Бодрственное и сновидящее «я»

В целях осуществления более детального логико-методологического анализа феномена сновидения и определения логики воздействия происходящего в сновидческой реальности на судьбу человека я предлагаю различать два начала в рамках единой человеческой природы: бодрствующее это[17] и сновидящее. Бодрствующим (бодрственным) «я» назовем ту составляющую личности человека, которая направляет и определяет его функционирование в повседневной реальности (условно говоря,в «дневной жизни»). Сновидящим коррелятом будем считать его контрагента из мира сновидений. Субстанциально эти ипостаси - один и тот же субъект. Но функционально они различаются [18].

Между данными режимами функционирования имеется определенного рода устойчивая связь: сон бодрственного эго есть жизнь сновидящего «я», и наоборот, жизнь бодрственного эго - это сон его сновидящего коррелята. Иными словами, их отношения увязаны таким образом, что глубинные предиспозиции агента действия одного типа реальности находят сюжетное, событийное выражение в снах другого, а сны другого приносят первому глубинное, в событиях жизни его альтер-эго, добытое знание о последствиях делаемых выборов и принимаемых решений.

Подобное знание возникает не в результате рассудочного ознакомления с последствиями совершаемых выборов (взвешивания вариантов, определения перспектив, возможных следствий и потенциальных затруднений), а проживается всем своим существом в сюжетных линиях событий собственной жизни, разворачивающихся в альтернативной реальности. Поэтому оно может быть названо телесным. По своей природе оно отличается от интеллектуального, формирующегося в результате усвоения субъектом внешней по отношению к нему информации, и по сути безразличного к его внутреннему миру.

При этом происходящее видится как реальность подлинных жизненных ситуаций и в том случае, когда наблюдатель отождествляет себя с бодрственным эго, и в том, когда он отождествляет себя со сновидящим «я». Иначе говоря, сюжетная цепочка, разворачивающаяся перед ним, имеет для него характер реальной, независимо от того, каков ее подлинный статус. Однако здесь есть одно НО: это верно лишь по отношению к той ипостаси целостности «человек», с которой он в данный момент себя отождествляет. Если он считает, что бодрствует, то происходящее сним оценивается им как подлинная реальность, а происходившее с той частью его личности, с которой он себя в данный момент не отождествляет, как сон. Если же он отождествляет себя со сновидящей ипостасью, то происходящее с ним в разворачивающейся сюжетной цепочке воспринимается этой частью его личности как жизнь, как подлинная реальность, а происходящее с той частью, с которой он в данный момент не идентифицируется, как сон. На самом же деле жизнь человека - это единый процесс, который может быть воспринят тем или иным образом не потому, что он таков и есть, каким видится каждой из ипостасей, а потому, что такова природа той его составляющей, с которой в данный момент он отождествил себя.

Таким образом, получается более объемная модель взаимоотношения разного типа реальностей: жизнь человека предстает не как простая дихотомия «объективная / сновидческая реальность», где один режим исключает другой, а как сложным образом соотнесенные и увязанные между собой условия функционирования разных его ипостасей, где жизнь одной есть сон другой, а сон одной есть жизнь другой. Важно также и то, что в то время как активная составляющая режима функционирования человека (та его ипостась, с которой он в данный момент себя отождествляет) воспринимает и репрезентирует происходящее своими средствами, другая составляющая тоже не бездействует. То, что недоступно восприятию первой (как не соответствующее природе воспринимающей системы), репрезентируется на бессознательном уровне альтернативной ипостасью.

Иными словами, когда бодрственное «я» живет, сновидящее видит сон, причем обе сюжетные цепочки разворачиваются одновременно и представляют собой компоненты, грани единого целостного процесса жизни, который только диссоциированным человеком воспринимается как поделенный на взаимоисключающие режимы функционирования.

Когда же активность переходит к сновидящему корреляту «я», восприниматься как реально происходящее начинает цепочка, выразимая снами, а бессознательно регистрируется то, что - будучи увидено бодрственным эго - воспринималось бы как жизнь. Это будут все те составляющие единого целостного процесса жизни, которые не соответствуют природе сновидящего «я» и поэтому не могут быть данной ипостасью ни распознаны, ни репрезентированы собственными средствами. При новом переключении режимов активности эти компоненты предстанут в форме реальности подлинных жизненных ситуаций.

И теперь понятно, почему она развернется в ответ на - и в точном соответствии с - характером глубинных предиспозиций самого человека: ведь логика ее порождения в определенном отношении та же, что логика порождения сновидений человека по отношению к реалиям его бодрственной жизни. Если посмотреть на эту зависимость со стороны сновидящего, а не бодрственного эго, как мы привыкли делать, то это будет реальность его сновидений (напомню: то, что бодрственным эго воспринимается как сон, для сновидящего явь, соответственно, сном для сновидящего эго окажется явь бодрственного «я». А реальность сновидений разворачивается в ответ на - и в точном соответствии с - запросами / потребностями / ожиданиями агента действия. Таким образом, наша бодрственная жизнь, увиденная с позиции нашего сновидящего эго, это всего лишь реальность мира его сновидений, и как всякая сновидческая реальность, она задается и определяется запросами субъекта, «заказывающего» сон. Так и оказывается возможной та связь реальностей, которая - будучи увидена глазами бодрственного «я» - предстает в форме «закона диады»: реальность жизненных ситуаций разворачивается для субъекта из глубинной реальности в соответствии сего собственными предиспозициями и стремится соответствовать его ожиданиям.

Поэтому бороться с неблагоприятными жизненными ситуациями, пытаясь воздействовать на них «в лоб», не всегда эффективно: корни имеющегося могут располагаться не в объективной, а в сновидческой реальности. Соответственно, чтобы что-то изменить, надо вступить во взаимодействие с тем содержанием, которое обусловливает такое развертывание событий. Само же оно - что особенно важно подчеркнуть - не является случайным или легко устранимым: т.к. в самом прямом и полном выражении представляет собой ответ на имеющийся в данный момент у самого человека запрос именно на такое положение вещей. Ведь наличное положение вещей - это просто иная форма выражения подлинной внутренней природы человека на данный момент. Иначе говоря, это имеющееся в чистом виде, т.е. единственная подлинная реальность настоящего, которая только и дана субъекту. Всё остальное - иллюзии. Поэтому когда человек начинает бороться с имеющимся, по большому счету он сражается с самим собой. И в этой борьбе неможет быть победителей: ведь обе составляющие его личности: и та, которая обеспечила имеющееся положение вещей, и та, которая восстает против него, - это он сам. Поэтому, кто бы ни победил в этой борьбе, проиграет сам человек: ведь «проигравшая часть» - это тоже он.

Что же, вовсе ничего не делать? А если имеющееся положение вещей невыносимо, а потребность его изменения ощущается как жизненно необходимая самим человеком?

Делать можно и нужно, но не всегда в том привычном ключе, к которому мы приучены нашей традицией, рассматривающей мир как плоскостное образование, генетически связанное только с одной составляющей личности человека - его бодрственным эго, и теряющей всю глубину и сложность взаимообусловливания разных пластов реальности. Как и говорят великие представители духовных традиций, самое надежное средство изменения имеющегося положения вещей - это осознание имеющегося положения вещей. Осознание имеет собственную энергию трансформации ситуации.

Кажется, просто. Однако это не так. Сложность в том, что диалектика иллюзорного и реального такова: когда ты осознаёшь, что некоторое положение имеет место, оно не имеет места[19]. Выход мне видится в том, что предлагает Кришнамурти: распознавать иллюзию как иллюзию. А именно: в тот краткий миг, когда мы распознаём иллюзию как иллюзию, мы находимся в реальности. И это единственный момент, когда нам оказывается доступно подлинное изменение.

Что же конкретно мы должны распознать как иллюзию, чтобы получить доступ к механизму трансформации реальности?

Этот вопрос непосредственно связан с вопросом о природе мысли. Мысль человека - это иллюзорная реальность, в которой, тем не менее, выражены и представлены те динамики событий, которые реально имеют место, но не всегда воспринимаются и осознаются субъектом. Когда он всем своим существом вовлекается в проживание такого идеального по своей природе образования (будь то мысль или образ) как в нечто, принадлежащее миру объективной реальности, он наделяет егособственной телесностью, тем самым превращая его в продукт уже нашего мира. Вследствие этого составляющая идеального мира (мысль или образ) обретает уже некоторую соприродную физическому миру форму проявленности в нем. (Формой репрезентации идеальных образований в мире реального выступает наша собственная телесность, которая оказывается задействованной, когда мы не распознаём иллюзию как иллюзию и вовлекаемся в ее проживание.)

Когда человек не распознаёт иллюзию как иллюзию, а начинает относиться (относить себя) к ней, как к реальности, он вместо реального, физического мира оказывается в мире сновидения, где все возможно, где реализуются любые фантасмагории. Из мира жизни бодрственного «я» он выпадает в мир сна сновидящего эго (субстанционально это одно и то же, функционально - по локусу самоидентификации - это разные вещи). И тогда получается, что, находясь как бы наяву, объективно бодрствуя, он в то же время по всем параметрам реализации возможного выпал в мир сновидения и, тем самым, оказался во власти законов, действующих в нем. И его начинает крутить и вертеть, запускаются всякие катаклизмы, когда желаемое не происходит, а пугающее реализуется.

Соответственно, остановить действие этого механизма можно на этапе, когда имело место нераспознавание иллюзии как иллюзии и придание ей, тем самым, статуса реальности. Об этом, как мне кажется, и говорил Кришнамурти, когда отмечал, что в тот краткий миг, когда иллюзия распознаётся как иллюзия, человек пребывает в реальности. И это именно та среда, где существует единственная подлинная возможность трансформации происходящего.

[1]Линн Д. Полные пригоршни снов. Киев: София, 2000. С. 52.

[2]Там же. С. 53.

[3]Kilton Stewart. Dream theory in Malaya. New York, 1951; Pygmies and dream giganties. New York, 1954.Статьяперепечатанавиздании: Altered states of consciousness.NewYork, 1972.

[4]Гарфилд П. Путь к блаженству. Метод мандалы сновидений. М., 1998.

[5]Как мы сегодня сказали бы, в режиме «активного воображения» Юнга.

[6]Как говорят персонажи в фильме «Бездна»: «Ты везде видишь заговор» - «Так везде и есть заговор!».

[7]РумиДжелалад-Дин. Сокровища вспоминания. М„ 2002. С. 139.

[8]Там же. С. 159-160.

[9]Минделл А. Ученик создателя сновидений. Использование более высоких состояний сознания для интерпретации сновидений. М., 2003. С. 21.

[10]Вспоминается дзэнское: «ЧжаоЧжу спал, и ему снилось, что он - бабочка, весело порхающая с цветка на цветок в поисках нектара. Он проснулся и не знает, то ли он ЧжаоЧжу, которому снилось, что он бабочка, то ли он бабочка, которой снится, что она ЧжаоЧжу».

[11]Там же. С. 16-17.

[12]Минделл А. Ученик создателя сновидений. С. 16-17.

[13]А я бы сказала, восприятие происходит нами, при этом наша телесность выступает как тот инструмент, которым совершается действие восприятия/познания. Иными словами, в глубинном смысле, не «мы воспринимаем», а «нами воспринимают». На мой взгляд, восприятие, познание - это то первично значимое, инструментами, средствами реализации которого выступаем мы, наделенные нашей специфической телесностью со всеми ее огромными возможностями репрезентации окружающего.

[14]Там же. С. 36-37.

[15]Минделл А. Сновидение в бодрствовании. М., 2004. С. 15.

[16]Домазио А. Возвращаясь в прошлое // В мире науки. Январь, 2003. С. 58.

[17]В дальнейшем, чтобы терминологически отличить эту структурную составляющую личности от одноименного состояния (а именно, бодрствования), в отношении первой я буду использовать термин «бодрственное», а в отношении второго - «бодрствующее» я (эго).

[18]Это как в дзэнской притче. В монастырь, где настоятелем был Нан-ин приехал император. При входе он встретил человека, рубившего дрова. «Где я могу найти Учителя Нан-ина? - поинтересовался император». Дровосек разогнулся, задумался, потом ответил: «Прямо сейчас вы не можете найти его, пожалуйста, пройдите в дом и подождите там». Через какое-то время к ожидавшему императору вышел он же, но уже в одежде мастера. Император решил уточнить: «Вы тот самый человек, который рубил дрова?». Нан-ин ответил: «Я не тот самый человек: изменилась вся конфигурация. Рубил дрова дровосек, его имя тоже Нан-ин. Он очень похож на Учителя, но все-таки рубил дрова не Учитель Нан-ин». - См.: Дзенские притчи. Пенза, 2003. С. 53.

[19]Как выражает эту идею Д.Т. Судзуки, человек только тогда глубинно взаимодействует с миром, когда не осознаёт этого взаимодействия. До тех пор, пока остается хоть малейшее место для осознания того, что с тобой происходит, этого с тобой не происходит. См. Судзуки Д.Т. Мистицизм христианский и буддистский. Киев, 1996. С. 43-44.