СПИСОК КНИГ ДЛЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ 31 страница

Близ Валенсии Гумбольдт смог убедиться в справедливости слышанных им рассказов об одном необыкновенном дереве, «эль пало де ла бака» («коровье дерево»); из надреза, делаемого в стволе, вытекает ароматное, очень питательное молоко.

Тяжелый этап пути начался с Пуэрто-Кабельо на границе льяносов — совершенно однообразных равнин, простирающихся между прибрежными холмами и долиной Ориноко.

«Не знаю, — говорит Гумбольдт, — производят ли льяносы, когда вы их впервые видите, менее сильное впечатление, чем Анды».

Действительно, нет ничего изумительнее этого моря травы, над которым все время поднимаются песчаные вихри, хотя не ощущается ни малейшего дуновения ветерка. В Калабосо, расположенном среди огромной равнины, Гумбольдт впервые убедился в мощи гимнотов, или электрических угрей, встречающихся на каждом шагу во всех притоках Ориноко. Индейцы, боявшиеся подвергнуться действию электрических разрядов, предложили загнать в болото, где водились гимноты, несколько лошадей.

«Необычный шум, производимый копытами лошадей, — рассказывает Гумбольдт, — заставил гимнотов вылезти из ила и вступить в сражение. Электрические угри, желтовато-багрового цвета, похожие на змей, плавают на поверхности воды и прижимаются к брюху четвероногих, нарушивших их покой. Борьба, разгорающаяся между столь различными по строению животными, представляет поразительное зрелище. Индейцы, вооруженные острогами и длинными палками, окружают со всех сторон озерко и даже взбираются на нависшие над водой ветви деревьев. Издавая дикие крики и размахивая длинными дубинками, они не дают лошадям обратиться в бегство и выбраться на берег. Угри, ошеломленные шумом, защищаются с помощью повторных разрядов своих электрических батарей. Долгое время кажется, что они побеждают; несколько лошадей не выдерживают сильных ударов тока, обрушивающихся со всех сторон на их самые жизненно-важные органы, и, в свою очередь, ошеломленные интенсивностью и количеством этих разрядов, теряют сознание и исчезают под водой.

Остальные лошади, задыхающиеся, с поднявшейся дыбом гривой, с налившимися кровью глазами, выражающими невыносимую боль, пытаются убежать с поля сражения, но индейцы безжалостно гонят их назад в воду. Лишь очень немногим, сумевшим обмануть неусыпную бдительность рыбаков, удается, спотыкаясь на каждом шагу, выбраться на берег; там, совершенно обессиленные, с онемевшими от электрических разрядов угрей ногами, они валятся на песок…

Не помню, чтобы мне приходилось когда-либо от разряда лейденской банки^[220] испытать более сильный электрический удар, чем тот, что достался на мою долю, когда я неосмотрительно наступил на вылезшего из воды гимнота».

Определив астрономическое положение Калабосо, Гумбольдт и Бонплан продолжали путь к Ориноко. Они перебрались через реку Уритуку, кишевшую свирепыми крокодилами, затем спустились по течению Апуре, одного из притоков Ориноко. Берега обеих рек покрыты обильной, роскошной растительностью, встречающейся лишь в тропических странах. В густых чащах вдоль Апуре местами виднелись как бы просеки, по которым пекари^[221], ягуары и другие дикие или хищные животные могли проходить на водопой. Когда ночь окутывала своим покровом землю, казавшийся до тех пор необитаемым лес немедленно оглашался ревом хищных зверей и пением птиц, словно старавшихся перещеголять друг друга.

Река Уритуку славится дерзкими крокодилами; а в Апуре, кроме них, водится еще маленькая рыбка карабито (пиранья); она с такой яростью набрасьюается на купающихся, что нередко успевает вырвать из их тела довольно большие куски мяса. Эта рыбка, имеющая в длину всего четыре-пять дюймов, страшнее самых громадных крокодилов. Вот почему индейцы не рискуют войти в реку, где она водится, несмотря на все удовольствие, доставляемое им купаньем, и на необходимость освежить кожу после бесчисленных укусов москитов и муравьев.

Затем наши путешественники спустились по течению Ориноко до реки Томо, отделенной лишь коротким волоком от Кано-Пимичина, притока Риу-Негру.

Томо часто затопляет на большое расстояние тянущиеся вдоль ее берегов леса. Плывя в лодке между деревьями, индейцы придерживаются водяных тропинок шириной в один-два метра. Плавание среди гигантских деревьев под лиственным сводом производит самое забавное и в то же время незабываемое впечатление. Там на расстоянии трехсот или четырехсот лье от моря встречаются стада пресноводных дельфинов, выбрасывающих струи воды и сжатого воздуха, из-за чего их прозвали «выдувальщиками».

Для того чтобы перетащить лодки от Томо до Кано-Пимичина, понадобилось четыре дня, причем дорогу приходилось прорубать с помощью мачете^[222].

Пимичин впадает в Риу-Негру — приток Амазонки.

Гумбольдт и Бонплан спустились вниз по течению Риу-Негру до городка Сан-Карлос, а затем поднялись вверх по реке Касикьяре, могучему притоку Ориноко, соединяющему последнюю с Риу-Негру. Берега Касикьяре населены индейцами идапаминорами, питающимися копчеными муравьями.

Наконец путешественники поднялись вверх по Ориноко почти до истоков, находящихся у подножия вулкана Дуида; дальше они двигаться не решились из-за опасения встречи со свирепыми гуахарибами и гуаиками — искусными стрелками из лука. В этих местах расположено знаменитое озеро Эльдорадо, на поверхности которого выступает несколько сверкающих островков из талькового сланца.

Так был окончательно прояснен вопрос соединения Ориноко и Амазонки на границе между испанскими и португальскими владениями, у второго градуса к северу от экватора.

Теперь оба путешественника отдались на волю течения Ориноко; меньше чем за двадцать шесть суток они проплыли пятьсот с лишним лье, остановились на три недели в городе Ангостура, чтобы переждать самую сильную жару и период лихорадок, а затем, в октябре 1800 года, возвратились в Куману.

«Мое здоровье, — писал Гумбольдт, — не пострадало от тягот проделанного нами путешествия в тысячу триста с лишним лье, но мой бедный спутник Бонплан сразу же по возвращении заболел лихорадкой, сопровождавшейся рвотами, от которой с большим трудом оправился. Надо обладать исключительно крепким организмом, чтобы выдержать все трудности, лишения и тревоги, выпадающие на долю путешественников в этих убийственных местах. Постоянно находиться в окружении свирепых ягуаров и крокодилов, ходить распухшими от укусов чудовищных москитов и муравьев, не иметь в течение трех месяцев никакой другой пищи, кроме воды, бананов, рыбы и маниоки, пересекая страну отомаков, которые едят землю, спуститься к экватору по реке Касикьяре, где по берегам на протяжении ста тридцати лье нельзя встретить ни одной человеческой души, — немногие сумели бы выдержать такое тяжелое и опасное путешествие; и еще меньше людей, выйдя победителями из этой борьбы, чувствовали бы в себе достаточно мужества и силы, чтобы снова в нее вступить».

Мы видели, каким важным географическим открытием была вознаграждена настойчивость путешественников, исследовавших всю страну к северу от Амазонки от города Попаян (в Колумбии) до гор Французской Гвианы. Результаты, достигнутые в других отраслях науки, оказались столь же успешными и дали много нового.

Гумбольдт установил, что среди индейцев, живущих в верхнем течении Ориноко и на берегах Риу-Негру, существуют популяции с исключительно светлой кожей, резко отличающиеся от племен, населяющих побережье. Ему удалось, кроме того, изучить такой интересный народ, как отомаки.

«Эти туземцы, — рассказывает Гумбольдт, — кажущиеся уродливыми из-за обычая раскрашивать тело, в течение трех месяцев, когда уровень воды в Ориноко стоит очень высоко и черепахи исчезают, питаются исключительно, или почти исключительно, гончарной глиной. Некоторые съедают ее до полутора фунтов в день. Кое-кто из монахов утверждал, что отомаки смешивали глину с жиром из хвоста крокодила, но это совершенно неверно. Мы видели у них запасы чистой глины, употребляемой ими в пищу; приготовление ее состоит лишь в подогревании на легком огне и смачивании водой».

Из числа других наиболее интересных открытий, сделанных Гумбольдтом, следует упомянуть о «кураре» — изготовляемом индейцами очень сильном яде, образец которого он послал в Академию наук, а также о «дапиче», разновидности каучука, до тех пор не известной. «Дапиче» представляет собой сок, естественным образом выделяющийся из корней деревьев «хасио» и «кукурма» и засыхающий в земле.

Первое путешествие Гумбольдта закончилось исследованием южных районов Санто-Доминго (Гаити) и Ямайки. Затем он прожил некоторое время на Кубе, где вместе с Бонпланом производил различные опыты по усовершенствованию сахароварения, составил карту берегов острова и занимался астрономическими наблюдениями.

Эти работы были прерваны известием о том, что капитан Боден отплыл наконец из Франции и собирается, как утверждали, обогнуть мыс Горн и приступить к исследованию берегов Чили и Перу. Гумбольдт, обещавший принять участие в экспедиции, немедленно покинул Кубу и пересек Южную Америку, чтобы очутиться на перуанском побережье до прибытия французского мореплавателя. Только в Кито стал известен истинный маршрут Бодена, направившегося в Тихий океан через мыс Доброй Надежды. Следует отметить, что все действия Гумбольдта были подчинены стремлению прибыть в назначенный срок к тому месту, где он надеялся встретиться с Боденом.

В марте 1801 года Гумбольдт в сопровождении верного Бонплана высадился в Картахене, откуда намеревался достигнуть Боготы, а затем плоскогорий, среди которых расположен Кито. Чтобы избежать жары, оба путешественника на некоторое время остановились в красивой деревне Турбако, находившейся в окаймляющих побережье горах, и занялись подготовкой к путешествию. Во время одной из экскурсий по окрестностям они посетили исключительно интересный район, называемый «Волканитос»; о нем им часто рассказывали индейцы-проводники.

Он представляет собой болотистую местность среди леса, состоящего из пальм и деревьев «толу», примерно в двух милях к востоку от Турбако. В соответствии с распространенной в этих краях легендой, некогда вся земля здесь была объята пламенем, но один святой погасил этот огонь, брызнув на него несколькими каплями освященной воды.

На обширной равнине Гумбольдт обнаружил штук двадцать конусов из сероватой глины, высотой приблизительно в двадцать пять футов; жерло на их вершине было наполнено водой. Приблизившись к ним, можно было услышать через правильные промежутки времени какие-то гулкие звуки, а спустя несколько минут видеть газ, вырывающийся в большом количестве. По словам индейцев, конусы уже много лет находятся в одном и том же состоянии.

Как установил Гумбольдт, газ, выделяющийся из этих маленьких вулканов, представляет собой азот, значительно более чистый, чем тот, какой удавалось до тех пор получать в химических лабораториях.

Город Богота находится в долине, расположенной на высоте восьми тысяч шестисот футов над уровнем моря^[223], окруженной со всех сторон горами и, по-видимому, когда-то являвшейся довольно большим озером. Река Богота, в которую стекают все воды долины, проложила себе путь на юго-запад от города вблизи от поместья Текендама; затем, покинув по сузившемуся руслу долину, она переходит в бассейн реки Магдалена. Легко понять, что если бы русло в этом месте было запружено, то затопило бы всю долину Боготы и она снова превратилась бы в большое озеро, существовавшее в незапамятные времена. Подобно тому как в Пиренеях сохранилось предание о бреши Роланда^[224], так и индейцы рассказывают о своем герое Бочике, который пробил загораживающие проход скалы и осушил долину Боготы. Затем, удовлетворенный делом своих рук, он удалился в священный город Эрака, где прожил две тысячи лет, каясь в грехах и ведя самую суровую аскетическую жизнь.

Хотя водопад Текендама не принадлежит к числу самых больших на земном шаре, все же он представляет грандиозное зрелище. Река, вобравшая в себя все воды долины, несколько выше места падения еще имеет в ширину сто семьдесят футов; но там, где поток устремляется в расселину, образовавшуюся, вероятно, в результате землетрясения, река не шире сорока футов. Пропасть, куда низвергается Богота, имеет в глубину не меньше шестисот футов. Над этим могучим водопадом все время поднимается густое облако пара, которое почти сразу оседает на землю и способствует, как утверждают, плодородию долины.

Трудно найти более разительный контраст, чем тот, какой наблюдается между долинами рек Богота и Магдалена. Вверху климат и растительность Европы, посевы зерновых культур, дубы и другие деревья наших стран; внизу пальмы, сахарный тростник и всевозможные тропические растения.

Одной из самых интересных естественных диковинок, встретившихся на пути наших исследователей, является мост Икононсо; они по нему прошли в сентябре 1801 года. В глубине ущелья, одного из тех глубоких «каньонов», какие встречаются только в Андах, небольшой поток, река Сума-Пас, пробил себе русло в виде узкой расщелины. Перейти через речку было бы почти невозможно, если бы природа не позаботилась устроить там один над другим два моста, по праву считающиеся чудесами этих мест.

Три каменные глыбы, отделившиеся от гор в результате землетрясения, образовавшего эту гигантскую трещину, свалились таким образом, что, поддерживая друг друга, образовали естественную арку, до которой приходится добираться по узкой тропинке, идущей вдоль пропасти. Посреди моста зияет широкое отверстие; заглянув в него, путник видит почти бездонную пропасть и в глубине ее мчащийся с ужасным шумом поток; вокруг, непрерывно крича, летают тысячи птиц. В шестидесяти футах над этим мостом находился другой — длиною в пятьдесят футов и шириной в сорок; толщина верхнего моста не превышает в середине плиты восьми футов. Туземцы построили у края моста взамен парапета хрупкие перила из тростника; стоя на мосту, путешественник может любоваться величественным зрелищем, развертывающимся у его ног.

Из-за дождей и тяжелой дороги путь до Кито оказался крайне утомительным. Тем не менее Гумбольдт и Бонплан оставались в Боготе лишь столько времени, сколько было необходимо для отдыха, а затем вернулись в долину Магдалены и в великолепные леса, покрывающие склоны горы Киндиу в Центральных Андах.

Переход через эту гору считается одним из самых трудных во всем хребте. В самое благоприятное время года необходимо не меньше двенадцати дней, чтобы проложить себе путь сквозь леса, где вы не встретите ни одного человека и не найдете никакой пищи. Высшая точка перевала находится на высоте двенадцати тысяч футов над уровнем моря, а ведущая к нему тропинка местами имеет в ширину не больше фута. Обычно европейцы проделывают эту дорогу сидя привязанными на стуле, который индейцы-каргеры тащат на спине, как крючники.

«Мы предпочли идти пешком, — рассказывает Гумбольдт в письме брату, — и так как погода стояла очень хорошая, провели всего семнадцать дней в этих пустынных местах, где нельзя обнаружить никаких следов того, что они когда-либо были населены. Спать там приходилось в хижинах, устраиваемых из листьев геликонии, специально захватываемых с собой. На западном склоне Анд встречались болота, в которых вязнешь до колен. Погода переменилась; последние дни шли проливные дожди; наши сапоги от сырости развалились, и в Картаго мы явились босые, с израненными ногами, но обогащенные превосходной коллекцией новых видов растений.

Из Картаго мы через Бугу направились в Попаян, пройдя красивую долину реки Каука и все время двигаясь вдоль горной цепи Чока и расположенных в ней платиновых рудников.

Ноябрь 1801 года мы прожили в Попаяне; мы побывали в базальтовых горах Хулусуито, у вулкана Пурасе, где из многочисленных отверстий с оглушительным шумом вырываются пары воды, содержащей сернистые соединения.

Нам остался самый тяжелый участок пути от Попаяна до Кито. Нужно было миновать окружающие город Пасто „парамы", причем в период дождей, уже начавшийся. В Андах „парамами" называют местность, где на высоте от 1700 до 2000 туазов растительность исчезает и откуда веет пронизывающим до костей холодом. Чтобы избежать жары долины реки Патия, где за одну ночь можно схватить лихорадку, продолжающуюся три или четыре месяца и известную под названием calenturas de Patia^[225], мы поднялись, двигаясь вдоль ужасных пропастей, на гребень Кордильер и таким путем добрались из Попаяна в Пасто, расположенный у подножия грандиозного вулкана…»

Вся провинция Пасто представляет собой высокогорное плато, находящееся почти целиком выше границы распространения древесной растительности и окруженное вулканами и сольфатарами^[226], из которых постоянно выделяются клубы дыма. Жители питаются только сладким картофелем, а если его не хватает, то им приходится довольствоваться низкорослыми кустарниками, называемыми «ачупалья», служащими пищей также для горных медведей. После того как Гумбольдт и Бонплан в течение двух месяцев мокли день и ночь под дождем, после того как они чуть не утонули у города Ибарра во время внезапного наводнения, вызванного землетрясением, 6 января 1802 года они достигли Кито, где маркиз Сельва-Алегре оказал им сердечное гостеприимство.

Кито красивый город; но очень сильные холода и соседство совершенно голых гор делают жизнь в нем весьма унылой. Со времени знаменитого землетрясения, происшедшего 4 февраля 1797 года, климат стал значительно суровее, и Бугер, когда-то наблюдавший в Кито постоянную температуру в 15 — 16° по Реомюру, был бы очень удивлен, узнав, что теперь она не превышает 4 — 10°^[227]. Гумбольдт и Бонплан подробно исследовали устья одной и той же подземной печи — вулканы Котопахи, Пичинча, Антинаса и Илинаса, проведя возле каждого из них по две недели.

Гумбольдт дважды добирался до края кратера Пичинчи, который, кроме Кондамина, раньше никто не видел.

«Первое путешествие, — рассказывает он, — я совершил вдвоем с индейцем. Так как Кондамин приблизился к кратеру со стороны более низкого края, покрытого снегом, то и я, следуя его примеру, первую попытку предпринял по этому пути. Мы чуть не погибли. Индеец провалился по грудь в трещину, и мы с ужасом увидели, что шли по мосту из смерзшегося снега; в нескольких шагах от нас зияли сквозные отверстия. Сами того не зная, мы очутились на своде, нависшем над кратером. Испуганный, но не отчаявшийся, я составил новый план. Из кратера у самого края выступают, вздымаясь, можно сказать, над бездной, три вершины, три скалы, не покрытые снегом, так как он все время тает под действием паров, вырывающихся из жерла вулкана. Я взобрался на одну из скал и увидел на ее вершине каменную глыбу; опираясь о скалу только частью своего основания, она в виде карниза нависла над пропастью. Но камень имеет в длину всего футов двенадцать, а в ширину шесть, и сильно качается от частых подземных толчков, которых мы за полчаса насчитали восемнадцать. Чтобы лучше рассмотреть дно кратера, мы легли на живот. Вряд ли можно себе представить что-либо печальнее, мрачнее и страшнее увиденного нами зрелища. Кратер вулкана представляет собой круглое отверстие окружностью около одного лье; его отвесные края сверху покрыты снегом. Внутри совершенно черно: но бездна так огромна, что можно различить вершины нескольких расположенных в ней гор, находящихся, вероятно, в трехстах туазах ниже нас; судите же, на какой глубине находятся их основания!»

На вулкан Антисана Гумбольдт поднялся до высоты в две тысячи семьсот семьдесят три туаза; но губы, глаза и десны путешественников стали кровоточить, и пришлось прекратить восхождение. К отверстию кратера Котопахи приблизиться не удалось.

Девятого июня 1802 года Гумбольдт, по-прежнему в сопровождении Бонплана, покинул Кито, чтобы заняться исследованием Чимборасо и Тунгурагуа. До вершины первого из этих вулканов они не дошли всего двухсот пятидесяти туазов. Как и на Антисане, начавшиеся кровотечения заставили их повернуть назад. Что касается Тунгурагуа, то во время землетрясения 1797 года его вершина обрушилась, и высота этого вулкана, по измерениям Кондамина составлявшая две тысячи шестьсот двадцать туазов, теперь, как установил Гумбольдт, равнялась двум тысячам пятистам тридцати одному.

Из Кито путешественники направились к верховьям Амазонки, по дороге посетив города Лактакунгу, Амбато и Риобамба; весь этот район сильно пострадал от землетрясения 1797 года, когда под водой и илом погибло свыше сорока тысяч человек. Спускаясь по склонам Анд, Гумбольдт и его спутники имели возможность созерцать полуразрушенную дорогу, идущую из Куско в Асуан и называемую дорогой Инки. Она была вся построена из каменных плит одинакового размера, очень ровно уложенных, и напоминала самую лучшую римскую дорогу. Тут же поблизости находятся развалины дворца инки Тупак Юпанки, о которых рассказал Кондамин в «Записках Берлинской Академии наук».

После десятидневной остановки в Куэнке Гумбольдт достиг округа Хаена и составил карту течения Мараньона до впадения реки Напо; благодаря частым астрономическим наблюдениям ему удалось восполнить пробелы карты Кондамина. 23 октября 1802 года Гумбольдт прибыл в Лиму; там он зафиксировал прохождение Меркурия перед диском солнца.

Прожив месяц в столице Перу, ученый отправился в Гуаякиль, а оттуда морем достиг Акапулько в Новой Испании (Мексике).

Огромного количества наблюдений, сделанных Гумбольдтом за годичное пребывание в Мексике и изложенных в его книге «Очерк о Новой Испании», вполне хватило бы, чтобы доказать — если в этом еще есть необходимость после всего рассказанного нами о его предыдущих путешествиях, — насколько сильна была в нем жажда знания, какой неистощимой энергией и колоссальной работоспособностью он обладал.

Он занимался одновременно археологическими раскопками и историей Мексики, изучал характер, нравы и язык жителей и вместе с тем исследовал природу страны, производил физические, химические и астрономические наблюдения. Подобная универсальность поистине изумительна.

Прежде всего внимание Гумбольдта, в начале своей научной деятельности занимавшегося геологией, привлекли рудники Таско, Моран и Гуанахуато, приносившие несколько миллионов пиастров доходов в год. Затем он исследовал вулкан Хорульо, который 29 сентября 1759 года возник из земли посреди обширной равнины, в тридцати шести лье от берега моря и в сорока с лишним лье от ближайшего очага вулканической деятельности, и образовал гору из пепла и шлака высотой в тысячу семьсот футов.

В Мехико оба путешественника получили возможность привести в порядок собранные ими огромные коллекции, разобрать и сличить записи своих наблюдений, подготовить к изданию геологический атлас.

Наконец в январе 1804 года они покинули Мехико и снова направились в путь для исследования восточных склонов Кордильер и измерения вышины двух гигантских вулканов в окрестностях города Пуэбла.

После этого Гумбольдт посетил Веракрус, счастливо избежал опустошавшей страну желтой лихорадки, добрался до Гаваны, где в 1800 году оставил самую ценную часть своих коллекций, затем провел несколько недель в Филадельфии, посвятив их ознакомлению, по необходимости самому общему, с политическим устройством Соединенных Штатов, и в августе 1804 года возвратился в Европу.

Результаты путешествия Гумбольдта были таковы, что его можно назвать подлинным пионером в деле изучения тропических областей Америки. До него эту страну эксплуатировали, совершенно ее не зная, и бесчисленные богатства недр и лесов оставались неизвестными. Следует признать, что никогда ни один исследователь не внес такого вклада в физическую географию и во все смежные с ней науки. Гумбольдт является совершеннейшим образцом путешественника.

СПИСОК КНИГ ДЛЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ