Жизнь и творчество Н. Гумилева

Введение

Николай Степанович Гумилев был убит 25 августа 1921 го­да убит без суда и без каких бы то ни было доказательств вины. Теперь, когда материалы его следственного дела стали извест­ны, это стало совершенно очевидно, хотя осознавалось и ранее.

Оборвалась жизнь человека, а жизнь поэта обрела свое инобытие. Для автора «Памяти» и деятельного поклонника ми­стических учений такая судьба была очевидна. Для читателей и ценителей его поэтического таланта, которые не переводи­лись и в самые жестокие времена, судьба эта обрела значение символическое. Но для исследователя, стремящегося понять ли­тературное дело поэта, она стала серьезной помехой.

Речь не о том, что много лет имя Гумилева вычеркива­лось цензорами и редакторами из книг и статей; дело даже не в том, что множество материалов, связанных с его жизнью и твор­чеством, оставались закрытыми в государственных архивах или рассеянными в личных собраниях, — в конце концов, это можно было так или иначе обойти. Я имею в виду прежде всего то, что трагический конец биографии определил судьбу посмертной жизни Гумилева. Когда-то Ю. Н. Тынянов написал о Хлебникове, но явно имея в виду не только его: «Как бы ни была странна и поразительна жизнь странствователя и поэта, как бы ни была страшна его смерть, биография не должна давить его поэзию. Не нужно отделываться от человека его биографией. В русской ли­тературе нередки эти случаи.

 Среди множе­ства наговоренных уже о Гумилеве слов достаточно мало слов трезвых и выношенных, основанных на понимании его места в истории русской поэзии, как среди современников, так и на фо­не предшественников и последователей.

Между прочим, одной из первых начала такую работу Ахма­това. В дневниках П. Н. Лукницкого нередки такие записи ее слов:

«Она снова стала „изыскивать" в Бодлере». В последние годы Николай Степанович снова испытывает влияние Бодлера, но уже другое, гораздо более тонкое. Если в 1918 году его прельщали в стихах Бодлера экзотика, гиены и прочее, то теперь то, на что тог­да он не обращал никакого внимания, - более глубокие мысли и об­разы Бодлера. То, что у Бодлера дается в сравнении, как образ, у Николая Степановича выплывает часто как данность... Это именно и есть влияние, поэтическое, а не «эпигонское слизывание».

Конечно, всерьез писать работы такого уровня и рода еще явно рано. Существует множество тем, которые требуют специального научного исследования, чтобы выяснить реальные точки соприкос­новения творчества Гумилева с культурой его времени и времен предшествующих. Без них рассуждения о литературном деле Гуми­лева будут повисать в безвоздушном пространстве, звучать неубе­дительно.

Жизнь и творчество Н. Гумилева

Остановимся более подробно на судьбе и творчестве одного из видных поэтов «серебряного века» Николая Гумилева.

Наследие, личность, судьба Николая Степановича Гумилева (1886—1921) — поэта редкой индивидуальности — вызывает сей­час жгучий интерес. Да и не может быть иначе. Его творчество всегда привлекало чарующей новизной и смелостью, остротой чувств, взволнованной мыслью. Жизнь — мужеством и силой духа. Но долгие десятилетия стихи Гумилева не переиздавались. Имя его лишь изредка упоминалось.

Гумилев был необоснованно причислен к участникам контр­революционного движения и расстрелян. Погиб 35-ти лет. Корот­кий, насильственно прерванный на творческом взлете путь. Но удивительно, неповторимо яркий!

Поначалу ничто не предвещало переломов судьбы. Родился Гумилев в семье корабельного врача в Кронштадте. Учился в гим­назии Царского Села. Затем ненадолго (1900—1903) уезжал (но­вое назначение отца) в Грузию. Вернувшись, окончил (1906) Ни­колаевскую Царскосельскую гимназию. Однако уже пребывание в ней не было обычным. Естественные для юноши интересы и заня­тия сразу оттеснила напряженная внутренняя жизнь. Все опреде­лило рано проснувшееся, волнующее призвание поэта.

Еще в 1902-м «Тифлисский листок» опубликовал первое стихо­творение Гумилева — «Я в лес бежал из городов...». А в 1905 году в гимназии появилась книга стихов — «Путь конквистадоров». С тех пор автор, как сам позже заметил, отдался «наслаждению творчеством, таким божественно-сложным и радостно-трудным». Открывались тайны родного слова — талант художника стреми­тельно развивался. Один за другим следовали его поэтические сборники: 1908 год — «Романтические цветы». 1910-й — «Жемчу­га». 1912-й — «Чужое небо». 1916-й — «Колчан». 1918-й — целых два: «Костер», «Фарфоровый павильон» и большая поэма «Мик». 1921-й—снова два: «Шатер» и «Огненный столп». Писал Гуми­лев и прозу, драмы, вел своеобразную летопись поэзии своего вре­мени, занимался теорией стиха, откликался на явления искусства других стран. Поистине трудно понять, как столь многогранную деятельность вместили какие-то полтора десятка лет.

Творческое воображение пробудило в Гумилеве неутолимую жажду познания мира. Смело ломал поэт привычные нормы жиз­ни. Не успел приехать в Сорбоннский университет (1907) для изу­чения французской литературы, как покинул Париж. Мечта уви­деть загадочные, нецивилизованные земли завладела им. В первую поездку Гумилев посетил лишь города: Стамбул, Измир, Порт-Саид, Каир. Но пережитое оставило в душе неизгладимый след. В 1908 году Гумилев снова направился в Африку, на сей раз добравшись до Египта. А в начале 1910 года, наконец, побывал в центре материка — в Абиссинии. Причем достиг ее в ужасном со­стоянии — в изорванной одежде, с воспаленными глазами, боль­ной ногой, о чем сообщил поэту М. Кузмину.

Первым знакомством с эфиопами увлечение Африкой не кончи­лось. По собственному почину Гумилев организовал экспедицию (1913) в Абиссинию.

В первую мировую войну он ушел добровольно на фронт. По его мнению, так должны были поступать все честные люди. Но Гу­милев никогда не идеализировал кровавой военной машины.

В своих фронтовых корреспонденциях Гумилев отразил трагическое лицо войны. Не скрыл и собственных потрясений. Однако не счел нужным оградить себя от смертельной опасности. Больше того, в мае 1917 года уехал по собственному желанию на Солоникскую (Греция) операцию Антанты.

Когда представляешь жизнь Гумилева, то трудно освободиться от ощущения неких фаталистических его склонностей. В Африке он пролезал через узкий ход пещеры, застрять в которой значило замуровать себя заживо. На войне участвовал в самых страшных маневрах. И много раз в других ситуациях испытывал судьбу. Но чисто внешнее впечатление от известных фактов как-то не согла­суется с зрелым творчеством Гумилева. В поэзии этих лет возни­кает фигура одинокого, захваченного глубокой мыслью человека.

В стихотворении, которое долгие годы толковали чуть ли не как гимн милитаризму, заключено печальное прощание с возлюб­ленной, а в конце и со всем сущим:

Туда б уйти, покинув мир лукавый,

Смотреть на ширь воды, на неба ширь...

В тот золотой и белый монастырь!

Здесь отзвук реальной драмы Гумилева — его разрыва с же­ной — Анной Андреевной Горенко (А. Ахматовой). Тема нелег­ких отношений с ней проходит болезненной нотой через многие поэтические циклы. Не был счастлив Гумилев и в браке с Анной Николаевной, урожденной Энгельгардт. Непрочным оказался союз с друзьями молодости. Причина разочарований скорее всего кроет­ся в характере Гумилева. Но от этого ему было не легче. Тем не­удержимее, самоотреченнее отдавался он своему поиску смысла жизни в искусстве.

На Родину (после поездки на солоникский фронт) поэт вернул­ся лишь в апреле 1918 года. И сразу включился в напряженную после Октябрьской революции деятельность по созданию новой культуры. Гумилеву было что передать своим ученикам. Он читал лекции в Институте истории искусств, плодотворно работал в ред­коллегии издательства «Всемирная литература», основанного М. Горьким, в комиссии по проведению так называемых «инсцени­ровок культуры», в семинаре для пролетарских поэтов, занимал­ся художественными переводами. А в 1921 году, незадолго до ги­бели, был избран председателем петроградского отделения тог­дашнего Всероссийского Союза писателей. Сохранился теплый от­зыв Горького об участии Гумилева в большом и благородном труде. Казалось бы, не было причин для трагического исхода. А он уже наступал.

К антисоветскому заговору В. Н. Таганцева был причислен Гумилев. Сейчас стало известно, что он знал многих участников этой группы, но сам их призывам не следовал. Можно только предположить, какую зловещую роль сыграло здесь привычное для него бескомпромиссное поведение. И поэта не стало.           

Однако чувства, мысли, открытия остались с нами и для нас в волнующем слове Гумилева.

Гумилев окончил Царско-сельскую гимназию, 1907—1908 годы прожил во Франции, где опубликовал «Романтические цветы», из Парижа совершил путе­шествие в Африку.

Новые впечатления отлились в особую образную систему. Пе­режитое обусловило другие эмоции. Тем не менее и здесь ощущает­ся авторская жажда к предельно сильным и прекрасным чувст­вам: «Ты среди кровавого тумана. К небесам прорезывала путь»; «...пред ним неслась, белее пены, Его великая любовь». Но теперь желанное видится лишь в грезах, видениях. Однако не зря Гумилев сказал: «Сам мечту свою создам». И создал ее, обратившись совсем не к возвышенным явлениям.

 Сборник волнует грустными авторскими ощу­щениями — непрочности высоких порывов, призрачности счастья в скучной жизни — и одновременно стремлением к прекрасному.

В год выхода «Романтических цветов» Гумилев писал: «Лю­бовь, в самом общем смысле слова, есть связь отдельного, и у Верхарна совершенно отсутствует чувство этой связи». В «Романти­ческих цветах» драма неразделенной либо неверной любви тоже трактуется расширительно. Как знак разобщения, отчуждения людей друг от друга. Поэтому горечь обманутого лирического гeроя приобретает особую значимость. А вечная тема — новые грани. Как тут не вспомнить соответствующие мотивы в «Городе»

Большинство стихотворений обладает спокойной интонацией. Мы слышим рассказ, диалог. Но необычный, часто парадок­сальный образный строй сообщает редкую внутреннюю направлен­ность. В неповторимом облике оживляет поэт легендарные моти­вы, творит фантастические превращения. Обычно принято ссы­латься на экзотику (географическую, историческую) как опреде­ляющую феномен Гумилева. Конечно, многое почерпнуто, скажем, в Африке. Тем не менее обращение к ней все-таки вторично. Оно только способствует воссозданию экстатических духовных состоя­ний, как бы требующих небывалых зримых соответствий. Колорит­ные фигуры древности. Востока предстают в самом неожиданном облике. И это сразу завораживает.

Памятная «пленительная и преступная царица Нила» вдруг «осуществляется» в зловещей, кровожадной «гиене». Во взоре не­верной возлюбленной улавливается... утонувший корабль, «голу­бая гробница» предшествующей жертвы (не о царице ли Тамаре речь идет в «Корабле»). Ужас воплощен в страшном сущест­ве: «Я встретил голову гиены на стройных девичьих плечах». С не меньшей зрелищностью и эмоциональностью запечатлены свет­лые явления — «много чудесного видит земля». Достаточно пред­ставить удивительного «изысканного жирафа» — и скучная вера «только в дождь» рассеивается: «Взоры в розовых туманах мысль далеко уведут».

В ряде новых стихотворений (как, впрочем, во многих преж­них) поэт не только подчиняет своему переживанию. Он доносит общее трагическое состояние мира. Ироничная «Неоромантичес­кая сказка» опосредованно и остроумно передала угрожающие масштабы застоя: его с радостью принимает даже сказочное чу­довище — людоед. «Игры» открыли в конкретной сцене кровавых развлечений сущность порочной «цивилизации», а в противовес ей — тайну природной гармонии «Сонет» (вариант вступительно­го стихотворения к «Пути конквистадоров») с помощью ирре­ального образа выразил желание преодолеть ограниченность воз­можностей:

Пусть смерть приходит, я зову любую.

Я с нею буду драться до конца,