ЕВХАРИСТИЯ – ТАЙНА, КОТОРОЙ ЖИВУТ

 

       Евхаристическая форма христианской жизни

 

                   «Как послал Меня живой Отец, и Я живу Отцем,

                   так и ядущий Меня жить будет Мною» (Ин 6. 57)

 

   Духовный культ ( logiké latreí a) (Рим 12. 1)

70. Господь Иисус, сделавшийся для нас пищей истины и любви, говоря о даровании Своей жизни, заверяет нас, что «ядущий хлеб сей будет жить вовек» (Ин 6. 51). Но эта «жизнь вечная» начинается в нас уже в это время благодаря той перемене, которую производит в нас евхаристический дар: «Ядущий Меня жить будет Мною» (Ин 6. 57). Эти слова Иисуса дают нам понять, что Тайна, «в которую верят» и «которую совершают», обладает внутренним динамизмом, делающим ее принципом новой жизни в нас и формой христианского существования. Причащаясь Телу и Крови Иисуса Христа, мы действительно всё более взрослым и сознательным образом становимся участниками Божественной жизни. К этому также применимо то, что в своей Исповеди сказал святой Августин о вечном Логосе как пище души; подчеркивая парадоксальный характер этой пищи, святой Учитель представляет, что слышит слова: «Я – пища великих. Расти, и ты будешь есть меня. И ты не превратишь Меня как пищу твоей плоти в себя. Но ты превратишься в Меня»[cxcviii]. И действительно, это не евхаристическая пища преображается в нас, но это мы таинственно изменяемся благодаря ей: Христос питает нас, соединяя нас с Собою; «он вовлекает нас в Себя»[cxcix].

Евхаристическое священнодействие является здесь во всей своей силе как источник и вершина христианского существования, будучи в то же самое время началом и исполнением нового и окончательного культа – logiké latreí a[cc]. Слова святого Павла к римлянам на эту тему представляют собой наиболее синтетическую формулировку того, как Евхаристия превращает всю нашу жизнь в духовный культ, угодный Богу: «Итак, умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего» (Рим 12. 1). В этом увещевании появляется образ нового культа как полной самоотдачи личности в общении со всей Церковью. Настояние апостола на даровании нами собственных тел подчеркивает конкретный человеческий характер культа, который не может быть бесплотным. В этой связи святой из Гиппона нам напоминает: «Это – жертвоприношение христиан: мы, многие, составляем одно тело во Христе. И Церковь вновь и вновь совершает это Таинство алтаря, которое известно верным и в котором ей открывается, что в приносимом ею в жертву она приносит сама себя»[cci]. Католическое учение в самом деле утверждает, что Евхаристия как Жертва Христова есть также Жертва Церкви, а значит и верных[ccii]. Упор на жертву (по-латыни sacri-ficium от sacrum facere – «делать священным») говорит здесь о той совершенно экзистенциальной насыщенности, какую предполагает изменение нашей человеческой реальности, охваченной Христом (ср. Фил 3. 12).

 

 Всеохватная действенность евхаристического культа

71. Новый христианский культ объемлет все аспекты бытия и преображает их: «Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, всё делайте в славу Божию» (1 Кор 10. 31). В каждом действии своей жизни христианин призван выражать истинное почитание Бога. Именно в этом оформляется глубоко евхаристическая природа христианской жизни. Вовлекая в себя человеческую реальность в ее каждодневной конкретике, Евхаристия изо дня в день делает возможным поступательное преображение человека, который по благодати призван быть образом Сына Божия (ср. Рим 8. 29 и далее). Нет ничего подлинно человеческого – будь то мысли и чувства, слова и действия, – что не могло бы быть пережито во всей полноте в Таинстве Евхаристии. Здесь проявляется вся антропологическая ценность той радикальной новизны, которую принес Христос в Евхаристии: почитание Бога не может быть ограничено в человеческой жизни каким-то частным моментом, но по природе своей стремится охватить каждый аспект существования личности. Так культ, благоугодный Богу, становится новой формой проживания всех обстоятельств бытия, где всякая частность оказывается возвышена, ибо проживается во взаимосвязи со Христом и приносится в дар Богу. «Слава Божия есть живущий человек (ср. 1 Кор 10. 31); и жизнь человека есть лицезрение Бога»[cciii].

 

    « Iuxta dominicam viventes»

 

72. Та радикальная новизна, которую Евхаристия вводит в жизнь человека, раскрывается в христианском сознании с самого начала. Верующие непосредственно чувствовали глубокое воздействие Евхаристии на их жизнь. Святой Игнатий Антиохийский выражал эту истину, характеризуя христиан как «пришедших к новой надежде»; он представлял их как «живущих воскресным днем» (iuxta dominicam viventes)[cciv]. Эта формула великого антиохийского мученика ясно указывает на связь между евхаристической реальностью и христианским существованием в его повседневности. Характерный христианский обычай собираться в первый день по прошествии субботы, чтобы праздновать воскресение Христа, согласно описанию святого Юстина Мученика[ccv], является также элементом, который определяет форму существования, обновленного встречей со Христом. Формула святого Игнатия «живущие воскресным днем» подчеркивает и ту парадигматическую ценность, каковую имел этот святой день по отношению к любому другому дню недели. Действительно, он отличается не просто прекращением повседневной деятельности как своего рода отступлением от нормального ритма дней. Христиане всегда ощущали его как первый день недели, потому что именно в этот день они творили воспоминание той радикальной новизны, которая была принесена Христом. Таким образом, воскресенье – это день, когда христианин вновь обретает евхаристическую форму своего бытия, в соответствии с которой он призван жить постоянно. «Живущие воскресным днем» – значит, живущие в сознании освобождения, принесенного Христом, и исполняющие свое существование как приношение своей жизни в дар Богу, чтобы Его победа, через внутренне обновленное поведение, в полноте являлась всем людям.

 

 Воскресная обязанность

73. Сознавая этот новый жизненный принцип, который Евхаристия дает христианину, Отцы Синода напомнили о важности для всех верующих заповеди освящать воскресный день как источник подлинной свободы, дабы все другие дни можно было прожить в соответствии с тем, как праздновался «День Господень». Действительно, жизнь по вере оказывается в опасности, когда больше не ощущается желание участвовать в евхаристическом священнодействии, где творится воспоминание пасхальной победы. Участвовать в воскресном литургическом собрании вместе со всеми нашими братьями и сестрами, которые образуют единое тело во Христе Иисусе, есть требование христианской совести, и, в то же время, это участие формирует христианскую совесть. Утрата смысла воскресенья как Дня Господня, который подобает освящать, – это симптом утраты смысла подлинной христианской свободы, свободы сынов Божиих[ccvi]. В этой связи остаются весьма ценными наблюдения, касающиеся различных аспектов воскресного дня, которые сделал мой досточтимый Предшественник Иоанн Павел II в своем апостольском послании Dies Domini[ccvii]: воскресенье есть Dies Domini [День Господень] ввиду акта творения; оно есть Dies Christi [День Христов] как день нового творения и дарования воскресшим Господом Духа Святого; оно есть Dies Ecclesiae [День Церкви] как день, в который христианская община собирается для богослужения; оно есть Dies hominis [День человека] как день радости, отдыха и братского милосердия.

Посему этот день оказывается «первопраздником», в котором каждый верный может сделаться там, где он живет, глашатаем и хранителем смысла времени. Из этого дня проистекает поистине христианский смысл жизни и новый образ переживания времени, взаимоотношений, труда, жизни и смерти. Поэтому хорошо, чтобы в День Господень церковные институты окружали воскресное евхаристическое богослужение характерными для христианской общины проявлениями: дружескими встречами, инициативами в целях христианского воcпитания детей, молодежи и взрослых, делами милосердия и различными молитвенными встречами. Ввиду столь важных ценностей – признавая, что субботний вечер, начиная с первой вечерни, принадлежит воскресному дню и в него позволено исполнять заповедь воскресного дня, – необходимо напомнить, что воскресенье само по себе заслуживает того, чтобы его освящать, дабы оно не становилось днем, «лишенным Бога»[ccviii].

 

Значение отдыха и труда

74. Наконец, особо необходимо в нашу эпоху напоминать, что День Господень – это также день отдыха от работы. Мы сердечно желаем признания его в таком качестве со стороны гражданского общества, чтобы существовала возможность быть безнаказанно свободным от трудовой деятельности. Действительно, христиане – в связи со значением субботы в иудейской традиции – всегда понимали День Господень как день отдыха от повседневных трудов. Это восприятие имеет важное значение, поскольку релятивизирует труд, который направлен на пользу человека: труд для человека, а не человек для труда. Легко увидеть в этом защиту человека от возможной формы порабощения. Как я уже говорил, «труд имеет первостепенное значение для самореализации человека и для развития общества, и поэтому подобает всегда организовывать и осуществлять его в полном уважении к человеческому достоинству и к служению общему благу. В то же время необходимо, чтобы человек не становился рабом труда, не делал из него кумира, представляя его как высший и окончательный смысл своей жизни»[ccix]. Именно день, посвященный Богу, открывает человеку понимание смысла его существования, а также его труда[ccx].

 

 Воскресные собрания в отсутствие священника

75. Вновь открывая смысл воскресного богослужения для жизни христиан, естественно поставить вопрос о христианских общинах, в которых нет священника и поэтому невозможно совершать святую Мессу в День Господень. В этой связи нужно сказать, что мы оказываемся перед лицом весьма различных ситуаций. Синод прежде всего рекомендовал верным отправляться в те церкви своей епархии, где гарантировано присутствие священника, – даже если это требует от них некоторой жертвы[ccxi]. Там, где, напротив, большие расстояния делают практически невозможным участие в воскресной Евхаристии, важно, чтобы христианские общины также собирались для хвалы Господу и совершения памяти посвященного Ему дня. В то же время следует в этой связи соответствующим образом наставлять верных относительно различия между Мессой и воскресными собраниями в отсутствие священника. Церковь должна проявлять в этом случае бдительную пастырскую заботу о том, чтобы Литургия слова, организуемая под руководством диакона или компетентного лица, наделенного для этого полномочиями, совершалась по особому обряду, разработанному Епископской Конференцией и утвержденному ею с этой целью[ccxii]. Напоминаю, что предоставление полномочий преподавать причастие на таких богослужениях принадлежит правящим епископам, и им следует тщательно продумывать целесообразность принимаемого решения. Важность роли мирян, которые заслуживают справедливой благодарности за свое щедрое служение в христианских общинах, никогда не должна затмевать незаменимого служения священников в жизни Церкви[ccxiii]. Нужно особо внимательно следить за тем, чтобы собрания в отсутствие священника не создавали почвы для таких экклезиологических представлений, которые не находятся в согласии с истиной Евангелия и Предания Церкви. Напротив, они должны представлять преимущественную возможность молитвы Богу о том, чтобы Он послал святых священников по сердцу Своему. В этой связи впечатляет то, что писал Папа Иоанн Павел II в своем Послании к священникам на Великий Четверг 1979 г., вспоминая о тех местах, где верные, будучи лишены священников диктаторским режимом, собирались в каком-нибудь храме или санктуарии, возлагали на алтарь столу, которая у них всё еще хранилась, и читали молитвы Евхаристической литургии, а «в момент, соответствовавший пресуществлению», наступало глубокое молчание, свидетельствовавшее о том, как пламенно они желали «слышать слова, которые только уста священника могли действенно произнести»[ccxiv]. Ввиду этого, принимая во внимание несравненное благо, проистекающее из совершения евхаристической Жертвы, я прошу всех священников проявлять активную и конкретную готовность посещать как можно чаще общины, вверенные их пастырскому попечению, чтобы те не оставались слишком долго без Таинства любви.

 

Евхаристическая форма христианской жизни – принадлежность к Церкви

76. Значение воскресенья как Dies Ecclesiae [Дня Церкви] напоминает нам о внутренней связи между победой, одержанной Христом над злом и смертью, и нашей принадлежностью к Его церковному Телу. Действительно, в День Господень каждый христианин открывает также и общинное измерение своей искупленной жизни. Участвовать в священнодействии, причащаться Телу и Крови Христа означает, в то же время, всё глубже принадлежать Тому, Кто умер за нас (ср. 1 Кор 6. 19 и далее; 7. 23). Воистину, кто вкушает Христа, тот Им живет. В связи с Тайной Евхаристии становится понятен глубокий смысл communio sanctorum [общения святых]. Общение всегда неотъемлемо обладает вертикальным и горизонтальным измерениями: общение с Богом и общение с нашими братьями и сестрами. Эти два измерения таинственно встречаются в евхаристическом даре. «Там, где разрушается общение с Богом, которое является общением с Отцом, с Сыном и со Святым Духом, разрушается также корень и источник нашего общения между собою. И там, где мы не живем общением между собою, нет и живого и истинного общения с Богом Троицей»[ccxv]. Призванные быть членами Тела Христова, а тем самым и друг друга (ср. 1 Кор 12. 27), мы образуем реальность, онтологически основывающуюся на крещении и питаемую Евхаристией, – реальность, которая требует ощутимого соответствия в жизни наших общин.

Евхаристическая форма христианской жизни является, вне всякого сомнения, церковной и общинной. Через епархии и приходы как базовые структуры Церкви на отдельной территории каждый верный может иметь конкретный опыт своей принадлежности к Телу Христову. Ассоциации, церковные движения и новые общины, со всею живостью своих харизм, дарованных Святым Духом для нашего времени, а также институты посвященной Богу жизни должны вносить свой особенный вклад в то, чтобы верные лучше осознавали себя принадлежащими Господу (ср. Рим 14. 8). Феномен секуляризации, имеющий не случайно глубоко индивидуалистический характер, оказывает пагубное воздействие особенно на тех людей, которые самоизолируются ввиду утраты ими чувства принадлежности. С самого начала христианство предполагает общение, сеть взаимоотношений, непрестанно оживляемых слушанием слова Божия и совершением Евхаристии и одухотворяемых Святым Духом.

 

 Духовность и евхаристическая культура

77. Отцы Синода сделали примечательное утверждение, что «верные-христиане испытывают нужду в более глубоком понимании связи между Евхаристией и повседневной жизнью. Евхаристическая духовность не сводится к участию в Мессе и почитанию Святых Даров, но охватывает всю жизнь»[ccxvi]. Это утверждение имеет для нас сегодня особое значение. Надо признать, что одно из самых серьезных последствий секуляризации, которое уже отмечалось, состоит в том, что христианская вера выброшена на обочину жизни, как если бы она была бесполезна для конкретного развития жизни людей. Крах образа жизни «как если бы Бога не было» сейчас для всех очевиден. Сегодня необходимо вновь открыть, что Иисус Христос – не просто частное убеждение или абстрактная доктрина, но реальная Личность, Чье вхождение в историю способно обновить жизнь всех. Поэтому Евхаристия как источник и вершина жизни и миссии Церкви должна переводиться в духовную реальность, в «жизнь по духу» (Рим 8. 4 и далее; ср. Гал 5. 16, 25). Знаменательно, что святой Павел в том фрагменте Послания к Римлянам, где он призывает жить новым духовным культом, вспоминает также и о необходимости изменить образ жизни и мысли: «Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим 12. 2). Так Апостол язычников подчеркивает связь между истинным духовным культом и необходимостью нового образа восприятия бытия и ведения своей жизни. Обновление образа мысли составляет часть евхаристической формы христианской жизни, «дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения» (Еф 4. 14).

 

 Евхаристия и евангелизация культур

78. Из всего сказанного вытекает, что евхаристическая Тайна ведет нас к диалогу с различными культурами, но также, в каком-то смысле, и бросает им вызов[ccxvii]. Нужно признать межкультурный характер этого духовного культа (logiké latreí a). Присутствие Иисуса Христа и излияние Святого Духа – события, способные прочно вступать во взимоотношения с любой культурной реальностью, чтобы заложить в нее евангельскую закваску. Это влечет за собой обязанность убежденного содействия евангелизации культур, с осознанием того, что Сам Христос есть истина каждого человека и всей человеческой истории. Евхаристия становится критерием ценности всего того, что христианство встречает в различных проявлениях культуры. В этом важном процессе мы можем понять, как много значат слова святого Павла в Первом послании к Фессалоникийцам: «Все испытывайте, хорошего держитесь» (1 Фес 5. 21).

 

Евхаристия и верные-миряне

79. Во Христе, Главе Церкви, которая есть Его Тело, все христиане образуют «род избранный, царственное священство, народ святой»; они – «люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства» Его (1 Петр 2. 9). Как Тайна, которой живут, Евхаристия дается каждому из нас в том состоянии, в котором он находится, делая из его экзистенциальной ситуации место, где он должен изо дня в день жить новизной христианства. Если евхаристическая Жертва питает и взращивает в нас то, что уже дано в Крещении, которым мы все призваны к святости[ccxviii], то это должно обнаруживаться и проявляться особенно в тех обстоятельствах или состояниях жизни, в которых находится каждый христианин. Так день за днем при проживании верующим своей жизни как призвания происходит становление культа, благоугодного Богу. Начинаясь с литургического собрания, само Таинство Евхаристии обязывает нас в повседневной реальности, чтобы мы всё делали во славу Божию.

И поскольку мир есть «поле» (Мф 13. 38), в котором Бог сеет Своих детей как доброе семя, верные Христу миряне – в силу крещения и миропомазания, - укрепляемые Евхаристией, призваны жить радикальной новизной, привнесенной Христом в повседневные жизненные обстоятельства[ccxix]. Они должны лелеять желание, чтобы Евхаристия накладывала всё более глубокий отпечаток на их повседневную жизнь, ведя их к тому, чтобы они были узнаваемыми свидетелями в той среде, где они трудятся, и во всем обществе[ccxx]. Я обращаюсь с особым увещеванием к семьям, чтобы они черпали вдохновение и силы в этом Таинстве. Любовь между мужчиной и женщиной, принятие жизни, воспитательная задача являются теми областям, в которых преимущественным образом Евхаристия может проявлять свою способность преображать жизнь и приводить ее к полноте ее смысла[ccxxi]. Пусть пастыри никогда не перестают поддерживать верных-мирян, воспитывать их и поощрять к тому, чтобы они во всей полноте осуществляли в жизни свое призвание к святости в мире, который Бог так возлюбил, что отдал Сына Своего, дабы мир был спасен через Него (ср. Ин 3. 16-17).

 

 Евхаристия и священническая духовность

80. Евхаристическая форма христианского существования, несомненно, проявляется особым образом в священническом состоянии жизни. Священническая духовность по существу своему глубоко евхаристична. Семя этой духовности обнаруживается уже в тех словах, которые произносит епископ в литургии рукоположения: «Прими приношение народа святого для принесения жертвы Богу. Осознай, что будешь делать, следуй тому, что будешь совершать, и живи согласно с тайною Креста Господня»[ccxxii]. Чтобы придавать своей жизни евхаристическую форму, достигающую всё большего совершенства, священник должен с самого начала своей подготовки, а затем и в последующие годы уделять немалое место духовной жизни[ccxxiii]. Он призван непрестанно пребывать в подлинном искании Бога, полностью сохраняя близость к заботам людей. Насыщенная духовная жизнь позволит ему глубже войти в общение с Господом и поможет тому, чтобы им владела любовь Божия и он становился ее свидетелем во всех обстоятельствах, даже если они трудны и мрачны. С этой целью я вместе с Отцами Синода рекомендую священникам «ежедневное служение Мессы, даже без участия верных»[ccxxiv]. Эта рекомендация отвечает прежде всего объективно безмерной ценности каждого евхаристического священнодействия, будучи мотивирована его исключительной духовной действенностью, ибо, если Месса переживается с вниманием и верой, она воспитывает в самом глубоком смысле этого слова, поскольку движет вперед сообразование Христу и укрепляет священника в его призвании.

 

 Евхаристия и посвященная Богу жизнь

81. В контексте связи между Евхаристией и различными церковными призваниями особенно выделяется «пророческое свидетельство мужчин и женщин посвященной Богу жизни, которые обретают в евхаристическом священнодействии и в поклонении Святым Дарам силу для того, чтобы радикально следовать за Христом послушным, нищим и целомудренным»[ccxxv]. Исполняя многие формы служения в сферах воспитания и заботы о бедных, образования и помощи больным, мужчины и женщины посвященной Богу жизни знают, что основная цель их жизни – это «созерцание Божественного и постоянное единение с Богом в молитве»[ccxxvi]. Существенный вклад, которого Церковь ожидает от посвященной Богу жизни, состоит значительно больше в образе бытия, нежели в образе действия. Виду этого я хотел бы напомнить о значении девства как свидетельства – особенно в связи с Евхаристией. Действительно, помимо связи со священническим целибатом, евхаристическая Тайна имеет также глубокую связь с посвященным Богу девством, поскольку является выражением исключительного дара Церкви Христу, Которого она принимает как Жениха с радикальной и плодотворной верностью[ccxxvii]. В Евхаристии посвященное Богу девство находит вдохновение и пищу для всецелого дарования себя Христу. Оно черпает в Евхаристии также ободрение и стимул к существованию, чтобы и в наше время быть знамением той бескорыстной и плодотворной любви, какую питает Бог к человечеству. Наконец, через свое особенное свидетельство посвященная Богу жизнь объективно становится призывом «на брачную вечерю Агнца» (Откр 19. 7-9) и предвосхищением ее как цели всей истории спасения. В этом смысле она действенно отсылает к тому эсхатологическому горизонту, который нужен каждому человеку, чтобы он ориентировался в своем выборе и своих жизненных решениях.

 

Евхаристия и нравственное преображение

82. Раскрытие красоты евхаристической формы христианской жизни ведет нас также к размышлению о нравственных силах, которые активирует эта форма как поддержка подлинной свободы детей Божиих. Я хочу вспомнить здесь одну из тем, поднятых на Синоде, касающуюся связи между евхаристической формой жизни и нравственным преображением. Папа Иоанн Павел II утверждал, что нравственная жизнь «имеет ценность “духовного культа” (Рим 12. 1; ср. Фил 3. 3), который проистекает и набирает силу от неисчерпаемого источника святости и прославления Бога, каковым являются таинства, в особенности Евхаристия. Ибо причастный Жертве креста христианин становится общником жертвенной любви Христа и делается способным, а также обязанным проявлять саму эту любовь в жизни, во всех своих делах и всем своем поведении»[ccxxviii]. Короче, «в самом “культе”, в евхаристическом общении, содержатся и пребывание любимым и, в свою очередь, любовь к другим. Евхаристия, которая не преобразуется в конкретно осуществляемую любовь, является сама по себе неполной»[ccxxix].

Это напоминание нравственного значения духовного культа не должно толковаться в морализаторском смысле. Речь идет прежде всего о радостном раскрытии динамизма любви в сердце, которое принимает дар Господа, всецело отдает себя Ему и обретает истинную свободу. Нравственное преображение, предполагаемое новым культом, который установлен Христом, является глубоким стремлением и сердечным желанием соответствовать любви Господа всем своим существом, целиком сознавая свою слабость. То, о чем мы говорим, хорошо отражено в евангельском рассказе о Закхее (ср. Лк 19. 1-10). Приняв Иисуса в своем доме, этот мытарь оказывается полностью преображен: он решает отдать половину своего имущества бедным и воздать вчетверо тем, кого он ограбил. Нравственное устремление, рождающееся из встречи с Иисусом в нашей жизни, проистекает из благодарности за незаслуженный опыт близости Господа.

 

Евхаристическое соответствие

83. Важно обратить внимание на то, что Отцы Синода назвали евхаристическим соответствием, к которому объективно призвана наша жизнь. Действительно, благоугодный Богу культ никогда не является чисто частным актом, не связанным с нашими социальными отношениями: он требует публичного свидетельства нашей веры. Очевидно, что это относится ко всем крещеным, но с особой требовательностью обязывает тех, кто по занимаемому политическому или социальному положению должен принимать решения, касающиеся фундаментальных ценностей, таких, как уважение и защита человеческой жизни от ее зачатия до естественной смерти, семья, основанная на браке между мужчиной и женщиной, свобода воспитания детей и содействие общественному благу во всех его формах[ccxxx]. Эти ценности неотъемлемы. Следовательно, католики – политики и законодатели, сознавая свою серьезную социальную ответственность, должны чувствовать себя особо призванными правильно воспитанной совестью предлагать и поддерживать законы, которые опираются на ценности, основанные на человеческой природе[ccxxxi]. Это к тому же имеет объективную связь с Евхаристией (ср. 1 Кор 11. 29-29). Епископы обязаны постоянно напоминать о таковых ценностях; это относится к их ответственности за вверенное им стадо[ccxxxii].

 

       Евхаристия – Тайна, которую надлежит возвещать

 

Евхаристия и миссия

84. В проповеди на Божественной Литургии, которой я торжественно начал мое служение на Кафедре св. Петра, я сказал: «Нет ничего более прекрасного, нежели когда нас достигает и удивляет Евангелие, Христос. Нет ничего более прекрасного, чем познавать Его и сообщать другим дружбу с Ним»[ccxxxiii]. Это утверждение обретает еще большую силу, когда мы размышляем о евхаристической Тайне. Действительно, мы не можем сохранить только для себя ту любовь, которую мы празднуем в Таинстве. Оно по своей сущности требует того, чтобы ее сообщали всем. То, в чем нуждается мир, – это любовь Божия, это встреча со Христом и вера в Него. Вот почему Евхаристия – не только источник и вершина жизни Церкви; она еще и источник и вершина ее миссии: «Подлинно евхаристическая Церковь – это миссионерская Церковь»[ccxxxiv]. И мы тоже должны быть способны уверенно сказать нашим братьям: «О том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами» (1 Ин 1. 3). В самом деле, нет ничего более прекрасного, чем встречаться со Христом и сообщать Его всем. Впрочем, само установление Евхаристии предвосхищает то, что составляет средоточие миссии Иисуса: Он послан Отцом для искупления мира (ср. Ин 3. 16-17; Рим 8. 32). Во время последней Вечери Иисус вверяет Своим ученикам Таинство, которое актуализирует принесение Им в жертву Самого Себя в послушании Отцу ради спасения всех нас. Мы не можем приступать к евхаристической Трапезе, не давая вовлечь себя в то движение миссии, которое, беря начало в самом Сердце Бога, стремится достичь всех людей. Поэтому миссионерская устремленность является составляющей частью евхаристической формы христианской жизни.

 

Евхаристия и свидетельство

85. Первая и основополагающая миссия, проистекающая из святых Тайн, которые мы празднуем, – приносить свидетельство нашей жизнью. Изумление перед даром, данным нам Богом во Христе, запечатлевает в нашей жизни новый динамизм, который обязывает нас быть свидетелями Его любви. Мы становимся свидетелями, когда через наши поступки, слова и образ жизни некто Иной является и передается. Можно сказать, что свидетельство есть средство, которым любовь Божия достигает человека в истории, призывая его свободно принять эту радикальную новизну. В свидетельстве Бог, так сказать, подвергая Себя риску свободы человека. Сам Иисус есть свидетель верный и истинный (ср. Откр 1. 5; 3. 14); Он пришел, чтобы свидетельствовать об истине (ср. Ин 18. 37). В связи с этими мыслями мне хочется напомнить об одной концепции, которая была дорога первым христианам, но касается также и нас, современных христиан: свидетельство вплоть до дарования самих себя, вплоть до мученичества, всегда считалось в истории Церкви вершиной нового духовного культа: «Представьте тела ваши в жертву» (Рим 12. 1). Приходит на ум, к примеру, рассказ о мученичестве святого Поликарпа Смирнского, ученика святого Иоанна: всё драматическое развитие представлено как литургия, более того – как то, что сам мученик становится Евхаристией[ccxxxv]. Вспомним также о том евхаристическом сознании, которое проявляет святой Игнатий Антиохийский в связи со своим мученичеством: он считает себя «пшеницей Божией» и желает в мученичестве стать «чистым хлебом Христовым»[ccxxxvi]. Христианин, жертвующий своей жизнью в мученическом подвиге, входит в полное общение с Пасхой Иисуса Христа и так сам становится Евхаристией вместе с Ним. И сегодня по-прежнему в Церкви нет недостатка в мучениках, в которых высшим образом проявляется любовь Божия. Даже когда испытание мученичеством от нас не требуется, мы, тем не менее, знаем, что благоугодный Богу культ требует надлежащей внутренней готовности[ccxxxvii] и находит ее осуществление в радостном и убежденном свидетельстве соответствующей христианской жизни перед миром, в той среде, где Господь нас призывает Его возвещать.

 

Единственный Спаситель – Иисус Христос

86. Подчеркивание внутренней связи между Евхаристией и миссией позволяет нам вновь открыть глубинное содержание нашей вести. Чем больше любви к Евхаристии будет жить в сердце народа Божия, тем больше для него будет ясен долг миссии нести Христа. Это не какая-то идея или вдохновленная Им этика, но дар самой Его Личности. Тот, кто не сообщает истины Любви своим братьям и сестрам, отдал еще не достаточно. Таким образом, Евхаристия как Таинство нашего спасения неизбежно напоминает нам об исключительности Христа и спасения, которое Он совершил ценою Своей крови. Следовательно, из евхаристической Тайны, в которую веруют и которую совершают, проистекает требование непрестанно направлять всех на миссионерскую деятельность, центром которой является возвещение Иисуса, единственного Спасителя[ccxxxviii]. Это поможет избежать ограниченного и чисто социологического понимания той жизненно важной работы по содействию человеческому развитию, которая всегда предполагается во всяком подлинном процессе евангелизации.

 

Свобода культа

87. В этом контексте я хочу напомнить о том, что утверждали Отцы во время Ассамблеи Синода касательно серьезных трудностей, которые обременяют собой миссию христианских общин, живущих в ситуациях, когда они являются меньшинством, или даже в условиях отсутствия религиозной свободы[ccxxxix]. Поистине мы должны благодарить Господа за всех епископов, священников, людей посвященной Богу жизни и мирян, которые занимаются возвещением Евангелия и живут своей верой, подвергая опасности собственную жизнь. В мире есть много регионов, где совершать богослужения и принадлежать к Церкви представляет собой героическое свидетельство, когда тот, кто это делает, рискует быть изгнанным или подвергнуться насилию. В этой связи я хочу также подтвердить солидарность всей Церкви с теми, кто страдает в отсутствии свободы культа. Там, где нет религиозной свободы, как известно, отсутствует самая значительная свобода, поскольку в вере человек выражает внутреннее решение относительно конечного смысла своего существования. Поэтому будем молиться о расширении пространства религиозной свободы во всех государствах, чтобы христиане, как и представители других религий, могли свободно жить согласно своим убеждениям, как индивидуально, так и общинно.

 

       Евхаристия – Тайна, которую надлежит предлагать миру

 

Евхаристия – Хлеб, преломляемый за жизнь мира

88. «Хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира» (Ин 6. 51). Этими словами Господь открывает истинное значение дарования Его собственной жизни за всех людей, показывая нам также то глубокое сострадание, которое Он испытывает к каждому человеку. Действительно, Евангелия многократно сообщают нам о чувствах Иисуса по отношению к другим людям, особенно к тем, кто страдает, и к грешникам (ср. Мф 20. 34; Мк 6. 34; Лк 19. 41). Через глубоко человеческие чувства Он выражает спасительное намерение Бога, чтобы каждый человек достиг истинной жизни. Всякое евхаристическое священнодействие сакраментально актуализирует тот дар, который сделал из Своей жизни Иисус на кресте ради нас и всего мира. В то же время, в Евхаристии Иисус делает нас свидетелями сострадания Божия к каждому из наших братьев и сестер. Вокруг евхаристической Тайны возникает служение милосердия по отношению к ближнему, которое «состоит именно в том, что я люблю – в Боге и вместе с Богом – незнакомого мне или даже неприятного человека. Это может произойти лишь вследствие глубокой встречи с Богом, приведшей к общности воли и затронувшей чувства. Тогда я учусь смотреть на этого другого человека не только своими глазами и воспринимать своими чувствами, но в соответствии с перспективой Иисуса Христа»[ccxl]. Таким образом, в людях, к которым я приближаюсь, я признаю братьев и сестер, за которых Господь отдал Свою жизнь, возлюбив их «до конца» (Ин 13. 1). Следовательно, наши общины, когда совершают Евхаристию, должны всё лучше осознавать, что жертва Христа – за всех и что поэтому Евхаристия побуждает каждого человека, верующего в Него, делаться «хлебом, преломляемым» за других, и посвящать себя стараниям делать мир более справедливым и более братским. Вспомнив об умножении хлебов и рыб, мы должны признать, что Христос и сегодня продолжает увещевать Своих учеников, чтобы они лично включились в это дело: «Вы дайте им есть» (Мф 14. 16). Призвание каждого из нас поистине состоит в том, чтобы быть вместе с Иисусом хлебом, преломляемым за жизнь мира.

 

Социальные аспекты евхаристической Тайны

89. Соединение со Христом, которое осуществляется в Таинстве, открывает нам также новизну в общественных отношениях: «“Мистика” этого Таинства имеет социальный характер». Действительно, «cоединение со Христом является одновременно соединением со всеми другими, которым Он дарует Себя. Я не могу обладать Христом лично, только для самого себя; я могу принадлежать Ему лишь в единении со всеми теми, кто уже принадлежит или будет принадлежать Ему»[ccxli]. В этой связи необходимо пояснить взаимосвязь между евхаристической Тайной и общественным служением. Евхаристия есть Таинство общения между братьями и сестрами, которые готовы быть примиренными во Христе – в Том, Кто сделал из иудеев и язычников один народ, разрушив разделявшую их стену вражды (ср. Еф 2. 14). Только это непрестанное стремление в перспективе примирения позволяет достойно причащаться Тела и Крови Христа (ср. Мф 5. 23-24)[ccxlii]. Через воспоминание Его жертвы Он укрепляет общение между братьями и сестрами и, в частности, побуждает тех, кто находится в состоянии конфликта, спешить к примирению, отк