Уже когда я подросла, я стала отвечать ей, если она била меня. Я била в ответ, потому что не могла больше терпеть.

Она говорила, что сдаст меня в детский дом, а я и не боялась этого. Под ее давлением я могла раскричаться изо всех сил, а она говорила, что я больная и мне надо лечиться. Говорить с ней на эту тему мы не пытались, только сейчас, когда у меня появился свой ребенок, она пытается мне говорить, как надо его воспитывать. Для меня она последний человек, который может давать советы по воспитанию детей. С этого обычно и начинается наша ругань, я ей вспоминаю все, и довожу до слез. Конечно, я не хочу этого, оно получается само собой – пусть ей тоже будет обидно. Есть моменты, за которые я ей благодарна, но все они случались, когда я была уже взрослой, а детская травма и обида осталась, и со временем не уходит. Обидно понимать, что ей уже почти 50 лет, и в силу опыта она могла бы попытаться признать, что была не права, воспитывала меня неправильно, но вместо этого она до сих пор переводит на то, что я такая плохая родилась.

 Больше всего я боялась, что мне придется жить с ней всю жизнь, боялась, когда она вечером приходила домой. Боялась, когда получала двойку, потому что нормальная мать поговорит с ребенком, спросит, почему так вышло, попробует решить проблему, поможет. А моя сразу била и орала, что я дура и позорю ее. Хотя это она сама себя позорила, воспитывая ребёнка таким образом. Она упрекала и наказывала меня за все, даже за лишний вес. Похвалы не помню, может что-то незначительное.

Сбегать я не сбегала никогда, один раз хотела уехать, но она взяла мой телефон, прочла переписку и запретила общаться с подругой, которая помогала мне в этом. Мне было 14 лет. Люблю ли я ее… Не знаю, у меня нет к ней такого чувства, как к папе, но чувство благодарности есть, она мне сейчас хорошо помогает. Я не знаю, почему она была такой, я пыталась думать о причинах, понять ее, но не смогла. Сложного детства, которое могло наложить отпечаток на жизнь, у нее не было. Может, ей просто не был нужен ребенок, а рожать надо, чтобы было «как у всех».

В 19 лет я впала в депрессию, месяц или два сильно пила, пыталась покончить с собой и убить свою семью (мужа и ребенка), чтобы не мучались без меня. В тот момент обвиняла маму. Говорила мужу, как сильно ее ненавижу, что я стала такой, потому что это её вина. Я думала, у меня жизнь закончилась в тот момент: были зрительные и слуховые галлюцинации, я чувствовала себя беспомощной. Мама отвела меня к врачу. Поддержала, позаботилась – уже через месяц я была другим человеком.

Но сейчас стараюсь не обращать внимания ни на что: ни на неадекватность мамы, ни на мелкие ссоры с мужем. Стараюсь не нервничать, чтобы снова не стать такой. Стараюсь забыть обиды и жить по-другому. Со своим ребенком я никогда не буду общаться через насилие. Строгость есть, но я стараюсь хвалить его за все, поддерживать, разрешать ему шалости и дурости, чтобы он чувствовал себя беззаботно. Хочу быть ему другом, а не врагом. Если бы я могла вернуться в детство, я бы просто молча ушла к папе. Ничего не сказала бы, только самой себе – чтобы хорошо училась. А в 18 лет свалила бы учиться в другую страну. Единственный плюс этого насилия в том, что я знаю, чего не буду делать со своими детьми, и как важна в семье любовь.

Катя, 18 лет: «Разбивали нос, били скакалкой, ремнём, шваброй, таскали за волосы»

У меня токсичная мать. На протяжении десятков лет каждый день каким-либо образом она выедает мне мозг. Я молчала очень долго, лет до 16, думала: то, что происходит в семье — норма. Мать пыталась вырастить из меня «супер-ребёнка». Меня били с самого детства, причём оба родителя. За любую мелочь, за любую оплошность – сразу насилие. Били достаточно жестоко. Разбивали нос, били скакалкой, ремнём, шваброй, таскали за волосы, один раз мама кинула мне в ногу тарелку. Сейчас там шрам и гематома. Я стала шарахаться даже её поднятой руки. Думала, что будут бить. Это происходило даже за тройку в школе. Я стала врать насчёт оценок, но было только хуже. Девять классов я закончила без троек.

Самое страшное — это нелюбовь к своему ребёнку. «Сделаешь что-то (помоешь посуду, пол) — я тебя обниму». Я открыто спрашивала у неё: «Ты любишь меня только за что-то?» Она отвечала прямо: «Да».

Были постоянные издёвки. Я всё воспринимала близко к сердцу, часто говорила, что она мне больше не мать. Когда участвовала в олимпиаде и получила не очень хороший результат, она со мной не хотела разговаривать, потому что я «её только позорю». Говорила, что я глупая, тупая, ничего без неё не смогу, что я полный ноль. Унижала меня при людях. Говорила о личном. Однажды сказала, что во мне нет ничего: ни красоты, ни ума, что я ничего не умею и никому не нужна, — мне только на трассу идти работать. Да, и шлюхой меня называла, когда я один раз пошла гулять с девочкой, не сказав матери. В подростковом возрасте был постоянный контроль: «Почему ты так долго? Где ты?» Никогда не интересовалась, чего хочу я, всегда делала то, что хочет она, ведь так было «лучше» для меня. Настроила против меня родственников. Я чувствую себя одинокой среди них... Они тоже меня унижали, а я вообще ничего плохого им не сделала.

Знаешь, каким психованным человеком я выросла? Как только она доведет меня, я просто выхожу из себя и начинаю колотить всё в доме. Я никому не могу доверять, постоянно чувствую за всё вину и живу в одиночестве. При этом у меня два брата. Отец их, конечно, любит больше, чем меня. Он мне говорил, что сделает подарок за то, что я закончила девять классов без троек и сдала русский на 100 баллов. Отец купил брату велосипед, который он попросил. Я тоже в детстве просила велосипед, но мне его так и не купили. А сейчас хочет купить ему ещё телефон. Брат закончил только первый класс. Я не завидую, я люблю братьев, но мне обидно.

Я закончила музыкальную школу, потому что так хотела мама, а я хотела рисовать... Потом ходила на танцы и бросила их. После этого мать выгнала меня из дома. Если бы не бабушка, я бы домой вернулась только с полицией. Танцы не нравились все 10 лет. Я туда ходила, просто чтобы меня не били.

Родители пытаются сделать меня полностью зависимой от них, отец даже хочет забрать мою долю в квартире. Ведь у его сыночков всего по 10%, а у меня аж 40% — это подарок покойной бабушки. После моего 18-летия они уже вербуют меня, мол, я должна отказаться от своей доли. А мне это так противно. Нет никакой поддержки и никогда не было, я одна. Я им не нужна.