Особенности  мирового финансового кризиса 2008 года в оценке теорий Маркса

Нынешний мировой финансовый кризис называют «финансовой Хиросимой», «финансовым Армагеддоном», «Октябрьской революцией 2008 года», которая изменит весь существующий миропорядок. А чем он, собственно, отличается от других кризисов, которые не раз сотрясали господствующую сегодня на планете капиталистическую систему?             Своим масштабом. Грубо говоря, кризисы бывают трех-четырех типов. Самый слабый – кризис в рамках развития, в рамках определенной модели. Это совершенно стандартная ситуация, которая бывает везде и всегда, и рассматривать ее подробно не имеет смысла. Кризис второго типа – кризис модели. Такой кризис произошел, например, в 70-е годы в Соединенных Штатах Америки (США): та «бреттон-вудская модель», которая была принята в 1944 году, полностью выработала свой ресурс и оказалась неработоспособной. В 1971 году американцы ее отменили и почти десять лет находились в состоянии кризиса, пока не разработали новую модель. Она получила название «рейганомика» – по имени человека, в период руководства страной которого эта модель и была реализована, хотя разработали ее при Картере. Третий тип кризиса, самый страшный, – это кризис системы, в рамках которой действуют модели. В системе капитализма за всю его историю было, в общем, три модели. Первая – это классический капитализм, которая хорошо знакома по работам Маркса и рассмотрена ранее. Вторая – империализм, который много кто описывал, в том числе и Ленин своей в работе «Империализм как высшая стадия капитализма». Третья модель – это как раз модель начала 80-х, которая стала действовать после отмены части Бреттон-Вудских соглашений, – финансовый капитализм. Сами Бреттон-Вудские соглашения (названные по месту подписания) институциировали систему империализма. То есть создали институты, которые управляли процессом вывоза капитала – МВФ (международный валютный фонд), Мировой банк, систему ГАТТ(генеральное соглашение по тарифам и торговле), которая потом стала ВТО (всемирная торговая организация). Все это привязало доллар к золоту. И, собственно говоря, кризис 70-х годов прошлого века – это был кризис золотого обеспечения доллара. А «рейганомика», которая начала действовать с начала 80-х годов, – это либеральная система, которая уменьшила государственный контроль и создала механизмы поддержки спроса за счет денежной и кредитной эмиссии.  То, что сегодня происходит, – это кризис капиталистической системы. Свои базовые проблемы, описанные еще Марксом, капитализм сегодня решить не может. Потому что все три способа, которые у него были, он уже исчерпал. Но по Марксу развитие капитализма как раз и происходит через кризисы: спад-подъем. Такой непрерывный цикл. Спад-подъем – это как раз один из способов. Но дело в том, что одной из главных проблем капитализма является противоречие между трудом и капиталом. Суть в следующем: капитал присваивает себе продукты труда, рассматривая их как свою частную собственность. В результате то, что произведено, распределяется между трудом и капиталом неравномерно. Это создает проблему в хозяйственном механизме, потому что часть продукта не находит спроса.  Проще говоря, для того чтобы получить прибыль, капиталист продает некую вещь по цене десять рублей. А рабочим своим он платит, исходя из стоимости этой вещи, – по пять рублей. Соответственно, далеко не все рабочие смогут эту вещь купить. Эта проблема решалась при Марксе путем регулярных кризисов перепроизводства, когда товаров становилось так много, что их легче было зарыть и утопить, чем продать. Во время Великой депрессии в США дошло до «идиотизма» – запахивали поля с зерном, в то время как люди умирали с голоду. В прямом смысле звериный оскал капитализма. А кризис 70-х годов был связан с резким падением эффективности вложений капитала. То есть, всюду, куда можно было вывезти – вывезли, но система социализма была закрыта для вывоза. Индия и Китай еще были натуральными хозяйствами, там рынков не было. И в этой ситуации американцы придумали выход: надо стимулировать спрос за счет эмиссии. Поскольку они очень опасались проиграть соревнование социализму, то нужно было любой ценой стимулировать научно-технический прогресс. И они его стимулировали. Спрос все время повышался, но он не был обеспечен реальными доходами населения. Раздувалась экономика, росло производство и товаров, и услуг. И в результате создалась такая ситуация, при которой темпы роста стимулировались под долги. Домохозяйствам говорили: вы покупайте сейчас, в кредит, а долги потом отдадите, когда ваше благосостояние, может быть, вырастет. В итоге темп роста задолженности перерос темп роста экономики в три, пять, а иногда в восемь раз. Поэтому тот кризис, который происходит сегодня, это кризис капитализма в целом. Его можно сравнивать с кризисом 70-х годов, но по масштабам и последствиям он, пожалуй, его превосходит. Кризисы системы, безусловно, меняют миропорядок. Собственно, даже кризисы модели его меняют. Например, та модель, которая действовала в 20–30-е годы прошлого века, она была все-таки промышленная. Тогда было производство товаров. А модель, которая пришла ей на смену в начале 80-х, уже производила деньги, а вовсе не товары. В мире создалась ситуация, при которой все больше и больше стал потребляться виртуальный продукт. И теперь может оказаться, что с материальными товарами большая проблема, потому что производить их было невыгодно. Получился тотальный «обман зрения». Но теперь многим приходится прозревать. Например, президент Франции Саркози призвал покончить с «диким» капитализмом и работать в рамках «гуманного», то есть регулируемого капитализма. В США по плану Полсона идет масштабная национализация финансовых компаний. То есть идеология рыночного фундаментализма потерпела полный крах, и уже не только сама Америка, но и весь мир «протирает очки». «Гуманного» капитализма быть не может. Его цель – прибыль. Если прибыли нет – то ради ее получения капитализм пойдет на все. Нынешний кризис гораздо сильнее и страшнее, чем все, что были раньше. Скажем, кризис 1929 года – это всего-навсего очень большой кризис перепроизводства. Если вообще посмотреть на историю, то можно увидеть, что кризисы перепроизводства все время усиливались по мере роста экономики. Уже кризис 1907 года был очень крупным. Мы просто его не помним, потому, что он завершился. Первой мировой войной, которая скрыла его от нас, но он был очень большой. Именно после него создали Федеральную резервную систему США. Кризис 1929 года был еще сильней и тоже закончился войной – Второй мировой.  Но там все-таки была Великая депрессия: между окончанием острой стадии кризиса и войной прошло много времени, почти восемь лет. Война не является обязательным следствием кризиса. Война случается не на спаде, а на подъеме, на выходе из кризиса.

То есть утверждение о том, что именно сейчас американцам необходима война как выход из кризиса, причем в нефтеносном регионе, например на Ближнем Востоке, в принципе неверно. Соединенные Штаты войной из кризиса не выйдут. Наоборот, им будет еще хуже, потому что к нынешним проблемам прибавятся военные расходы. Война им была бы нужна для одной-единственной цели – чтобы списать вину за кризис на кого-то. Не может же нынешняя администрация США признаться, что это именно она виновата в том, что происходит во всем мире. Тогда сами американцы скажут ей: уходите, и немедленно. На это руководители страны не пойдут никогда, они всегда ищут виновного на стороне. Собственно, война рассматривалась властями США как повод. Уже 11 сентября 2001 года было ясно, что кризис начинается, и надо было его максимально оттянуть. У них еще были надежды на то, что его удастся преодолеть, хотя было понятно, что либеральными методами его преодолеть нельзя, что надо переходить к методам прямого управления, дирижистским. Но это требовало радикального изменения психологии всего общества, которому двадцать лет объясняли, что либеральные методы – это «наше все». И теракты были организованы специально для того, чтобы изменить психологию общества. США так делали неоднократно. В 1899 году они взорвали свой собственный броненосец на рейде Гаваны (столицы Кубы), чтобы спровоцировать войну с Испанией, по итогам которой у Испании были отобраны Куба и Филиппины. В 1941-м они, зная о японской атаке на Пирл-Харбор, ее провоцировали, потому что иначе Рузвельту не удалось бы преодолеть изоляционистские настроения американцев. Гибель собственных граждан – это один из стандартных приемов для получения нужного результата у американской элиты. Наша элита пока не действует столь грубо, но когда приближается очередная экономическая катастрофа, тоже предпочитает «переводить стрелки» на других. Вспомните, как широко была разрекламирована сказка о том, что дефолт 1998 года в нашей стране был спровоцирован азиатским экономическим кризисом. Ситуация, которая произошла в России в 1998 году, сложилась по причине политики нашего либерального руководства. Но после того как случился этот кризис, выход из него произошел очень быстро. Практически уже через полгода начался видимый экономический рост. Потому что внешняя экономическая конъюнктура стала складываться очень благоприятно: начала расти цена на нефть. По сути, кризис был только у нас и нигде больше. А сейчас ситуация совершенно другая. После этого кризиса будет тяжелая и затяжная депрессия. Причем эта депрессия усугублена еще одним обстоятельством. Дело в том, что раньше в мировой экономике была очень высокая загрузка мощностей – производственные мощности были загружены на 95–98%, иногда даже на 102%. Связано это было с тем, что их строили ровно столько, сколько нужно. В 80-е годы, когда началась эмиссия и, соответственно, пошел очень большой приток капитала, его надо было куда-то складывать. И стали строить избыточные мощности. Собственно, это была еще и политика финансовых центров США, смысл которой в следующем: если раньше преимущество было у того, кто мог что-то делать, кто мог взять кредит у многих, потому что все готовы были дать кредит тому, кто является центром образования прибыли, то сейчас центр прибыли не в производстве. Если у вас загрузка мощностей 60–70%, то вы не знаете, купят ваш товар или товар вашего конкурента. Это крайне неприятная ситуация, и поэтому в выигрыше оказывается тот, кто имеет дополнительные преимущества. А дополнительные преимущества – это дешевый кредит. В результате вы оказываетесь в ситуации, при которой миром руководят финансисты. Они-то и создавали специально избыточные мощности, потому что можно было ими манипулировать и держать власть над миром. Сейчас, когда начался кризис спроса, когда его избыток начнет нивелироваться, возникла проблема этих мощностей. Предприятия обанкротятся, а мощности останутся. Они будут стоять, их законсервируют. Ситуация будет выглядеть так: какое-то предприятие работает, оно что-то выпускает, но никто не обновляет производство. А зачем? Ведь «за стенкой» стоит еще один завод и его можно использовать. Создавать новое производство, новую технологию в условиях депрессии невыгодно, поэтому имеющиеся мощности будут вырабатывать до полного разрушения, а потом переходить на новые.  По этой причине инвестиционного спроса не будет, и продлится все это лет 12–15. А вот потом появится спрос на инвестиции, спрос на строительство чего-то нового. Начнут заказывать разработку новых производств и технологий под спрос. Вот в этот момент и происходят войны. Вопрос будет стоять так: кто кого «завалит», тот и сможет подняться. 

Наша страна не застрахована от финансового кризиса, и его предотвращению должно предшествовать прогнозирование существующих рисков в данной сфере, анализ возможных сценариев развития кризиса и подготовка путей выхода из него.