Глава 2. Освальд Шпенглер

В отличие от стремления Дж. Вико к математической точности в гуманитарном знании, заслужившего в СССР положительных отзывов и попыток отыскать в его философии признаки диалектического материализма [6], О. Шпенглер, со своей апелляцией к иррациональному, подвергался суровой критике. Его сочинение «Закат Европы», вышедшее на волне шока западноевропейцев от ужасов Первой мировой войны, стало одним из самых значительных и противоречивых трудов в области философии истории, социальной философии, социологии и философии культуры.

Соответственно духу сочинения, дискуссии, которые разворачивались вокруг него, так же носили полемический характер и выражали парадоксальные оценки. Неоднократно пытались выяснить, является ли резонанс труда конъюнктурным делом или же автор, провозгласивший скорый конец европейской цивилизации, предлагает новые методы исторического познания. Сам Шпенглер считал себя уникальным создателем истинно научной схемы исторического процесса. Данная уникальность сомнительна. Вопрос о том, существует ли логика истории, и попытки отобразить эту логику через культурно-исторические общности, предпринимались и ранее. Однако, например, рассмотренный выше Вико не располагал, естественно, столь богатым доказательным арсеналом исторических фактов, который был накоплен мировой наукой к началу ХХ века. Итальянский философ скорее указал ориентиры, к которым стоит двигаться, постигая законы истории. Вопрос о границах цивилизаций и критериях их выделения находились у него в самом зачаточном состоянии.

Немецкий мыслитель, опираясь на довольно богатый фактологический материал археологии, этнографии, лингвистики и других гуманитарных наук, выступил резко против широко распространенных в европейской науке XIX века положений: европоцентризма, панлогизма, представления о линейном ходе истории. Такой схеме Шпенглер противопоставил учение о множестве культур, соотношение между которыми не должны рассматриваться по принципу «более или менее прогрессивный». Каждая культура представляет собой естественный и живой организм, проходящий определенный цикл развития, завершающийся логичным финалом.

Культур, равнозначных друг другу по достигнутому уровню зрелости, Шпенглер насчитал восемь: египетская, индийская, вавилонская, арабо-византийская, китайская, греко-римская, западноевропейская, майя [19. С. 171]. Их существование, считал он, доказывает, что единого мирового процесса не существует. Культуры представляют собой замкнутые образования, контактирующие, но не влияющие на основу друг друга. Подобная дробность восприятия исторического процесса обусловила особое внимание философа к индивидуальности культурных общностей, их суверенности и исключительности, используя при этом метод морфологического анализа [19. С. 37-38].

Метод исторического познания Шпенглера получил большой резонанс в культурологии. В движении истории, ее логике, Шпенглер видел изменение и развитие предельно обобщенных культурных типов. По Шпенглеру, культура (в значении свойства, а не общности) – то, что создает и объединяет эпоху, придает ей единство, и, в первую очередь, он и сосредотачивается на анализе стилистики этого единства, объективированной в формах экономической, политической, духовной, религиозной жизни. Идея «прасимвола» во взглядах немецкого философа должна выступать ключом к пониманию морфологии какой-либо культуры. Прасимволом любой культуры Шпенглер в главе «О смысле числе» называет число.

Исторический материал Шпенглером был, в отличие от Вико, во многом подогнан под субъективно сформированную концепцию, что видно уже хотя бы из перечня выделенных им культур. Перечень показывает, что философ не увидел возможности существования на одной территории и в рамках одного языка различных по сути культурных типов. Однако заслуга Шпенглера хотя бы в преодолении однонаправленного европоцентричного взгляда на исторический процесс безусловна. Возвещение заката Европы во многом умерило европейский «цивилизованный» снобизм.

Чтобы выяснить условия, в которых Европа переживает свой упадок и грядущий конец, Шпенглер считает необходимым исследовать суть самой культуры как объективно существующего объекта, в каких отношениях она находится к наблюдаемой истории, в каких формах проявляется. Такими объектами наблюдения и толкования для Шпенглера выступают символы культуры: языки, идеи, деяния, произведения искусства и т.п.

По поводу европейской культуры Шпенглер утверждает, что она прошла все стадии своего развития и закономерно, как и всякий живой организм, приблизилась к гибели. К ХХ веку она вступила в фазу цивилизации, т.е. стабильного существования, которое не может предложить ничего оригинального, эвристического, художественно и метафизически продуктивного. Первая мировая война является, по мнению Шпенглера, ярким показателем такого упадка [19. С. 180].

В развитии культуры Шпенглер выделяет несколько стадий: мифосимволическую раннюю культуру, метафизико-религиозную высокую культуру и позднюю окостеневшую культуру, переходящую в цивилизацию. Термин «цивилизация» теряет у Шпенглера прежнее высокое звучание, прокладывая путь к постмодернистской условности языковых обозначений. Весь цикл длится, по мнению Шпенглера, около тысячи лет. Цивилизация означает истощение деятельных сил, как любая творческая объективация субъекта в пространстве, и есть начало гибели культуры.

Культура, в отличие от цивилизации, религиозна в своей сути. Цивилизация же есть воля к рациональной деятельности, устроению пространства вокруг себя. Подобная рациональность ведет к устранению национализма и национальных различий, препятствующего продуктивному воспроизводству массового продукта как в материальной, так и духовной сфере, что мы действительно наблюдаем после Второй мировой войны в лице мировой глобализации.

Философия и искусство существуют в культуре, на стадии цивилизации требуется лишь инженерное искусство. Культура органична, а цивилизация механистична. Культура квалитативна, аристократична, проникнута общественным неравенством. Цивилизация квантитативна, стремится к равенству и демократии. Опять же прогноз Шпенглера для Западной Европы сбывается, хотя прямолинейная дихотомность логики несколько настораживает в плане своего соответствия фактическому многообразию исторического процесса.

Все исторические культуры проходят названные стадии. Для доказательства этого Шпенглер использует метод гомологии. Цивилизация обладает одними признаками в каждом случае. Она есть показатель вырождения культурного мира и его идей, возвращения культуры в этнический хаос.

В своей методологии Шпенглер проводит аналогии культуры не только с телом, но и с душой человека. Он делит культуру на возможную, соответствующую идеям человека и действительную, соответствующую его поступкам. В таком случае история предстает в качестве объективации возможной культуры через деяния и институты общества. Практические инструменты культуры, число и слово, есть получившее образ мировоззрение человека.

Как говорит Шпенглер, протяженность внешнего выражается математическим абсолютным числом, а направленность во времени выражается числом хронологическим, относительным [19. С. 111-112]. Природа, объективированное, исчислима, а история как процесс, как разворачивание культуры в пространстве и времени не может быть описана при помощи математических методов, что полностью отрицает методологические воззрения Вико. Шпенглер приводит многочисленные примеры того, как смысл чисел используется в разных культурах для выражения видения мира, образно говоря – души данной культуры. Культура и история, исходя из этого, складываются лишь тогда, когда ее субъекты осознают значения счисления, называния, формирования образов внешнего мира, т.е. эти субъекты, индивиды или группы, являются для Шпенглера главной предпосылкой объективной морфологии истории.

Усиленный акцент Шпенглера на иррациональное, инстинктивное, неизбежную гибель европейской культуры и прорыв в новое духовное пространство в силу сложившихся вскоре после выхода работы в свет обстоятельств в некоторой мере способствовали философскому оформлению национал-социализма [9]. Лишение демократии в качестве символа упадка ее прогрессивного ореола влияло на последующее утверждение на родине философа тоталитарного режима. Но сам философ считал диктатуру, деспотию лишь признаком упадка, относя к явлениям одного порядка и социализм, и империализм.

Однако грядущая гибель европейской культуры – не повод для скорби. Это естественный процесс. При этом не стоит рассчитывать на помощь других культур. Каждая культура обособлена и проходит свой путь от рождения до смерти последовательно (в этом смысле концепция Л. Н. Гумилева, предусматривающего механизмы этнической регенерации и возможность нарушения естественного развития культуры, гораздо разнообразнее). История, по Шпенглеру, распадается на ряд замкнутых, независимых, циклических культур.

Шпенглера часто обвиняли в деструктивности. Однако смысл его учения в том, что необходимо правильное понимание собственных возможностей, чтобы вызвать жизнетворческий пафос. Единственный метод познания исторических феноменов – «физиогномический», т.е. вчувствование, интуиция, восприятие через исследование внешних проявлений, символов. Как считает П. С. Гуревич, неверное и обвинение Шпенглера в биологизаторстве [5. С. 49]: говоря об органическом развитии культур, он пользовался лишь аналогией [19. С. 174]. Шпенглер понимает культуры как индивидуальные образования, что невозможно в животном мире. Главным для него является постижение внутренней жизни культуры, а не внешних признаков сходства.

В противоположность живой и одушевленной материи, морфологию неживых, механико-физических форм природы Шпенглер называет систематикой, открывающей и упорядочивающей законы природы и причинные связи. В главе «Проблема мировой истории» Шпенглер останавливается на вопросе сочетаемости двух форм космической необходимости: причинности как судьбе культуры и как физико-химической, причинно-следственной каузальности. Эти две формы, считает философ, несводимы одна к другой и определяют существование Природы и Истории как двух способов представления мира [19. С. 158]. История представляет собой сумму образов, картин и символов – иррациональных, субъективных, возможных. Если рассматривать Историю как ставшее, она становится Природой, совокупностью объективных законов и систем. Подобная систематизация, считал Шпенглер, охватывает весь мир.

В гносеологическом плане Шпенглер, следуя принципу историзма, акцентирует внимание на исторической обусловленности научных концепций и проистекающей отсюда их относительности. Абсолютизируя духовную традицию, Шпенглер считает науку способной лишь на субъективное отражение действительности, стремится выделить обусловленный конкретной исторической ситуацией подвижный элемент картин мира, выяснить значение естественнонаучных открытий для формирования современной мировоззренческой картины.

В русле своей концепции Шпенглер и к науке относился как к одному из форм культуры, считая ее задачей символизацию окружающего пространства, его смысловую организацию, подчеркивал магически-суеверную сторону науки. Шпенглер предугадал многие явления в современной науке, также, по его мнению, свидетельствовавшие об упадке европейской культуры, а именно: рациональное сращивание наук, стремление их к методологическому единству, перенасыщенность научного языка символикой. Европейскую науку и культуру в целом он, в противоположность многим, считал по сути своей антиподом античной, стремившейся к телесности, в то время как европейская культура «обесплочивала» мир, что проистекало еще от древних германцев и кельтов.

На вопрос о смысле истории Шпенглер соглашался с Вико: какой-то внешней цели развитие человечества и круговорот культур не имеют. Это лишь объективная данность, процесс, протекающий независимо от того, приписывают ли ему люди цель или нет. Попытки формулирования цели и идеи истории только мешают разглядеть богатство форм исторического процесса. Неприемлемое для прогрессистов положение он распространял на все стороны общественной жизни.

Шпенглер все-таки искал в европейской культуре еще не реализованные возможности, хотел выявить ее творческий потенциал. Отрицание европоцентризма в его концепции не свидетельствовало об ущербности человеческой культуры в целом. Целью его критики было заставить людей понимать равнозначность и своеобразие всех существовавших на Земле великих культур. Философ полностью отрицал эволюционное развитие, но вклад отдельных культур в общеисторический процесс через создаваемые символы считал возможным.

Шпенглер развивает идею о стремлении культуры подчинить себе враждебность мира. Образ пространства весьма значим для него. Характерная черта жизни как таковой – принадлежность к определенной сфере деятельности. Эта черта, при отсутствии прасимвола, является причиной долгого сохранения одних и тех же форм жизни у целых народов (то, что еще называют «гомеостазисом»).

Такое существование находится вне рамок культуры, творчества, развития, следовательно, вне истории. Культуру можно обнаружить лишь в развитии и изменении форм человеческого бытия, поэтому история неповторима и преходяща. В мире человеческого общежития, таким образом, может сосуществовать статичность как постоянное воспроизведение каких-либо форм жизни, как способ жизни, и движение гераклитовой реки, которую невозможно остановить, чтобы описать объективно. Вне культуры народы как особая форма организации живой материи особым же образом выпадают из исторического времени.

Цивилизация для Шпенглера выступает противоположностью живой культуры, бездушным интеллектом, стоит в контексте концепции «массового общества» и «массовой культуры». Для активации еще сохранившихся сил Западной Европы необходимо, считает он, объективно оценить свои возможности. Субъективная же оценка, включающая европоцентризм, будет означать торжество бесформенности и аморфности в данной культуре. Истинное самоосознание даст европейцам и нужное самоограничение.

Особое внимание Шпенглер также уделил развитию технической мысли Европы. Придерживаясь своего морфологического метода, он и за техникой отрицал прагматическую суть, но видел в ней прежде всего символическую машинизацию всех сторон жизни европейского человека. Шпенглер одним из первых поставил вопрос об универсальном воздействии техники на природу и общество. Однако мысли о возможном конце человеческой истории, как физическом, так и «фукуямовском», он не допускал.

Глобальный алармизм не был стилем Шпенглера. Беду человеческого вида на данной стадии развития философ видел в невозможности приспособиться к вносимым им же в окружающий мир изменениям. Он был убежден в неиссякаемости человеческих возможностей поставлять материал для возникновения новых культур. Современная жизнь, конечно, выдвигает перед человечеством глобальные угрозы, однако потрясающий феномен стабилизации численности человеческого вида за ничтожный по историческим меркам промежуток времени в полвека дает основания полагать, что некие скрытые механизмы, неподвластные пока человеку и не осознанные им в полной мере, действительно, могут обеспечить жизнь шпенглеровских культур, надбиологических сверхорганизмов.

Логическим продолжением и завершением представления о закате Европы явилась позднейшая работа Шпенглера «Человек и техника», главным содержанием которой стала концепция воли к власти в ее цивилизационно-ителлектуальном виде. Развивая идеи, заложенные еще Шопенгауэром, Шпенглер говорит, что воля к чистому числу, прасимволу любо культуры, движет дух к открытию тайны, по сути же, к познанию самого себя, своей внутренней структуры. Этот вывод А. П. Дубнов называет вершиной философии Шпенглера и величайшим его прозрением в математизированную сущность современной технотронной цивилизации [19. С. 29].