Разговор с фининспектором о поэзии.

Стихотворение «Разговор с фининспектором о поэзии» напи­сано в 1926 г. В этом же году Маяковским создан целый ряд стихотворений и статей, посвященных вопросам поэзии. Это сти­хотворения «Сергею Есенину», «Марксизм — оружие, огнестрель­ный метод», «Послание пролетарским поэтам», «Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Мак­симовичу Горькому», статья «Как делать стихи» и др. В них под­няты многие важные и серьезные вопросы назначения поэзии, ро­ли поэта в социалистическом обществе. Не все мысли, высказан­ные в те годы Маяковским, абсолютно правильны. Многое шло от полемического задора тех лет, от борьбы различных литературных групп. Однако основные эстетические положения Маяковского вы­держали суровое испытание временем и легли в основу теории поэзии социалистического реализма. К их числу относятся вопро­сы, поставленные в стихотворении «Разговор с фининспектором о поэзии».

Один из них был связан с качеством поэтических произведе­ний. Октябрьская революция, открыв широкие просторы для твор­ческих способностей людей, создала условия для приобщения ши­роких народных масс к поэзии. Необычайно расширился не толь­ко круг читателей и любителей поэзии, но и пишущих стихи. В 20-е годы в советскую поэзию вступает большая плеяда молодых поэтов, часто выходцев из рабочих, крестьян, демобилизованных воинов Красной Армии. Среди них — немало талантливой моло­дежи. Однако нередко в печать попадали стихи слабые, неряшли­вые, а норой и просто халтурные, малограмотные. В этих услови­ях крупнейший советский поэт считал своим долгом повести серь­езный разговор о качестве публикуемых стихов и поэм. В статье «А что вы пишете?» (1926) Маяковский говорил: «Главной рабо­той, главной борьбой, которую сейчас приходится вести писателю, это — общая борьба за качество». Поэт от каждого стихотворения требовал высокой квалификации: «Ощущению квалификации,— продолжал он,— посвящено мое главное стихотворение последних недель «Разговор с фининспектором о поэзии».

Считая своей основной деятельностью создание художествен­ных произведений, отдавая творчеству все свое время и силы, Маяковский формально нигде не работал (за исключением того не­большого периода, когда он числился в штате Российского Теле­графного Агентства). Он жил на доходы с публикаций своих произведений.

Как известно, всякие доходы облагаются налогом. Платил на­лог и Маяковский. Он должен был систематически: подавать до­кладные записки (декларации) фининспектору о предполагаемых доходах на очередной год. Но дело в том, что фининспекторы обла­гали налогами тех, кто занимался частным предпринимательст­вом. А предпринимателями в 20-е годы считались нэпманы (т. е. мелкие буржуа). Так коммунистический поэт попадал в один ряд с имеющими «лабазы и угодья». Это не могло не задеть самолю­бия Маяковского, хотя он и понимал, что налог в принципе — дело законное и справедливое.

В августе 1926 г. Маяковский подает в Мосфинотдел заявле­ние, в котором просит уменьшить явно завышенную сумму налога и требует отнестись к нему как к трудящемуся, а не как к частни­ку-предпринимателю. К заявлению было приложено стихотворе­ние «Разговор с фининспектором о поэзии».

Сама форма разговора о поэзии с финансовым работником на­ложила на стихотворение некоторую долю иронии (что, как мы видели, характерно для многих произведений Маяковского). Раз­говор с «гражданином канцеляристом» о таких вещах «деликат­ного свойства», как поэзия, рифма, ритм и т. п., принимает порой несколько шутливый оттенок. Доля иронии слышится и при по­пулярном объяснении фининспектору понятия рифмы, и в заклю­чительных строках, когда поэт, обращаясь к работникам финан­совых органов, говорит:

 

А если

вам кажется,

что всего делов —

это пользоваться

чужими словесами,

то вот вам,

товарищи,

мое стило,

и можете

писать

сами!

Шутливая интонация достигается здесь не только смыслом (трудно себе без улыбки представить «гражданина канцеляриста», пишущего стихи), но и нарочитым совмещением архаических слов типа «словеса» и «стило» с просторечной формой слова «делов».

Уже в самом начале стихотворения автор ясно и четко опреде­лил его основную тему: «О месте поэта в рабочем строю». И далее Маяковский говорит о поэте прежде всего как о труженике: «Мой труд любому труду родствен». В той настойчивости, с которой Маяковский говорит о поэзии как труде, отчетливо слышатся по­лемические потки. А для полемики у Маяковского были довольно веские основания. Во второй половине 20-х годов некоторые лите­раторы воскресили мысль о творчестве как о чем-то подсознатель­ном, интуитивном, сводили понятие творчества к интуиции, вдох­новению творца. Маяковский неоднократно выступал против иде­алистической трактовки вдохновения. Для него вдохновение — это определенное рабочее состояние, умение настроить себя на работу. «Туману вдохновения» Маяковский противопоставлял поэзию как труд, труд специфический, но сложный, кропотливый, требующий высочайшей квалификации и мастерства. Стало уже классическим знаменитое сравнение труда поэта с добычей радия, прозвучавшее в «Разговоре с фининспектором о поэзии»:

Поэзия —

та же добыча радия.

В грамм добыча,

в год труды.

Изводишь

единого слова ради

тысячи тонн

словесной руды.

Говоря о том, с каким трудом добыва­ется «из артезианских людских глубин» «драгоценное слово» поэ­зии, Маяковский противопоставляет слово, обработанное поэтом-мастером, обычному, разговорному «слову-сырцу». Еще А. С. Пуш­кин видел задачу поэзии в том, чтобы «глаголом жечь сердца людей». Так и Маяковский пишет об «испепеляющем слов этих жжении». Слово поэта способно приводить в движение «тысячи лет миллионов сердца». Но эту функцию слово поэта может выпол­нить лишь в том случае, если оно — результат его большого тру­да. Наоборот, слово случайное, непродуманное, тем более заимст­вованное у других поэтов — это лишь «накладные расходы» на на­стоящую поэзию или еще хуже — «обычное воровство и растрата среди охвативших страну растрат».

Ставя вопрос о функции поэтического слова, Маяковский пере­ходит к теме назначения поэта и поэзии. Как и в ряде других сво­их произведений, здесь он вновь скажет об отражении жизни как важнейшей задаче поэзии:

Через столетья

в бумажной раме

возьми строку

и время верни!

И встанет

день этот

с фининспекторами,

в блеске чудес

и с вонью чернил.

Для Маяковского важное свойство поэзии заключается не толь­ко в том, что она способна «возвращать время» («возьми строку и время верни»), но и в том, что благодаря ей перед людьми буду­щего сегодняшний день предстанет во всей сложности — и в его романтическом пафосе («в блеске чудес»), и в будничности («с вонью чернил»). По существу перед нами своеобразная формула реалистического принципа искусства.

Каков же круг жизненных явлений, которые поэт отражает в своем творчестве? Маяковский утверждает, что круг этот ничем не ограничен. Поэт обязан писать обо всем, что видит вокруг се­бя. Он решительно отрицает традиционное представление о темах «поэтических» и «непоэтических». Так возникает в стихотворении образ поэта — «должника вселенной»:

Я в долгу

перед Бродвейской лампионией,

перед вами,

багдадские небеса,

перед Красной Армией,

перед вишнями Японии —

перед всем,

про что

не успел написать.

Примечательно, что тема такой огромной важности, как Крас­ная Армия, стоит рядом с темой о «вишнях Японии» (поэт думал посетить Японию). Он хочет писать и о далеком Бродвее, и о небе родного села Багдади, ибо для Маяковского не было тем «боль­ших» и «малых». Любая тема — это познание нового, каждое сти­хотворение — первооткрытие, а поэзия в целом — «езда в незнае­мое». Иначе говоря, Маяковский заявляет о творческом характере поэтического труда, чему противостоит начало подражательное, имитация под поэзию, т. е. лже-поэзия (подобные «поэты», как дешевые фокусники, «тянут строчку изо рта у себя и у других»).

Выше уже отмечалось, что отражающее свойство поэзии для Маяковского представляет ценность постольку, поскольку оно свя­зано с другим ее качеством — способностью активно воздейство­вать на жизнь человека. Вот почему, сказав о том, что поэзия «воз­вращает время», Маяковский тут же утверждает:

Но сила поэта

не только в этом,

что, вас вспоминая,

в грядущем икнут.

Нет!

И сегодня

рифма поэта—

ласка

и лозунг,

и штык,

и кнут.

Так, одновременно с темой «поэзия и будущее» в стихотворе­нии звучит тема «поэзия и настоящее». Поэт призван и воспевать сегодняшний день (поэзия-«ласка»), и призывать, воодушевлять (поэзия-«лозунг»), и бороться (поэзия-«штык»), и обличать недостатки (поэзия-«кнут»). Долг поэта — «реветь медногорлой сиреной в тумане мещанья, у бурь в кипеньи». Маяковский вновь возвращается к основной проблеме стихотворения — о месте поэта в рабочем строю. Его место — в первых рядах строителей социа­лизма. Поэт должен быть полезен обществу, прислушиваться к го­лосу масс, чьим поэтическим выразителем он является. Так воз­никает в стихотворении формула:

А что,

если я

народа водитель

и одновременно —

народный слуга?

Водитель народных масс и одновременно слуга народа — тако­во диалектическое единство этой формулы, которой Маяковский ответил на вопрос, поставленный в начале стихотворения — о ме­сте поэта в рабочем строю.

Во весь голос.

В 1929 г. Маяковский задумал поэму о первой советской пяти­летке. Но он не успел осуществить этот замысел. Написано было лишь вступление к поэме «Во весь голос». Созданное в декабре 1929 — январе 1930 г., оно было приурочено к выставке произве­дений Маяковского, посвященной 20-летию его творческого пути. Поэт не любил юбилеев, но к выставке относился со всей серьез­ностью. «Выставка,— говорил он,— это не юбилей, а отчет о рабо­те». И действительно, представленные на выставке произведения поэта, красочные плакаты РОСТА, лозунги, рекламы и многое другое — все это свидетельствовало о его титанической работе. По­эт революции отчитывался перед теми, для кого творил. Прочтя на открытии выставки вступление к поэме «Во весь голос», Мая­ковский сказал, что оно «целиком отражает то, что я делаю и для чего работаю».

Являясь, таким образом, отчетом о творческом пути поэта, «Во весь голос», так же как и «Разговор с фининспектором о поэзии», относится к числу тех произведений Маяковского, где выразились его эстетические взгляды.

«Во весь голос» является произведением, в котором Маяков­ский еще раз использует излюбленную им форму разговора с пред­полагаемым собеседником. Мы уже видели, что так построен и «Разговор с фининспектором о поэзии», и стихотворение о Нетте. По этому же принципу созданы такие стихотворения, как «Разго­вор с товарищем Лениным», «Юбилейное» (построенное в форме беседы поэта с памятником Пушкину), поэтическое письмо-раз­говор с А. М. Горьким и многие другие. Особенностью вступления «Во весь голос» является уже то, что поэт разговаривает в нем не с тем или иным своим современником, а обращается к «уважае­мым товарищам потомкам».

Несколько слов о причинах, побудивших Маяковского обра­титься к людям будущего. Во второй половине 20-х годов споры вокруг его творчества были необычайно острыми. В печати появи­лись статьи, авторы которых пытались доказать, что талант Мая­ковского поблек, что произведения его — всего лишь «одноднев­ные агитки», которые не выдержат испытания временем и скоро забудутся. Под обстрел брались даже такие шедевры, как поэма «Хорошо!», пьесы «Клоп» и «Баня». Выступая на открытии своей выставки 25 марта 1930 г., Маяковский говорил: «Очень часто в последнее время те, кто раздражен моей литературно-публицисти­ческой работой, говорят, что я стихи просто писать разучился и что потомки меня за это взгреют... Я человек решительный. Я хо­чу сам поговорить с потомками, а не ожидать, что им будут рас­сказывать мои критики в будущем. Поэтому я обращаюсь непо­средственно к потомкам в своей поэме, которая называется «Во весь голос».

Обращаясь «через хребты веков и через головы поэтов и пра­вительств» к людям будущего, коммунистического общества, Мая­ковский хочет рассказать им не только о своей поэзии. Он иначе определяет тему разговора: «Я сам расскажу о времени и о себе». Это и определило все дальнейшее построение произведения. Пе­ред читателем вновь возникает суровый и величественный образ эпохи, в которой жил и творил поэт: время «бряцания боев», ког­да «под пулями от нас буржуи бегали», «года труда и дни недоеданий» и т. д. Было бы неточным сказать, что Маяковский расска­зывает о себе на фоне времени. Образ эпохи и рассказ о себе как бы сливаются воедино, ибо жизненный путь поэта — это частичка пути народа, он обусловлен временем. Время, эпоха — вот ключ, который поможет «товарищам потомкам» оценить его творчество. Обещая рассказать «о времени и о себе», Маяковский тут же за­крепляет мысль о своей слитности с эпохой:

Я, ассенизатор

и водовоз,

революцией

мобилизованный и призванный,

ушел на фронт

из барских садоводств

поэзии —

бабы капризной.

«Неэстетический» образ поэта-ассенизатора, поэта-водовоза вполне укладывается в эстетическую систему Маяковского. Уже с первых лет революции он неоднократно заявлял, что поэт рево­люционного пролетариата должен быть не только певцом «атаку­ющего класса», но и «активным борцом на фронте социалистичес­кого строительства», не гнушаться никакой черной работой, ес­ли она может быть полезна революции. Вот почему уже в первые годы Октября Маяковский не жалеет сил для работы над плака­тами РОСТА, уделяет много времени созданию политических ло­зунгов, торговой рекламе и т. д. Вся эта работа, которая у многих эстетов тех лет вызывала пренебрежение и саркастическую улыб­ку, по глубочайшему убеждению Маяковского, была составной ча­стью деятельности поэта, поставившего свое перо в услужение де­лу революции. Еще в годы гражданской войны Маяковский в од­ном из своих стихотворений утверждал, что долг поэта — помочь «выволочь республику из грязи». Вот почему образ «поэта-ассенизатора», т.е. поэта-чернорабочего, отражает важную эстетическую установку Маяковского, подчеркивает повседневное участие поэ­та в строительстве новой жизни. А несколько ниже, развивая тот же «неэстетический» образ, Маяковский скажет, что ради будуще­го — коммунизма — поэт, «революцией мобилизованный и приз­ванный», не гнушался никакой работой: «для вас, которые здоро­вы и ловки, поэт вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката». Так и поэт помогал народу очищать «потемки дней» от скверны прошлого.

Необходимо учесть, что «Во весь голос» — произведение остро­полемическое. Поэт вступает в полемику со своим «отъявленным и давним» противником — «чистым», «аполитичным» искусством, в какую бы тогу оно ни рядилось. Его противники — все те же «ку­черявые лирики», кто и в эпоху революционных бурь, всемирно-исторических потрясений продолжал замыкаться в мирке своих интимных чувств и переживаний. Эта поэзия, которую автор иро­нически называет «бабой капризной», не шла дальше строк типа «Сама садик я садила, сама буду поливать». Конечно, это — поле­мика, нарочитое заострение, доведение до крайностей некоторых положений «чистой» поэзии. Но Маяковский правильно схватыва­ет основную суть «чистого» искусства — его оторванность от ре­альной жизни и больших общественных проблем. Спор Маяков­ского не абстрактный, он адресован таким поэтам 20-х годов, как К. Митрейкин и А. Кудрейко («кудреватые митрейки, мудреватые кудрейки»), которые выступили с рядом стихов в духе «чистого» искусства. Более того, Маяковский вступает в спор с таким изве­стным советским поэтом, как И. Сельвинский, к таланту которого относился с большим уважением. Но когда И. Сельвинский опуб­ликовал стихотворение «Цыганский вальс на гитаре», сильно отда­вавшее душком «чистой» поэзии, Маяковский не замедлил в поэме «Во весь голос» полемически использовать строку этого произве­дения («тара-тина, тара-тина, т-эн-н...»).

Полемика с поэзией — «бабой капризной» заканчивается сти­хами, неоднократно вызывавшими споры среди критиков:

И мне

агитпроп

в зубах навяз,

и мне бы

строчить

романсы

на вас —

доходней оно

и прелестней.

Но я

себя

смирял,

становясь

на горло

собственной

песне.

Некоторые буржуазные литературоведы и критики рассматри­вают эти строки как якобы доказательство противоречивости и «раздвоенности» Маяковского, который-де вынужден был зани­маться агитацией и пропагандой («агитпроп»), выполняя «соци­альный заказ» коммунистов, наступая «на горло собственной пес­не». Следовательно, говорят они, революция ограничила диапазон творчества поэта, лишила его права на «собственную песню», ибо поэт хотел писать о другом.

Спрашивается, о чем же хотел писать Маяковский? В чем его «собственная песня»? Неужели ее содержание то же, что у «мудреватых кудреек» и «кудреватых митреек», с которыми всю свою творческую жизнь боролся поэт? Ни вступление в поэму «Во весь голос», ни какое-либо другое произведение или высказывание Ма­яковского не дают основания для подобного вывода. Поэт всегда с гордостью и радостью говорил о том, что посвятил свое творче­ство служению рабочему классу и его партии. Но служить рабо­чему классу, партии — это не только счастье, но и большой, тя­желый повседневный труд, умение подчинять себя, всю свою жизнь, интересы общему делу. Когда Маяковский писал плакаты РОСТА или рекламу для ГУМа — это был «агитпроп». Такая ра­бота требовала сознательного подчинения своих творческих ин­тересов интересам общества. Это не всегда давалось легко. Мая­ковскому чуждо этакое деланное бодрячество, лишающее жизнь ее сложностей. В приведенных выше строках из поэмы «Во весь голос» и звучит мотив трудности творчества поэта, «революцией мобилизованного и призванного». Они свидетельствуют лишь об одном — быть поэтом революции не только счастье, но и суровый, тяжелый труд. Это чувство углублялось еще и тем, что на пути поэта было немало «болей, бед и обид», связанных не только с его личной жизнью.

Далее Маяковский переходит к разъяснению, почему его сти­хи будут жить в будущем и для какого будущего творил поэт. Мощно, с нарастающей силой звучат строки, обращенные к людям коммунизма:

Слушайте,

товарищи потомки,

агитатора,

горлана-главаря.

Заглуша

поэзии потоки,

я шагну

через лирические томики,

как живой

с живыми говоря.

С гордостью называя себя «агитатором, горланом-главарем», Маяковский просит потомков при оценке его творчества учиты­вать специфику красоты стиха первых лет революции. Понятие красоты поэтического слова для Маяковского — понятие не посто­янное, а изменяющееся. Если в прошлом красивым считалось изображение амуров и сцен помещичьей охоты («амурно-лировая охота»), то красота революционной поэзии пролетариата в дру­гом: стих поэта дойдет к потомкам «весомо, грубо, зримо», в пол­ном соответствии с характером своей эпохи. Эти стихи не «ласка­ющие ушко», а сражающиеся.

Через все творчество Маяковского проходит излюбленное им сравнение поэзии с оружием. Еще до революции, в поэме «Обла­ко в штанах» автор сравнивал поэзию с примитивным оружием — кастетом: «Сегодня надо кастетом кроиться миру в черепе». В стихотворении 1925 г. «Домой» Маяковский пишет: «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо». В 1926 г. в «Разговоре с фин­инспектором о поэзии» он ищет таких рифм, чтоб «враз убивали нацелясь». В 1928 г. в стихотворении «Господин народный артист» вновь возникает образ поэзии-оружия: «И песня, и стих — это бомба и знамя». Во вступлении к поэме «Во весь голос» это срав­нение получит дальнейшее развитие. Обращаясь к потомкам с просьбой рассматривать его стихи «как старое, но грозное оружие», Маяковский от этого образа переходит к развернутой картине «па­рада поэтических войск»:

Парадом развернув

моих страниц войска,

я прохожу

по строчечному фронту.

На «строчечном фронте» его поэзии выстроились поэмы, «к жерлу прижав жерло», «кавалерия острот», готовая каждую ми­нуту ринуться на врага, «поднявши рифм отточенные пики».

Сравнение поэзии с оружием ярко и точно определяет важней­шее свойство поэзии Маяковского — ее боевитость, постоянную нацеленность на борьбу. Эти победоносные «войска» поэзии поэт » посвящает тому, ради кого они создавались:

И все

поверх зубов вооруженные войска,

что двадцать лет в победах

пролетали,

до самого

последнего листка

я отдаю тебе, планеты пролетарий.

Мотив слитности поэта и его времени, намеченный уже в на­чале произведения, в этих и последующих строках получает даль­нейшее развитие. Маяковский будет постоянно подчеркивать свою общность с эпохой: «мы открывали Маркса каждый том», «мы диалектику учили не по Гегелю», враг рабочего класса — «он враг и мой» и т. д.

В исследованиях творчества Маяковского часто подчеркивает­ся связь вступления в поэму «Во весь голос» с традицией поэти­ческих «памятников». Эта традиция, начатая еще древнеримским поэтом Горацием, в русской поэзии была поддержана Держави­ным, Пушкиным, Брюсовым. Подчеркивалась, в частности, неко­торая связь разбираемого произведения с «Памятником» А. С. Пушкина. Эта общность обусловлена и единством целевой установки произведений двух великих поэтов, и самооценкой сво­ей поэзии, и обращением к будущему, и утверждением граждан­ской значимости своего творчества, и даже тем, что поэма «Во весь голос» написана в ритме, приближающемся к ямбу, т. е. к размеру, которым создан и пушкинский «Памятник».

Вместе с тем нельзя не обратить внимания и на то, что отли­чает поэтический памятник Маяковского от «Памятника» Пуш­кина.

Во вступлении к поэме «Во весь голос» тема памятника впер­вые возникает в плане отрицания. Говоря о поэзии — «бабе кап­ризной» и ее представителях, поэт заявляет, что не хочет, чтоб «из этаких роз мои изваяния высились». Вообще отношение Мая­ковского к памятнику себе всегда было ироническим. Еще в 1924 г. в стихотворении, посвященном Пушкину («Юбилейное»), Маяков­ский, шутливо говоря о том, что ему «памятник при жизни пола­гается по чину», тут же заявляет, что он не прочь был бы взорвать его («заложил бы динамиту — ну-ка дрызнь»). Памятник напо­минает поэту что-то мертвое, холодное, бесстрастное, т. е. то, что он ненавидит («ненавижу всяческую мертвечину, обожаю всяче­скую жизнь»). Во вступлении к поэме «Во весь голос» также зву­чит мысль о памятнике себе. И опять поэт решительно отрицает такой памятник: «Мне наплевать на бронзы многопудье, мне на­плевать на мраморную слизь». Памятнику поэту противопоставля­ется другой памятник:

пускай нам

общим памятником будет

построенный

в боях

социализм.

Этот «общий памятник» становится символом единения поэта и общества, поэта и эпохи.

Несколько выше поэт говорит о том, что его стихи «готовы и к смерти и к бессмертной славе». Слова эти требуют комментария. В процессе борьбы за социализм Маяковскому, как уже отмеча­лось, приходилось создавать не только крупные поэтические про­изведения, но и проделывать огромную черновую работу по созда­нию плакатов, лозунгов, агиток и т. д. Работа эта, вызванная теку­щими делами и заботами, в будущем может показаться мелкой, незначительной. Эти стихи поэта, честно служившие людям свое­го времени, «готовы к смерти». Однако его поэзия готова и к «бес­смертной славе», ибо она — частица общего дела социализма, социалистической культуры.

«Во весь голос» заканчивается величественной картиной обращения поэта к Центральной Контрольной Комиссии коммунисти­ческого общества:

Явившись

в Це Ка Ка

идущих

светлых лет,

над бандой

поэтических

рвачей и выжиг

я подыму,

как большевистский партбилет,

все сто томов

моих

партийных книжек.

Подобный финал не просто завершает разговор поэта с «ува­жаемыми товарищами потомками», но раскрывает еще один важ­нейший аспект его творчества. Подняв «над бандой поэтических рвачей и выжиг» тома своих стихов, Маяковский не случайно сравнивает их с партийным билетом. В этом сравнении не только желание называться поэтом-коммунистом, но и утверждение коммунистической партийности как незыблемой основы своего творчества.

Заключение.

Имя Владимира Маяковского стоит в одном ряду с величайши­ми поэтами России и мира. Его творчество продолжило передовые традиции русской классической поэзии прошлого и вместе с тем ознаменовало качественно новую ступень в развитии русской и мировой поэзии. Многочисленные нити связывают поэзию Маяков­ского с художественными традициями Пушкина, Лермонтова, Не­красова и многих других великих поэтов России и мира. Не слу­чайно сам Маяковский, правда в полушутливой форме, утверждал, что после смерти Пушкину и ему «стоять почти что рядом», упо­миная тут же и имя Некрасова. Время подтвердило правоту слов поэта.

Маяковский вошел в поэзию в важнейший исторический пери­од жизни России, в эпоху величайшей ломки всего общественного и политического строя, морали, этических норм, быта. Он «вплыл» в поэзию на гребне новой революционной волны и стал поэтиче­ским глашатаем идей Октября. Он не мыслил себя как поэта вне революции, вне идей коммунизма:

Поэтом не быть мне бы,

если б

не это пел —

в звездах пятиконечных небо

безмерного свода РКП.

Немало талантливых русских советских поэтов жило и творило в ту эпоху, когда развертывалась творческая деятельность Маяков­ского. Но ни одному из них не удалось отразить свою эпоху так масштабно, так всесторонне и так ярко, как Маяковскому. Именно это роднит его с Пушкиным, Лермонтовым и Некрасовым. Мая­ковский был поэтом эпохальным в самом глубоком смысле этого слова.

Это вовсе не означает, что все, созданное Маяковским, одинаково художественно убедительно, или что у Маяковского не было ошибок и заблуждений. Маяковский стал лучшим советским поэтом не потому, что сумел избежать спорных или даже ошибоч­ных утверждений (время, в которое он творил, было временем исканий в искусстве, и многое еще было неясным), а потому что умел быстрее и лучше, чем другие его коллеги, находить новые, принципиально правильные пути развития поэзии.

Работая над данным рефератом, я разобрался в тонкостях понимания В.В. Маяковским темы поэта и поэзии, проследил традиции в его творчестве, узнал, почему Маяковского называют поэтом-новатором и еще раз убедился в том, что Владимир Маяковский – мой поэт.

Литература

 

1. С.О. Мелик-Нубаров Я знаю слов набат… М.: «Просвещение», 1980.

2. Под ред. В.О. Перцова и В.Ф. Земскова Маяковский в школе. М.: Издательство Академии Педагогических Наук, 1961.

3. А.С. Карпов Маяковский-лирик. М.: «Просвещение», 1988.

4. З.С. Паперный О мастерстве Маяковского. М.: «Советский писатель», 1953.

5. С.И. Кормилов, И.Ю. Искржицкая Владимир Маяковский. М.: издательство «Учебная литература», 2004.