Изменения в анализе экономической политики

Изменения в характере теоретизирования будут дополнены изменением подхода к прикладной экономической политике. Сегодня та политика, которую предлагают проводить авторы учебников, прямо следует из аксиоматического подхода к теории. Она концентрируется на эффективности, не принимая во внимание другие цели. Как утверждается, при определенных предположениях экономическая система сама придет к эффективному исходу. Если существуют экстерналии, то необходимо государственное вмешательство, чтобы интернализовать их; все обсуждение экономической политики в учебниках сводится к способам привести экономику в Парето-оптимальное состояние. Эффективность, понимаемая как максимум выпуска независимо от его распределения, — вот основа всех вошедших в учебники моделей экономической политики.

Как мы пришли к такому пониманию экономической политики — отдельная история. Она начинается с философского подхода к экономической политике, связанного с именами А. Смита и Дж. С. Милля. В этой традиции принцип laissez faire принимался по ряду причин — достижение эффективности было одной из них, но не обязательно самой важной. В конце XIX в. экономисты видели свою роль в определении политики еще более скромной, чем их предшественники. И Дж. Н. Кейнс, и А. Маршалл подчеркивали ограниченность практического применения чистой теории и рассматривали экономическую политику скорее как искусство, стоящее отдельно от позитивной и нормативной науки.

Пигу отступил от различия между искусством и позитивной экономикой и попытался осуществить плавный переход от теории к политическим предписаниям. Отличительной чертой модели Пигу стал подход к теории полезности с точки зрения материального благосостояния: подход, в котором экономическая наука была лишь частью общего анализа политики, ограниченного той «сферой общественного благосостояния, где можно прямо или косвенно применить шкалу измерения с помощью денег»22. С работы Пигу началось движение к современной экономике благосостояния, но эта экономика была непохожа на современную, например на ее основе экономисты выступали за прогрессивное налогообложение. Сам Пигу поддерживал такую экономическую политику, поскольку принимал за данность убывающую предельную полезность: перераспределение в пользу малообеспеченных повысило бы общественное благосостояние.

Следующим шагом на пути к современной экономике благосостояния стал сделанный Л. Роббинсом переход от интерпретации полезности в смысле материального благосостояния к ординалист-ской интерпретации, к тому, что Парето назвал желательностью (ophelimity). Подход с позиции материального благосостояния имеет прагматический смысл: полезность можно сравнивать у разных людей и определять при помощи интроспекции. Желательность относится к удовлетворению потребности; ее невозможно определить и нельзя сравнить у разных людей. Сторонники подхода с позиции материального благосостояния концентрировались на полезности, неоклассические ординалисты — на желательности. Этот переход позволил применить экономическую теорию к любым товарам, а не только к благосостоянию, для которого определен набор общепринятых, хотя и недоказуемых предпосылок о природе и сопоставимости функций полезности. И в то же время этот переход нацелил экономическую теорию на достижение эффективности в экономической политике, поскольку все другие цели включают в себя субъективные рассуждения и потому не должны рассматриваться позитивной наукой.

«Экономическая теория контроля» А. Лернера (1944) соединила аргументы Пигу с интерпретацией полезности по Роббинсу, рассматривая их с позиций скорее общего, а не частичного равновесия. При этом Лернер создал модель, которая по сей день воспроизводится в учебниках по экономической теории, хотя сам он неоднозначно относился к перераспределению, поскольку придерживался идеи неопределенности в теории полезности23. Этот подход претерпел серьезные изменения в рамках новой и новейшей экономики благосостояния, но основные элементы экономической теории контроля Лернера (кроме его попыток дать рациональное оправдание перераспределению) без изменений переходят из одного учебника в другой24.

Модель из учебника, в центре которой — оптимальные состояния и отклонения от них, связанные с экстерналиями, определяет позиции экономистов по поводу макроэкономической политики и их место в практической разработке этой политики. В действительности значительная часть микроэкономического анализа не связана с таким подходом и представляет собой анализ взаимосвязей между переменными вкупе с применением здравого смысла, но структурные основания экономической политики находятся в рамках лернеровского подхода экономики контроля. Движение от «трех китов» — это движение против таких оснований экономической политики, ведущее назад к искусству политэкономии в представлениях Невилла Кейнса.

Взгляд на экономику с позиций сложности несовместим с экономической теорией контроля, и из признания его правоты следуют значительные изменения в том, как мы мыслим экономическую политику. Политический подход, совместимый с теорией, можно назвать подходом, основанным на экспериментировании, или методом проб и ошибок (muddling through approach), который восходит скорее к работам Смита, Маршалла, Хайека, Коуза и Сена, чем к теории Лернера. Я называю этот подход именно так, поскольку в условиях сложной экономики политикам остается лишь экспериментировать и методом проб и ошибок добиваться результата.

Чтобы понять, что имеется в виду под таким подходом, рассмотрим один исторический пример. Строительство средневековых кафедральных соборов основывалось не на научном знании, а на «правилах большого пальца»25, предшествующем опыте о том, что работает, а что нет, на методе проб и ошибок. Доступные техники применялись до тех пор, пока какой-нибудь из соборов не рушился, после чего существующие «правила большого пальца» приходилось менять. По мере накопления знаний соборы становились все более грандиозными, даже при отсутствии специальных знаний о физических законах. Такие законы появились позднее. Похожим образом работает метод проб и ошибок в экономической политике. Речь идет о проведении политики без знания тех законов, которые управляют экономикой, если такие законы и существуют. В лучшем случае мы получим наиболее общие «правила большого пальца» относительно того, как экономика функционировала в прошлом, и, возможно, несколько пригодных для использования вариантов действий26. Метод проб и ошибок не означает строительство без правил; это скорее строительство без однозначно определенного предварительного плана, по правилам, которые носят ориентировочный характер.

В экспериментальном подходе экономическое рассуждение направляется просвещенным здравым смыслом и тем, что Т. Шеллинг назвал подходом «опосредованного решения проблемы» — неформальным моделированием ситуации, в которой агенты действуют целенаправленно и знают свои предпочтения и ограничения. Используя этот подход, теоретик предполагает, что мог бы сделать агент, мысленно поставив себя на его место, и решает, каким образом будет себя вести агент при данных целях, предпочтениях и ограничениях27. Подобным кабинетным теоретизированием занимаются многие экономисты.

Но у экспериментального подхода есть две особенности. Прежде всего, кабинетное теоретизирование — только первая ступень анализа. Оно должно дополняться разнообразной технической работой, призванной дать основание для предварительного решения проблемы. Такая работа может включать в себя полевые исследования, агентное моделирование, анализ статистических данных или любые другие техники, которые способны прояснить проблему. Вторая особенность в том, что предпосылки о поведении агентов отражают их реальное поведение, а не какую-то заведомо предполагаемую рациональность. Таким образом, агенты моделируются исходя из того, как они сами себя понимают и с использованием некоторых результатов из психологии.

Вначале изменения в анализе политики будут происходить медленно и просто дополнять общепринятые соображения. В частности, первый набор предложений по изменению проводимой политики, идущий сегодня из поведенческой экономики, лишь слегка меняет стандартные экономические результаты. Эти изменения получают названия «мягкий»28 или «либертарианский» патернализм29. В них с целью изменить способ проведения политики используются результаты поведенческих исследований в экономической теории. Например, одним из выводов поведенческой экономики является утверждение, что предпочтения часто нечетко определены. Из этого следует, что даже небольшое, кажущееся безвредным изменение в институциональной среде, например то, как индивиду преподносится выбор, может повлиять на результат выбора. Либертарианский патернализм предполагает конструирование выбора таким образом, чтобы в результате проводимой политики он приводил к результатам, которые являются для индивида наилучшими с точки зрения лица, принимающего решения.

Можно привести пример структурирования накопительных программ, в которых индивиды должны решить, будут ли отчисления производиться автоматически. Когда программа организуется так, что по умолчанию агенты отчисляют средства автоматически, примерно 80% агентов выбирают сбережения. Если по умолчанию агенты не отчисляют средства, то решение сберегать принимают лишь 30%. Если политик настроен патерналистски и считает, что сбережения — это хорошо, то он делает их опцией «по умолчанию». Это не нарушает свободу принятия решения потребителем, поскольку при выборе того, хочет ли он сберегать, решение можно изменить. Но в результате практического применения психологии и соответствующего редактирования опции «по умолчанию» политик направляет выбор именно в сторону, которую он считает наилучшей для агента.

Снежный ком

На первый взгляд кажется, что либертарианский патернализм лишь незначительно изменит проводимую сейчас экономическую политику и что он может служить дополнением к стандартным аргументам экономики благосостояния. Но принятие тех психологических предпосылок, на которых он основан, противоречит стандартной экономике благосостояния и поэтому не может быть простым дополнением к ней. Оно приведет к существенным изменениям в прикладном экономическом анализе. Согласие с выводами психологии и отказ от постулатов рациональности и эгоизма агентов при разработке политического курса одновременно означают, что действия человека не обязательно отражают то, чего он хочет «на самом деле». Из психологии нам известно, что поведение человека зависит от факторов, многими из которых можно управлять (вывод, который уже был замечен предпринимателями). Таким образом, если мы исходим из экономической теории без предпосылки рациональности и предполагаем, что политику известны предпочтения граждан независимо от их выбора (а именно это лежит в основе либертарианского патернализма), то у нас нет причин останавливаться на либертарианской политике и ничто не мешает нам сделать следующий шаг. Например, если мы знаем, что большинство склонно к гиперболическому дисконтированию полезности, почему бы не проводить такую политику, которая бы ограничивала поспешный выбор, удерживая индивидов от безотлагательного получения удовольствия? Такая политика получит поддержку со стороны многих либеральных экономистов30.

Можно пойти еще дальше. Мы предполагаем, что действия людей не отражают их истинных желаний, но в рамках экономической теории контроля недопустимо ограничивать людей в приобретении желаемого. Например, Р. Фрэнк31 доказывает, что люди предъявляют спрос на некоторые «относительные» блага только потому, что такие же блага есть у остальных, то есть материальное благосостояние индивида—владельца предметов роскоши зависит от того, чем он обладает относительно других. В этом случае налогообложение предметов роскоши помимо доходов в государственный бюджет могло бы увеличить общественное благосостояние. Продолжая эту линию рассуждений и предполагая, что развитие нейропсихологии поможет нам намного лучше понять психологию индивида, мы можем считать, что существует некоторый оптимальный набор вкусов и соответствующая политика, направленная на получение этого набора с целью максимизации общественного благосостояния.

Экономисты, даже самые «либеральные», как я подозреваю, будут против подобной патерналистской политики. Она находится в противоречии с классической либеральной традицией (grand liberal-ist tradition) экономической науки. Но население скорее всего будет обеспокоено такой политикой гораздо меньше, поскольку экономисты вообще в меньшей степени, чем большинство населения, склонны поддерживать патерналистскую политику. Здесь важно не то, должна ли экономическая наука поддерживать эту политику; важно, что, принимая один из аспектов поведенческой теории, мы не можем основывать наши возражения против патерналистской политики на дедуктивизме, поскольку традиционные модели были отброшены вместе с предпосылкой о рациональности. В рамках новой модели эндогенных предпочтений положение агента может быть улучшено, даже с точки зрения его самого, в результате патерналистских действий правительства, поскольку действия агента не выражают его истинных желаний. Таким образом, отказавшись от «трех китов» и опираясь на поведенческие основания экономической науки, мы получим сложный набор аргументов по поводу каждой конкретной ситуации, среди которых сложно отличить верные от ошибочных. Альтернативные объяснения недостатков патернализма станут частью анализа экономической политики32. Такой анализ подразумевает поиск наилучшей политики методом проб и ошибок, вообще любыми средствами, какие только имеются в наличии.

Отдаленное будущее

Предшествующий анализ касался ближайшего будущего, тех вопросов, которые, на мой взгляд, будут обсуждаться в ближайшие десятилетия. Я завершаю свою работу кратким обзором более отдаленного будущего профессионального экономического сообщества. Переживет ли оно отказ от «трех китов»? Я полагаю, что не переживет, по меньшей мере не останется в привычном для нас виде. Причина в том, что будет возникать все больше междисциплинарных направлений. Будут развиваться новые гибридные формы: психоэкономика, нейроэкономика, социоэкономика, биоэкономика и многие другие. Без единых предпосылок экономическая наука перестанет быть целостным полем исследования — она будет существовать как совокупность слабо связанных между собой подходов. В похожем состоянии сегодня находится психология.

В еще большей степени пересмотру границ внутри экономической науки поспособствуют требования к прикладному анализу, который будет больше ориентироваться на конкретные институты. Возрастет значение новых, специфических разделов прикладной экономики, таких, как экономика здоровья, макроэкономического прогнозирования или преступности. Объединять эти разрозненные направления будут не «три кита», а общность прикладного математического инструментария: теория игр, статистические и экспериментальные методы. Но эти методы не принадлежат какой-то одной дисциплине, их должны использовать все представители общественных наук. В отсутствие специфичных для экономической науки предпосылок и методов изучение общества будет приобретать все более междисциплинарный характер. В конечном счете исчезнут психологи, социологи и экономисты, останутся просто обществоведы. Они могут по-разному специализироваться внутри своего сообщества, и пути такой специализации сегодня невозможно предугадать.

Когда произойдет этот пересмотр границ между экономической теорией и остальными общественными науками, работа экономиста станет более специализированной, поскольку различные области будут развиваться порознь, а не преподаваться все вместе «под зонтиком» общей экономики. Например, макроэкономика станет изучением сложных систем и не будет иметь ничего общего с экономикой здравоохранения, которая, в свою очередь, отделится от, скажем, государственных финансов. И в то же время работа экономиста станет менее специализированной, поскольку новые разделы в экономической науке будут переходить существующие границы и повсеместным станет преподавание различных общественных наук и связанных с ними дисциплин, таких как психология или прикладная математика.

Второе предсказание касается природы экономических моделей будущего. Большое влияние на современную экономическую науку оказывает поведенческая экономика, бросающая вызов постулатам рациональности и своекорыстия. Но, на мой взгляд, она делает лишь первые шаги на пути грядущего изменения аналитического инструментария. Это изменение затронет и третье основание экономики — равновесие. Принятие поведенческих оснований для экономической науки требует отказа от предпосылки равновесия, поскольку взаимодействия становятся слишком сложными, чтобы получить равновесие аналитически. Для решения этой задачи экономисты сегодня строят агентные модели, в которых они буквально «выращивают» модель экономики. Они создают виртуальные экономические системы, в которых виртуальные агенты наделяются поведенческими характеристиками и становятся все более похожими на реальных агентов33. Эти модели не требуют аналитического определения равновесия, нужны только данные о поведении агентов. Модельная имитация определяет, какими будут аттракторы, устойчивые состояния системы.

Над такими моделями можно работать по ряду направлений. Например, в области финансов экономисты создали модели, в которых агентам приходится выбирать из такого же набора альтернатив, с каким сталкивается любой человек с улицы. После многократного запуска симуляции были выдвинуты гипотезы относительно того, как в действительности функционирует система. Хотя в ней не существует равновесия и симуляции могут иметь разные исходы, из повторяющейся симуляции можно получить их вероятностное распределение. Затем результаты корректируются с учетом реальных статистических данных и вычисляется степень точности модельного распределения34.

Сегодня агентное моделирование переживает период становления, но, с моей точки зрения, оно станет главным методом в экономической науке будущего. Пока вычислительная мощь удваивается каждые 18 месяцев, получение информации при помощи такого моделирования будет только дешеветь, в конечном счете становясь для политиков все более привлекательным методом расчета последствий возможных политических курсов35. Набор имитационных моделей, включающий в себя результаты наблюдений и экспериментов, а также эмпирические данные, сформирует теоретическую основу для каждого нового проблемного поля, которое возникнет из того, что когда-то называлось экономической наукой, с обязательным дополнением в виде статистических методов извлечения информации из данных и изучения специфических для каждого направления институтов.

В процессе обучения преподаватели часто описывают свою науку как нечто неизменное. Основная гипотеза данной статьи заключается в том, что экономическая наука не просто далека от стационарного состояния, но состоит из множества непрерывно изменяющихся элементов. В конечном счете направление этих изменений и те подходы, которые станут популярны в общественных науках, будут определяться развитием аналитической и вычислительной технологии. Именно изменения в технологиях станут причиной существенных трансформаций в экономической науке будущего.

Эти изменения начнутся с исследовательских и экспериментальных курсов и вряд ли скоро появятся в учебниках. С позиций теории сложности это не так плохо, потому что принципы не пишутся для будущих экономистов: их аудитория — будущие граждане и бизнесмены. В качестве примера экономического теоретизирования для студентов излагаемая в современных учебниках модель, основанная на эффективности, успешно справляется со своей задачей36. Преподаваемый бакалаврам курс экономики призван улучшить понимание экономики у таких нормальных студентов, что вполне удается сделать сегодня. На самом деле это не только не подготовит их к научной работе, но даже не даст им представления о том, что такое реальная наука. Но ведь почти никто из них и не станет ученым; они уйдут в бизнес, где уроки экономических принципов — о том, что у каждого шага есть свои альтернативные издержки и что бесплатных завтраков не бывает, — приносят ощутимую отдачу. Это приводит к мысли, что изменения, которые происходят в настоящий момент, могут заставить экономику покинуть занимаемое ею сегодня важное место в университетских учебных планах. Я не знаю, что заменит ее: у всего есть свои издержки и выгоды.

Перевод с английского Д. Шестакова

Список литературы

Colander D. The Complexity Revolution and the Future of Economics // Middlebury College Working Paper Series 0319 / Middlebury College, Department of Economics. 2003. Публикуется с разрешения автора.

1 So/ото R. How Did Economics Get That Way and What Way Is It? // Daedalus. 1997. Vol. 126, No 1. P. 39-58.

2 По-видимому, имеется в виду высказывание из первого акта комедии «Женщина, не стоящая внимания» (1893): «Английский помещик, во весь опор скачущий за лисицей, — бесшабашный в погоне за несъедобной» (пер. Н. Дарузес). — Примеч. пер.

3 Colander D. New Millennium Economics: How Did it Get This Way, and What Way is It? // Journal of Economic Perspectives. 1999. Vol. 14, No 1. (рус. пер.: Коландер Д. Экономическая наука нового тысячелетия: как она нашла свой путь и каков он? // Истоки: из опыта изучения экономики как структуры и процесса. 2-е изд. M.: Изд. дом ГУ - ВШЭ, 2007. С. 381-400).

4 Очевидно, я не могу быть уверен, что именно Солоу подразумевал под этим выражением. Мое объяснение заключается в том, что на пороге тысячелетия экономисты в попытках докопаться до более глубокой теории ставят перед собой практически недостижимые цели и что было бы лучше опустить планку и сконцентрироваться на таких исследованиях, в которых учитываются недостатки имеющихся у нас данных.

5 В профессиональном сообществе академические институты формируют те стимулы, которые направляют усилия экономистов в ту или иную сторону. Эти стимулы были рассмотрены в работах: KlamerA., Colander D. The Making of an Economist. Boulder, L.: Westview Press, 1990; Colander D. Why Aren't Economists as Important as Garbagemen? Armonk, NY: Sharpe, 1991.

6 Colander, HoltR., RosserJ. B. The Changing Face of Economics. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2004.

7 Похожие процессы произошли с поведенческой экономикой в области финансов. Как однажды заметил Р. Талер, раньше люди спрашивали, что такое поведенческие финансы; теперь они спрашивают, а существуют ли еще какие-нибудь финансы, кроме поведенческих. Главным индикатором происходящих перемен могут служить каталоги вакансий ведущих экономических факультетов. В начале 2000-х годов поведенческая экономика уже стала приоритетом; экспериментальная экономика пока считается приоритетной не всеми; агентское моделирование лишь «маячит на горизонте».

 Colander D., Holt R., Rosser J. B. The Changing Face of Economics.

9 Colander D. The Death of Neoclassical Economics // Journal of the History of Economic Thought. 2000. Vol. 22, No 2. P. 127-143.

10 Tirole J. The Theory of Corporate Finance. Princeton: Princeton University Press, 2006.

11 Подробное обсуждение того, что понимается здесь под сложной системой, см.: Auyang S. Foundations of Complex-System Theories in Economics, Evolutionary Biology, and Statistical Physics. Cambridge: Cambridge University Press, 1998.

12 Развитие этих идей предложено в: Complexity and the History of Economic Thought / D. Colander (ed). N. Y.: Routledge. 2000. Конечно, видение экономики как простой системы не всегда доминировало в экономической науке, поэтому движение к сложности есть в то же время движение назад, к более ранним авторам, включая Смита, Маршалла и Хайека. Исследование сложности в истории экономической мысли см.: The Complexity Vision and the Teaching of Economics / D. Colander (ed). Cheltenham: Edward Elgar, 2000.

13 Я называю это «методом проб и ошибок» в экономической политике, чтобы отличить его от стандартного подхода экономической теории контроля в «простой» экономике.

15 Например, у М. Фридмена было так много последователей в том числе и потому, что он давал студентам возможность исследовать данные о денежном спросе или перманентном доходе по множеству различных стран, используя последние разработки в эконометрике. Аналогично у П. Самуэльсона было так много учеников, поскольку он предлагал им разрабатывать какую-нибудь из множества структурированных им моделей. И наоборот, у К. Боулдинга и А. Лернера было мало учеников, потому что они не предлагали тем для диссертаций, являющихся прямым применением определенной технологии к решению ряда похожих задач.

Ifi Этот аксиоматический подход следует традиции Рикардо (но не Адама Смита и Джона Стюарта Милля). Интересное исследование этих вопросов см.: Weintraub R. How Economics Became a Mathematical Science. Durham, NC: Duke University Press, 2002.

17 См.: Klamer A., Colander D. The Making of an Economist. Boulder, CO: Westview Press, 1990; Educating Economists / D. Colander, R. Brenner (eds.). Ann Arbor: University of Michigan Press, 1992.

18 Комиссия no высшему образованию в области экономики (COGEE) — организация под руководством Анны Крюгер, созданная при Американской экономической ассоциации в 1986 г. с целью стандартизации и выявления проблем в экономическом образовании. Хотя в отчете комиссии, выпущенном в 1991 г., общее состояние системы оценивалось как «здоровое», с точки зрения Коландера высказанная в нем критика не была принята во внимание ведущими университетами. См.: Colander D. The sounds of silence: the profession's response to the COGEE report // American Journal of Agricultural Economics. 1998. Vol. 80, No 3. P. 600 — 607. — Примеч. пер.

19 The Economy as an Evolving Complex System / P. Anderson, K. Arrow, D. Pines (eds.). Redwood City, CA: Addison-Wesley, 1988.

20 Waldrop M. Complexity: The Emerging Science at the Edge of Order and Chaos. N. Y.: Simon & Schuster, 1992.

21 The Economy as an Evolving Complex System II / W. B. Arthur, S. N. Durlauf, D. A. Lane (eds.). Reading, MA: Addison-Wesley, 1997.

22 Пигу А. Экономическая теория благосостояния. М.: Прогресс, 1985. Т. I. С. 73—74. — Примеч. пер.

23 Обсуждение подхода с позиций материального благосостояния см.: Cooter R., Rappoport P. Were the Ordinalists Wrong about Welfare Economics // Journal of Economic Literature. 1984. Vol. 22, No 2. P. 507-530.

24 Я более детально рассматриваю этот вопрос в: Colander D. Muddling Through and Policy Analysis. Keynote Address at the New Zealand Economic Association. July 2003.

25 В соответствии с правилом «большого пальца» решения принимаются, исходя из лучшего имеющегося на данный момент варианта. — Примеч. пер.

2Г' Сегодня даже в рамках экспериментального подхода может быть полезным поиск «архитектурных схем», поскольку они могут в действительности существовать. Но в будущем мало кто продолжит поиск таких планов: абстрактная теория будет лишь одной из возможных стратегий. Прикладной анализ политики будет в основном посвящен решению конкретных проблем с помощью любых доступных исследователю инструментов.

27 Schelling Т. Foreword // Collective Choice: Essays in Honor of Mancur Olson / J. Heckelraan, D. Coates (eds.). Berlin: Springer, 2003.

28 Benjamin D., Laibson D. Good Policies for Bad Governments: Behavioral Political Economy / Boston Fed Conference on Behavioral Economics June 2003

29 SunsteinC, Thaler R. Libertarian Paternalism Is Not An Oxymoron // University of Chicago Law Review

30 В американской традиции термином «либеральный» принято обозначать сторонников государственного вмешательства в экономику, прогрессистов, в отличие от прямо противо положного европейского понимания либерала как сторонника «ограниченного государства» и приверженца принципа laissez faire. — Примеч. пер.

31 Frank R. Luxury Fever: Why Money Fails to Satisfy in an Era of Excess. N. Y.: The Free Press, 1999.

32 Важным ограничением в методе проб и ошибок становится способность политика понимать все последствия, которые его решение вызовет в сложной системе. См.: Brock W., Colander D. Complexity and Policy // The Complexity Vision and the Teaching of Economics.

33 См. попытки построения подобных моделей: Axtell R. and Epstein J. Growing Artificial Societies from the Bottom Up. Cambridge, MA: MIT and Brookings, 1996; Axelrod R. The Complexity of Cooperation. Princeton: Princeton University Press, 1997.

34 Примеры и обсуждение см.: Computational Finance / В. LeBaron, Y. Abu-Mostafa, A. Lo, A. Weigend (eds.). Cambridge, MA: MIT Press, 1999.

35 Когда я говорю, что агентное моделирование станет главным инструментом при анализе политики, то не предполагаю, что оно заменит собой все остальные модели. Поведенческий анализ будет по-прежнему основан на экспериментах, а необходимость корректировки моделей с учетом реальных статистических данных предполагает потребность в статистических средствах анализа.

36 Такая структура учебного курса, основанного на небольшом количестве принципов, идет от Маршалла и его «Принципов экономической науки». «Принципы...» писались Маршаллом для тех, кого он называл нормальными студентами. Он считал, что лучшие студенты выбирают в качестве специализации математику, чуть менее талантливые — физику или философию, а остальные — нормальные студенты — выбирают какие-нибудь другие специализации, к примеру экономическую теорию.