Классика (VI – IV вв. до н. э.)

Первый период античной философии является такой философией, которая рассматривает цельный чувственно-материальный космос по преимуществу также в виде объекта. В период абсолютного господства мифологии чувственно-материальный космос был не только объектом, он же был и основным субъектом, он же был и слиянием объекта со всеми субъектами. Но первый период античной философии отличается тем, что как раз вся чувственно-материальная действительность трактуется по преимуществу как объект. Все остальное в чувственно-материальном космосе, например, одушевление, остается здесь нетронутым, но все превращено только в объект исследования.[16][16]

Ранний эллинизм (IV – I вв. до н. э.: стоицизм, эпикуреизм и скептицизм)

Чувственно-материальный космос, конечно, и тут оставался на первом плане, но тут он рисовался не только в своей объективной данности, на него переносились и все субъективные человеческие переживания, так что он оказывался уже не только объектом, но также и колоссальным мировым субъектом.[17][17]

Поздний эллинизм (I – VI вв. н. э. Неоплатонизм: III – VI вв.)

Субъект и объект, хотя и различаются теоретически, но практически представляют теперь единое и нераздельное целое. Эта принципиальная и неразрывная слитность субъекта и объекта означает не что иное, как превращение субъекта и объекта в живое одушевленное существо, которое сразу и навсегда есть и объект и субъект одновременно. А так как представлять себе космос как живое и одушевленное существо есть мифология, то поздний эллинизм и оказался не чем иным, как мифологией. Но это уже не прежняя мифология, в которой еще не было даже самой рефлексии относительно субъекта и объекта, то есть дорефлективная мифология. Поздний эллинизм стал рефлективной мифологией, в которой все нерасчлененные моменты логически расчленились и противопоставились… Характер неоплатонической философии нельзя назвать иначе как диалектикой мифа.[18][18] Неоплатонизм выходит за пределы философии (если под философией понимать разумное мировоззрение). Неоплатонизм сверхразумен. В нем наблюдается возврат к мифологии, ремифологизация – процесс, обратный демифологизации, которая происходила при генезисе философии[19][19].

II. Основные понятия и категории физики и этики в философии Древней Стои

 

Стоицизм как философское учение – сложное мировоззренческое образование. Он сочетал в себе элементы материализма и идеализма, атеизма и теизма. С течением времени идеалистическая тенденция в стоицизме нарастала, а сам стоицизм с течением времени все больше превращался в этическое учение.[20][20]

Выбор философской школы в период эллинизма означал избрание, прежде всего, образа жизни. Школа стоиков отличалась требованиями высокой нравственности, единства слов и поступков.[21][21] Назидание стоиков были направлены на то, чтобы инспирировать в человеке осознание собственного места и назначения в мироздании, на основе чего он должен действовать в своей жизни.[22][22] Идеи нравственного универсализма (космополитизма) и всеобщего братства, провозглашаемые стоиками, послужили причиной достаточно широкого распространения в эллинистическом мире. [23][23]

В условиях стихийно-возраставшей мировой империи стоицизм взял на себя обязанности охранять внутренний покой индивидуума. Нужно было сделать личность внутренне непоколебимой, несгибаемой и твердокаменной, чтобы обезопасить ее от небывалых общественных треволнений и всякого рода превратностей, связанных с обширными завоеваниями и организацией мировой империи. Воспитываемый стоиками внутренне бесстрастный индивидуум надо было обосновать и общественно, и политически, и природно, и космически [24][24], что и предприняли стоики, обосновав свою этическую философию на метафизических принципах. Как заметил А. А. Столяров: «Моралистика – лишь видимая часть «айсберга»; его «подводную» часть составляет теоретическое учение школы…».[25][25]

В последующем рассмотрении берется лишь физическая и этическая части учения ранних стоиков, поскольку только эти части имеют непосредственное отношение к теме работы.

 

Физика

Физика необходима стоикам, так как она повествует о том, что неподвластно воле человека, но подчинено высшей разумной космической необходимости. Человеческий ум и космическая разумность взаимосвязаны, жизнь рассматривается как согласование с всеобщим законом. Космос логичен, и все в нем находится во взаимодействии и совершается по необходимости. Человеческий выбор заключается в осознании этой необходимости и действовании в соответствии с ней, что означало «принять судьбу». Действие вопреки судьбе, по собственному произволу означало отвержение всеобщего порядка вещей и космической разумности.[26][26]

Узловые проблемы физики стоиков: первоосновы космоса; природа телесного и бестелесного; космогенез и космология; уровни организации сущего; разумная природа; целесообразность причинно-следственных связей, промысл; теология. [27][27]

 

Стоики реставрировали старый космологизм Гераклита и весь его материализм с огнем как первоначальной стихией и истолкованием всего сущего как истечения из этого огня и как результата его вечных превращений в другие стихии.[28][28] «Огонь является и субстратом, и символом бесконечного процесса обновления мира».[29][29] Огонь – это не начало, а элемент, но элемент, понимаемый в разных смыслах: как первоэлемент, из которого все образуется, а затем в него же все разрешается; как один из четырех элементов (стихий), из которых (из их различных сочетаний) все состоит (SVF II 413). Элемент (в первом смысле) – это нечто изначально возникшее, самодвижимое, начало, «семенной логос» и вечная сила, от которой все получает рождение и разрешение (уничтожение) (SVF II 413). Начала отличаются от элементов (данных во втором смысле): первые не рождаются и не погибают, вторые же погибают при воспламенении. Кроме того начала бестелесны и лишены формы, элементы же обладают формой (SVF II 299). Отличие элемента от начала заключено в том, что начала не являются по необходимости однородными с тем, что от них происходит, а элементы всецело однородны с этим (SVF II 408).

Но у стоиков в отличие от Гераклита первоогонь уже не просто слепая сила, но является художественно-творческой силой, провиденциально-фаталистическим огнем, который венцом своего творения создает человека. «Творческий огонь… умножает и сберегает все, присутствует в растениях и животных и, таким образом, является природой и душой» (SVF I 120).

Общее у Стоиков с Гераклитом в том, что мир единствен и развивается циклично. Изобретением стоиков было учение о мировом пожаре[30][30], который происходит периодически (через каждые 10800 лет, или один мировой год) с целью «очищения» от накопившегося зла.«…Далее, говорит Зенон, в некое назначенное судьбой время весь мир воспламеняется, а затем вновь упорядочивается» (SVF I 98).  В результате после каждого такого воспламенения мир возникает вновь в том же самом виде, с теми же вещами, событиями, лицами и всем космосом[31][31].

Гераклитовскому логосу стоики придали значение всеобщего природного закона изменения всех вещей – разума, отождествили его с верховным божеством и материализовали, превратив в движущую силу материи. Такое отождествление позволило стоикам последовательно проводить мысль о самодвижении материи, ибо в их учении нет места внешней по отношению к материи силе.[32][32]

Начал стоики различали два: материальное и духовное, но оба они, тем не менее, телесны, так как духовное начало – пневма, «теплое дыхание» – есть сочетание огня с воздухом – материальными элементами, считавшимися стоиками активными по сравнению с водой и землей. Поэтому и эти начала разделяются на действующее (дух, душа, пневма) и претерпевающее (материя). «Пневматическая сущность – это связующее начало, а вещественная – связуемое…» (SVF II 439). Пневма связует и удерживает вместе материю, то есть четыре известных элемента, которые в силу своей пассивности сами оформляться (связываться вместе в различных пропорциях) не в состоянии.

Материя (вещество, сущность) сама по себе есть лишь потенция, возможность. «Зенон ввел понятие бескачественной материи, лишенной формы, назвав ее первичной материей. Для описания этой материи Зенон употреблял образ воска, способного к превращению в бесконечное количество форм. Понятие первичной материи Зенона напоминает понятие «chora» Платона, имеющее значение вместилища начал. У него – те же характеристики: вечность, отсутствие качеств, в нем присутствует оттенок значения материи как небытия».[33][33]Понятие «материя» у Хрисиппа имеет два смысла, «называется Стоиками двояко: сущностью и материей, в первом случае – в отношении целого, во втором – в отношении частей; применительно к целому – не увеличивается и не уменьшается, применительно к частям – и увеличивается и уменьшается» (Диоген Лаэртий «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», VII 150). Материя в первом смысле означает собственно субстанцию, неизменную, общую первооснову всех вещей.[34][34] «…Сущность – это первовещество всего существующего; как целое она вечна и не становится ни больше, ни меньше. Напротив, ее части и не остаются всегда одними и теми же, но разделяются и сливаются. По ней распространяется мировой логос…» (SVF I 87).

Пневма постоянно находится в состоянии напряженности («бытийной напряженности»[35][35]). Эта напряженность различна, она минимальна в неорганической природе и максимальна у стоического мудреца (идеального человека стоиков). В зависимости от состояния пневмы образуется своего рода лестница бытия – четыре царства природы: неорганическая природа, флора, фауна и человек. В неорганическом мире пневма выступает как слепая необходимость и причинность, в растительном – как слепая формирующая сила природы. В мире животном (и человеческом) пневма представляет собой разумную душу, стремящуюся к объективно разумному, то есть к космическому порядку вещей. «Приверженцы Зенона полагают, что бог пронизывает все вещество и на одном уровне выступает как ум, на другом – как душа, на третьем – как природа, на четвертом – как структурное единство» (SVF I 158). «Бытие стоиками трактовалось как огненное дыхание (pneyma)…Это исходное огненное дыхание в своей последней сущности было не чем иным, как «интеллектуальным телом», которое в виде иерархической лестницы было распространено по всему космосу».[36][36]

Таким образом, пневма – это не только физическая смесь огня и воздуха. Она есть мировой дух, мировой разум. Чем больше в этой смеси огня, тем она разумнее. Пневма, мировая душа – разум и логос космоса, чистый огонь же – разум бога и сам бог. «Мировая душа – это господствующая часть божества, подобно господствующей части души в теле, занимает особе место в Мире – его центр».[37][37]

Но эти два первоначала нераздельны у стоиков: «А где вещество уравнивается с богом – там учение Зенона» (SVF I 156). Бог стоиков – есть деятельная и творческая сила самой материи. «Вещество совечно богу» (SVF I 87).

Как уже отмечалось выше, все сущее у стоиков (как воплощение первоогня) телесно. Но материализм стоиков отличается от греческой классики своей телеологичностью, провиденциализмом, фатализмом. Поскольку огонь-бог есть разум, то и все им порожденное разумно. Таким образом, происходит теологизация природы, которая неизбежно приводит и к ее телеологизации.[38][38] «А сплетение и последовательность этих причин (т. е. тех, которые содержатся в первоогне наподобие семян, – С. Д.) именуется судьбой, знанием, истиной всего существующего, законом неотвратимым и неизбежным» (SVF I 98). Художественный первоогонь изливается «сперматическими логосами», или «осеменяющими идеями», пронизывающими весь космос от начала и до конца: «Этот первоогонь представляет собой как бы семя, содержащее логосы и причины всех вещей, которые возникали, существуют и возникнут в будущем» (SVF I 98). «”Семенные логосы” представляют собой одновременно и элементарные организмы, и смысловым образом оформляющее их лектон» [39] [39]. «Семенные логосы» стоиков представляли собой некую, несколько иную по смыслу, альтернативу досократовским элементам или «идеям» Платона.[40][40] Эти семенные логосы пронизывают весь космос и образуют космическую «симпатию»(взаимопроницаемость, взаимопревращаемость). В этом учении раскрывается пантеизм огромной силы и учение о безусловной разумности(целесообразности) всего сущего.

Мир, пронизанный пневмой, порожденный из творческого огня-бога, по мнению стоиков, и сам разумен и одушевлен. «Причастное уму лучше непричастного, одушевленное лучше неодушевленного. Но нет ничего лучше мира. Значит, мир наделен умом и одушевлен» (SVF I 111). «…Что же в таком случае мешает считать весь мир одушевленным и разумным, если он рождает из себя одушевленные и разумные существа?» (SVF I 112). Мир понимался стоиками в нескольких смыслах: мир, понимаемый как бог, которым «они называют качественную определенность всего сущего», – этот мир вечен; и мир, понимаемый как миропорядок, – этот мир «рожден и меняется через определенные промежутки времени, бесконечно повторяющиеся как в прошлом, так и в будущем» (SVF II 528). «Хрисипп говорит, что мир – это упорядоченная совокупность неба, земли и обитающих на них существ, или совокупность богов, людей и всего, что рождено ради них. В другом смысле миром называется бог, согласно которому возникает и завершается миропорядок» (SVF II 527).

Стоики впервые стали понимать мир (космос),управляемый судьбой, как государство (мировую империю), а человечество – как его граждан, или космополитов: «…И подобно тому, как о государстве говорится в двух смыслах, – как о месте обитания и как о совокупности живущих там людей и граждан, точно таким же образом мир напоминает государство, состоящее из богов и людей, причем боги в нем правят, а люди подчиняются» (SVF II 528). До этого космос понимался только или как универсальная родовая община (мифология), или как круговорот материальных стихий (натурфилософия).[41][41] Аналогия космоса и государства влечет за собой и идею единого для всего космического закона.

Закон – одна из основных категорий стоиков, одинаково неумолим для всех: для природы, для общества, для человека, для государства. Перед лицом мирового закона стоики равняли всех: свободный и рабов, греков и варваров, женщин и мужчин, – следовательно, это огромный шаг на пути освобождения человек! Закон, судьба, разум и бог – это для стоиков одно и то же.

Человеческая личность понималась стоиками как пневматическое истечение первоогня, логоса,«…как говорит Зенон Китийский, семя живых существ – тот огонь, который есть душа и разумное начало (mens)» (SVF I 126), причем самое совершенное истечение – это мудрец. И здесь происходит плавный переход от физики к морали, этическому учению. Мудрец – тот, кто любит свой рок (amor fati), поскольку «художественный огонь», «провидение» и «рок» – одно и то же.

Этика

Как уже было сказано выше, стоицизм взял на себя обязанность сохранять внутренний покой индивида перед лицом стихийно возраставшей мировой империи. Цель – сделать личность внутренне непоколебимой, твердой и т.п. Воспитываемый стоиками внутренне бесстрастный индивидуум надо было всячески обосновать, в том числе и космически. Этика стоиков опиралась на веру в провидение и разумный план космоса, благодаря которому все в целом хорошо, хотя в отдельных частях может быть и плохо. Совершенный человек стоиков – мудрец, «любящий свой рок». Кроме судьбы ничего не существует, следовательно, тот, кто не принимает рока, тот любит только свою мелкую личность и вечно страдает. Не существует переходных ступеней между мудростью и глупостью, следовательно, почти все сумасшедшие, а лишь немногие – мудрецы.

Поскольку природа и человек у стоиков соотносятся как часть и целое, а природа мыслилась абсолютно бесстрастной, то жизнь в согласии с природой почиталась ими за высшее благо: «…конечная цель человека – жить согласно с природой, и это то же самое, что жить согласно добродетели…» (SVF I 179), «что до конечной цели, то Зенон высказался о ней так: «жить согласно с природой», – а это значит то же самое, что жить сообразно единому разуму и в согласии с ним…» (SVF I 179), «…первоосновы счастья – это природа и сообразное природе» (SVF I 183), «…счастье – это благое течение жизни» (SVF I 184), «добродетели… достаточно для счастья» (SVF I 187). Без жизни в согласии с природой невозможно самосохранение, к которому стремится все живое в первую очередь. Жить в согласии с природой – означает жить в согласии с разумом, в этом – предел блага, конечная цель (SVF I 552). А в стремлении к благу и состоит главный долг мудреца, тем более что благо приводит к истинному наслаждению («Клеанф утверждал, что благо и прекрасное – это наслаждения» (SVF I 538)) Человек, будучи частью природы, должен стремиться к гармонии с ней, то есть жить разумно, а жить разумно – значит, жить бесстрастно. Добродетель сама по себе награда.

Основной добродетелью человека, как наиболее разумного творения природы, является практическая мудрость, которая мыслится в виде четырех основных платоновских добродетелей (антиподов четырех видов зла у стоиков): мудрость, мужество, умеренность и справедливость. Мудрость (разумность) есть знание блага, зла и безразличного (SVF II 174). «Душа, познающая добро и зло вне деятельности (созерцательно, – С. Д.), – это мудрость и знание; а когда она обращается к действию в повседневной жизни, она… называется разумностью (когда нужно сделать добро, а зла не делать, – С. Д.), здравомыслием (когда нужно выбрать добро, а зла избежать, – С. Д.), справедливостью и мужеством» (SVF I 374).

Путь к блаженству стоики видели в бесстрастии (апатии, повиновении судьбе). Внутреннее бесстрастие человека обосновано (космологически) тем, что он является пневматическим истечением несокрушимого и творческого первоогня. Апатия означала у них самое высшее напряжение пневмы, благодаря которому мудрец становился нечувствительным к страданиям и достигал полной невозмутимости (атараксии). Однако человеку присущи также и аффекты (страсти), вносящие смуту в его разум. Стоики определяли страсть как неразумное и даже противное природе, противоестественное стремление души (SVF I 205), а также как ошибочное суждение и извращение разума (SVF I 202, 208), и делили ее на четыре вида: печаль (скорбь), страх, вожделение и удовольствие (наслаждение) (SVF I 211). (Печаль определялась как неразумное сжатие души (к ней, в частности, относится жалость); страх – как предчувствие «свежего» зла; вожделение – как неразумное стремление души, таящей в себе неудовлетворенность, ненависть, придирчивость, злобу, гнев, негодование, любовь; удовольствие – как неразумное возбуждение себя тем, что представляется желанным, но не более чем представляется.) Страсти – общий источник четырех видов зла (противоположных четырем платоновским добродетелям): неразумия, трусости, неумеренности и несправедливости.

Стоическая этика основывается на противопоставлении двух сфер – моральной и нейтральной, то есть той, которая зависит от человека, и той, которая не зависит. Как сказано выше, мудрость есть понимание того, что есть истинное добро и что есть истинное зло, а что не есть ни то, ни другое, то есть «безразлично» и тому, и другому. Стоики утверждали, что между благом и злом существует «ничейная» полоса, полностью или относительно нейтральная – полоса нравственно «безразличного» (адиафора [42] [42]). «Причины вещей частью зависят от нас, частью же не зависят, то есть одни вещи от нас зависят, а другие – нет» (SVF I 177). К последним вещам относятся явления, соответствующие непреложному ходу вещей, судьбе, понимаемой как сплетение причин и следствий. Эти явления не зависят от воли человека, будь он даже мудрец, а потому «безразличны» ему. И здесь единственно правильная позиция состоит в том, чтобы принимать все как есть. Сюда относятся такие вещи как рождение и смерть, здоровье и болезни, красота и безобразие, удовольствие и страдание, знатность и низкое происхождение, богатство и бедность, слава и бесславие. «Испытания, посылаемые судьбой, рассматриваются как своего рода научение и упражнение в добродетели. Судьба, таким образом, преподает уроки и является главным учителем».[43][43]

Из учения стоиков о благе, зле и «безразличном», о судьбе вытекает стоическое понимание свободы как познанной необходимости.

Стремление творить добро стоики рассматривают как твердое основание нравственной жизни и педагогической практики. Если же человек против своей воли запутался в хаосе жизненных отношений, и ему не представляется возможным разумно упорядочить этот хаос, то он, по крайней мере, мудрец точно, должен покончить с собой. Самоубийство являлось одной из категорий стоической этики (считается, что два основателя стоической этики, Зенон и Клеанф, покончили жизнь именно самоубийством).[44][44]