Митрополит Алма-атинский и Казахстанский Николай (Могилевский). Фото: nikolsky.kz

Заключенные в Сарове священнослужители не раз проявляли солидарность и находчивость. «В этом лагере было много лиц духовного звания. Был там иеромонах из Петербурга о. Вениамин (фон-Эссен), — вспоминает владыка Николай. — Он был замечательным художником. Лагерное начальство учитывало способности и таланты заключенных, и ему было поручено писать разные плакаты и даже картины для оформления лагеря и каких-то учреждений. В его распоряжение отвели большую светлую комнату и предложили подобрать способных помощников.

Отец Вениамин, воспользовавшись доверием, подобрал себе помощников из духовного звания, в число которых попал и я. Это была великая милость Божия! Первое время нелегко ему было с такими „помощниками“, но скоро мы научились всему: резать бумагу на равные части, растирать и разводить краски, точить карандаши и делать другую подсобную работу».

«Антисоветская клеветническая информация»

После освобождения из лагеря владыка Николай проживал сначала в г. Егорьевске, а затем в г. Киржаче. В этот период он стал духовником Местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия (Страгородского). По вызову митрополита Сергия владыка Николай часто приезжал в Москву, исповедовал его и помогал ему в патриархийных делах. Впоследствии он вспоминал об этом времени: «Часто и подолгу проживал я у митрополита Сергия, пользуясь его отеческой лаской и помогая ему».

Когда в 1939 году произошло включение в состав СССР Западной Украины и Западной Белорусии, а в 1940 году — Бессарабии и Прибалтики, митрополит Сергий стал создавать на присоединенных территориях епископские кафедры. Владыка Николай помогал митрополиту Сергию налаживать связи с епархиями. В 1941 году он был возведен в сан архиепископа. Вскоре после этого он был арестован и отправлен в тюрьму г. Саратова.

Следствие длилось почти полгода. Все это время владыка Николай находился в Саратовской тюрьме. Епископы, с которыми встречался в Москве архиепископ Николай, сообщили спецслужбам о том, что владыка критически отзывается о положении религии в СССР. Владыке Николаю было предъявлено следующее обвинение:

«Могилевский Феодосий Никифорович, в 1937 году отбыв наказание, возобновил антисоветскую деятельность, установил связи с церковниками Москвы, Тулы, Орла и других городов. Снабжал приезжавших епископов западных областей Украины, Белоруссии и Прибалтийских республик антисоветской клеветнической информацией о положении религии в СССР с целью вызова недовольства среди верующих. В марте 1941 года встречался с епископами, приезжавшими из западных областей УССР. На одном из собраний епископата он, в частности, заявил:

«…Большинство епископов в СССР находятся в ссылках. Митрополит Сергий окружен небольшой группой епископов, к которым не расположена масса верующих… Советская власть усиливает свое давление на Церковь и верующих».

Пользуясь информацией Могилевского, духовенство из западных областей усилило распространение провокационных слухов:

«Оказывается, в СССР нет архиереев. Мне об этом подробно рассказывал Николай Могилевский. Он говорил, как пачками высылали архиереев в известные годы. Теперь их нет на Севере России, на Украине, в Сибири. Я все-таки думал, что хоть где-то архиереи имеются, а теперь узнал, что их нет» (Епископ Алексий Громадский).

Епископу Симону (Ивановскому), приехавшему в Москву из Ровенской области, Могилевский заявил:

«Вас на Западной Украине ждет то же, что пережили мы здесь. Будьте готовы к разгрому церкви и к террору над духовенством, к колхозным насилиям и к другим подобным прелестям».

Обвинительное заключение, составленное в саратовской тюрьме, гласило: «Произведенным по делу расследованием установлено, что Могилевский, будучи враждебно настроен к Советской власти, систематически в своем окружении проводил антисоветскую агитацию. Снабжал приезжавших епископов западных областей Украины, Белоруссии и Прибалтийских республик антисоветской клеветнической информацией о положении религии в СССР с целью вызова недовольства среди верующих. В предварительном обвинении Могилевский виновным себя признал частично».

Особое Совещание при НКВД постановило сослать обвиняемого в Казахстан сроком на 5 лет. Так в арестантском вагоне архиепископ Николай отправился из Саратова сначала в Актюбинск, а потом, через 3 месяца, в г. Челкар Актюбинской области.

Татарин

Когда много лет спустя владыку спрашивали, как он отнесся к этому переселению, не было ли в его сердце обиды, он отвечал: «На все воля Божия. Значит, было необходимо перенести мне это тяжелое испытание, которое закончилось большой духовной радостью. Господь не посылает испытаний сверх сил никому. Так и мне, Он всегда посылал испытания, а вслед за ними духовные радости».

Трудно сказать, по каким причинам владыка Николай в первый год своего пребывания в Челкаре скрывал свое происхождение. Годы спустя духовные чада владыки спрашивали: «Почему Вы не сказали старушкам, которые дали Вам одежду, что вы — епископ? Наверняка нашлись бы верующие люди, которые помогли бы». Владыка отвечал: «Если Господь посылает крест, Он же и силы дает, чтобы его нести, Он же его и облегчает. В таких случаях не должна проявляться своя воля, нужно всецело предаваться воле Божией. Идти наперекор воле Божией недостойно христианина»…

В конце зимы 1943 года владыка выписывался из челкарской больницы. Добрые врачи ему принесли ему «обновки» — почти целые, только чуть залатанные валенки, подштопанное, но совершенно чистое белье, брюки, куртку, шапку… От скудных больничных пайков выделили на первое время немного съестного. И вот, когда врачи и пациенты собрались проститься с добрым дедушкой, вошла нянечка и сказала:

— Дедушка, за вами приехали!

— Кто приехал? — спросили все разом.

— Да тот самый татарин, который вам иногда передачи приносил, разве не помните?

Конечно, дедушка не мог забыть, как регулярно, через каждые десять дней, ему передавали от какого-то незнакомого ему татарина пару лепешек, несколько яиц и несколько кусочков сахара. И еще знал дедушка, что именно этот татарин подобрал его, полуживого, без памяти лежащего на дороге, и отвез в больницу.

Ошеломленный, владыка пошел к выходу. Действительно, у больничных дверей стоял татарин с кнутом в руках.

— Ну, здоров, бачка! — сказал он владыке и улыбнулся добродушной улыбкой.

Вышли на улицу, татарин посадил владыку в сани, сел сам и они поехали. По дороге они не разговаривали. Владыка не мог говорить от переполнявших его чувств. «Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи!» — только и мог он мысленно повторять.

Сани остановились у домика. Татарин помог владыке слезть с саней и завел его в дом. Их встретила женщина. Татарин только посмотрел на нее и она моментально ушла, как потом оказалось, приготовить ужин. После ужина и чая владыка решился спросить:

— Почему вы решили принять участие в моей жизни и так милостиво отнеслись ко мне? Ведь вы меня совсем не знаете…

— Надо помогать друг другу, — ответил татарин, — Бог сказал, что мне надо помогать тебе, надо спасать твою жизнь.

— Как сказал вам Бог? — изумленно спросил Владыка.

— Не знаю как, — ответил татарин, — когда я ехал по своим делам, Бог сказал мне: «Возьми этого старика, его нужно спасти».

Апостол Казахстана

Владыка поселился у татарина. Татарин имел связи во властных структурах и смог устроить так, что через некоторое время в Челкар приехала давняя помощница владыки Вера Афанасьевна, которая так же была сослана, но в другую местность. Вера Афанасьевна раскрыла окружающим секрет «дедушки».

К владыке потянулись верующие люди. Он стал тайно совершать богослужения в доме одной женщины, потерявшей на войне мужа и двух сыновей. Вскоре изменилась политика советских властей по отношению к религии и в Челкаре разрешили открыть молитвенный дом. Владыка служил там иерейским чином в собственноручно сшитом холщовом облачении.

В 1945 году, после Победы, последовала амнистия. В июне владыку освободили досрочно и сняли с него статус ссыльного. А 5 июля 1945 года постановлением Священного Синода была образована Алма-Атинская и Казахстанская епархия, управляющим которой был назначен архиепископ Николай.