Возникновение и обратное влияние надстроечных институтов на экономический базис.

Буржуазные учёные – сторонники цивилизационного подхода к изучению истории общества, говорят нам, что марксизм односторонне рассматривает исторический процесс, поскольку акцентирует внимание скорее на экономических факторах, а в его основе лежит принцип примата производства. Напротив, цивилизационный подход ставит в основу общества традиции, волю «великих людей», моральные ценности, религию и т.д., поэтому он является более широкой концепцией общественного развития.

Эти господа до сих пор не могут уяснить себе одну простую вещь: прежде чем заниматься религией, политикой, философией, искусством и т.д., нужно питаться, иметь одежду, жилище и т.д. Они забывают, что все «великие люди» действовали при определённых исторических предпосылках, которые были созданы не ими.

Итак, первым историческим актом людей является производство средств, необходимых для удовлетворения этих потребностей, производство самой материальной жизни. В свою очередь:

«Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 6-8)

Из всего этого следует, что определяющим моментом в историческом процессе является производство и воспроизводство действительной жизни. Большего марксисты никогда не утверждали. Если же буржуазные учёные искажают это положение в том смысле, что исторический материализм рассматривает экономический момент в развитии общества единственно определяющим, то они тем самым превращают это положение в бессмыслицу.

Экономика - это базис, над которым вырастает присущая данной системе производственных отношений своя собственная организация политических, правовых, идеологических, национальных, семейных и других общественных отношений и институтов, составляющих в совокупности надстройку общества. Являясь производной, вторичной по отношению к экономическому базису, надстройка оказывает обратное воздействие на его развитие. Причём элементы надстройки могут либо непосредственно влиять на экономический прогресс (политика, право), либо оказывать на него косвенное воздействие (религия, традиции, мораль), преломляясь через другие надстроечные отношения и институты.

Люди сами делают свою историю, но делают её всегда при определённых условиях, среди которых экономические являются решающими. Но и политические и т.п., условия, даже традиции играют определённую роль, хотя и не решающую. В процессе своего развития общество порождает ряд функций, без которых оно не может нормально существовать. Так на определённом уровне развития родоплеменная верхушка отделилась от всего племени, стала относительно самостоятельной по отношению к нему, приобрела определённые интересы по отношению ко всем остальным его членам, и, таким образом, возникла публичная власть, а вместе с ней и государство. Эта новая общественная сила, так или иначе, должна следовать за производством, но в силу однажды полученной самостоятельности она может оказывать обратное воздействие на экономический базис. Экономические интересы в данном случае выступают как социальная причина политических действий. Экономика определяет политику. В свою очередь политика оказывает обратное воздействие на экономику.

Политическая государственная власть может трояко воздействовать на экономику: может действовать в том же направлении что и экономика - тогда развитие последней идет быстрее; она может действовать против неё - в этом случае рано или поздно политическая власть терпит крах; она может ставить экономике преграды и толкать её в определённом направлении. Этот случай сводится к двум другим. Одно ясно, что во втором и в третьем случаях, политическая власть может причинить экономическому развитию огромный вред.

Правильный политический подход заключается, в частности, в том, чтобы рассматривать производственные задачи во всём контексте социально-политических задач, характерных для данного исторического этапа. Но политическая логика не есть фотографический отпечаток с логики экономического развития. Всё это открывает путь для политических акций, противоречащих законам экономики, или, что встречается гораздо чаще, учитывающих эти законы не полностью, частично. В ограниченных пределах паллиативные акции могут иметь успех, например, государственное регулирование капиталистической экономики в эпоху ГМК. Однако в перспективе такие политические действия обречены на провал, ибо они лечат не болезнь, а её симптомы, срезают сорняки, а не выдергивают их с корнем. Вместе с тем относительная самостоятельность политики открывает широкие возможности для прогрессивного воздействия на экономику и ход истории вообще. Маркс называл насилие крайней формой политического воздействия, «повивальной бабкой старого общества, когда оно беременно новым». Если же говорить не о тех исторических периодах, когда оно необходимо и неизбежно, а о спокойном течении истории, то и в этом случае политические действия, отражающие назревшие потребности общества, выступают как мощный ускоритель социального прогресса.

Точно также дело обстоит с правом. Как только общественное развитие идёт дальше, становится необходимым новое разделение труда, создающее профессиональных юристов. Таким образом появляется ещё одна самостоятельная область, которая, несмотря на свою зависимость от производства и обмена всё же может оказывать воздействие на эти последние.

Идеологические же области - религия, философия и т.д., которые сторонники цивилизационного подхода к изучению общества ставят в основу его развития, - имеют предысторическое содержание, находимое и заимствуемое историческим периодом, содержание, которое теперь мы могли бы назвать полнейшей бессмыслицей. Это различные ложные представления об окружающей природе, строении человеческого тела, о духах, богах и прочих волшебных силах. Эти представления возникли в условиях первобытнообщинного строя, когда уровень экономического развития был крайне низок. И хотя экономический прогресс был главным двигателем в познании окружающего мира, было бы нелепым искать экономические предпосылки для каждой первобытной бессмыслицы. Вся история науки есть процесс уничтожения этой бессмыслицы или замены её новой, менее нелепой, но все-таки бессмыслицей. Люди, занимающиеся этим, принадлежат к особым областям разделения труда, и им кажется, что они разрабатывают независимую область. И поскольку они образуют самостоятельную группу внутри общественного разделения труда, постольку все их произведения, их мысли, их ошибки, оказывают воздействие на общественное развитие и даже на экономику.

Но, несмотря на кажущуюся независимость, они сами опять-таки не свободны от экономического развития, их религиозные, философские и т.д. положения отражают те отношения, которые складываются в настоящем обществе. Так, например, английские деисты, а затем французские материалисты были философами буржуазии, более того, последние были философами буржуазной революции. В немецкой философии от Канта до Гегеля отразился немецкий филистер, то в положительном, то в отрицательном смысле. Шопенгауэр стал выразителем реакционно-настроенной буржуазии после революции 1848 года. О. Шпенглер истолковал поражение Германии в войне 1914 - 1918 гг., как «закат Европы»

Практически вся современная философия проникнута идеями пессимизма, мистицизма и отрицания прогресса В этом нельзя не видеть «знамения времени». Пока капитализм быстро шагал вперёд, среди его идеологов господствовало признание прогресса, хотя и постепенного, эволюционного. Загнивание, разложение буржуазного строя – вот главная причина того, что господство оптимизма в философии сменилось господством пессимизма и мистицизма.

Что касается религии, которую Тойнби ставит основу социального прогресса и говорит, что конце концов все мировые религии объединятся одну синкретическую религию, то все эти выверты опять-таки построены абсолютном непонимании как происхождения, так и развития религиозных представлений.

Появление религии связано с таким уровнем развития человеческого сознания, когда появляются зачатки абстрактного мышления и возможность отрыва мысли от действительности: общее понятие отрывается от обозначаемого им предмета, превращается в особое «существо», так что на основе отражения человеческим сознанием того, что есть, в нем могут появиться представления о том, чего в действительности нет.

«Идеализм первобытный: общее (понятие, идея) есть отдельное существо. Это кажется диким, чудовищно (вернее: ребячески) нелепым. Но разве не в том же роде (совершенно в том же роде) современный идеализм, Кант, Гегель, идея бога? Столы, стулья и идеи стола и стула; мир и идея мира (бог); вещь и «нумен», непознаваемая «вещь в себе»; связь земли и солнца, природы вообще - и закон, λογοσ; (логос прим. автора), бог. Раздвоение познания человека и возможность идеализма (=религии) даны уже в первой, элементарной абстракции

Подход ума (человека) к отдельной вещи, снятие слепка (=понятия) с неё не есть простой, непосредственный, зеркально-мертвенный акт, а сложный, раздвоенный зигзагообразный, включающий в себя возможность отлёта фантазии от жизни; мало того: возможность превращения (и при том незаметного, несознаваемого человеком превращения) абстрактного понятия, идеи в фантазию (In letzter Instanz = бога). Ибо и в самом простом обобщении, в элементарнейшей общей идее («стол» вообще) есть известный кусочек фантазии» (В. И. Ленин. Философские тетради. Стр. 329 - .,1973).

Но возможности такого абстрагирования реализуются лишь в связи со всей совокупностью практической деятельности человека, его общественных отношений. Религия есть продукт крайне низкого экономического, а вслед за ним и духовного развития на первоначальных этапах человеческой истории.

В первобытных религиозных верованиях отразилось фантастическое сознание людьми их зависимости от природных сил. Не отделяя себя ещё от природы, человек переносил на неё отношения, складывающиеся в первобытной общине. Объектами религиозного поклонения человека становились те природные явления, которые имели для него жизненно важное значение. Бессилие человека перед природой вызывало чувство страха перед её грозными и непонятными силами и непрестанные поиски средств воздействия на них.

«Но, раз возникнув, - говорит Энгельс, - всякая идеология развивается в связи со всей совокупностью существующих представлений, подвергая их дальнейшей обработке. Иначе она не имела бы дела с мыслями как с самостоятельными сущностями, которые обладают независимым развитием и подчиняются только своим собственным законам. Тот факт, что материальные условия жизни людей, в головах которых совершается этот мыслительный процесс, в конечном счете, определяют собой его ход, остаётся неизбежно у этих людей неосознанным, иначе пришёл бы конец всей идеологии» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения, т. 3. стр. ., 1981).

По мере развития производства и обмена происходит разложение первобытной общины, социальное расслоение общества, а вместе с ним складывается иерархия и в мире духов.

С развитием земледелия всё более важную роль начинают играть духи растительного мира, воскресающие и умирающие боги, ритуалы, связанные с сезонными явлениями в природе (проводы зимы и т.д.). С развитием патриархальной семьи культ предков превращается в культ предков семьи, культ домашних богов. Дальнейшее развитие производства приводит к разделению общества на классы и зарождению государственности. В этих условиях возникают политеистические религии раннеклассового общества: ведическая религия, синтоизм, маздеизм, религии Древнего Египта, Греции и Рима. Религия становится одним из институтов классового общества, стоящим на страже интересов правящей эксплуататорской верхушки.

Как мы видели выше, в племенных культах доклассового общества боги выступали, прежде всего, как олицетворение сил природы. В условиях рабовладельческого общества боги начинают олицетворять политическую власть.

«Фантастические образы, - говорит Энгельс, - в которых первоначально отражались только таинственные силы природы, приобретают теперь также и общественные атрибуты и становятся представителями исторических сил. На дальнейшей ступени развития вся совокупность природных и общественных атрибутов множества богов переносится на одного всемогущего бога… Так возник монотеизм...» (Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, стр. . 1967).

Когда старые нации гибли под ударами мировой римской империи, их боги падали вместе с ними. Однако и римские боги, скроенные по узким меркам города Рима, не избежали этой участи. Потребность дополнить мировую империю мировой религией наиболее чётко обнаруживается в попытках ввести в Риме поклонение, наряду с местными, сколько-нибудь почитаемых чужеземных богов. Но само собой разумеется, что никакую религию нельзя создать императорскими указами и декретами. Новая мировая религия возникала подспудно из смеси иудаизма и греческой, в особенности стоической, философии. Характерный для монотеизма, в частности христианства, культ «абстрактного человека» обусловлен отношениями товарного производства и связан с таким пониманием человека, в котором его реальные характеристики, социальное неравенство между людьми, их имущественные, правовые и другие различия отбрасываются и «преодолеваются» как несущественные с точки зрения главного отношения, определяющего сущность человека - отношения к богу.

Таким образом, не религия определяет развитие общества, а развитие общества, производства и обмена, определяет развитие религии.

С каждым великим историческим переворотом в общественных порядках, вызванным развитием производства, происходит переворот и в религиозных представлениях людей.

В средние века в той мере, в какой развивался феодализм, христианство принимало вид соответствующей ему религии с соответствующей феодальной иерархией. С появлением бюргерства в противоположность феодальному католицизму развился протестантизм, который наиболее соответствовал зарождавшемуся буржуазному обществу. В свою очередь и католицизм со 2-й половины 19 века стал на путь приспособления к условиям капиталистического общества.

Сегодня, в условиях научно-технической революции, когда все догматы религии оказались опровергнутыми, попытки снять конфликт между наукой и религией, примирить их, освободив последнюю от архаических элементов, мифологии, наивного антропоморфизма, лишь подчёркивают противоположность религии подлинно научному мировоззрению, показывают, что она как форма общественного сознания исторически изжила себя. Что касается всевозможных национальных традиций, которые в цивилизационном подходе служат критерием разграничения «локальных цивилизаций», то они также являются историческим продуктом производственных отношений людей и выполняют прогрессивную роль только до тех пор, пока соответствуют историческим потребностям. Напротив, они становятся тормозом общественного и экономического развития, когда культивируют изживший себя уклад жизни. Такое тормозящее воздействие традиций (а равно и религии) на экономику и общественную жизнь мы можем наблюдать во многих странах Азии и Ближнего Востока. Верно говорил Энгельс, что «традиция - это великий тормоз, это сила инерции в истории, она только пассивна и потому должна погибнуть». Но поскольку традиции являются более близкими или более отдалёнными отражениями господствующих в том или ином обществе экономических отношений, то они не смогут удержаться длительное время после того, как эти отношения коренным образом изменились.

Таким образом те, кто утверждают, что историко-материалистический подход упускает из виду политические, правовые, религиозные и т.д. аспекты развития общества просто сражаются с ветряными мельницами. Другое дело, что он не абсолютизирует их, не впадает, в отличие от цивилизационного подхода, в идеалистическое представление, будто бы религии, традиции и другие формы общественного сознания являются решающими в развитии общества.

Вообще, чего не хватает современным учёным, так это диалектического материализма. Идущая от эмпиризма и поддерживающаяся прямо позитивизмом, а косвенно иррационализмом, неотомизмом и т.д. тенденция «освободить» науку от философии процветает сегодня как никогда. Но в действительности никакая наука не может освободиться от влияния философии; чем более теоретической становится та или иная область знания, тем более она нуждается в философии как в научном мировоззрении и методе познания. Всё дело в том, какая философия господствует над умами учёных.

«Какую бы позу не принимали естествоиспытатели, говорит Энгельс, - над ними властвует философия Вопрос лишь в том, желают ли они, чтобы над ними властвовала какая-нибудь скверная модная философия или же они желают руководствоваться такой формой теоретического мышления, которая основывается на знакомстве с историей мышления и её достижениям (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т.20, стр. 524-525).

Эти слова Энгельса равно относятся и к учёным обществоведам, изучающим те или иные вопросы социальной жизни. Философия диалектического материализма является именно такой, подготовленной всем развитием прогрессивной философской мысли формой теоретического мышления. Однако проникновение в историческую науку диалектики и материализма невыгодно буржуазии, поскольку это означает крах её хитроумных приёмов, направленных на «замазывание» противоречий современного капитализма, крах её гнилой идеалистической философии, крах капитализма в целом. Но никакая буржуазная идеология не сможет остановить ход общественного прогресса, она может лишь только превратно объяснить его суть, «подменив» метафизической и идеалистической теорией о круговороте цивилизаций. Не более...

Февраль – март 2004 Владимир Орлов