Архитектура и искусство

Архитектура

Кочевое прошлое арабов сказалось и на мусульманской культуре. Она не стала городской в смысле дискретности восприятия простран­ства, когда оно вне города воспринимается как пустота.

Весь природный ландшафт для кочевника представляет самостоя­тельную ценность. При распространении ислама вся территория, на­чиная с Мекки, приобретает непрерывную религиозную значимость. Мусульманские храмы, где бы они ни находились, ориентированы именно на Мекку. В этом смысле все пространство мира для мусульма­нина организовано вокруг единого религиозного центра. Так, место для строительства одного из первых исламских городов Куфы (территория современного Ирака) в 638 г. было выбрано халифом Омаром I, который хотел, чтобы ни одна река не отделяла его от Медины (21). Кроме того, мусульмане-горожане не изолировались от окружающей природы: от­дельные зоны города должны были иметь выход в степь или пустыню, чтобы выгонять на выпас верблюдов и другой скот. Понятия природы как среды чуждой для человека в исламе не существует: все простран­ство является сферой человеческой деятельности. Такое восприятие пространства обусловливало активное освоение всех завоеванных му­сульманами земель: вся территория империи покрылась сетью дорог, соединяющих города с промежуточными селениями. Каждый город по­этому был не случайным местом проживания с хаотической застрой­кой и неограниченным ростом, а очередным рубежом распростране­ния веры и цивилизации. Через центр города проходила дорога. Про­тотипом служили Мекка и Медина. Так, разметка Куфы производилась с помощью лука — на месте, куда падала стрела, намечалась граница города (потом это стали границы центра). Хотя логическим и фактиче­ским центром города была мечеть, но, как и в Медине, главное ядро составляли мечеть и дворец, окруженные не стеной, как в древних го­родах, а обширным рынком. Только позднее дворцы стали возводить

на краю города. Каждому племени выделялся свой квартал; город, та­ким образом, объединял все народы вокруг веры.

Иррационализм мусульманского бога влечет за собой и неопреде­ленность его внешнего облика. Причем иррационализм ислама настоль­ко последователен, что существует поговорка: "Не думай: есть тот, кто уже подумал". В этих условиях любое изображение божества воспри­нималось бы как покушение на религию. Значение религиозного изо­бражения приобретает священный текст, его каллиграфическое вопло­щение.

Не менее святотатственным представляется мусульманину изобра­жение людей и животных, так как это напоминает процесс сотворения, который доступен только богу.

Графическое изображение слова по мусульманским представлени­ям является как бы стадией воплощения божества вслед за идеями ра­зума и словом звучащим (2, 159). Но с другой стороны, если говорить о Коране и его изречениях, то слово изображенное оказывается на вер­шине иерархии, так как представляет собой послание самого Аллаха, "неподражаемое совершенство" (22, 138).

Арабская вязь — не просто образец каллиграфии и эстетического письма, она становится существенной частью образной системы исла­ма. Само письмо арабы сравнивают с драгоценностями и цветами, чер­нила — с духами. В поэзии красота тела сравнивается с линиями букв.

Иррациональность, непостижимость мусульманского бога не толь­ко не допускает его изображения, но и значительно увеличивает сак­ральный смысл его реальных воплощений. И это не только Коран, но и весь мир, Аллахом созданный и управляемый. Мир оказывается сим­волом бога, а мечеть — моделью и символом мира как бога. Тип мусульманского храма — колонная мечеть — сложился в VII в. Откры­тый прямоугольный (или квадратный) двор окружен глухой стеной с пристроенной изнутри арочной галереей. К стене двора, обращенной к Мекке, примыкает колонный молитвенный зал с роскошно украшен­ной нишей в стене, также обращенной к Мекке. Зал венчает огромный купол на барабане. Сложное пространство молитвенного зала не свя­зано четкой ориентацией на Мекку и призвано вызывать ощущение вездесущности Аллаха. Над храмом возвышается мощная башня мина­рета, с которого призывают верующих к молитве.

Основные архитектурные элементы мечети послужили основой для формирования мусульманских понятий о красоте: "джамал" — божест­венная совершенная красота (купол мечети), "джалал" - божествен­ное величие (минарет) и "сифат" — божественное имя (изречения из Корана на внешних поверхностях мечети).

К наиболее известным ранним памятникам мусульманской архи­тектуры относится мечеть Омейядов в Дамаске (705—715 гг.), перестроенная христианская базилика: в высоком зале просторно расставлены колонны с коринфскими капителями. В мечети Ибн-Тулуна в Каире (876—879 гг.) вместо колонн — прямоугольные столбы, соединенные стрельчатыми арками. Арки и карнизы покрывает резной раститель­ный орнамент.

Чудом архитектуры мавританской Испании считается соборная ме­четь г. Кордова, заложенная в 785 г. и достроенная в IX и X вв. Откры­тый двор с фонтаном сравнительно невелик. Зато внутренний объем мечети разделен на множество пространственных фрагментов восемью­стами колоннами, которые попарно соединены подковообразными красно-белыми арками. Зал производит впечатление сказочного леса, где деревья из цветного мрамора, порфира и яшмы освещены тысячью подвесных серебряных лампад.

В Гранаде находится знаменитый архитектурный ансамбль XIV в. — дворец Альгамбра, окруженный красной крепостной стеной. Покои и помещения для пышных приемов сконцентрированы вокруг больших открытых дворов — Львиного и Миртового. Дворы заполнены как бы непринужденно расставленными тонкими колоннами. Со сводов спу­скаются "сталактиты"; стены, арки и карнизы украшены орнаментом из золотых, голубых и красных узоров. В оформлении интерьеров ис­пользован разноцветный мрамор, мозаика, керамические изделия, рас­крашенный алебастр. Все это отражается в воде фонтанов.

В мусульманском Азербайджане к XII в. сложились две архитектурные школы: нахичеванская и ширвано-апшеронская. Для нахичеванской характерны столпообразные мавзолеи: восьмигранный мавзолей Юсуфа (1162 г.), десятигранный — Моминехатуна (1186 г.). Грани по­крыты узором, напоминающим ковровый. Основные линии орнамен­та выполнены из бирюзового кирпича. К концу XII в. композиция мав­золеев изменилась. Их центром стал портал с глубокой сталактитовой нишей (мавзолей в Иараге, 1167 г.). В XIV в. архитектура стала более динамичной: мавзолей Карабагляр состоит из двенадцати широких по­луцилиндров и был увенчан высоким конусом. Устемление ввысь подчеркнуто диагонально расположенным шрифтовым узором из кирпи­ча бирюзового цвета.

В отличие от нахичеванской ширвано-апшеронская архитектура использовала камень, а не кирпич. Особое развитие она получила в XVb., когда государство Ширван распростанилось на весь северный Азербайд­жан. Для этого стиля характерны каменная резьба и асимметрия. Вы­дающимся произведением этого стиля является дворец Ширваншахов.

В Средней Азии и Иране наряду с колонной мечетью развиваются четырехайванные культовые ансамбли, архитектуру которых позднее стали повторять и в светском строительстве. Айваны — это сводчатые залы, открывающиеся во внутренний двор мечети или медресе (высшее духовное учебное заведение). Вход в айван образуют мощные пи­лоны, соединенные арками. По бокам главного фасада здания высятся минареты.                                                                                        

Одним из наиболее величественных архитектурных ансамблей Средней Азии является площадь Регистан в Самарканде, образованная тре­мя величественными порталами медресе: Улугбека (1417—1420 гг.), Шир-дор и Тилля-кари (построенными через двести лет). Прямоугольный внутренний двор медресе Улугбека образован двухэтажными зда­ниями с лоджиями со стороны двора. Айваны в середине каждой стены служили местом для занятий.

Наиболее значительным зданием Самарканда является мечеть Биби-ханым (1404 г.). По замыслу Тимура это должно было быть самое величественное строение на земле. Вход в мечеть — через арку, между двух восьмигранных минаретов.

Грандиозные купола Самарканда облицованы керамической плит­кой сине-голубого цвета, сливающегося с небом. Наружные стены зда­ний украшены в основном искусно выложенной мозаикой, образующей неповторимые геометрические узоры. Во внутреннем убранстве пре­обладает растительный орнамент и сочетание синего и золотого цвета.

Удивительный ансамбль портально-купольных композиций являет собой квартал мавзолеев духовенства и правителей Самарканда XIV — XV вв. — Шахи-Зинда. Каждое здание своеобразно и в архитектурном, и в художественном отношениях. Особенно поражают тончайшие кру­жевные узоры из камня и алебастра и подбор цветных изразцов на пор­талах.

К архитектурным и историческим памятникам Самарканда отно­сится и монументальная семейная усыпальница Тимура — Гур-Эмир (на­чало XV в.). На восьмигранном основании - высокий барабан, на ко­тором покоится ребристый голубой купол. Внутри стены мавзолея от­деланы мрамором, а снизу до высоты человеческого роста — светлым нефритом. Из темного нефрита вырезано и надгробие Тимура. Надгро­бия окружены ажурной мраморной оградой. Резьба покрывает также и стены и двери.

Айванная мечеть имеет купольную конструкцию (максура) особого назначения — помещение для молитвы правителя рядом с нишей - мих-рабом. Но такая структура мечети противоречила демократическому ду­ху ислама. В XIII в. в каирской мечети Бейбарс крыша максуры пре­вращается в огромный купол перед михрабом. Константинопольский храм св. Софии вдохновил выдающегося архитектора XVI в. Синана покрыть все пространство мечети куполом, опирающимся на балдахин (шести- или восьмиугольный), к которому примыкают купола меньших размеров. Но в отличие от храма св. Софии во многих зданиях Синана подкупольное пространство приближено ко входу. Боковые фасады украшены аркадами. Особенно впечатляет компоновка горизонталь­ных (заземляющих) и вертикальных (возносящих к богу) линий мина­ретов. Наиболее известным шедевром Синана является мечеть Селиме (1569-1575 гг.).

В Индии XIII в. мусульманская архитектура использовала особен­ности местной архитектуры: сочетания камней разных пород и цветов; здания возводились на платформе и украшались по углам шлемовидными куполами. Грани минарета Кутб-Минар (Дели, XIII в.) имеют раз­личный профиль на разных ярусах: то острые, то округлые. Еще более нарядный вид придают ему сочетание золотистого и красного песча­ника и узорчатые балконы.

Активно разворачивается градостроительство в Индии в период правления Великих Моголов — XVI—XVII вв. Формируется новый мо­нументальный стиль, сочетающий изящество с грандиозностью. Ше­девр этого стиля — мавзолей Тадж-Махал (Агра, 1632—1650 гг.), в созда­нии которого приняли участие стоители разных стран. Кажущееся не­весомым здание из белоснежного мрамора как бы застыло в воздухе, отразившись в зеркале воды. Купол и четыре минарета устремляются ввысь, стены, изрезанные арками, потеряли свою массивность.

 

Искусство

 

Прикладное искусство мусульманского мира создало невообрази­мое богатство декоративных изделий. В Северной Африке это прежде всего керамика с металлическим золотистым блеском, изделия из ме­талла, покрытые чеканкой, гравировкой и инкрустацией, резные изде­лия из ценных пород дерева и слоновой кости, ткани — от тяжелой пар­чи до прозрачного муслина.

В мавританской Испании для украшения гранадского дворца были созданы массивные яйцевидные альгамбрские вазы, суженные книзу, с плоскими ручками-крыльями. Они также были покрыты люстровым орнаментом. В XV в. прославился темно-синий фаянс с золотом из Ва­ленсии.

Особое место в искусстве мусульманского мира заняла книжная миниатюра. Поскольку в запретах Корана она не упоминалась, на страницах каллиграфических рукописей мы видим изумительно выполненные изображения эпических героев, пиров, лирические и батальные сцены. Стилистика миниатюры вобрала и своеобразно преломила опыт каллиграфии, ювелирного мастерства и ковроткачества: филигранная плоскостная графика рисунка сочетается с красочным узором.

К шедеврам книжной иллюстрации относятся миниатюры Камалад-дина Бехзада к поэме Саади "Бустан" (1488 г.) и к книге о победах Тимура "Зафар-наме". Несмотря на стилевую условность книжной миниатюры, образы Бехзада сохранили живость непосредственного восприятия.                                                                                                   

Тебризскую школу миниатюры в Азербайджане отличает большая декоративность и сложность композиции. Выдающимся ее представи­телем является Султан Мухаммед, автор иллюстраций к "Хамсе" Джа-ми (конец XV в.).

В мусульманской Индии миниатюра обретает чувственную объем­ность, появляется светотень. Характерный для Индии интерес к чело­веку породил новый жанр в миниатюре — портретный, с острыми пси­хологическими характеристиками. Местные школы близки к традициям народного лубка и стенным росписям. Миниатюра раджпутской школы обращается к индуистским мифологическим сюжетам. На основе создания общего культурного пространства ислам и ху­дожественные традиции разных народов обогатили друг друга, а неко­торые национальные жанры и сюжетные линии, например поэтические, приобрели общемусульманское значение.

 

Поэзия и проза

Вероятно, на формирование специфического мусульманского мен­талитета весьма сильно влияла поэзия различных арабских племен, осо­бенно воинственных бедуинов. Их словесность меньше других сопри­касалась с миром эллинизма, что способствовало созданию качествен­но иной культуры.Один из жанров поэзии бедуинов — "касыда" - послужил основой для формирования целой системы поэтических форм в исламских стра­нах.

Касыда — небольшая поэма в 15—200 строк — состоит из трех частей. Первая, лирическая, стала отправной точкой в создании любовной ли­рики и поэзии, воспевающей радости жизни. Вторая часть, описывав­шая трудную жизнь героя в пустыне, дала начало жанрам описаний, "охотничьей" поэзии и произведений, в которых возвеличиваются героизм и благочестие. Третья часть касыды, посвященная воспомина­ниям о покинутом любимом крае, вдохновила поэтов на создание еще одного значительного направления — жанров оплакивания и осмеяния.

Поэтика арабов, сформированная в системе этих жанров, сохраня­лась вплоть до середины XIX в., когда под влиянием европейской ли­тературы началось развитие прозы и драматургии.

Основным жанром средневековой арабской поэзии (VII — начало VIII в.) стал панегирик как наиболее светский и легко превращаемый в политический инструмент. Здесь обращение к конкретным лицам ча­ще носит поучающий, увещевающий, а не восхваляющий характер. По­эты являлись в прямом смысле религиозно-политическими лидерами, которые отстаивали интересы своей группировки поэтической риторикой. В своих стихах Джарир, Ахталь, Фараздак сформировали идеа­лы правителя, государственного мужа, военачальника.

В этот же период в мусульманской литературе изменилось положе­ние и характер любовной лирики. В городах Хиджаза она осталась единственным тематическим жанром, где пока не господствовала теократическая идеология. Но при этом мекканец Омар ибн Аби Рабиа уже вынужден оправдываться, доказывая "безгрешность" собственной поэзии. Позднее гимн любви и страсти, свободный от всяких религи­озных рамок, становится своеобразным выражением идейного протес­та. Мусульманство как идеология сельского населения нашло свой иде­ал любви. В лирике узритов господствует мотив предопределенности свыше, создаются "вечные" любовные пары: Кайс — Лубна, Меджнун — Лейла, Джамил — Бусайна. Здесь страсть понимается как подвиж­ничество, всепоглощающее стремление к единственному и недостижи­мому. Любовная лирика узритов описывает бесконечные страдания и является противоположностью гедонистическим настроениям город­ской лирики Хиджаза.

На территории Ирана и соседних стран арабская литературная тра­диция наложилась на сложившуюся здесь систему жанров, что способ­ствовало расширению тематики.

Национальные литературы активно переводились на арабский, и с VIII в. до конца X в. мусульманская культура фактически становится одноязычной!

В этот период появляется арабская художественная проза. Одним из первых прозаиков становится иранец Ибн аль-Мукаффа: он пере­сказывает нестихотворное произведение "Калила и Димна".

В начале VIII в. в мусульманстве появилось новое течение — суфизм, проповедующее созерцательный, аскетический образ жизни и исповедывающее мистические формы сознания. Суфийская литература — осо­бое явление, т. к. она несла ярко выраженную символику и метафорич­ность, которыми увлеклись многие поэты, независимо от собственной религиозной поэзии. Суфизм открывал необычайно широкие возмож­ности для творчества, где воспевание чувственности, любви и жизни не противоречило мистическому стремлению к божественной истине и духовному растворению в божестве. Поэты суфийской школы созда­вали многоплановые символические композиции, в которых сочетались мотивы любовной лирики и философии, а любое слово становилось не­обычайно многозначным, хотя при этом не нарушались рамки жанра.

В XII — XIII вв. в этом направлении творили Омар ибн аль-Фарид и Ибн аль-Араби, еще ранее, в X в., стали популярны произведения суфийской школы на фарси — в Афганистане, Индии, Турции. Именно в этом ключе творил Абдаллах Ансари, создавший на фарси рифмован­ную прозу.

Касыдный строй арабского стиха был очень популярен в придвор­ных кругах. Жанр касыды открывал перед поэтом два пути: традицион­ный — подробная разработка композиции и индивидуальный — созда­ние новых стилевых форм.

Поэтическое течение "бади" (конец VIII — начало IX в.), представ­ленное арабами Абу-Тамаммом, аль-Бухтури, использовало оба пути, развивая древнюю структуру слога.

Другими классическими жанрами стали: кыта — стихотворение из 8—12 строк, которое писалось для восхваления, поношения или плача; рубай — короткое яркое изречение философского характера; газель — лирическая любовная песня. Необходимо отметить, что появление но­вых жанровых форм было лишь надводной частью айсберга поэтиче­ской эволюции. Самостоятельный жанр был всегда каноничен, автор проявлял себя только в стиле и поэтической технике. Инструментарий поэта становился наиважнейшим достоинством его произведений: изы­сканная игра слов, многоэтажные метафоры, сложные, требующие книжной эрудиции, аналогии, использование не только фонетических, но даже зрительных эффектов (буквы в словах и столбцах образуют узор или рисунок) и т. п.

К концу IX в. книга как средство распространения знания начала играть ведущую роль. Кроме чисто научных трактатов появились кни­га стихов и новой, уже не переводной, прозы. Великие прозаики Джа-хиз, Ибн Кутайба не удаляются от историографических начал, но их книги обладают большими художественно-литературными достоинствами. Признанные ныне вершиной новеллы в стиле "Тысячи и од­ной ночи" считались "низким" жанром, так как родились из устного народного творчества. Лишь позднее к этому жанру обратились при­дворные литераторы. Собственно же сборник "Тысяча и одна ночь" (IX в.) имеет индийские корни, так как основная его часть является пере­водом с пехлеви (древнеперсидского) книги "Тысячасказок", которая, в свою очередь, списана с древнеиндийских источников.

Следующий этап развития арабской прозы начался в X в. Новелла стала ведущим повествовательным жанром: историки ат-Табари и аль-Масуди, философы багдадского общества "Братья Чистоты и возлюб­ленные Верности" (в 980-х гг.) обращались к этой форме уже не столько в информативных, сколько в художественных целях.

Венцом жанровой эволюции X в. становится макама, соединяющая в разных пропорциях особенности классической поэзии и новел­листики. Стилевой основой стал сложившийся к этому времени садж — особый размер рифмованной прозы. Здесь несколько новелл объединялись одним главным героем-рас­сказчиком, при этом сборники не имели самостоятельного названия, как персидские и древнееврейские, Широко известны "Собрание макам" Бади аз-Замана и "Собрание макам" аль-Харири. Макамы стали предтечей европейского "плутовского романа", появившегося в Испа­нии в XVI в.

В период расцвета макамы родился самостоятельный жанр — фило­софская поэзия, в которой можно увидеть различие между мусульман­ской и эллинистической культурами. Первые переводы греческих ис­точников этого жанра относятся к VIII в., но к X в. в произведениях Джахиза и Ибн ар-Руми уже нет откровенного подражания, но создана система оригинальных воззрений.

Таким образом, к XI в. классическая арабская литература представ­ляла собой уникальное сочетание мусульманских религиозных и свет­ских мотивов, противостоявших друг другу или сочетавшихся. Традиция жесткого подчинения жанру способствовала внутреннему их развитию.

Но начиная с XI в. даже такое развитие замерло, что большинство исследователей трактует как упадок, хотя на самом деле это не совсем так. Именно в это время началась бурная литературная деятельность собирательного характера. Написаны обширные комментарии к древ­нейшим произведениям и их новые стилизации. В своих историко-биографических произведениях Ибн Халликан воссоздал образы великих людей прошлого. Авторы-компиляторы ас-Саалиби, Имад-ад-дин, аль-Исфахани составили несколько литературных антологий.

Особое явление в средневековой арабской литературе представля­ют произведения авторов арабо-мусульманских областей Испании и Магриба. Развитие литературы Арабского Запада началось в VIII в. Чтобы сохранить восточную классику в завоеванных странах, были со­ставлены объемные прозаические своды, систематизирующие и ком­ментирующие наследие. Таким образом, в западно-мусульманской ли­тературе сложилась новая сильная прозаическая традиция. Примеры художественной прозы — философская антология по литературе и истории "Уникальное ожерелье" Ибн Абу Раббихи, произведения Ибн Хазма, Ибн Шухейда и др.

В XI—XII вв. во время общего культурного расцвета в поэзии магри-бинцев появляются интересные новации. Здесь созданы новые виды поэзии, такие, как мувашшах и заджал (мелодия). Первая представляет собою поэму из 4—10 строф. Название второй переводится буквально как "песнь"; она может состоять из 6—9 строф и чаще носит любовный или лирический характер. Общими чертами новой арабо-испанской по­эзии были их музыкальность и близость к народному устному жанру. В таком ключе развивалось творчество андалузских поэтов Ибн Кузма-на, Ибрахима ибн Сахль аль-Исраили, Лисана-ад-дина ибн аль-Хати-ба; отчасти и в восточных областях халифата наблюдается распростране­ние мувашшаха, например у Ибн Сана аль-Мульк аль-Мисри (Египет). В ином направлении идет севильская арабо-испанская школа, где фор-

мируется рыцарская поэзия. В ее произведениях главную роль играет романтический герой — просвещенный рыцарь. Таким образом, влияя на европейскую литературу, арабская классика изменялась и сама.

По поводу суфийского влияния на магрибскую литературу необхо­димо отметить преобладание философских трактатов и их сводов над художественными поэтическими формами.

Уже в XIII — XIV вв. заметны общий упадок и застой в классических формах арабской литературы. В XV—XVI вв. традиция стала восприни­маться как отжившая система. Продолжалось развитие именно нетра­диционных сфер в литературном творчестве. К ним в основном отно­сятся близкие к народным и собственно народные жанры. Распростра­нились эпические формы, подобные дастанам.

Дастан иногда относят к фольклорным жанрам, это главным образом литературная обработка сказочных сюжетов, легенд, преданий. По сти­лю дастаны могли быть как чисто прозаическими или стихотворными, так и смешанными, где в прозаическую ткань включены песенно-сти-хотворные фрагменты. Поначалу рамки дастана как жанра не были отчетливыми, но позднее они традиционализировались.

Традиция канонического построения литературного произведения в арабо-мусульманской культуре временно не влияла на литературы на­родную и на различных диалектах, что дало им возможность развиваться относительно самостоятельно.

В XIV—XVI вв. получили широкую популярность около 250 записан-jibix легенд и сказаний, в их числе "Повесть о Бану Хиляль" — о свя­щенных войнах и сражениях; "Жизнеописание Победоносного Бейбар-са" — о нашествии монголов в Египет (XIII в.) и др. В XIV—XV вв. в Египте распространяется в законченном виде сборник "Тысяча и од­на ночь", ставший символом завершения эпохи классической арабской литературы.

Наряду с арабским языком носителем богатых литературно-художе­ственных традиций был язык фарси, или персидский. Классическим в истории персидской литературы считают период IX—XV в. Наиболее ранними были записи, многие из которых были отредактированы и пе­реписаны в период 224—651 гг. (правление Сасанидов). Были составле­ны хроники предшествующих правлений ("Хвадай намак"), сборники эпических сказаний (" Памятка Зарерова сына", "Деяния Ардашира Па-пакана", "Ассирийское древо"). В VI в. сделан перевод индийского "Пя­тикнижия" ("Панчатантра"), названный "Калила и Димна", переве­денный на арабский лишь в VIII в. Возникшее в первой половине III в. манихейство также оставило свои литературные памятники. Его осно­ватель Мани (216-277 гг.) написал семь книг ("Книга Тайн", "Книга гигантов", "Евангелие Мани" и др.), кроме того, просуществовав до VIII в., манихейская (и персидская) литература накопила большое ху­дожественное наследие, состоящее из записанных молитв, гимнов, по­учительных новелл, небольших поэм. Сам Мани стал надолго образ­цом для литераторов и поэтов Персии.

Политические коллизии и завоевание страны арабами сильно по­влияли на ее литературные традиции. Наиболее явным влияние было в сфере литературно-жанровых канонов, где единственно возможными провозглашались арабские. В IX—X вв. основной функцией персидских трудов по поэтике было толкование арабской эстетической системы для приживания ее в отечестве.

В поэзии полного соответствия не могло быть по причине глубоко­го различия фонетического и грамматического строя языков. Так, со­ставлялись специальные перечни арабских и персидских стихотворных размеров. Отечественные жанровые формы месневи и рубай дополня­лись арабской касыдой, газелью и др.

    Месневи (маснави — двойной, араб.) была заимствована и арабами. Это поэма, довольно объемная, в которой господствующей является парная рифма строк. Вообще месневи распространилась задолго до ара­бов, но до нас дошли лишь те образцы жанра, которые написаны после

IX в. (принадлежащие перу Рудаки и Масуди). Рудаки стал начинате­лем художественно-дидактической месневи, Масуди продолжил тра­дицию героической поэзии. Позднее жанр приобрел более разнообраз­ный характер: в X—XI вв. создаются любовная (Абу-ль-Муайада Балхи — "Юсуф и Зулейха") и этико-философская месневи (Низами Гяндже-ви). В XIII в. появляется "Поэма о сути всего сущего" поэта-суфия Дже-лаледина Руми.

Наиболее "народным" был жанр рубаи, который представляет собой стихотворный афоризм из четырех строк. Первые две строки содержали экспозицию, третья — вывод и уже последняя — собственно "летучие сло­ва". Иногда рубаи именуют дубайти (т. е. два бейта — двустишия). Рубаи до X в. были сугубо устным народным жанром, поэтому форма их не была строгой. Ролевое значение строк, стихотворные размеры и ви­ды рифм изменялись по желанию автора. Признанным мастером рубаи был ученый мудрец XI в. Омар Хайям. Плод его увлечения — стихи — по объему занимают лишь небольшую часть среди множества научных трудов. Сильный ум находил отдохновение в ироничных рассуждениях о жизни, не обремененных наукообразностью или фанатичной религиозностью:

. Наши знанья о мире — догадки и бред, Все исчезнет, умрет — и развеется след. Существует не то, что нам кажется сущим, Ничего достоверного в сущности нет. (60)

Грех Хайям совершил и совсем занемог,

Пребывает в плену бесполезных тревог,

Верь, господь потому и грехи позволяет,     

Чтоб потом нас простить он по-божески мог.

(87)

Рубаи Хайяма откровенно противостояли официальным мусульман­ским догмам. Потому и тематика всеобъемлюща, не оставляет без внимания ни одну из сторон жизни общества и человека. Жизнелюбие и фатализм, гедонизм и отречение от мирских наслаждений непринуж­денно сосуществуют, облеченные в удивительные, ставшие каноничес­кими формы. В сборнике Хайяма около пятисот четверостиший, он невелик по объему, но содержит глубокие интерпретации человеческой сущности.

От земной глубины до далеких планет Мирозданья загадкам нашел я ответ. Все узлы развязал, все оковы разрушил, Узел смерти одной не распутал я, нет! (285)

Поэзия Омара Хайяма и Низами Гянджеви стала вершиной гума­нистической ветви исламской литературы. Одновременно развиваются придворные формы поэзии, сложные по стилистике и вычурно ри­торические по смыслу. В таком ключе обновлен "Калила и Димна", со­ставлена по примеру арабских макам "Макамат и Хамиди" Хамидад-дина Балхи. Уже с XII—XIII в. возникает новый энциклопедический жанр — тазкире, труды антологическо-библиографического характера. Здесь, кроме имен и фрагментов из произведений, содержатся и крат­кие биографии авторов. Это настоящие энциклопедии, хранилища ли­тературных древностей.

Упадок арабской культуры после монгольских нашествий способ­ствовал восстановлению персидской литературы, во второй половине XIII—XIV вв. вновь расцветают классические жанры (Сальман Савед-жи, Хаджу Кермани, Амир Хосров Дехлеви). Новых высот достигают Саади и Хафиз. Только в XV в. классика исчерпывает свои возможно­сти, с конца XV—XVI вв. ее формы бледнеют и остаются лишь в двор­цовой литературе.

Заключение

Ислам в истории России играл и продолжает играть гораздо более значительную роль, чем это всегда официально признавалось. Одна статистика показывает, насколько необоснованно это официальное непризнание. В шести республиках «ближнего зарубежья» проживает сегодня 54 млн. мусульман. В самой России ислам является второй по численности религией, 12 млн. мусульман довольно компактно расселены в Поволжье, на Урале, в Сибири и на Северном Кавказе. В России сегодня действуют более 4 тыс. мечетей.

В результате исследования данной темы можно сделать следующие выводы:

1. Ислам как духовное явление возник в Ара­вии в эпоху перехода Ближнего Востока от древности к средневековью. В религиозном плане его рождение связано как с влиянием предшествовавших религий — христианства, иудаизма и зороастризма, так и с эволю­цией религиозного сознания жителей Аравии, со специ­фическими аравийскими формами синкретического мо­нотеизма.

2. Менталитет. Главная особенность исламской духов­ной традиции, в корне отличающая ее от всех других, заключается в принципиальной нераздельности в ней религиозного и светского, сакрального и земного, в ее абсолютной, «чистой» религиозности.

3. Политическая культура ислама восходит к средневековой арабо-исламской социальной философии (фальсафе), основное содержание которой составляли поиски общественного идеала. Этот идеал, чаще всего именуемый «Добродетельным Гра­дом», представлял собой гармоничное социальное целое, где место вероисповедных, имущественных и иных социальных антагонизмов занимали отношения сотруд­ничества и взаимопомощи.

4. В научной, мысли, литературе и искусстве мусульманского, Востока наибо­лее отчётливо прослеживается синкретизм данной культурной традиции, её арабская основа, зафиксированная в названии.

Художественная культура арабо-мусульманского Востока ассоциируется прежде всего и главным образом с классической поэзией.

5.       Кочевое прошлое арабов сказалось и на мусульманской культуре. Она не стала городской в смысле дискретности восприятия простран­ства, когда оно вне города воспринимается как пустота.

Весь природный ландшафт для кочевника представляет самостоя­тельную ценность. При распространении ислама вся территория, на­чиная с Мекки, приобретает непрерывную религиозную значимость. Мусульманские храмы, где бы они ни находились, ориентированы именно на Мекку.

 

 

Список использованной литературы:

1) Запад и Восток: Традиции и современность – М: /О-во “Знание”, 1993./ /стр.157-177/.

2) Культуралогия: /Под редакцией/ Малюга Ю.Я: М. ИНФРА-М, 1998. /стр.77-94/.

3) Очерки по истории мировой культуры: - /Под редакцией/ Кузнецовой – М.: Языки культуры/Высшая школа, 2002. /стр.68-71/.