Возрастной профиль заработной платы

В подобной ситуации уменьшение дифференциации размеров пенсий благодаря опережающей индексации минимальных пенсий (компрессия пенсионной шкалы) представляется разумной мерой, позволяющей предотвратить опасное ухудшение материального положения пенсионеров, получающих самые низкие пенсии. Сокращение дифференциации размеров пенсий в период кризиса представляется неизбежным. Оно наблюдалось в большинстве стран переходной экономики, оказавшихся в сходной экономической ситуации.
Положение пенсионеров дополнительно осложняется тем, что после кризиса еще более ограничивается их доступ к альтернативным источникам доходов и потребления, включая снижение возможностей трудоустройства и доступности иных (кроме пенсий) социальных выплат и услуг. Как свидетельствует возрастной профиль заработной платы в России, рассчитанный по данным 7-го раунда РМЭЗ, проходившего в ноябре 1996 года, до кризиса работающие пенсионеры, как правило, были заняты на низкооплачиваемой работе, непривлекательной для более молодых работников (см. табл. 3). Но при заметном росте безработицы среди экономически активного населения спрос на такие места со стороны безработных в трудоспособных возрастах, судя по всему, возрастал, и пенсионеры вытеснялись более молодыми работниками. Согласно данным 8-го раунда РМЭЗ, проведенного в конце 1998 года, доля работающих пенсионеров достигла самого низкого уровня за весь период наблюдений - 15, 5% от общей численности пенсионеров. Численность работающих пенсионеров снизилась примерно на 10% по сравнению с данными предыдущего раунда, проводившегося в ноябре 1996 года [З]. Это в 4 раза превышает темпы снижения общей занятости, которые за период с ноября 1996 по ноябрь 1998 года составили лишь 2, 6% [I].
Как уже было отмечено, в I полугодии 1999 года произошло сокращение финансирования и других социальных выплат пенсионерам в натуральном и денежном выражении. В частности, во многих регионах (включая даже такие относительно благополучные, как Московская область и Санкт-Петербург) ограничены возможности бесплатного проезда пенсионеров на городском и пригородном транспорте, ухудшилось финансирование учреждений социального обслуживания населения, значительную часть контингента которых составляют пенсионеры.
Действие перечисленных факторов привело к опережающему росту бедности среди пенсионеров по сравнению с другими категориями населения. Согласно недавнему исследованию Всемирного банка, основывающемуся на данных 5-7 раундов РМЭЗ [4], в период с 1994 по 1996 год домохозяйства, в состав которых входили пенсионеры, имели меньшую, чем в среднем по выборке, вероятность оказаться за чертой бедности. В этот период 40% домохозяйств с одним пенсионером и 50% домохозяйств с двумя и более пенсионерами ни разу не попадали в число бедных. Между тем среди домохозяйств, не имевших в своем составе пенсионеров, только 31% не входили в число бедных на протяжении всех трех лет наблюдений.
Данные 8-го раунда РМЭЗ свидетельствуют о существенном ухудшении положения пенсионеров после кризиса. Согласно расчетам Мисихиной, доля пенсионеров среди «новых бедных», т. е. среди бедных домохозяйств из панели 8-го раунда, которые не были бедными в предыдущем раунде РМЭЗ, значительно возросла. 25% «новых бедных» в 8-м раунде составили домохозяйства, состоящие из одних пенсионеров, в то время как среди всех бедных в 7-м раунде их доля составила лишь 14, 7%.
В наибольшей степени в результате кризиса пострадали пенсионеры, не имеющие доступа к другим трансфертам, кроме пенсий, и лишенные возможности вести личное подсобное хозяйство. Среди «новых бедных» 8-го раунда РМЭЗ 80% не имели доходов от личного подсобного хозяйства и 60% не имели доступа к социальным или частным трансфертам.
Вместе с тем даже те низкие пенсии, которые получало большинство пенсионеров в период после кризиса, все еще обеспечивали существенное снижение риска бедности среди этой группы населения. По-прежнему доля пенсионеров среди бедных остается ниже, чем доля пенсионеров в общей численности населения. Согласно нашим расчетам, уравнение множественной регрессии, построенное на данных о численности пенсионеров по состоянию на декабрь 1998 года и об уровне бедности в IV квартале
1998 года по регионам России, указывает на наличие хотя и слабой, но все же отрицательной зависимости между долей населения с доходами ниже прожиточного минимума и долей пенсионеров в численности населения региона.
Относительно низкая распространенность бедности среди пенсионеров отчасти объясняется тем, что официальные данные о снижении уровня начисленных пенсий существенно преувеличивают действительное ухудшение пенсионного обеспечения в результате кризиса. Как уже говорилось, согласно официальным данным, средняя начисленная пенсия в I полугодии 1999 года уменьшилась примерно в 2 раза по сравнению с аналогичным периодом 1998 года.
Между тем поступления страховых взносов в Пенсионный фонд за тот же период сократились в значительно меньшей степени примерно на 1/4, что позволяло финансировать фактические пенсии в большем размере, чем следует из официальной статистики. Сбор страховых взносов в Пенсионный фонд тоже снизился в меньшей степени, чем реальная начисленная заработная плата (она сократилась в I полугодии
1999 года на 37% по сравнению с аналогичным периодом 1998 года). Это, повидимому, связано с тем, что в связи с массовым погашением задолженности по заработной плате в I полугодии 1999 года шло и доначисление на нее страховых взносов. Благодаря этому доходы Пенсионного фонда в I полугодии 1999 года снижались в реальном выражении медленнее, чем начисленная заработная плата, в которую не включается величина погашения задолженности по заработной плате, начисленной в предшествующие периоды.
Чтобы более точно оценить действительное уменьшение покупательной способности пенсий вследствие кризиса, необходимо принять во внимание, что показатель «начисленной пенсии», не учитывает ни накопление задолженности по выплате пенсий, ни ее последующее погашение. Сделав поправку на изменение задолженности по выплате пенсий, мы обнаружим, что летом 1998 года, т. е. накануне кризиса, фактический уровень ежемесячных пенсионных выплат составлял не 130% прожиточного минимума пенсионера, как сообщает РСА, а порядка 112%, т. е. был существенно ниже уровня средней начисленной пенсии. Это связано с тем, что в течение первых 9 месяцев 1998 года происходило быстрое накопление задолженности по выплате пенсий. К концу 1998 года ее размер составил около 29 млрд руб.
Напротив, в течение первых 9 месяцев 1999 года накопленная задолженность была почти полностью погашена. В результате фактические пенсионные выплаты в расчете на 1 пенсионера существенно превысили величину средней начисленной пенсии, сообщаемой РСА. С поправкой на погашение задолженности уровень ежемесячных пенсионных выплат в расчете на одного пенсионера в I полугодии 1999 года существенно превысил величину средней начисленной пенсии за этот период. По нашей оценке, он составил немногим менее 80% прожиточного минимума пенсионера, а не 67-69%, как следует из данных РСА. Таким образом, если принять по внимание накопление задолженности по пенсиям в течение 1998 года и ее погашение в течение 1999 года, фактическое снижение покупательной способности ежемесячных пенсионных выплат в расчете на пенсионера в летние месяцы 1999 года по сравнению с аналогичным периодом 1998 года составляет не более 30%, а не 50%, как следует из данных РСА.
Вместе с тем общефедеральная статистика скрывает крайнюю неоднородность ситуации с динамикой реальных пенсий в региональном разрезе. Действительно, региональное распределение задолженности по выплате пенсий в 1998-1999 годах было крайне неравномерным. Это означает, что и масштабы погашения задолженности в 1999 году тоже сильно различались по регионам. Это усугубило межрегиональные различия в темпах падения покупательной способности пенсий. Анализ этих различий подводит к довольно неожиданным выводам о дифференциации пенсионных выплат по регионам.
Как ни парадоксально, наибольшее падение покупательной способности фактических пенсионных выплат в расчете на одного пенсионера в период с середины лета 1998 года по середину лета 1999 года имело место в тех нескольких регионах - донорах Пенсионного фонда, где в течение 1998 года не было допущено задолженности по выплате пенсий и не производилось увеличения или введения компенсационных надбавок к пенсиям из территориальных бюджетов в послекризисный период. В таких регионах падение покупательной способности пенсий составило 50%, т. е. было равно ее официальному падению, зарегистрированному РСА.
Напротив, в регионах, где уровень задержек по выплате пенсий накануне кризиса был значительным, основное падение покупательной способности пенсий произошло еще до августа 1998 года. В период погашения задолженности падение покупательной способности пенсионных выплат в расчете на пенсионера в таких регионах существенно замедлилось. В частности, это Брянская, Калужская и Томская области. Более того, в наиболее проблемных регионах, где задержки достигали нескольких месяцев и, соответственно, наибольшими были масштабы погашения задолженности, снижение ежемесячных пенсионных выплат в расчете на пенсионера в реальном выражении за рассматриваемый период было гораздо меньшим. Расчеты показывают, что в тех регионах, где к лету 1998 года задержки с выплатой пенсии достигли 3 и более месяцев, фактические среднемесячные выплаты в расчете на одного пенсионера в 1999 году не только не уменьшились, но, напротив, возросли в реальном выражении по сравнению с предкризисным уровнем. Это означает, что обострение проблемы бедности среди пенсионеров в результате кризиса действительно имело место, но происходило лишь в ряде регионов.
Из сказанного не следует, что в остальных регионах положение пенсионеров в результате августовского кризиса не претерпело существенных изменений. Дополнительные проблемы, с которыми они столкнулись после кризиса в большинстве регионов, связаны не столько со сферой материального потребления, сколько с доступностью бесплатной медицинской помощи.
Пенсионеры - наиболее частые потребители услуг общественного здравоохранения. Между тем фактический уровень государственного финансирования здравоохранения за счет средств бюджетов и внебюджетных фондов в I полугодии 1999 года снизился в реальном выражении по сравнению с аналогичным периодом 1998 года на 34%, т. е. более чем на 1/3. При этом наибольшему снижению (на 41% в реальном выражении) подверглись расходы из фонда обязательного медицинского страхования, в то время как бюджетные расходы на здравоохранение сократились в значительно меньшей степени - на 28%. На практике недофинансирование здравоохранения должно было привести к снижению доступности и качества медицинских услуг для большинства пожилых людей. В результате произошло резкое увеличение фактического уровня платности российского здравоохранения. Согласно обследованиям расходов на здравоохранение, проводившимся Бостонским университетом и Институтом социальных исследований, доля государства в финансировании суммарных расходов на здравоохранение упала с 43% в конце 1997 года до 37% в конце 1998 года. Таким образом, почти 2/3 суммарных расходов на здравоохранение после кризиса покрывается за счет средств населения [5].
Пенсионеры как самые массовые потребители услуг здравоохранения в наибольшей степени пострадали от такого развития событий. Минимальная потребительская корзина, на основе которой рассчитывается существующий прожиточный минимум, была разработана в начальный период рыночных реформ, когда предполагалось, что здравоохранение останется для большинства населения преимущественно бесплатным. По этой причине прожиточный минимум пенсионера практически не предусматривает расходов на лечение. Это означает, что фактический уровень пенсий, сложившийся после кризиса, делает недоступными для пенсионеров основную часть лечебных услуг, в которых они остро нуждаются.