Часть 2: Нижний Новгород и образы его идентичности

Многие независимые эксперты-нижегородцы часто называют Нижний «городом без лица», имея в виду отсутствие стратегических ориентиров и хорошо узнаваемых нижегородских брэндов. Именно поэтому вопрос о том, что представляет собой Нижегородская область, приобретает особую дискуссионность. Однако 2008 год внёс более яркие краски в формирование имиджевой составляющей нижегородской региональной идентичности. Обратим внимание на пять основных компонентов семантических ресурсов региональной власти.

Первый компонент – это легализация через «Роспатент» образа Нижнего Новгорода как «столицы Поволжья». Важно пояснить, что нижегородское правительство проиграло юридическую борьбу с Казанью за право называться «третьей столицей России», и вынуждена была удовлетвориться признанием своей «приволжской столичности». Понятно, что в свете глубочайшего кризиса российского автопрома полагаться на формулу «Нижний - российский Детройт» уже не актуально, равно как и на метафору «карман России». «Столица Поволжья» звучит более нейтрально и представляет собой скорее коммерческий брэнд, лишённый какого-то политического содержания. По сути, «столица Поволжья» - это составной элемент маркетинговой технологии продвижения имиджа Нижнего Новгорода как товара. При этом внутреннее содержание этого «второго имени» вполне может оставаться неконкретным и неопределённым. «Столица Поволжья» - это такая словесная конструкция, которая представляет собой пустую форму, открытую для различных толкований.

В этом-то, вероятно, и состоит отличие Нижнего от Казани: если в Новгороде «столичность» понимается как коммерческий брэнд, то в Татарстане это – закамуфлированный политический лозунг, который является продолжением долгих попыток выделиться на фоне всей системы федеративных отношений в качестве специфического, уникального региона. Это – две разные «лингвистические стратегии», каждая из которых имеет свою сферу применения и отражает не только стиль, но и суть региональной власти.

Впрочем, сказанное не означает, что преимущественно коммерческий подход к «столичности», который утвердился в Нижнем, не потребует дальнейших дискуссий на эту тему. Контент-анализ обсуждения этой темы среди нижегородцев показывает, что есть несколько важных уточнений, проливающих свет на то, в каком смысле мы можем говорить о «поволжской столичности»: Нижний Новгород - это «культурная столица», «деловая», «туристическая», «административная»? Скорее всего, эти дискуссии будут разворачиваться среди той части общества, которая будет продолжать задаваться вопросами о том, в чём же состоит специфика, уникальность города и региона. Для нижегородской власти эти вопросы будут менее актуальными. Власть заинтересована в существовании имиджевой «столичности» как брэнда, имеющего перспективы рыночной капитализации. Вероятнее всего, это – вполне рациональная и даже в каком-то смысле анти-кризисная стратегия, поскольку любые другие смыслы, с которыми может ассоциироваться «столичность», Нижнему Новгороду сейчас явно не по карману. Например, «столичность» предполагает ответственность и обеспеченность ресурсами, которыми «столица» (любого ранга) должна делиться с другими, менее «продвинутыми» территориями. Только тогда это звание будет полноценным, то есть признанным всеми. Пока же «столица Поволжья» - это «второе», коммерческо-юридическое имя Нижнего Новгорода, которое будет существовать само по себе, не требуя объяснения. Этот ход, в можно назвать «пост-политическим» - в том смысле, что он замещает ситуацию политического конфликта между несколькими потенциальными носителями идеи «третьей столицы» коммерческо-правовым подходом, полностью соответствующим менеджерской бизнес-логике.

Второй компонент конструирования региональной идентичности - это появившейся в 2008 году новый региональный брэнд «Нижегородское ополчение». Именно это историческое событие, с точки зрения региональной элиты, способно стать своего рода нижегородской «визитной карточкой». Начавший раскручиваться взгляд на Нижний как на родину ополчения 1612 года означает новую стадию процесса самоописания региона, которая состоит в попытке найти баланс между общим (национальным) и частным (местным, региональным). Другими словами, регион делает попытку закрепиться в качестве не просто самобытного, но и «полезного» региона, исторически выполнявшего важные функции в сфере безопасности. Такой подход имеет две цели: Нижний предстаёт и как лояльный столице (и воплощаемой ей власти) город, и как её спаситель от иностранных интервентов.

Вполне вероятно, что брэнд Нижегородского ополчения может получить высокие котировки далеко за пределами Нижнего: 4 ноября 2008 г. было публично объявлено, что уже создан всероссийский комитет под руководством президента РФ по празднованию 400-летия ополчения. В то же время, раскрутка «ополченской» идеи не лишена своих противоречий, и именно поэтому он вряд ли сможет претендовать на роль главного символа Нижнего на многие годы вперёд. Во-первых, по своей семантике он явно архаичен, то есть обращён скорее в прошлое, чем в будущее. Во-вторых, он слишком явно предполагает обязательную фигуру врага, причём вполне конкретного. И то, что в таком качестве выступают поляки и литовцы, едва ли в стратегическом плане способствует сближению России с Европой в целом. Наконец, в-третьих, способ презентации ополчения несёт в себе нескрываемый отпечаток православного события, что в условиях многоконфессионального региона снижает объединительный потенциал того образа, который формируется на его основе.

Третий компонент региональной символики власти связан с фигурой Александра Невского, ставшего в 2008 году «именем России». Типологически встраиваясь в патриотическую идеологию Кремля, нижегородские власти объявили о том, что в 2009 году в Нижнем и Городце (месте кончины Александра Невского) пройдут «Александровские дни», ориентированные на военно-патриотическое и духовное воспитание молодёжи. «Прочтение» этой инициативы состоит в том, что она означает попытку «регионализации» («регионального присвоения») образа общероссийского масштаба и его использования в качестве одного из символов конструирования региональной идентичности.

Четвёртый компонент символической самоидентификации касается образных ресурсов Нижегородского Кремля. Здесь можно вспомнить и попытку включить его в число «Семи чудес России» во время соответствующего общероссийского конкурса, и появление слогана «Нижегородский Кремль – национальный проект в камне». Вновь мы видим попытку регионализировать одну из популярных тем 2008 года («национальный проект») и придать ей местный смысл, существенно отличающийся от изначального.

Наконец, в-пятых, важным компонентом формирования образно-символического пространства региона стала агитационная кампания за присвоение Нижнему звания Города трудовой и боевой славы, которая продолжилась включением Нижнего в число городов, где с 2009 года 9 Мая будет проходить парад военной техники. Этот вектор встраивается в очевидную тенденцию к символизации Дня победы как ключевого события новейшей истории страны.