Борьба с засилием немцев продолжается.

Невмешательство власти в травлю «внутреннего врага», непрекращающиеся атаки в прессе, потакание ксенофобии на самом высшем уровне, пассивное сотрудничество полиции с погромщиками привели к страшным событиям 26-29 мая 1915г. в Москве. Реакция верховного правительства на погром была двоякой. С одной стороны бесчинства осуждались. Были сняты со своих постов Адрианов, Юсупов, ушел в отставку министр внутренних дел Маклаков. С другой стороны власти довели до логического завершения всю ту антинемецкую вакханалию, которая длилась весь предыдущий год: 1 июня 1915 года вышел в свет указ об обязательном увольнении всех немцев с московских предприятий.

Кроме экономического ущерба, на что, в основном, обращалось внимание в первые дни после погрома, Москве был нанесен и сильнейший идеологический урон. Председатель Московской городской управы Н.И.Астров, выступая на чрезвычайном совещании гласных, с горечью подметил, что событиями в Москве нанесен сильнейший удар по «национальному сознанию» России: «Флаги и портреты царя несла та самая толпа, которая шла грабить. Свято настроение страны разрушено…»[124]. И это, пожалуй, было самым главным последствием майских погромов. Усилия московских немцев, стремившихся с началом Первой мировой войны доказать свою лояльность, оказались бесполезными. Погромы поставили немцев и русских по разные стороны баррикад. Фридрих Штайнман писал по этому поводу: «[…] Как относились немцы ко всем этим преследованиям? Имела ли успех эта крупная акция правительства и травля в прессе? Достигли не того результата, на который расчитывали, а прямо противоположного! […] Многие наши соотечественники, кто в счастливые времена подпал под культурное влияние русских и утратил немецкий дух, в годину испытаний вспомнили что они немцы…»[125]

Вслед за расследованием группы Харламова, московскими погромами занялась сенатская комиссия, во главе с ярым германофобом сенатором Крашенинниковым. Результатом работы этой комиссии стало увольнение упомянутых выше первых чиновников Москвы. В потворстве погромщикам была, наконец, официально обвинена полиция города. В июне 1915 года состоялось заседание Совета министров под личным председательством Николая II. Основным вопросом являлся погром в Москве. Выступавший на заседании князь Юсупов сумел убедить Совет в засилии немецких шпионов в Первопрестольной на момент бунта. Его страстная речь была вызвана не столько страхом за государственную безопасность России, сколько боязнью быть обвиненным в преступном попустительстве бунту.

Одним из следствий начавшейся войны стала планомерная депортация из России граждан Германии и Австро-Венгрии. В частности, по распоряжению градоначальствующего Москвы князя Феликса Юсупова из города еще до погромов были высланы 534 германских и австро-венгерских подданных. Количество незначительное особенно если учитывать что около 5 тысяч «внутренних врагов» остались в Москве. Подобная депортация не только не помогла обезопасить немцев и успокоить антинемецкие брожения в городе, но и еще больше накалили атмосферу. В ходе этой акции по распоряжению Адрианова в московских газетах стали регулярно появляться именные списки граждан депортированных из города.[126] Высылка ставилась в заслугу Юсупову.

И после погромов акции очищения Москвы от лояльных «внутренних немцев», включая и их русских жен, находили понимание у представителей центральных властей. По словам сенатора Н.С. Крашенинникова, высылка женщин – бывших российских подданных, независимо от того, состояли они в браке с германским гражданином или уже расторгли его, обосновывалось их общей виной перед Россией.[127] Вина же эта заключалась в том, что они «приняли в себя немецкое семя».[128]После майских погромов 1915г. повальная очистка города от московских немцев стала обосновываться и распространением враждебного настроя русского народа против «иностранцев». Российский подданный Эдуард Рейтер был выслан по обвинению в хранении писем (переписки) на немецком языке. К тому же, если верить агентурным сведениям Охранного отделения, над этим человеком группой горожан готовился самосуд.[129]

По подозрению в нелояльности к России попадали и немецкие колонисты, оказавшиеся волей случая на предприятиях страны. В течении всей второй половины 1915 г. с завода «Братья Тильманс и К^о» с завидным постоянством высылали всех «неблагонадежных» рабочих-колонистов.[130]

Антинемецкие погромы активизировали процесс сбора на заводах подписей за удаление «нелояльных» и «враждебных всему русскому» немецких специалистов и мастеров, независимо от их подданства и места рождения.[131] Сценарий выдворения с предприятий нежелательных «немцев» не претерпел особых изменений и после майских погромов. В августе 1915г. рабочие общества электрического освещения в Москве потребовали немедленно уволить заведующего машинным отделением мастера Александра Штумпфа. Несмотря на то, что Штумпф являлся с рождения российским подданным и уроженцем Самарской губернии, он попал под стандартное обвинение, широко применявшееся в то время по отношению к этическим немцам, - «издевательство над русскими и их обрядами». Лютеранина Штумпфа обвинили в том, что он не освобождал православных от работы «для говения» на Великий пост.

«Немецкого» мастера выслали.[132]

Высылка проводилась безжалостно и безразборно. Российским немцам приходилось заново обустраиваться, выживать в Пермской, Саратовской, Самарской и других отдаленных от Петрограда и Москвы губерниях. Три сестры Тоны были высланы в августе 1915г. из Москвы в Пермскую губернию, формально попав под постановление Совета министров от 14 июня 1915г. В своем прошении на имя министра внутренних дел они отмечали следующее: «Мы были воспитаны нашей матерью в православии, почему не чувствуем в себе ничего немецкого, и немецкий язык знаем постольку, поскольку он усвоен нами в школе…»[133]. При этом сестры указывали, что их отец, германский подданный Карл Тоны, умер много лет назад, умоляли принять их в российское подданство и разрешить вернуться в Москву. Несмотря на нелепость депортации, жалоба не была удовлетворена.

Нередко имели место и случаи расследования «нелояльного» поведения российских подданных немецкого происхождения. Так возникло дело по обвинению группы «немецких» мастеров Товарищества суконной мануфактуры Лыжина (село Вантеевка, Московский уезд), обвиненных в «глумлении над патриотическими чувствами русских и выражении радости по поводу успехов германского и австрийского оружия».[134]

Главным пунктом обвинения послужила фраза, якобы повторяемая, по уверению рабочих, всеми «немецкими мастерами»: «Почему теперь русские не звонят в колокола, не ходят с флагами и не радуются, что немцы взяли Перемышль…»[135] А вскоре последовало решение полицейских властей о выселении из Москвы и губернии «мастеров немцев». (На тот момент обвиняемые уже давно являлись подданными России), а один из них, Готильф Марц, имел звание личного почетного гражданина и проработал на фабрике Лыжина более 20 лет).

Гражданско-правовые нормы не принимались в расчет многочисленными обвинителями российских немцев. Во всех подобных делах руководствовались исключительно политическими видами. Вот характерные примеры таких сфабрикованных, политически ангажированных дел. Первое - это «разоблачение одной из крупнейших шпионских организаций» в России, немецкой фирмы «Кунсит и Альберс» во Владивостоке,[136] которая обвинялась в связях со «многими шпионскими группами и отдельными крупными шпионами». Как выясняется, прямых доказательств у следствия так и не появилось. Фирму пытались закрыть за то, что она являлась торговым монополистом на Дальнем Востоке.

Другой пример – дело об акционерном обществе «Зингер», официально числившемся американским и владевшим заводом швейных машин в подмосковном Подольске. Структурно общество было устроено с истинно немецким педантизмом. Сбыт товара фирмы был налажен очень четко: Россия делилась на крупных зоны продажи швейных машин, во главе каждого такого подразделения стоял свой главный менеджер. Подразделения делились на более мелкие подотделы со своим директором по продажам. Каждый подотдел, в свою очередь, имел разветвленную сеть представителей-комивояжеров, одиночных продавцов, рекламных агентов. В этой то сложной, пирамидальной структуре российские органы правопорядка и увидели «шпионскую сеть под прикрытием», занимающуюся сбором шпионских сведений.[137]

Администрации завода пришлось через печать самостоятельно развеивать слухи. Был опубликован подробный отчет о деятельности акционерного общества «Зингер», а также многочисленные отзывы рабочих и служащих в свою защиту. Директор предприятия, гражданин США Диксон Вальтер, даже угрожал в случае продолжения травли закрыть завод.[138]

Майские погромы 1915г. усилили тенденцию ликвидации немецких заводов и фабрик и передачу их в ведения правительственной власти и городского самоуправления. Семья русскоподданых Гейсов, владевших крупнейшим кондитерским предприятием «Эйнем», лишилась почетного звания «Поставщик двора Его Императорского Величества».[139] Все 6 магазинов фирмы в Москве были закрыты. Вскоре было принято решение о реквизиции фабрики под Экспедицию заготовления государственных ценных бумаг.[140]

Аналогичная участь постигла и старейший торговый дом «Вогай и К^о», основанный еще в 1859г. Не спасло даже то, что совладельцы торгового дома Мориц и Гуго Марк приняли российское подданство сразу после начала войны, а для организации лазарета в Москве фирма пожертвовала 900 тыс. рублей. Все оказалось напрасно. В 1916г. был установлен правительственный контроль за всеми финансовыми операциями фирмы.

Война, погром, всеобщее ожесточение привели к тому, что российское правительство вынуждено было пересмотреть законодательные акты в отношении германских и австро-венгерских подданных. Если на первом этапе военных действий меры сводились к установлению имущественных ограничений и правительственного контроля, то в середине 1915г. вышли законы о ликвидации всех торговых предприятий с участием немецкого капитала.

В разных частях России были созданы прецеденты лишения частной собственности по признаку происхождения, национальности и т.д. Позже, с приходом большевиков к власти, немецкие торгово-промышленные предприятия, впрочем, как и предприятия русскоязычных промышленников, будут национализированы. Экономическое взаимопроникновение России и Германии будет окончательно прервано.

Заключение.