Герой Советского Союза М. Новиков.

Красное знамя над дотом

Наши части уже стояли перед укрепленным районом, когда я вместе с другими младшими командирами прибыл на фронт. Около полутора месяцев, пока наш полк находился в землянках, я занимался со своими красноармейцами. Разумеется, эти полтора месяца дали мне возможность познакомиться с бойцами, а бойцам — со мной.

11 февраля утром, глядим, везут боеприпасы, хлеб, сухари, ветчину — давай, получай!

А тут началась артиллерийская подготовка. Ох, сильно взяли!..

Двинулись мы вперед. Наш взвод прикрывал правый фланг батальона. Снег, мороз. Где-то впереди уже завязался бой. А нас, шедших во втором эшелоне, белофинны, видно, старались оттеснить и остановить огнем. Здорово били. Но мы продвигались. Нас поддерживал взвод станковых пулеметов.

В одном месте с короткой дистанции застрочил по нас белофинский пулемет. Я приказываю своему легкому пулемету открыть огонь, а у пулеметчика задержка — ничего не получается. Схватил я сам пулемет, гляжу, а он весь снегом забился. Быстро прочистил пулемет, дал очередь по белофинну и уничтожил его.

В это время ранило моего командира взвода, командование взводом перешло ко мне.

Продолжаю движение.

Так мы достигли проволочной сети противника перед дотом. Здесь было указанное нам исходное положение. Мне удалось довести взвод без потерь в людском составе. Но связи с командиром роты я уже не имел. Провод, который мы тянули за собой, был порван огнем.

Белофинны вели ураганный огонь: и пули, и снаряды, и мины. Но через некоторое время огонь, замечаю, начинает стихать. Думаю, нельзя упустить случая.

 

На взорванном белофинском доте (стр. 56)

 

Я приказал зарядить оружие, приготовить гранаты (гранат у нас было по две, по три, по четыре штуки на бойца) и, улучив момент, поднял взвод:

— Встать! За мной, ура!

Мы бросились через бреши, проделанные в проволочных заграждениях артиллерией, и чуть не с головой провалились в снег. Противотанковый ров!

Карабкаясь, выбрались на твердое место и с криком «ура» побежали вверх по скату высоты к доту. Дот уже подвергался перед этим артиллерийскому обстрелу и бомбежке. Он был оголен, но действовал. А траншеи /в районе дота частью были уже захвачены нашей пехотой, но частью еще удерживались белофиннами, так что атака моего взвода была встречена огнем.

Это, однако, нас не задержало. Мы ударили так дружно, что белофинны стали разбегаться из траншей.

Я быстро добежал до амбразуры дота, метнул туда одну гранату, другую. Потом забежал сзади дота, бросил две гранаты внутрь через дверь (дверь была открыта, финны разбегались) и водрузил над дотом красное знамя.

Забрали пленных — кого еще с пистолетом, кого уже с пустыми руками.

— Чего, — говорим, — воюешь? Чего тебе надо?

А они руками разводят:

— Маннергейм... Маннергейм...

На другой день, углубившись в расположение противника, я со взводом выполнял задачу по блокированию дерево-земляных укреплений.

Взвод действовал совместно с танками. Было два пушечных танка, и я разделил взвод на две части. Танки пошли по лесу, проламывали дорогу, мы — за ними. Чем ближе мы подходили к белофиннам, тем яростнее они вели огонь.

Одно было спасение от огня — не отставать ни на шаг от танка, идти вплотную к нему сзади.

Но вот — противотанковый ров. Надо разведать дорогу. Мы — бух в снег и поползли. Стены у рва были отвесные, но в одном месте оказался отлогий переход. Им мы и воспользовались...

Уже кончился лес. Уже видны земляные укрепления. Идем на ближайшее, что в три амбразуры.

Танк примял колючую проволоку. Мы перешли через нее. Танк повел огонь. Белофинны начали швырять из траншей горящие бутылки с бензином, чтобы поджечь танк. Но мы выползавших подстреливали из винтовок.

Подойдя к укреплению, танк закрыл собой центральную амбразуру. Я с гранатами — к двери. Толстая деревянная дверь. Вышиб ее.

— Кто есть, выходи!

Стали вылезать пленные. Тех, кто еще пытался обороняться, мы уложили.

В дотах у них были устроены печки, нары. Но хлеба мы не находили. Рассмотришь, бывало, брошенный убегавшими паек: кусочек масла, кусочек колбасы. Бедновато, конечно.

Переночевав в этих укреплениях, пошли дальше.

Герой Советского Союза генерал-майор танковых войск В. Баранов.

В решающих боях

В первых же боях нам, танкистам, пришлось встретиться со сложной системой укреплений, искусственных и естественных. Болота, озера, валуны, густые лесные массивы, эскарпы, противотанковые рвы, надолбы из бетона и гранита, минные поля — все это были серьезные преграды.

В мирное время мы очень мало практически обучали экипажи, взводы и роты преодолевать противотанковые препятствия. На занятиях допускали условности и ограничивались теорией, а не тренировались по-настоящему. Мы не обучали экипажи отыскивать мины, обезвреживать минные поля. Наша рационализаторская мысль над этими вопросами работала недостаточно.

А с минными полями прежде всего столкнулись танки. Отсутствие опыта борьбы в таких условиях задерживало движение и действия подразделений. Танки действовали первое время медленно, осторожно, не выполняли своего назначения, не наносили молниеносных мощных ударов.

Потребовалось хорошо разведать линию Маннергейма, перегруппировать войска, организовать их, подготовить материальную часть, чтобы преодолеть все преграды, нанести сокрушительный удар противнику.

Во время этой передышки танкисты использовали занятые нашими войсками укрепленные рубежи, где имелись надолбы, противотанковые рвы, речушки с болотистыми берегами, и начали практиковаться в преодолении этих препятствий, в наступлении совместно с пехотой и саперами. Здесь танкисты научились разбивать надолбы снарядами своих пушек, а саперы — подрывать надолбы и рвы и сбрасывать с танков под гусеницы бревна, помогая танкистам преодолевать топь. Развернулась рационализаторская работа. На легком танке был сконструирован мост, который давал возможность быстро преодолевать рвы.

Действующей армии неоценимую помощь оказывал советский тыл. На вооружение частей стали поступать миноискатели, появились санные бронированные щитки для подвоза пехоты.

Боевая учеба на фронте сыграла большую роль. Танкисты, пехота и саперы научились действовать согласованно и оказывать друг другу помощь в бою. Боязнь противотанковых препятствий исчезла.

К началу февраля главная полоса линии Маннергейма была разгадана, узлы сопротивления изучены, и наши доблестные саперы упорно и настойчиво взрывали дот за дотом.

14 февраля, в 7 часов утра, был получен приказ штаба армии. В нем говорилось:

«Подвижной группе Баранова, в составе легкой танковой бригады и пехотного соединения, войти в прорыв на участке 123-й стрелковой дивизии. Захватив станцию Кямяря, удерживать ее до подхода наших частей, откуда вести разведку в направлении Кямяря — Хонканиеми. Выделить один танковый батальон и один стрелковый батальон для захвата Ляхде, затем повернуть на восток и захватить станцию Лейпясуо».

Захват пункта Ляхде позволял нашим частям зайти в тыл противника и окончательно сломить его упорное сопротивление в укрепленном районе Сумма — Хотинен. Захват станции Кямяря отрезал путь снабжения боеприпасами и продовольствием частей противника, действовавших восточнее высоты 65,5. Вместе с тем решался вопрос и о выходе в тыл финских частей, действовавших западнее и восточнее этой станции. Это способствовало развитию и расширению прорыва. Разгром белофинских резервов в районе станции Кямяря открывал лучшие подступы к Выборгу — через станцию Сяйние, Пиенперо, поселок Кямяря.

Ляхде была взята 15 февраля в 17 часов 30 минут.

Бои под Ляхде показали, насколько важно не только преодолеть линию обороны противника, но и умело вести борьбу внутри оборонительного узла. Преодоление полосы противотанковых укреплений не всегда еще полностью обеспечивало успех операции. Пропустив наши силы внутрь своего расположения и пользуясь искусно замаскированными прикрытиями, враг стремился обрушиться на нас с тыла, дезорганизовать наши действия и тем самым выиграть время для создания новых оборонительных рубежей.

Но нам удалось вскрыть слабое место противника. Разрывы между белофинскими частями давали возможность нашим танкам обходить их с флангов, а удара с флангов противник не выдерживал. Мы сумели учесть, в чем сила и слабость противника, и это помогло нам провести операцию под Ляхде с наименьшими потерями.

Наступала ночь. Танки остановились. Противник отходил к станции Кямяря. По данным разведки, на станции сосредоточился белофинский полк. Из штаба армии поступило подтверждение приказа — захватить станцию Кямяря. И вот, впервые за все время операций, танки нашей бригады повели наступление ночью.

Ночное наступление танков не было предусмотрено уставами. Опыт войны с белофиннами показал, что танкисты могут действовать и в этих условиях, но только обязательно с пехотой и саперами. Интересно отметить, что в дальнейшем, действуя в направлении на Пиенперо — Пилпула — станции Перо — Репола, танкисты охотнее шли в наступление ночью, нежели днем. Ночью мы несли меньше потерь и всегда успешно продвигались вперед. Требовалось только хорошо организовать танковую и пехотную разведку, а после захвата укреплений надежно прочесывать пехотой занятую местность.

В 18 часов началось выполнение поставленной задачи. Ночь связывала движения в лесном массиве, приходилось продвигаться лишь по дороге, рассредоточиваясь в глубину и сокращая скорость движения в несколько раз. В голове шла рота разведывательного батальона. За этой ротой на расстоянии 200–300 метров двигался танковый батальон с посаженным на танки стрелковым батальоном. Так, батальон за батальоном, с пехотой на танках, на такой же дистанции шла вся моя группа.

Головные части двигались очень медленно, потому что вне дороги было трудно ориентироваться в лесном массиве. Мелкие группы противника, «бутылочники», разбросанные по пути, также замедляли наше движение.

В двух-трех километрах южнее станции Кямяря разведывательная группа и танковый батальон встретили надолбы и противотанковый ров. Подходы ко рву и надолбы были заминированы и охранялись двумя противотанковыми орудиями, ружейно-пулеметным и минометным огнем противника.

Выслали ночную разведку, чтобы установить систему обороны, сделать к утру проходы и разминировать минное поле вдоль дороги. Разведка к утру выполнила задачу. Она донесла, что метрах в четыреста-пятьсот правее и левее дороги танки могут двигаться. Тогда приняли решение — выполнять задачу по ранее намеченному плану, с выходом на фланги противника.

В 9 часов 16 февраля два танковых батальона с приданной им пехотой медленно двигались по глубокому снегу в лесу. Вскоре завязался бой за преодоление противотанкового рва. Танки вели огонь с места, находясь в 50–100 метрах от рва, а саперы и пехотные подразделения проделывали для них проходы.

На правом фланге противник фланговым ружейным и пулеметным огнем не давал саперам работать. Тогда командир стрелкового батальона решил обойти эту группу.

Пулеметная рота и часть танков сковывали противника с фронта, а одну танковую роту командир батальона тов. Симагин повел в обход. Белофинны были уничтожены.

Противник оказывал упорное сопротивление. Он прикрывал минированную дорогу противотанковыми орудиями и минометами. Для того чтобы заставить его замолчать, мы выставили большое количество танков, которые с места расстреливали огневые точки противника и этим обеспечивали работу сапер и пехоты.

 

Трофейный танк (стр. 61)

 

На левом фланге танки встретили меньшее сопротивление. Вместе с пехотой они сумели зайти во фланг, имея весьма незначительные потери. Но одна из рот стрелкового батальона была остановлена белофиннами, вела упорный бой и не имела успеха. На помощь роте выслали три танка, и противник был уничтожен на месте, в своих укреплениях.

К 11 часам противотанковый ров был преодолен, и танки с боем ринулись на станцию Кямяря.

Оперативная группа штаба бригады двигалась за танковым батальоном. В районе противотанкового рва она была обстреляна ружейным и пулеметным огнем белофиннов, засевших в 100–150 метрах от дороги. Трех танков оказалось достаточно, чтобы уничтожить и эту группу противника.

По дороге на станцию Кямяря и в лесу валялись убитые белофинны, брошенное оружие, снаряжение и еще не расставленные мины.

В 14 часов станция Кямяря была взята. Танковый батальон с стрелковым батальоном захватил юго-восточную ее окраину, отрезая отход частей противника на восток. Другой танковый батальон, также совместно со стрелковым батальоном, отрезал врагу отход на запад. У белофиннов оставался один путь — на север, куда они впоследствии и стали отходить.

Отрезав противнику пути отхода, танковый батальон в полукилометре восточнее станции Кямяря уничтожил группу белофиннов в 600–700 человек. Этой группе уйти не удалось, потому что станция была уже захвачена нами, а дорогу преграждали подбитые машины противника. Саперные части подорвали железнодорожные пути с запада, чтобы финны не могли ничего увезти.

Боевые операции танковой бригады по захвату станции Кямяря показали, что мы достигли умелого взаимодействия различных родов войск. Мы наступали с посаженными на танки пехотой и саперами. И это имело весьма важное значение. Органическая увязка действий танков, пехоты и сапер дала нам возможность нанести врагу стремительный удар.

В боях за станцию Кямяря белофинны потеряли около 800 человек убитыми и до 250 человек ранеными, оставленными на поле боя. 120 человек были взяты в плен. Нами была захвачена артиллерийская батарея, уничтожено 10 противотанковых пушек, 12–15 станковых пулеметов, захвачено много винтовок, несколько автоматов, большое количество взрывчатых веществ и колючей проволоки. На станции противник оставил также один вагон винтовочных патронов, которыми наша бригада и пехота пополнили свои запасы. Кроме этого, удалось захватить восемь танков «Рено» и много продовольствия и обмундирования в земляных складах станции.

Захватом станции Кямяря труппа выполнила поставленную ей задачу.

Лейтенант И. Афонин.

Из дневника сапера

Новый год встречал я на фронте, в дымной землянке, с новыми товарищами. Эта ночь была моим боевым крещением.

Чуть стемнело, когда я отправился с несколькими бойцами-саперами за передовую линию наших войск — взрывать финские противотанковые надолбы. Они возвышались в четыре ряда — гранитные, вкопанные в землю еще с осени. Подступы к ним были минированы, но глубокий снег покрыл мины и в значительной мере обезвредил их. За надолбами чернели проволочные заграждения, а дальше начинались финские траншеи.

Ползком мы поднесли заряды взрывчатого вещества и укрепили их возле двадцати восьми надолб. Заряды соединили детонирующим шнуром, чтобы все эти каменные глыбы взлетели на воздух одновременно. Боец Матвеев должен был зажечь бикфордов шнур. Остальные отползли немного в сторону, стремясь укрыться от осколков камней, — взрыв предполагался очень сильный.

Затаив дыхание, лежали мы в снегу, следя в темноте за фигурой оставшегося у надолб Матвеева. Вот вспыхнул желтый огонек спички в его руке. Но в ту же секунду раздался вражеский выстрел. Пуля ударила Матвеева в бедро. Финн — искусный стрелок — целился по огоньку спички. Но Матвеев, несмотря на тяжелое ранение, не выронил зажженной спички и подпалил бикфордов шнур.

У него еще хватило сил отползти на несколько метров, и потом он лишился чувств.

 

Взорванный саперами дот (стр. 65)

 

Ударил взрыв. Гранитные надолбы врага полетели в воздух, разбитые на куски. Мы кинулись к Матвееву. Боец Петров снял шинель. В рукава шинели мы просунули лыжи и уложили Матвеева на сделанные таким способом носилки. Затем ползком вернулись под пулями врага к своим.

Матвеева отправили на полковой медицинский пункт. Попрощавшись с доблестным товарищем, мы вернулись в свою землянку. Стали сушиться, согреваться. В 12 часов мы поздравили друг друга с новым годом и с боевым крещением...

Финны обстреливали дорогу из минометов и орудий. Чтобы скрыть от них передвижение наших частей, саперы занялись установкой масок. Работать приходилось под огнем. Был ранен один красноармеец. Маскировочные сети все же были установлены, и противник не мог уже видеть движения наших частей по дороге.

Наша 123-я стрелковая дивизия стояла перед укрепленным районом. Надо было прорвать линию обороны — систему вражеских дотов.

В районе озера Сумма-ярви я отправился с небольшой группой бойцов и командиров в ночную разведку. Стояла леденящая стужа. Пока ползли, нам было тепло, но стоило на секунду задержаться, и холод мгновенно пробирался под шинели и ватники.

Этой ночью мне с группой товарищей удалось разведать дот № 0011 на высоте «Язык», что возле Сумма-ярви. Выяснили только приблизительное расположение дота, так как жестокий огонь противника не позволял нам получить более подробные данные. Полные сведения добывались обычно разведкой боем. Только так можно было установить количество амбразур дота, их расположение, секторы обстрела и систему траншей, связывающих доты, нащупать наиболее уязвимые места, выявить подступы, обнаружить «мертвые» пространства, которые не могли простреливаться врагом.

Мы деятельно готовились к общему штурму линии Маннергейма. Я входил в состав одной из блокировочных групп. В ночь на 11 февраля было получено приказание: после артиллерийской подготовки идти на подрыв дота № 006, что на высоте 65,5.

Туманным морозным утром началась мощная артиллерийская подготовка. Вслед за ней, под прикрытием огня артиллерии, части нашей дивизии двинулись штурмовать железобетонные сооружения линии Маннергейма, выбивать уцелевших финнов из траншей и окопов.

Мы, саперы, подвезли на лошадях к пункту исходного положения взрывчатое вещество, погрузили его здесь на самодельные санки, полозьями для которых служила пара лыж. Везли салазки два бойца. Кроме санок, были у нас лодочки-волокуши — они удобнее, легче скользят и не проваливаются в снег. Санками и лодочками пришлось пользоваться только до линии финских проволочных заграждений. Около них местность была настолько изрыта нашими же снарядами, что мы вынуждены были нести взрывчатое вещество дальше вручную. Ящик в 50 килограммов нес один боец. Перепутанная проволока, воронки от снарядов, перепаханная артиллерийским огнем земля — все это затрудняло движение не меньше, чем вражеские пули. Мы потеряли несколько человек ранеными, но продолжали идти. Геройски вели себя бойцы Петров, Титов, командиры отделений Любимов и Голубков, старшина Писеев.

Шаг за шагом продвигались мы вперед в грохоте боя, напрягая все силы и помогая друг другу, мокрые от пота, несмотря на мороз. Ничто не могло остановить нас.

Вот и дот № 006. Он имел два каземата. Один из них взорвала уже блокировочная группа, которую вел командир Марков. Финны по подземной траншее перебрались в соседний железобетонный каземат. Тут подоспели мои саперы. С тыльной стороны дота они уложили к стальным дверям солидную порцию взрывчатки и взорвали вражескую берлогу. Вся прислуга дота погибла под глыбами железобетона.

С бойцом Григорьевым, награжденным впоследствии орденом Красной Звезды, пополз я к артиллерийскому сооружению. В руке у меня был топор с длинным изогнутым топорищем. Этим топором я подавал бойцам условный сигнал, когда надо было подтащить взрывчатое вещество.

Саперы сами, без помощи пехотинцев, окружили артиллерийское сооружение, заложили в стенке этого дота ящики со взрывчаткой, — и еще одна вражеская крепость была уничтожена.

Теперь бой кипел уже в глубине обороны. Пехотинцы истребляли огневые точки врага. Финны бежали по траншеям, по ходам сообщений, беспорядочно отстреливались, прятались в уцелевшие норы. Линия Маннергейма трещала по всем швам...

Не успели мы перевести дыхание, стряхнуть с себя землю, которой нас осыпали последние взрывы, как командир батальона через связного вызвал группу для выполнения нового задания.

Финны, спасаясь от нашей пехоты, скопились в дерево-земляном сооружении. Саперам было поручено покончить с ним. И вот саперы на плоском бревенчатом покрытии деревоземляной огневой точки. Засевшие внутри финны яростно отстреливаются. Но судьба их решена.

Саперы разместили на покрытии дерево-земляного сооружения значительное количество взрывчатки. Подожгли бикфордов шнур. Грянул взрыв. Бревна, земля, камни, трупы финнов — все это высоко взлетело. Около 100 вражеских солдат было уничтожено взрывом. 13 человек, оглушенных или раненых, вытащили саперы из-под обломков.

Финский офицер, уцелевший от взрыва и взятый в плен, буянил, не подчинялся красноармейцам. Он был сильно пьян. Пришлось его связать. Когда финн протрезвился и понял, наконец, что именно произошло, он уже без сопротивления отправился в тыл. Только с ужасом оглядывался по сторонам, смотрел на дымящиеся развалины подземных крепостей.

Следом за пехотой мы шли по финским траншеям. Кругом были разбросаны шинели, халаты, шапки. Валялось много оружия, кучи патронов, бутылки с бензином, которыми финны, видимо, собирались забрасывать наши танки.

В конце траншеи виднелась полуоткрытая железная дверь. Подошли, прислушались. Внутри тихо. Решили разведать. Вместе со старшиной Писеевым и несколькими бойцами осторожно вошли в дот. Почти около самого входа стояла бочка с керосином. Над ней был подвешен большой, килограммов на сто, заряд взрывчатого вещества. Видимо, финны хотели устроить ловушку. Мы взяли взрывчатку с собой, и она нам потом пригодилась.

Прошли по коридору дальше, увидели стальные щиты, толстые железобетонные перекрытия. Подземный ход вел оттуда в другую долговременную огневую точку. В подземелье тоже валялись оружие, патроны.

Осмотрели дот, позавтракали, а потом получили приказание — уничтожить это осиное гнездо. Заложили взрывчатое вещество. Писеев поджег шнур, и мы бросились в укрытие, залегли. Снова оглушительный взрыв потряс землю...

Вскоре мой взвод соединился со взводом тов. Маркова. На подступах к местечку Няюкки саперы разминировали дорогу и растащили завалы. Мост возле Няюкки был взорван отступающим противником, но мы нашли обход, завалили ручей бревнами, пропустили танки и артиллерию вперед.

В районе селения Хепонотка дивизия вступила в жаркий бой с белофиннами, которые укрылись в дерево-земляных сооружениях, в окопах и в траншеях, защищенных противотанковым рвом, рядами надолб и проволоки. На помощь пришла авиация. Наши славные летчики с бреющего полета обстреляли вражеские позиции.

Вдвоем с одним из командиров мы пробрались через ряды надолб. Поднявшись ползком на высоту, я указал командиру путь, по которому двинулись потом наши атакующие части. Чтобы дать проход танкам, взорвали надолбы. При этом ранило бойца Иванова. Я перевязал его и отправил на танке в тыл...

Бои следовали один за другим.

Мы приближались к железнодорожной станции Тали, охватывая Выборг кольцом.

На подступах к станции Тали противник поднял шлюзы и затопил местность. Ледяная вода заполнила покрытые снегом низины, широко разлилась и, прибывая с каждой минутой, преграждала нам путь.

Саперы делали мосты из щитов, воздвигали под огнем противника переправу через затопленную низину, чтобы дать возможность пехоте продвигаться вперед.

Пулеметы финнов неистовствовали. Я воткнул в шапку-ушанку еловые веточки, чтобы обмануть финских наблюдателей. Моему примеру последовали красноармейцы. Ползком, местами в ледяной воде, подтаскивали мы щиты и наводили переправу.

Задание выполнили отлично.

Ночью нам удалось обсушиться возле маленьких костров, занавешенных плащ-палатками. Потом нашли более надежный ночлег. Возле дороги стоял большой темный сарай, набитый сеном. Там можно было удобнее расположиться на ночь. Под сеном уже спали красноармейцы. Нашлось место и для нас.

Финское сопротивление было сломлено. Станция Тали была взята с боем, мы подошли к санаторию Конккала.

Бойцы шутили:

— Любопытно взглянуть, что за санаторий. Отдыхать в нем, пожалуй, не придется.

И верно, бой здесь был особенно горячим. Финны минировали дороги, взрывали мосты, — саперам досталось много хлопот.

Взрывами вражеских фугасов было подбито несколько танков. Я стал осматривать финские фугасы. Система их мне неизвестна. От ям, прикрытых деревянными щитами и наполненных взрывчаткой, шла проволока. Она тянулась в сторону финнов — значит, фугасы взрывались электрическим током. Но я обнаружил, что саперы, работавшие здесь до меня, перерезали провода — значит, сеть нарушена.

«Каким же способом, — думал я, — приводятся в действие эти фугасы?» Я обезвредил до этого по крайней мере несколько сот финских мин и фугасов. Приступил к привычной работе и разгадал устройство фугаса. Деревянный щит, когда на него надавливал груз, слегка оседал, а вбитый в дощечку простой гвоздь погружался в капсюль-детонатор. Нажимая на гремучую ртуть, заключенную в трубочке капсюля, гвоздь производил взрыв.

Разгадав эту новую для меня систему, я уже без особого труда быстро разрядил фугасы.

Мелкие, но все же опасные для танков мины засоряли дорогу. Боец Двуреченский повел вперед танки, широко расставив руки. Так он показывал танкистам безопасный, свободный от мин, путь. Все называли Двуреченского «живым семафором». Противник обстреливал дорогу из минометов, но Двуреченский смело вел танки, пока не окончился заминированный участок.

К ночи наши атакующие части заняли с боем санаторий Конккала. Я получил новое задание — строить штурмовой мостик вблизи шлюзов, на канале. Но выполнить его уже не успел — в 5 часов утра пришло известие о мире.