Крах советской экономики

После того, как в марте 1990 года правительство Рыжкова приняло решение о переходе к умеренному рынку, или к планово-рыночной экономике, для страны центральным стал вопрос, как перейти к рынку. В связи с этим должны отпасть обвинения в адрес Б. Ельцина и Е. Гайдара в том, что именно они решили вопрос о переходе к рынку. Такое обвинение предъявлялось им не только в России, но и в Казахстане, хотя мы к тому времени уже были независимым и суверенным государством и вполне самостоятельно могли разрешить эту дилемму.

Решение правительства Рыжкова перейти к рынку далось нелегко. Ох, как не хотелось советскому руководству и всей советской элите даже слышать это ненавистное слово «рынок», которое совсем недавно использовалось как ругательное. Не случайно правительство СССР долго пыталось заменять его такими словосочетаниями, как «план и рынок», «планово-рыночная экономика», «умеренный переход к рынку» и т.д. и т.п. Это было глупо, они пытались совместить несовместимое - плановую и рыночную экономики. Тогда кто-то из экономистов написал крылатое выражение: как не бывает «немножко беременной женщины», так не может быть и «немножко плановой и немножко рыночной экономики». А в это время ситуация в стране стремительно ухудшалась.

Действительно, начиная с 1986 года правительство СССР лихорадочно принимало одно решение за другим, чтобы остановить нарастающее снижение темпов роста производства, эффективности экономики. Так, на очередном XXVII съезде КПСС в 1986 году был принят план ускорения, подразумевавший обеспечение опережающего развития машиностроения, научно-технического прогресса. Под него была направлена основная часть всех капитальных вложений в экономику страны, однако в 1989 году и она выдохлась. Снижение темпов роста экономики продолжилось. Правительству ничего не оставалось, как отказаться от этой нереальной и даже, скорее, авантюрной затеи, напоминающей последний вздох умирающего человека.

Затем в 1987 году на июньском Пленуме ЦК КПСС была принята не менее неподготовленная так называемая радикальная экономическая реформа, в которой провозглашался переход на полный хозрасчет, предусматривались создание и развитие кооперативов, замена плана госзаказом и др. В последующем к ним добавились внедрение территориального хозрасчета и закон о предприятиях в СССР.

По мере их практической реализации страна стала терять контроль над народным хозяйством. Уже тогда начался демонтаж системы государственного управления экономикой как во всей стране, так и в республиках. Нарастали региональная автаркия, территориальный монополизм и эгоизм, называвшийся тогда «коллективным эгоизмом». И, как следствие всего этого, в СССР происходил лавинообразный разрыв межреспубликанских, межрегиональных и межпроизводственных хозяйственных связей. Все это значило, что управление экономкой, по существу, было потеряно еще задолго до перехода к рынку. Добавим к указанным мерам и антиалкогольную кампанию, организованную Политбюро ЦК КПСС, глупее которой не могла быть никакая иная мера. Дело в том, что во всем этом было больше импровизации и популизма, чем здравого смысла и логики, учета реальной ситуации в обществе и экономике. Все это напоминало просто политическую игру, рассчитанную на сиюминутный внешний эффект. Таким образом, реальность была принесена в жертву политическим амбициям, которыми Бог наделил Горбачева в избытке.

Теперь оставалось последнее, за что можно и нужно было ухватиться, - это переход к рынку. За признанием необходимости такого радикального шага последовали разработка и принятие нескольких программ реформирования советской экономики. Чтобы создать в стране рыночную экономику, характеризующуюся такими фундаментальными системообразующими характеристиками, в корне отличающимися от социалистической плановой экономики, как свободные цены на все товары и услуги, частная собственность на средства производства, свобода хозяйствующих субъектов в выборе объемов производства и видов продукции, поставщиков сырья, материалов и финансовых ресурсов, а также спроса на произведенную ими продукцию, стране нужны были соответствующие политические, экономические, правовые и гражданские институты, т.е. принципиально иные, чем советские институты.

Переходить к рынку - значит трансформировать плановую экономику в экономику только с такими характеристиками. Насколько было архисложно решение задачи трансформации рыночной экономики в социалистическую экономику с централизованным планированием производства и распределением продукции, настолько же было сложным решение обратной задачи. При ее решении камнем преткновения всех предлагаемых программ перехода к рынку была стратегия перевода жестко фиксированных цен на свободные цены. Основными были две стратегии: постепенное, поэтапное освобождение цен и единовременное, т.е. одномоментное снятие всех ограничений на цены. Однако первая стратегия могла быть представлена в различных вариантах: с умеренным государственным регулированием цен, со снятием время от времени контроля над частью цен, с которых снимаются ограничения. В последнем случае в течение определенного времени, измеряемого несколькими годами, наряду с регулируемыми государством ценами существуют и свободные цены.

Советское руководство при выборе стратегии снятия контроля над ценами, впрочем, так же как и при выборе стратегии трансформации государственных предприятий в частные, оказалось неспособным понять суть этих проблем, проявить политическую волю и мудрость, чтобы принять верное решение в сложившихся по их же вине тяжелейших условиях. Откровенно говоря, оно, оставаясь в рамках крепко заученных марксистско-ленинских догм, давно уже показало свое неумение оценить и понять реальную ситуацию и своевременно решать экономические проблемы адекватным образом.

Отрыв правительства от реальности подтверждает следующая запись тогдашнего заместителя правительства Н. Рыжкова академика Л.И. Абалкина: «Мы продолжали жить под гипнозом цифр, забыв о реальности. Но планы, которые десятки лет определяли динамику экономических процессов в нашей стране, уже утратили директивную силу» (Абалкин Л.И. Неиспользованный шанс. М.: Политиздат, 1991. С. 121).

Говоря о десятках программ, которые принимались на высоком уровне, Е. Гайдар свидетельствует, что они «не оказали практически никакого влияния на ход хозяйственных процессов, подчиняющихся совсем другой, не предусмотренной в программах реальной логике развала бюрократической экономики» (Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1997. С. 64). Среди них следует отметить две программы.

В мае 1990 года был опубликован проект официальной программы правительства Рыжкова-Абалкина, которая представлялась как умеренно-радикальная, хотя радикального особо не было заметно. Действительно, в ней предусматривались государственное регулирование объектов производства, медленное поэтапное освобождение цен от контроля, сохранение сложившихся структур, а значит, и методов управления экономикой и восстановления прерванных хозяйственных связей, опираясь на административные методы. Программа рассматривает СССР как обновленное федеративное государство.

Одновременно группой разработчиков в лице Г. Явлинского, академиков С. Шаталина и Н. Петракова, Б. Федорова, Е. Ясина, В. Машица и других была представлена еще одна программа - «500 дней». Ее стержневыми идеями были либерализация цен без их роста и раскладка всех мер по дням, а также создание экономического союза вместо политического Союза ССР как единого федеративного государства, полагая, что его спасти уже не удастся.

Либерализация цен без их роста основывается на снятии инфляционного навеса над рынком, т.е. избыточной денежной массы, еще до либерализации путем приватизации государственной собственности: продажи части государственных легковых и грузовых автомашин, объектов незавершенного строительства, неустановленного оборудования, строительных материалов, военного имущества гражданского назначения и т.д. (с более подробным содержанием программы «500 дней» можно ознакомиться в книге: Е. Ясин. Российская экономика: истоки и панорама рыночных реформ. М., 2003, с. 154-162). Свободная цена должна была ввестись через полгода, когда избыточные деньги у населения будут изъяты; если этого достичь не удастся, то используются предусмотренные программой жесткие меры по ограничению денежного спроса.

Во-первых, после начала реального перехода к рынку по реформам Е. Гайдара факты красноречиво свидетельствуют, что раскладка мер по дням далека от реальности, до сих пор ни одной мере не удалось реализоваться за предусмотренное программой «500 дней» количество дней, даже многократно увеличенное. К тому же тогдашней элите, представленной депутатами и членами правительства, не удалось бы даже собрать, а не то что убедить принять разработанные проекты законов за 100 дней. Разве не вызывает глубокого сомнения реальность такой меры, как «Верховному Совету СССР и Верховным Советам союзных республик рекомендуется принять до конца 1990 года пакет законодательных актов, необходимых для функционирования рыночной экономики»? Нетрудно представить, сколько законов нужно было разработать и принять и какими они были бы по качеству, если даже сегодня многие принятые законы уже через несколько месяцев подвергаются серьезным изменениям и дополнениям. Присовокупим сюда большие сомнения относительно возможности проведения в республиках земельных реформ за первые 100 дней. А потом еще и «создание за последующие 150 дней (ни много ни мало!) благоприятных условий для формирования полнокровного (заметим, полнокровного!) рынка, включая снятие государственного контроля за ценами на широкий круг продукции и сдерживание инфляционных процессов с помощью средств финансовой и кредитной политики». Насколько известно, действие этих мер на инфляцию начинается только через несколько месяцев. А ведь еще нужно было найти на постсоветском пространстве специалистов по финансовой и денежно-кредитной политике (мы до сих пор не можем решить эту задачу).

Во-вторых, пришлось бы за большие избыточные деньги, основная часть которых не заработана честным трудом, продавать огромную государственную собственность: магазинов, небольших предприятий и других объектов за шесть месяцев по ценам, которые через год-два после их либерализации все равно оказались бы бросовыми. Учитывая, что после 1987 года ди-ректоры предприятий отмывали доходы предприятий через кооперативы, малые предприятия, да и просто превращали их в фонд заработной платы и бесконтрольно присваивали их себе, нетрудно догадаться, кому досталась бы вся эта наспех продаваемая государственная собственность. Ясно, что основная масса населения осталась бы ни с чем, за что Г. Явлинский в течение более 15 лет яростно критикует Е. Гайдара и Б. Чубайса. Разве эти новые владельцы огромной собственности не превратились бы в олигархов? А чем олигархи «по Явлинскому» были бы лучше чубайсовских? Нет сомнений в том, что неравенство населения было бы не ниже, чем после реформ Гайдара, да и социальные потрясения были бы нисколько не меньше.

В-третьих, после такой либерализации цены унаследовали бы от советской системы деформированную структуру, как отражение структурной диспропорции, имевшей место в советской экономике вследствие их административного установления без учета спроса и предложения, конъюнктуры рынка и реальных общественно необходимых затрат (по Марксу). А это, как известно, был один из сильных факторов, сдерживавших эффективное функционирование и развитие социалистической экономики. На некоторое время такая же участь постигла бы и рыночную экономику Советского Союза, если бы удалось ее вести таким образом. Оценивая программу «500 дней», один из ее авторов Е. Ясин утверждает, что «наш опыт показал, для этого 500 дней достаточно» (Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 152.).

Насколько мне известно, многие рыночные инструменты до сей поры не дошли до большинства регионов России. Не лучше ситуация была и в Казахстане. Все, что написано в программе по стабилизации рынка за 150 дней (с 250-го по 400-й дни), не было реализовано ни за 300, ни за 900 дней. Трудно не согласиться с оценкой Гайдара программы «500 дней»: «Разумеется, к экономике это никакого отношения не имело, невозможно по дням расписать такой процесс, как масштабные социально-экономические реформы, особенно в условиях распадающейся экономики». Добавим к этому отсутствие специалистов плюс практически отсутствие сторонников рынка во властной элите. Об этом можно судить хотя бы по тому, как болезненно проходило обсуждение рыночных мер на съездах Верховного Совета СССР. Я в шутку говорил: «Пока подписанный в Москве Ельциным указ о переходе к рынку дойдет через российские глубинки до острова Сахалин, пройдет 500 дней». Мне кажется, в этой шутке - горькая правда.

Я разделяю мнение Е. Гайдара о программе «500 дней», когда он говорит, что многие из ее сюжетов невозможно воспринимать без улыбки. (Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1997. С. 65) Когда Борис Николаевич в 1990 году с ходу одобрил программу и говорил, что «никаких жертв, мы знаем, как перейти к рынку, чтобы всем сразу стало лучше» (Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 146) он наверняка лукавил. Он не мог не понимать, что чудес в таких процессах не бывает, тем более в преобразовании социально-экономической системы, господствовавшей в течение 75 лет, в ее антипод - рыночную экономическую систему. Это напоминает работу экономистов-математиков, которые, разработав небольшую оптимизационную экономико-математическую модель, утверждают, что она помогает оптимально планировать развитие всей социально-экономической системы. Такие высказывания действительно вызывают лишь улыбку.

Но так или иначе обе программы - программа Рыжкова-Абалкина и программа «500 дней» - не были приняты в Верховном Совете СССР. Причина: для членов Верховного Совета первая программа была слишком консервативна, а вторая - слишком радикальна. Горбачев решил обе эти программы объединить в одну. Для этого он создал рабочую группу во главе с академиком А. Агенбегяном. Результатом работы этой группы стало принятие на третьей сессии Верховного Совета СССР, по предложению президента СССР М.С. Горбачева, документа под названием «Основные направления по стабилизации народного хозяйства и переходу к рыночной экономике». В своей монографии, вышедшей в 1995 году, всем попыткам советского руководства вывести экономику из кризиса я дал следующую оценку: «В это время (конец 80-х-начало 90-х годов. - А.Е) руководство всех рангов бывшего СССР вместо последовательного и реального проведения реформы занялось долгой и бесплодной говорильней о путях перехода к рынку, разработкой формальных, неконкретных и никого ни к чему не обязывающих программ. Венцом явилась бездарно, некомпетентно составленная из двух программ, основанных на двух непримиримых позициях, концепция перехода к рынку, которая тут же всеми была забыта» (Есентугелов А. Рыночная экономика - выбор Казахстана. Алматы: Каржы-каражат, 1995. С. 55-56.). Е. Ясин в своей книге, вышедшей в 2003 году, дает аналогичную оценку: «Это была пустая бумага, отписка, ее никто не собирался выполнять» (Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 166).

Негативным последствием непринятых программ стало не только упущение времени перехода к рынку, но и стремительное ухудшение в 1990 году социально-экономической ситуации в стране. Эти программы, еще не став реальностью, оказались «причиной опустошения потребительского рынка, резкого роста цен на «черном рынке» и организованной преступности вокруг потребительских товаров» (Есентугелов А. Рыночная экономика - выбор Казахстана. Алматы: Каржы-каражат, 1995. С. 55.).

В своей вышеназванной книге я писал, что «если и была возможность проведения (мягкой) реформы и перехода к рынку умеренными темпами, то она была упущена в конце 80-х годов и в 1990 году» (Есентугелов А. Рыночная экономика - выбор Казахстана. Алматы: Каржы-каражат, 1995. С. 55.).. Теперь «оставались только болезненные и непопулярные в народе меры» (Есентугелов А. Рыночная экономика - выбор Казахстана. Алматы: Каржы-каражат, 1995. С. 56.).

К концу лета 1990 года в стране не только социально-экономическое, но и политическое положение стало настолько катастрофическим, что на повестку дня выдвинулась чрезвычайно важная, наряду с переходом к рынку, задача: сохранение СССР как единого федеративного государства. В связи с этим в СССР начался процесс разработки и обсуждения Союзного договора, смысл которого состоял в том, чтобы сохранить СССР как унитарное государство. Ход обсуждения, как уже отмечалось, показал его несостоятельность, и 24 мая 1991 года разрабатывается новый Союзный договор, подписание которого между республиками и руководством намечалось на 20 августа. Но неудавшийся августовский путч положил конец всем попыткам сохранить СССР.

В 1990 году в Казахстане разрабатывается своя программа перехода к рынку. В конце июня созданная Государственная комиссия по экономической реформе Совета Министров Казахской ССР во главе с заместителем председателя Совета Министров Казахской ССР К.Т. Турысовым приняла решение о разработке концепции перехода Казахской ССР к рынку и создала для этого правительственную рабочую группу, куда входили заместители многих министров КазССР, ведущие ученые-экономисты Института экономики АН КазССР, ректор Института народного хозяйства Министерства высшего образования и др. Институт экономики был определен как базовая организация по разработке концепции.

Я тогда возглавлял другой экономический институт - НИИ экономики и планирования при Госплане Казахской ССР и обо всем этом узнал из средств массовой информации. Из нашего института в состав рабочей группы никто не входил.

Меня пригласили только на второе слушание проекта концепции на заседании Госкомиссии по экономической реформе. Я предварительно ознакомился с проектом, и когда выступающие заместители министров один за другим начали восхвалять проект, я ушел с середины заседания. Руководству Госкомиссии я сказал, что это галиматья.

16 июля 1990 года меня пригласили к Турысову. Мы тогда еще не были знакомы. Он сказал, что проект, созданный рабочей группой и Институтом экономики, он считает научным бредом, и спросил мое мнение о разработке концепции перехода Казахстана к рынку. Я назвал четыре главы и дал их короткое описание. Ему и его заместителям понравился этот план.

После этого К.Т. Турысов попросил предоставить письменный план концепции и спросил, сколько дней мне понадобится для ее написания. Я ответил, что автор польской реформы Л. Бальцерович написал ее за восемь дней, а чехословацкий автор Клаус - за десять. А поскольку я не Бальцерович и не Клаус, то мне понадобится дней двенадцать. На что он ответил, что у него нет двенадцати дней, а есть только восемь, и представить свой отчет я должен 25 июля утром, т.к. 27 июля все проекты будут рассмотрены заседанием Госкомиссии, а 1 августа одобренную концепцию он должен представить Президенту Казахской ССР. Я и мои институтские коллеги написали концепцию и предоставили ее в срок. При обсуждении обоих проектов концепции участвовали в основном члены правительственной рабочей группы, и, естественно, выступали они в поддержку своего проекта. По итогам обсуждения не было принято никакого решения. Турысов сказал, что будет обдумывать в тишине. Однако когда я выходил из зала, его заместитель передал, что Каратай Турысович меня ждет. Он сообщил мне, что принимает проект и попросил несколько сократить и отшлифовать текст, поскольку он будет представлен президенту республики. Так была принята наша концепция. Конечно, сегодня многие ее положения можно было бы написать иначе, поскольку некоторые из них оказались даже смешными. Однако важно то, что в ней отмечен ряд положений, заслуживающих особого внимания даже с учетом сегодняшнего опыта и понимания сути рыночной экономики.

В общем положении концепции, характеризуя тенденции ухудшения ситуации в экономике Казахстана, отмечалось: «реальность такова, что реформы, осуществляемые в рамках традиционных принципов хозяйствования, базирующихся на общественной собственности на средства производства и директивном централизованном планировании, не способны вывести экономику из глубокого кризиса» (Есентугепов А. Трансформация экономики Казахстана. Алматы, 2002. Т. 1. С. 52.). Далее было отмечено, что переход республики на рыночную экономику возможен только через экономику переходного периода. Причем переход к нормально функционирующей рыночной экономике для Казахстана будет сложным и достаточно длительным, 7-10 лет. Однако альтернативы рыночной экономике нет. Поэтому, несмотря на все трудности, промедление с переходом к рынку способно только осложнить наше положение и привести к непредсказуемым социально-экономическим и политическим последствиям (Есентугепов А. Трансформация экономики Казахстана. Алматы, 2002. Т. 1. С. 53.). Концепция подразумевала демонополизацию и разгосударствление (приватизацию собственности), в ней были четко изложены способы приватизации путем акционирования крупных предприятий и продажи малых и средних предприятий торговли и общественного питания, производства потребительских товаров, бытового обслуживания, жилищно-коммунального хозяйства, местной промышленности, строительства, а также отдельных услуг здравоохранения, широкий круг мер по финансовому оздоровлению и стабилизации экономики, формированию рыночной инфраструктуры, перестройке организационной структуры управления народным хозяйством, а также способы формирования розничных рынков и социальной защиты населения.

Во второй половине 1990 года правительство создало рабочую группу по разработке «Программы стабилизации экономики Казахской ССР и перехода к рынку». В нее вошли ученые различных экономических институтов, специалисты правительства и Госплана Казахской ССР. Вполне понятно, что за ее основу были взяты программы Рыжкова-Абалкина и «500 дней».

Однако камнем преткновения стал вопрос ценообразования. Практически все члены рабочей группы отстаивали постепенную либерализацию цен. Я оказался единственным сторонником немедленной одномоментной либерализации цен, за исключением цен на некоторые виды продовольственных товаров первой необходимости. К.Т. Турысов принял решение: вынести оба варианта на широкое обсуждение.

Программа была одобрена и утверждена Верховным Советом КазССР 6 декабря 1990 года в первом варианте. Она гласила: «республика осуществляет поэтапный переход к свободным ценам, приближенным к мировым». В целом программа не содержала ничего существенно нового: предполагала создание социально ориентированной рыночной экономики, недопущение в переходном периоде существенного снижения уровня жизни населения, и даже временной заморозки цен в случае их чрезмерного роста с возмещением из бюджета соответствующих дотаций торговым организациям и т.д. Словом, все предложения являлись по форме рыночными, а по содержанию - социалистическими или нереалистичными. Программа не сыграла никакой роли ни тогда, ни позже. Да и трудно было ожидать другого от ученых-экономистов, представляющих марксистско-ленинскую политэкономическую школу, которым была чужда сама идея рыночной экономики.

Пока обсуждалась эта программа, к концу лета в СССР правительство Н.Н. Рыжкова сменило правительство B.C. Павлова. Надо сказать, что это было не лучшее решение М.С. Горбачева. Оно свидетельствовало о том, что президент СССР продолжает надеяться вывести экономику из кризиса с теми же людьми, которые загнали ее туда. Замена одних фигур в правительстве другими ничего не решала и не могла решить, ибо они не умели применять иные меры, кроме как административно-командные. Они были заложниками советской плановой экономической системы, даже признавая необходимость поиска выхода из кризиса в переходе к рыночной экономике. Как свидетельствовали их предложения и выступления, они признавали это только от безысходности ситуации, только на словах, не представляя в полной мере, что значит «перейти к рынку». Поэтому, как заклинание, твердили о недопустимости снижения уровня жизни населения, а следовательно - либерализации цен, дабы сохранить государственное регулирование объемов производства. Даже в противном случае они не хотели и не были готовы взять на себя ответственность за столь болезненные для народа радикальные решения.

Первым шагом правительства Павлова стало повышение в три раза закупочных цен на сельхозпродукцию, главным образом на зерно, в сентябре 1990 года, объявление о повышении в два раза оптовых цен на промышленную продукцию с 1 января 1991 года и в три раза - розничных цен с 1 апреля. Кроме этого, оно разработало бездефицитный бюджет с нереальным увеличением его доходной части, что дало основание считать его популистским.

Правительство Павлова прославилось печально известной январской денежной реформой, которая дала ничтожный практический результат, а также обнародовало свою программу, несущественно отличающуюся от программы Рыжкова—Абалкина. Ее проект в мае 1991 года был рассмотрен на заседании Государственной комиссии по экономической реформе Совета Министров КазССР. От имени участников заседания, помимо К.Т. Турысова, выступил я, решившись раскритиковать программу не только по части ценовой реформы, которая не выдерживала никакой критики, но и с точки зрения полного непонимания механизма ценообразования бывшим председателем Госкомцен СССР B.C. Павловым, если он ставил целью программы ценовую стабилизацию и сбалансирование экономики. Ведь тот, кто по-настоящему знает многогранную взаимосвязь товаров и услуг, не взял бы на себя смелость назвать точный порог увеличения оптовых, розничных и закупочных цен даже приблизительно, а уж в тех условиях и подавно. Это был чистый самообман. Но самое главное - административное повышение цен не учитывает конъюнктуру рынка, состояние спроса и предложения. С этой задачей может справиться только сам рынок.

Естественно, отсюда были нереальными все остальные меры, предложенные в программе. Авторы не учли уже принципиально иные отношения Центра и республик по всем вопросам: и формирования бюджета, и разграничения собственности и проч. Ожидаемые результаты были совершенно необоснованными. В партийных органах такие документы тогда называли отписками.

В июне 1991 года предстояло обсуждение этой программы на совещании правительства СССР. Турысов дал мне задание набросать вариант выступления Председателя Совета Министров КазССР УК. Караманова и передать его секретарю Госкомиссии.

На совещании правительства СССР программа Павлова была отклонена. На следующий день «Правда» в материалах, посвященных этому совещанию, писала примерно следующее: негативное отношение союзных республик к программе правительства СССР в наиболее концентрированном выражении было изложено в выступлении председателя Совета Министров КазССР УК. Караманова.

На этом эпопея экономических программ Президента СССР М.С. Горбачева, правительства СССР и Казахской ССР 1989-1991 годов закончилась. Августовский путч, по существу, поставил точку в истории СССР. Попытки спасти советскую экономику оказались тщетными, неизбежность краха экономики СССР, а вместе с ним и его распада окончательно стала действительностью.