Социально – организационный аспект отношений между

Центром и периферией

Социально-политическая природа периферии в макросоциальных системах двойственна и подвижна. С одной стороны, периферия подчиняется центру, с другой — она может оказаться в состоянии воздействовать на него, заменить его или же отделиться.

Периферия состоит из таких слоев, или секторов, общества, которые воспринимают распоряжения и убеждения, и убеждения вырабатываемые и назначаемые к распространению помимо них (т.е. центром). Периферия слагается из множества сегментов и охватывает обширную сферу вокруг центра. Одни секторы общества более периферийны, другие — менее. Чем более периферийное положение они занимают, тем менее они влиятельны, менее созидательны, менее проникнуты культурой, исходящей из центра, и менее не посредственно охватываются властью центральной институциональной системы. ...Таким образом, большинство населения периферии смотрит на центр как на источник руководящих указаний, инструкций и распоряжений, касающихся поведения, стиля жиз­ни и убеждений.

Но все это справедливо применительно лишь к одной стороне жизни имперской периферии. Вместе с тем во многих случаях на периферии империи продолжают сохраняться или зарождаются вновь самостоятельные центры. В этом случае социальные силы периферии имперского пространства олицетворяют себя не с имперским смысловым горизонтом, а с горизонтом своего специфического существования и своего территориального размещения; периферийные элиты в этом случае пытаются вести себя независимо от проблем центральной элиты и самостоятельно определяют свои проблемы, проявляя свою особость. Подобный дистантный тип отношений между центром и периферией описан следующим образом:этот отношений... характеризуется наличием большой дистанции между центром и периферией. ...В обществах этого второго типа периферия преимущественно... лежит за пределами радиуса действия центра. Самые отдаленные от центра окраины периферии остаются вне его досягаемости... Эти отдаленные зоны периферии, в которых, возможно, сосредоточено большинство населения общества, имеют свои собственные относительно независимые центры.

Можно выделить также промежуточную модель общества, характеризующуюся большой дистанцией между центром и периферией, которая заполняется целой лестницей уровней власти, каждый из которых в известной степени самостоятелен, но признает главенствующую роль большого центра.

Примером таких многоуровневых, асимметричных имперских образований могли бы служить средневековая империя Габсбургов в Австро-Венгрии и Испании, а также Российская держава, имеющие в своей основе полиэтнические и поликонфессиональные основания. Внутреннее политическое и административно-территориальное построение таких империй было многоструктурным, несимметричным, что делало исключительно сложным явлением также имперскую периферию. Каждый сегмент подобной периферии мог сохранять свои самостоятельные центрально-ядерные элементы и признаки. Например, в Российской державе таковыми являлись царства Польское, Грузинское и др., великие княжества Финляндское и Литовское, великое герцогство Курляндское и т.п. Подобные структурно многоуровневые государственные образования могут сохраняться довольно длительные исторические периоды, но они весьма болезненно реагируют на импульсы, сопряженные с динамической реакцией на запросы времени, на необходимость модарнизационных преобразований в целом. Наконец следует выделить общества и государственные структуры, в которых центр и периферия не отстоят далеко друг от друга или совсем не выделены. К таким можно отнести традиционно-архаические, родоплеменные общества (пример, африканские). В каком-то важном отношении к такому обществу примыкает древнегреческий полис: люди в основном лично знали друг друга. Хотя в таких обществах правители и отделялись от управляемых, всех связывало сильное чувство близости, взаимной привязанности.

При всей парадоксальности подобную близость правителей и управляемых, элит и масс, а следовательно, слабую расчлененность ядра и периферии можно обнаружить и в целом ряде современных «массовых обществ». Современные общества гораздо более сложны и диференцированы, чем общества традиционные, а тем более архаичные. Поэтому в современном «массовом обществе» близость элит и рядо­вых граждан не проявляется в ситуациях личного контакта между представителями центра и гражданами периферии. Ощущение приблизительного равенства скорее проявляется через представительные ин­ституты, а в конечном счете - через сознание близости, через убеждения в общности существования у всех или большинства членов общества определенных важнейших качества, которые, как предполагается, приблизительно равномерно распределены между ними.

§ 3. Ш. ЭйзенштадтСТРУКТУРА ОТНОШЕНИЙ ЦЕНТРАИ ПЕРИФЕРИИ В ИМПЕРСКИХ И ИМПЕРСКО-ФЕОДАДЬНЫХ РЕЖИМАХ

В имперских, а в значительной степени и в имперско-феодальных системах существовала сильная выделенность центра по отношению к периферии, представление о нем как об особой символической и организационной единице. В таких обществах центр обычно стремился не только извлекать ресурсы из периферии, но также проникать на нее, подвергать перестройке её духовно-символические принципы, а организационно — мобилизовывать ее для своих целей. Вместе с тем возникала и возможность для воздействия хотя бы какой-то части периферии на центр. <...>

Политические, а в некоторой степени и культурно-религиозные центры во всех этих империях представали как относительно самостоятельные, самозначимые средоточия харизматических элементов социополитического, а зачастую также и культурно-космического порядка. Политические, религиозные и культурные центры составляли средоточия и местонахождение «большой традиции», а в самих этих центрах «большая традиция» получала наиболее основательную разработку как в духовно-символическом, так и в организационном плане — с тем, чтобы отделить ее от местных традиций.

Обособление, кристаллизация и подчеркивание специфики центров, особенно политических центров, как независимых в структурном и символическом планах особых сущностей получали наиболее зримое выражение в таких внешних проявлениях, как храмы и дворцы (хотя сходные воплощения значимости центров могут быть найдены и в патримониальных режимах). Особенность и самостоятельность имперских центров проявлялись прежде всего в уникальности их символических и институциональных образований. В структурном плане самостоятельность и особенность центров проявлялись в их отделении от социальных единиц, существовавших на периферии, в их способности развивать и поддерживать собственную уникальную символику и критерии формирования институтов и отбора кадров.

0днако особенность центров оформлялась таким образом, что широкие слои и группы, относящиеся к периферии, могли иметь хотя бы символический доступ к центру. Такой доступ большей частью был обусловлен ослаблением социальной и культурной замкнутости и самодостаточности периферии и степенью развития в ней активных ориентации на социальный и культурный порядок, поддерживаемый центром. Центр проникал на периферию через развитие каналов связи, а так же мерами, направленными на ослабление аскриптивных структур на периферии. Центры имперских (и имперско-феодальных) обществ обеспечивали основные правила социального взаимодействия. Они обеспечивали поддержание символики коллективной идентичности, формулировали коллективные цели и принципы распределительной справедливости, регулировали межгрупповые конфликты и соотносили все эти функции с критериями доступа к власти. <...>

Структура социальных иерархий и слоев в обществах имперского и имперско-феодального типов соответствовала отношениям между центром и периферией. Растущее расхождение между центром и периферией, с одной стороны, а с другой — плюрализм самостоятельных центров содействовали формированию нового правящего класса и специальных функциональных групп, которые могли составить базис иерархического устроения общества. Особое значение в имперских и имперско-феодальных системах приобретала тенденция к совмещению границ социальных страт с политическими границами.

И наконец, в имперских обществах статусная или классовая идентичность получала самостоятельное значение наряду с политической, а в некоторой степени и культурной идентичностью. Это отражалось в относительно высоком развитии классового самосознания в рамках всей территории данной страны и обесценивании этнических, религиозных или региональных элементов. <...>