величие и красоту, радуга, драгоценные камни, стеклянное море являются меткими символами открытости и совсем не являются, как утверждают некоторые комментаторы, «напоминанием о разделении между Богом и Его творением»[7]. Также поразительно то, что приковывающий наше внимание и находящийся в середине престол обрамлен двадцатью четырьмя престолами (4:4). Число нас волнует меньше, нежели то, что означает это расположение в отношении проявления власти. Если престол в центре означает место власти, то какое значение мы придадим другим престолам? Строение небесного совета подразумевает участие и разделение власти. Усиливая эту мысль, четыре животных находятся не «вокруг престола и с каждой стороны престола», как ошибочно передает Новый исправленный стандартный перевод (4:6). Если перевести текст буквально, то эти странные существа находятся «посреди престола и вокруг престола» (4:6б)[8]. Такое расположение неудобно и почти невозможно представить, но оно решительно уничтожает расстояние между Богом и сотворенными существами[9]. Эти существа, как и Бог, кажется, находятся «посреди престола», а не только вокруг него (4:6б). Мы, несомненно, находимся в совете, где отражено участие на высоком уровне. Комментаторы, которые ссылаются на данную сцену преимущественно как на доказательство того, что реальная власть сосредоточивается на небесах, а не в руках римского императора, упускают из виду, что властвование на небесах задумано по таким правилам, которые поразительно противоположны тем, что имеются в земной имперской практике[10].

Обладают ли сотворенные существа способностями, соответствующими тому доверию, что возложено на них? Разве божественное правление, в конце концов, не принимает окончательного и бесповоротного решения, которое не подлежит обсуждению и которому не нужно чье-либо согласие или одобрение? В видении Иоанна о небесном совете очи являются самой бросающейся в глаза анатомической чертой четырех животных. Как говорит Иоанн, эти животные «исполнены очей спереди и сзади» и их крылья тоже «вокруг и внутри исполнены очей» (4:6, 8) («вокруг и внутри» - так передано в Новом исправленном стандартном переводе – прим. перев.). Очи являются символом разума, мудрости и проницательности[11]. Изобилие очей означает не только то, что эти качества присутствуют в изобилии, но и то, что они являются самой характерной чертой. Текст просто кричит о том, что четыре животных – это видящие существа. Сотворенная реальность не изображена находящейся в состоянии неспособности видеть и понимать. Следовательно, с одной стороны, мы имеем дело с Богом, который привержен открытости. А с другой стороны, мы видим существ, наделенных способностью к пониманию.

Чтобы осознанно участвовать в раскрытии Откровения, читателю следует признать самую важную предпосылку для понимания этой книги: здесь недостаточно одного прочтения. Эта книга благосклонна только к перечитывающему, к тому, кто возвращается к ней, читая ее снова и снова. Мы должны серьезно отнестись к замечанию Дж. П. М. Свита о том, что «сцены и события… являются повторяющимися и все время перескакивают туда-сюда»[12]. Связность ускользает от того, кто читает ее лишь один раз. Семь печатей, семь труб и семь чаш, кажется, говорят об одной и той же реальности с несколько иных углов зрения[13], но все же, смысл заявляет о себе только в конце. Только перечитывающий заново будет иметь представление о целом, которое необходимо для понимания отдельных частей. Как отмечает Флауэрз, «множество трудностей, которые видят исследователи в этом конкретном видении, могли бы исчезнуть, если бы они хотя бы раз попробовали нарисовать ту картину, которую видел провидец»[14].

Богословы давно понимали, что линия повествования в Откровении не идет от начала до конца, но фактически дожидается середины книги[15]. Невозможно переоценить важность обращения внимания на эту композиционную отличительную черту. Компетентность, возникающая от перечитывания, приближает читателя к точке зрения автора, который пишет свой труд, зная всю историю до конца. Аналогичным образом, опыт повторного чтения помогает следить за движением мысли автора, который откладывает начало повествования до середины книги. Даже несмотря на то, что описание войны на небе явно описывается в середине книги (12:7-12), реальность вселенского противостояния явствует с первой до последней строчки книги.

Преимущество, которое дает повторное чтение, усиливается многочисленными аллюзиями Откровения на Ветхий Завет. В действительности Откровение звучит как обзор и итог всей Библии[16]. Как верно утверждает Бокэм, Иоанн писал о «кульминации пророчесчкого откровения, которая вбирает в себя все пророческое значение писаний Ветхого Завета и раскрывает то, как они исполняются и будут исполняться в последние дни»[17]. Это приводит к необходимому выводу о том, что если читатель Откровения соглашается перечитывать его вновь и вновь, то он или она начинает перечитывать всю Библию!