В Министерстве юстиции

Когда летом 1875 г. освободилась вакансия вице-директора Департамента юстиции, министр граф К. И. Пален, уже давно оценивший высокие деловые и личные качества А. Ф. Кони, предложил ему эту должность.

В аппарат министерства в то время входили: министр - генерал-прокурор, его товарищ (заместитель), консультация, т. е. совет при министре, обсуждавший наиболее сложные из вопросов, отнесенных к ведению министерства, канцелярия, занимающаяся личным составом и ревизиями, а также департамент. Именно на департамент возлагалась основная часть функций министерства: законопроектная работа, судебный надзор, руководство прокуратурой, финансово-хозяйственная деятельность и статистический учет.

Перелистывая страницы личного архива, А. Ф. Кони нашел запись, относящуюся к этой перемене в его жизни: "К. И. Пален, приглашая меня заменить Сабурова... выслушав о моем нежелании оставлять судебное ведомство, со свойственным прямодушием сказал: "По уходе Андрея Александровича мне здесь нужна судебная совесть""*(22). Назначение состоялось. А. Ф. Кони стал энергично работать и на новом посту. Министр, руководители других ведомств, губернаторы обращаются к нему за советами. Он создает в министерстве научную библиотеку. По должности непременно участвует в подготовке и обсуждении законопроектов. Однако со временем возникло и стало нарастать чувство неудовлетворенности. В значительной мере оно вызывалось отношениями с Паленом.

А. Ф. Кони отдавал предпочтение своему министру в сравнении с бездумным и пустым царедворцем министром внутренних дел А. Е. Тимашевым, злым гением русской молодежи министром народного просвещения Д. А. Толстым. Пален отличался от них личной честностью. "Но и он,- пишет А. Ф. Кони,- был прежде всего типичный русский министр - не слуга своей страны, а лакей своего государя, дрожащий и потерянный пред каждым докладным днем и счастливый после каждого доклада тем, что еще на целую неделю ему обеспечена казенная квартира и услуги предупредительного экзекутора"*(23). Неуверенность Палена в себе, в своих решениях, в своем будущем была обусловлена не только произволом, органически присущим самодержавию, но и личными качествами министра - слабой профессиональной подготовкой, интеллектуальной тупостью. Проведение сколько-нибудь последовательной правовой политики ему было непосильно. Чувство самосохранения побуждало его к попыткам предугадать взгляды и настроения царя, влиятельных коллег по Совету министров, чтобы импонировать или, во всяком случае, не противоречить им. Оборотной стороной лакейства является, как известно, жестокость к бессильным, униженным, бесправным. И это свойство в немалой степени были присуще К. И. Палену. Каково же было работать с ним А. Ф. Кони, для которого смысл жизни состоял в утверждении законности, справедливости, милосердия?

Отношения между ними раз от разу осложнялись.

Так, однажды к А. Ф. Кони обратилась Александра Товбич, невеста И. Р. Попова, осужденного к ссылке за участие в политической демонстрации. Товбич просила разрешения обвенчаться с Поповым до его отправления в Сибирь, чтобы в качестве жены следовать за ним. А. Ф. Кони доложил об этом Палену, от которого зависело разрешение. Однако последовал неожиданный и яростный отказ. А. Ф. Кони убедил Палена "путем нескольких периодических атак"*(24).

В принципиальных же вопросах судебной политики настойчивые попытки А. Ф. Кони отстоять свою точку зрения часто не достигали цели. Когда в середине 70-х годов политические дела участились, товарищ министра юстиции Э. В. Фриш, чтобы ускорить прохождение таких дел, предложил не производить по ним предварительного следствия, ограничиваясь жандармским дознанием. Министр юстиции и шеф жандармов ухватились за это предложение. А. Ф. Кони же категорически возражал против такого, как он считал, "явного нарушения основных начал уголовного процесса"*(25). Он указывал, что полуграмотные и невежественные жандармские чины не в состоянии обеспечить объективное расследование; что материалы дознания в отличие от предварительного следствия перед направлением дела в суд обвиняемому и защитнику не предъявляются, и они лишены возможности заявить обоснованное ходатайство о дополнении материалов дела, о вызове в суд новых свидетелей. В результате, сотни молодых людей, привлекаемых к дознанию, годами содержатся под стражей, а в конце концов многих из них суд признает невиновными. Не довольствуясь устными объяснениями, А. Ф. Кони подал министру докладную записку о необходимости распространить на дознание по политическим делам все правила предварительного следствия. К. И. Пален не согласился*(26).

Острое столкновение между министром и строптивым вице-директором департамента было вызвано событиями в доме предварительного заключения 13 июля 1877 г. Эти события и их последствия с большой силой повлияли на судьбу А. Ф. Кони, на развитие его взглядов. И о них следует рассказать подробнее.

В то время значительно усилилась революционная пропаганда в виде "хождения в народ", распространения антимонархической, антипомещичьей литературы и т. п. Царская администрация ничего не могла придумать, кроме судебных и внесудебных репрессий, которые только разжигали революционный энтузиазм молодежи. И вот в придворных кругах, в великосветских салонах стали циркулировать приватные законопроекты о применении к пропагандистам телесных наказаний. В поддержку одного из таких проектов высказался и министр юстиции Пален. Проект законом не стал. Тем не менее с этими "сладкими мечтаниями о розге" А. Ф. Кони не без оснований связывает происшедшее 13 июля.

В тот день в дом предварительного заключения приехал по какому-то поводу петербургский градоначальник генерал Ф. Ф. Трепов. Заинтересовавшиеся причиной приезда генерала следственные заключенные прильнули к окнам. Во дворе в это время гуляли осужденные студенты А. С. Боголюбов и А. А. Кадьян. Они поклонились градоначальнику, а когда, сделав еще круг по двору, снова поравнялись с ним, то повторно, естественно, кланяться не стали. Трепов подскочил к Боголюбову с криком "Шапку долой!" и сбил ее. Но не успел он замахнуться, как раздались негодующие бешеные крики стоявших у окон заключенных, и все, что можно было просунуть сквозь решетку, - жестяные кружки, книги и т.п., - все это градом полетело во двор. Тогда рассвирепевший генерал приказал высечь Боголюбова. Затем, спохватившись было, из осторожности велел повременить с сечением. Уехав из дома предварительного заключения, Трепов пытался посоветоваться с управляющим Министерства внутренних дел и с А. Ф. Кони, но ни того, ни другого не застал на месте. Тогда он пошел к Палену, который вполне одобрил сечение заключенного студента. Все еще неуверенный Трепов снова поискал А. Ф. Кони. Но тот, оказалось, был за городом. Только после этого Трепов поручил полицмейстеру А. И. Дворжицкому "распорядиться". Демонстративные приготовления к экзекуции довели нервное возбуждение арестантов, преимущественно женщин, до крайних пределов. Они впадали в истерику, бросались в бессознательном состоянии на окна, крушили в камерах все, что можно. Многим требовалась помощь врача. Тюремное начальство, однако, решило навести "порядок" силой. Дюжие городовые врывались в камеры, набрасывались на молодых людей, обессиленных длительным содержанием под стражей, хватали правого и виноватого, осыпали побоями. Наиболее неугодных помещали в карцеры, расположенные над паровым котлом, так что температура в них достигала 35 градусов. Обходя эти карцеры по жалобам заключенных, товарищ прокурора несколько раз от жары и смрада терял сознание. Действия служителей тюрьмы были столь бесчеловечны, что прокурор Петербургской судебной палаты возбудил против них уголовное преследование. Впрочем, законного хода дело не получило, да и не могло получить: ведь в нем был замешан сам министр юстиции - генерал-прокурор, высший блюститель законности.

Вернувшись во второй половине того же дня в Петербург, А. Ф. Кони пришел к Палену. Тот откровенно подтвердил, что разрешил Трепову высечь Боголюбова и ни в коей мере об этом не сожалеет. В ответ А. Ф. Кони заявил своему министру, что разрешенное им ничем не оправдываемое насилие - вещь противозаконная, что это - политическая ошибка, которая будет иметь ужасные последствия.