Псевдокарнавал как структурный стержень
В художественных картинах мира у Кира Булычёва явственно чувствуется неестественность, страх и наигранность в отдельных моментах. Неестественность раскрывается в ненадлежащем положении человека по отношению к природе: человек порабощен рептилиями (природой), которые выступают в романе более разумными и развитыми в научном плане. Страх определяет всю эмоциональную атмосферу произведений. Наигранность появляется как следствие страха: лучше польстить, подчиниться, чем умереть, пропасть.Страх является основой псевдокарнавала в романе «Любимец». Понятие «псевдокарнавала» Б. Ланин определил как торжество страха. И всё произведение Булычёва построено на принципе псевдокарнавала, где герой Тим пытается внутренне возродиться, вернуть себе личностное, человеческое «Я».Ранее мы уже отмечали, что любимцы – это «новое» поколение людей, запрограммированное быть «игрушкой» для спонсоров, быть покорным. И это стало возможным благодаря так называемой «чистке» человечества. Придя на Землю, спонсоры истребили большую часть населения. А раз большинство убито, то убиты и большие силы, которые могли бы противостоять захвату Земли. А новое поколение лишено воли, чувства свободы, желаний и личности. Взамен этого они могут лишь бояться, благоговеть, покоряться, развлекать гуманоидов. В последствии главный герой – Тим – осознаёт свое положение: «За месяцы, прошедшие со дня бегства от господ Яйблочко, я всё более убеждался в том, что я – раб в своём собственном доме. И все вокруг рабы, которых можно продать, купить и убить и, как я сегодня узнал, лишить детства и человеческого облика потому, что это нужно зелёным жабам с блестящими медвежьими глазками. И я не знаю, почему царит такая несправедливость, и никто не смог мне пока ответить на этот опрос, потому что людей, лишённых знаний, лишили и памяти о своём прошлом» [Булычев 1997: 205].Осознание своего положения приходит к герою долгим путём. Посмотрим, как Булычёв передаёт внутренний страх Тима и других любимцев.В начале романа перед нами представлены люди, выполняющие роль домашних животных – любимцев. Так как повествование идёт от первого лица одного из них (от лица Тима), у нас есть возможность взглянуть на ситуацию изнутри. Положение человека, как домашнего животного, подтверждает соответствующая атрибутика: намордник, поводок, ошейник.Ошейник – единственное, что имеет право носить человек. Носить же какую-либо одежду – запрещено, ведь животным не полагается.«Сами они (спонсоры) не нуждаются во многих вещах, производимых людьми, и люди тоже быстро отвыкли от таких предметов, как ботинки или печки, даже от одежды, отчего теперь, как мне (Тиму) рассказывали, люди живут только в тёплых местах нашей планеты» [Булычев 1997: 24].И потеря ошейника расценивается любимцем, как катастрофа: «Неожиданно одноглазый бродяга протянул руку и рванул на себя мой ошейник. Мою единственную драгоценность, моё единственное имущество!» [Булычев 1997: 40].Вывеска перед входом в бар: «Помещение для домашних любимцев: вход без намордников воспрещён». Унизительным для обычного человека было бы выполнять приказы захватчиков: «… госпожа велела мне идти наверх в спальню, ложиться на коврик у их постели» [Булычев 1997: 23], «я послушно поклонился» [Булычев 1997: 24]. В случае болезни ведут к ветеринару.Но это всё внешнее, навязанное. Самое ужасное, как считает Кир Булычёв, кроется в сознании таких людей, у которых вместо человеческого преобладает животное. Инстинкты – вот чем живут домашние любимцы.Не зная другой, свободной жизни, эти подобия людей оправдывают спонсоров. Вот что думает Тим после драки со своим другом Виком: «Я отбивался, царапался, кусался – я был диким зверем, которого надо убить. И если бы меня в тот момент, я бы не удивился и не считал это неправильным – такому, как я, не было места в нашем хорошо организованном цивилизованном мире» [Булычев 1997: 33]. «Хорошо организованный цивилизованный мир» построен захватчиками. О своём величии, благородной миссии (очистить экологию Земли) постоянно напоминает нашему герою его хозяйка, госпожа Яйблочко. И это принимается героем и остальными любимцами на веру. И постоянное напоминание о преимуществе не даёт ослабнуть силе власти. Напротив, если что-то часто и как бы невзначай говорить одно и тоже, то рано или поздно сознание принимает это как факт. Это доказано учёными уже давно. Гуманоиды начали с нуля – рождения человека. Ведь легче всего воздействовать на детский несформировавшийся разум. Поэтому отсутствие каких-либо знаний, в частности опыта в любви, объясняет так: «Откуда? Меня ведь ещё щенком взяли из питомника» [Булычев 1997: 25]. А Тим «выдрессирован» как любимец.Таким образом, выводится основной принцип построения «хорошо организованного цивилизованного мира» – чтобы построить новое, нужно разрушить старое. Это является неотъемлемой частью антиутопического мира. Что и показано у Булычёва.Подобная запрограммированность сознания людей наложила свой отпечаток и на поведение: «Я выставил когти наружу и оскалился – пускай меня бояться» [Булычев 1997: 38], «тогда я легонько зарычал – чтобы они знали, с кем имеют дело» [Булычев 1997: 39].В речи героя ещё долго будет присутствовать рабское обращение к гуманоидам: «Сколько господа Спонсоры нас учили, чтобы мы навели порядок на планете, чтобы мы всё собрали и обезвредили, - у них же рук не хватает!» [Булычев 1997: 91]Таким герой предстаёт перед нами в начале романа. Страх, благоговение, восхищение захватчиками преобладают в сознании людей, проявляющееся и во внешнем поведении. Дальнейшее развитие сюжета - это путь к свободе людей, прежде всего к внутренней свободе, к избавлению от страха. А зачатки возрождения личности у любимца в начале романа показаны писателем лишь как проблески. В этом отношении показателен следующий эпизод – разговор госпожи Яйблочко и Тима:«– Мы с дамами как раз обсуждали новости из Симферополя. Это же надо – ограбить курортный автобус! Я не сторонница жестокого обращения, но всякому терпению есть предел. И этот нелепый лозунг…– «Земля для людей!» – сказал я, и получилось чуть более вызывающе, чем мне того хотелось» [Булычев 1997: 18].И: «Если они захватили Землю, потому что у них есть одуряющие газы, лазерные пушки и чёрт знает ещё какое оружие, это не означает, что люди – рабы. Нет, мы не сказали ещё последнего слова! Мы тоже цивилизованные люди!» [Булычев 1997: 19]Псевдокарнавал породил особую карнавальную среду, которую Б. Ланин обозначил, как паранормальным жизненным ритмом, когда в любимце попеременно преобладают либо страх, либо благоговение. И этот же литературовед правильно заметил, что «страх становится всепроникающим эфиром, и сгущается он только в человеке, в его поведении и мыслях». Что мы и доказали.Власть спонсоров царит на Земле уже 100 лет. Угнетая, порабощая, лишая свободы и препятствуя развитию, рано или поздно эта власть прекратит своё существование. Свободолюбие, непокорность заложена в человеке на генетическом уровне. Просто в данном романе обстоятельства оказались сильнее. Но силы человечества росли и крепли. Бунт наступил бы рано или поздно. И в своём романе Булычёв показал решающий шаг в этом бунте – отказ от рабского положения не только во внешнем мире, но, что важнее, и в этом мы согласны с писателем, и во внутреннем. Это происходит и на лексическом уровне – уже не «господа» или «спонсоры», а «жабы».Как часто это бывает в приключенческих произведениях, герой всегда «возвращается туда, откуда всё началось – домой» [Ануфриев 2003: 72]. Тим возвращается в местность, где «существовал» как любимец. Там он встречает свою возлюбленную Инну. И в разговоре с ней явно прослеживается перемена в характере Тима. Перемена из животного в человека.В их диалоге заметен контраст в сознании: он – возродившаяся личность, она – пугливое домашнее животное:«–А как твой жабёныш поживает? [Тим – А.Меньших]– Кто? [Инна – А.Меньших]– Твой хозяин, жабёныш, которого мадам Яйблочко изметелила. – Тим, не стоит так говорить о спонсорах.В её голосе прозвучала бабушкина интонация.–Ладно, я сказал, я тобой ещё займусь. Обязательно вернусь поговорить с тобой серьёзно. Жалко оставлять тебя в животном состоянии. – я живу в счастливом состоянии! – поспешила она с ответом» [Булычев 1997: 323].Или «– Когда мы их вышибем к чёртовой матери, сказал я, – первым делом мы вернём тебе твоего малыша.– Не надо! Не думай так, это опасно!– Неужели и я таким был?» [Булычев 1997: 324]Торжество страха закончилось для Тима, но не для Инны и многих других любимцев. Он теперь говорит смелее, увереннее, без тени лести или рабства. Это уже Человек. Нужно немало сил и времени, чтобы Земля возродилась. Но путь к этому уже положен. Хотя для Тима этот путь не был лёгким. Ему пришлось пройти испытания: сначала бегство от хозяев; затем познание истины, развенчивание королей – спонсоров: они убивали разумных существ – ползунов – для пищи; наблюдал результаты экспериментов над людьми в питомнике (именно здесь выращивают любимцев по спецзаказу); реальная жизнь непокорённых людей под землёй. Булычёв намеренно проводит своего героя через эти познания правды жизни. Цель - испытать его, проверить, а достоин ли человек звания «свободного человека». Разумен и силён ли он духом, чтобы получить свободу и способен ли он на борьбу. И писатель показывает нам именно сильного и достойного человека – Тима.Итак, в романе «Любимец» мы рассмотрели понятие псевдокарнавала на взаимоотношениях человека и природы (Спонсоры – жабы). В повести «Перпендикулярный мир» Кир Булычёв показывает страх, порождённый человеком власти в человеке народа. Этот страх удел антиутопического варианта мира.В утопическом мире страх присутствует в допустимых нормах, как обыденное явление, не имеющее отношение к власти.Нас же интересует страх другого рода. Когда человек подчиняет всего себя – свои мысли, желания, поступки – подчиняет в угоду власти. Во главе власти всегда стоит самый сильный. В романе «Любимец» это были гуманоиды, в повести – человек, Василий Парфёнович Пупыкин. Он установил в параллельном мире абсолютную власть с культом вождя, социальную иерархию, строгую дисциплину. По своей сути – это тоталитарный режим. Характерное явление для антиутопической картины мира. Рассмотрим самого вождя – Пупыкина. Он – абсолютный правитель. Это подтверждается и атрибутикой власти: охрана, строгость в одежде, манеры, строительство огромного монумента Пупыкину при жизни (явное злоупотребление своей властью). Важность его персоны заметна в следующем эпизоде: «Тут же из-за поворота вылетела черная «Волга» с двумя флажками, как у посольской машины — справа государственный, слева с гуслярским гербом: ладья под парусом, на корме сидит певец с гуслями, а над мачтой — медвежья нога под красной звездочкой. В машине мелькнул чей-то знакомый профиль, на мгновение голова повернулась, и глаза уперлись в лицо Удалова. Удалов не успел угадать — кто же едет. За первой машиной мчались еще две «Волги», серая и зеленая, потом «жигуленок» и напоследок — мотоциклист в милицейской форме» [Булычев 1999: 42].В сатирической форме Булычёв изображает подобострастие, лесть и подхалимство высокопоставленных чиновников: «— Вот наша главная улица. Наше завтра, — сказал Оболенский тихо и радостно. Но непроизвольно почесал ушибленное бедро. — Улица имени Василия Пупыкина, — прошелестел чей-то голос. — Кто сказал? — нахмурился Пупыкин. — Молчите? А ведь знаете, чего я не терплю. Ты, Ложкин? Пойманный на месте преступления Ложкин потупился, встал, как нашкодивший первоклассник, и сказал: — Вы, Василий Парфенович, не терпите лести и подхалимства. — И заруби себе это на носу. Народ будет решать, как назвать наш проспект. Народ, а не ты, Ложкин. — Ну, это вы неправы! — вдруг взвился Малюжкин. — Ложкин — представитель народа. Лучшей его части, ветеран труда. — Ладно, ладно, без прений, — смилостивился Пупыкин, — Садись, ветеран, чтобы больше с такими предложениями не лез» [Булычев 1999: 80].Или: «После этого перерыв. После перерыва обсуждение персонального дела бывшего директора стройконторы, бывшего члена городского президиума, бывшего, не побоюсь этого слова, моего друга, Корнелия Удалова.И так всем стало страшно, что даже твердокаменный Слабенко не сразу смог начать свою речь. Он отпил воды из графина, стоявшего перед ним, и руки его дрожали. А от Удалова не только все отодвинулись, но даже стол отодвинули. Он теперь сидел один на пустынном пространстве ковра» [Булычев 1999: 83]. Таким образом, выясняется, что люди в таком мире живут по принципу: «»Вождь говорит – мы слушаем, вождь приказал – мы исполнили». Другого варианта не дано. И как Пупыкин не отнекивается, что ему не по душе лесть и подхалимство, читатель заметит обратное. Власть в лице Пупыкина жаждет лести, покорности и страха. Власть упивается свое властью. Удалов-настоящий, как человек новый в этом мире, не заражён всеобщим страхом. Поэтому первое, что говорит Пупыкин Удалову в личной беседе (не зная, что этот из другого мира): «Что-то ты у меня сегодня не трепещешь? По глазам вижу, что не трепещешь» [Булычев 1999: 87]. Удалов-настоящий как бы нарушает обычное явление – страха перед властью. Так же упивание властью показано фантастом через слова Пупыкина во всё той же беседе: «Смешно прямо, — сказал он, — как барбосы, ну прямо, как барбосы. Стоило мне неудовольствие к тебе выразить, как они уже тебя растерзать готовы» [Булычев 1999: 87]. Это самодовольный смех, смех довольного своей властью человека. И эту власть подпитывают сами люди, что изобразил писатель, используя один из карнавальных элементов – театрализацию. «Ложкин, — перебил его Пупыкин. — Учти, что у нас в Гусляре нет проблемы отцов и детей, и даже конфликтов таких нету. Они надуманные. Так что если мы строим для отцов города, значит, строим и для детей. У меня у самого двое детей. Все знают. Тут людей прорвало, все начали аплодировать» [Булычев 1999: 85]. В этом эпизоде заметен и пафос говорящего, и восторженность слушающих, и аплодисменты, чем заканчивается любое представление. Подхалимство в повести приобрело громадные масштабы. На заводе по производству пластмассовых игрушек налажен выпуск специзделий, где «изделие номер один — это статуя Пупыкина в полный рост для украшения крыш на проспекте, а изделие номер два — Пупыкин в детстве. Такие статуи народ требовал для детских садов. И делали те статуи не из гипса, а из долговечного пластика под мрамор» [Булычев 1999: 85]. Социальная иерархия, как основополагающая категория в жанре антиутопии, так же разработана Булычёвым. Кастовость проявляется и в возможностях (кому-то приходится стоять в очереди на квартиру), и в привилегиях (только определённой части населения можно есть икру в буфете). «Разве ты не понимаешь, что мы, руководящие работники, должны поддерживать свои умственные способности? У нас же особенная работа, организационная!» [Булычев 1999: 92] Нормальным явлением в таком обществе является донос. «С утра мне сигналы на тебя поступают, - сказал Пупыкин, задумчиво покручивая усы» [Булычев 1999: 87]. Эти сигналы и есть донос. И доносят те, кто заглушил в себе человеческое. Если в «Любимце» человек стремится быть настоящим человеком, то в «Перпендикулярном мире» идёт обратный процесс. Такие люди пошли по пути карьеризма. Это произошло с двойником Удалова. Булычёв на примере отдельных жителей антиутопического Великого Гусляра дал представление, что при таком выборе происходит с человеком во внешнем и во внутреннем мирах. Внутри карьерист презирает себя, не может найти оправдания для своей совести (как это происходит с Грубиным – соседом Удалова, в утопическом мире это порядочный и уважаемый человек, обладатель вечного двигателя). Доносчиком стал двойник Удалова, сломался, в отличие от жены Ксении. С приходом к власти Пупыкина он превратился в марионетку, в прочем, как и многие другие. Такой человек слаб не физически, а морально: «Удалов и подошел к двойнику. — Ждешь? — сказал он. — Тише! Тут люди рядом. Ты куда пропал? — Пупыкин меня допрашивал. — Ой, тогда я пошел! Лучше сразу в ноги!» [Булычев 1999: 91] Потеряв себя, Удалов потерял гордость, и теперь ему остаётся только унижаться, пресмыкаться. Подобные люди имеют и соответствующую репутацию: «В вас совесть заговорила. Мне Ксения говорила, что вы не такой подонок, как кажетесь. Я ей не поверила» [Булычев 1999: 43]. Удалов-настоящий с горечью узнаёт правду о своём двойнике, считая, что подобные качества – лакейство и рабство – есть и в нём самом. Боятся все и всякого. В городе – абсолютная власть Пупыкина. Но Булычёв насмехается над этой властью. В гротескном искажении изображён Пупыкин: обладая огромной властью, он маленького роста. Это его комплекс (как у Наполеона), его минус, как он сам считает. «И Пупыкин зашелся в смехе, совсем под стол ушел, такой махонький стал, одним ногтем придавить можно» [Булычев 1999: 88]. И смешон способ, которым он решил исправить эту оплошность природы: «Ботинки заказал себе в Вологде на высоких каблуках» [Булычев 1999: 40] Можно придавить, что и попытаются сделать возродившиеся Удалов-двойник, Грубин и вернувшийся Минц. По ходу сюжета Удалов-настоящий узнаёт, что власть Пупыкина не законная, «самопровозглашённая», мнимая. Он «царствует» лишь в пределах Великого Гусляра. Единственная возможность его свергнуть – это сообщить в областную администрацию. Но Пупыкин позаботился об этом: «До области ты не доедешь, — сказал Грубин. — Некоторые пытались. В область специальное разрешение нужно. Его лично Пилипенко подписывает. Только проверенные оптимисты туда попадают. Так что в области о Великом Гусляре самое лучшее представление. — Но ведь кто-то приезжает! — Если приезжает, то на витрины с картонной лососиной смотрят, а потом в предгорском буфете обедают» [Булычев 1999: 103]. Все недовольные отправлены на сельхозшефство в деревню, или принудотдых. Мера запугивания населения. Принудотдых – «это по-старому тюрьма».
Популярное: Модели организации как закрытой, открытой, частично открытой системы: Закрытая система имеет жесткие фиксированные границы, ее действия относительно независимы... Личность ребенка как объект и субъект в образовательной технологии: В настоящее время в России идет становление новой системы образования, ориентированного на вхождение... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (199)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |