И мать в слезах берет ребенка на колени.

   Всё стихотворение проникнуто, «пронизано» мыслью о неразрывной связи всего                 и всех в нашем общем мироздании – и потому всё произведение воспринимается как некое единое целое - когда из личного ощущения причастности «вырастает» мысль             о Всеобщем Бессмертии! И первое лицо отнюдь не обособление, а именно причастность миллионам таких же «песчинок» мироздания. Не нивелирование, а именно причастность – и временная и пространственная. Оттого, что всё «довоплотится» в другом и других - в грядущем. Оттого, что земное время и пространство вдруг, а может быть, и не вдруг, однажды утрачивают своё значение пред Вечным! И Вечность сначала  «от мира в стороне», а потом лирический герой «кладёт ей себя на колени» - т.е. происходит соединение. Вопреки общепринятым традициям, главная мысль – главный вывод, судя по всему, не в начале, не в конце,                    а в середине произведения: «Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду...»! И такое  мировоззрение, такое мироощущение глубоко выстрадано! Оно становится «результатом» упорного духовного труда. Возможно, даже, более сложного и мучительного, чем в «Книге травы» или «Близости войны»  (Думаю, в общем контексте данной статьи нет необходимости более погружаться в это поистине неисчерпаемое по глубине произведение «И это снилось мне…» Задача всё-таки в несколько ином).

Итак, поиск смысла земного бытия, библейские образы, в разной степени завуалированные, но всё же достаточно хорошо различимые, победа над смертью  - всё это столь присуще многим произведениям ветерана Великой Отечественной войны – А.А.Тарковского, несмотря на время официального атеизма. О том, что душа противится небытию, говорилось и в двух предыдущих статьях – и в комментариях эта мысль  не нуждается. Речь идёт немного  о другом – и мы подходим к одному из главных выводов: именно в годы самых тяжёлых испытаний у человека, не раз смотревшего в глаза смерти, возникают столь глубокие философские мысли образы. И из произведений времён военных: «Книги травы», «Близости войны», «Слова» - «переходят» в написанное более чем через 20 лет, «И я ниоткуда пришёл расколоть» и в созданное почти через 30 лет, после просмотра созданного его сыном фильма «Зеркало», «И это снилось мне...». И становятся в чём-то сложнее.

А созданный в 1965г. цикл «Жизнь. Жизнь…»,  с которого начата статья, воспринимается во многом как некий вывод  - вывод воина, защищавшего своё Отечество и в смертном бою осознавшим, что «есть только явь и свет, ни тьмы, ни смерти нет на этом свете».

И, вот теперь, приближаясь к финалу, хочу обратиться к произведениям, в которых наиболее ярко отражена мысль о том, что  причастность Вечности неотделима от осознания себя в неразрывной   связи со Своим Отечеством, с его историей, и, конечно, с Бранной Славой.  И примером того служат многие произведения А.А.Тарковского, тожесозданные в годы военного лихолетья.

                                               

                                                                     Кони ржут за Сулою...
Русь моя, Россия, дом, земля и матерь! Ты для новобрачного — свадебная скатерть, Для младенца — колыбель, для юного — хмель, Для скитальца — посох, пристань и постель, Для пахаря — поле, для рыбаря — море, Для друга — надежда, для недруга — горе, Для кормщика — парус, для воина — меч, Для книжника — книга, для пророка — речь, Для молотобойца —   молот и сила, Для живых — отцовский кров, для мертвых — могила. Для сердца сыновьего — негасимый свет. Нет тебя прекрасней и желанней нет. Разве даром уголь твоего глагола Рдяным жаром вспыхнул под пятой монгола? Разве горький Игорь, смертью смерть поправ, Твой не красил кровью бебряный рукав? Разве киноварный плащ с плеча Рублева На ветру широком не полощет снова? Как — душе дыханье, руке — рукоять. Хоть бы в пропасть кинуться — тебя отстоять.

Произведение начинается с эпиграфа из «Слова о полку Игореве…» - и вот проходит перед читателем вся наша славная и многострадальная история. Как будто появляются из глубины веков воины в латах, как будто проносится перед нами русская конница. Об образе всадника речь шла уже ранее – и в данном случае это - наш русский эпос, наша воинская повесть, наша боговдохновенная древнерусская литература, которой нет в мире равных. Как  будто через века звучит возглас русских воинов:

За Русскую землю,
За Игоревы раны -
Удалого сына Святославича!

Как будто воочию предстают перед нами Ослябя и Пересвет  и Дмитрий Донской принимает благословение от Преподобного Сергия на битву с погаными за Русь, за Веру Православную!

 Неслучайно, когда враг стоял  недалеко от Москвы, вспомнили и о благоверных князьях-воинах, и о поруганных святынях, и о славной истории Отечества до 1917г. Собственно, о том уж говорилось в двух предыдущих частях статьи, прежде всего, на примере творчества Б.Л.Пастернака – и совершенно нет необходимости подробно исследовать каждое из произведений, созданных в годы Великой Отечественной войны и имеющих кровную, глубинную связь с воинской повестью. Важен сам подход воина и поэта А.А.Тарковского.

Вытрет губы, наденет шинель,