Вопрос 47 Понятие единицы перевода. Единица языка и единица перевода

В лингвистике принято говорить о единицах языка как о неразложимых, нечленимых в данной системе на меньшие единицы того же рода элементы, отрезки речи, или как об элементах систе­мы языка, имеющих разные функции и значения и образующих в своей совокупности определенные уровни языковой системы2. В первом случае единицы языка выделяются путем последовательного членения речевого потока на все более мелкие элементы. Если идти тем же путем, то можно попытаться вычленить искомое сравнением двух речевых потоков, а именно текста оригинала и текста перевода, пытаясь понять, каким образом устанавливается соответствие между разными языковыми единицами оригинала и перевода.

Одна из подобных концепций единицы перевода принадлежит Бархударову, который признавал, что «важнейшей задачей, стоящей перед переводчиком-практиком в процессе осуществления перевода и перед теоретиком перевода при описании ("моделировании") этого процесса является отыскание в исходном тек­сте минимальной единицы, подлежащей переводу, или, как ее принято называть, единицы перевода(unit of translation)». Бархударов уточняет, что термин «единица перевода», который некоторые исследователи заменяют термином «транслема», во многом условен и что было бы более точным говорить о единице переводческой эквивалентности. Отмечая, что проблема выделения «единицы перевода» — одна из самых сложных в теории перевода, он устанавливает единицу перевода как некий фрагмент исходного текста: «Под единицей перевода мы имеем в виду такую единицу в исходном тексте, которой может быть подыскано соответствие в тексте перевода, но составные части которой по отдельности не имеют соответствий в тексте перевода. Иначе говоря, единица перевода — это наименьшая (минимальная) языковая единица в тексте на ИЯ, которая имеет соответствие в тексте на ПЯ»5. Приведенная формулировка интересна тем, что в ней, во-первых, единица перевода предстает как фрагмент исходного текста, на который как бы накладывается текст перевода. Отношение между элементами текста оригинала и текста перевода определяется как соответствие. Это означает, что категория единицы перевода в трактовке Бархударова есть единица соответствия. Исследователь, выступая в данном случае в качестве критика перевода, т.е. аналитика уже выполненной работы, оценивает выбор единицы перевода иначе, чем это, возможно, сделал переводчик. Таким образом, он последовательно квалифицирует единицу перевода как единицу переводческой эквивалентности, которая может служить критерием оценки успешности или неуспешности перевода. Осознавая условность такой трактовки единицы перевода, Бархударов приходит к следующему заключению: «На практике, однако, квалификация того или иного перевода как "эквивалентного" или "неэквивалентного" (если иметь в виду перевод достаточно длинных отрезков текста) вряд ли может быть осуществлена с пря­молинейной категоричностью. Правильнее будет говорить о раз­ной степени эквивалентности перевода, о большем или меньшем его приближении к "полностью эквивалентному", который фактически оказывается скорее неким идеалом, чем реальностью».

Миньяр-Белоручев, опираясь на понятие соответствия между текстом оригинала и перевода, лежащее в основе предложенного Бархударовым определения единицы перевода, заметил, что в тексте перевода, полностью эквивалентном тексту оригинала, единицы перевода вычленить вряд ли возможно, так как они как бы растворяются в тексте. Наиболее рельефно они проявляются только в случае ошибочного решения переводчика, т.е. в случае несоответствия какого-либо фрагмента переведенного текста фрагменту текста оригинала. Поэтому точнее говорить о единицах несоответствия, нежели о единицах перевода2.

Вторым интересным для нас аспектом определения Бархударова является то, что он отождествляет единицы перевода с единицами языка. Поэтому единицы перевода оказываются различными как по сложности выражаемых ими значений, так и по своей протяженности. Бархударов отмечает, что единица перевода есть категория переменная и что в разных ситуациях в качестве единицы перевода может выступать та или иная единица языка. В соответствии с иерархией уровня той или иной единицы языка могут существовать и уровни перевода: уровень фонем дает пере­вод на уровне фонем (транскрипция), графемы в письменной речи предполагают перевод на уровне графем (транслитерация). Единицами перевода в этих случаях оказываются соответственно фонемы и графемы. Уровень морфем делает возможным перевод на уровне морфем (калькирование); уровень слов — перевод на уровне слов (лексическая эквивалентность); уровень словосочетаний — перевод на уровне словосочетаний; уровень предложения — перевод на уровне предложения; уровень текста — перевод на уровне текста. Текст можно отнести скорее к речевому образованию, чем к единицам языка. Бархударов в классификации единиц языка отходит от строго лингвистического, соссюровского, разграничения языка и речи, справедливо полагая, что в переводе мы имеем дело не с системой языка, а с речью. Таким образом, происходит уподобление единиц языка единицам речи, что известным образом перекликается с концепцией Рецкера, утверждавшего, что перевод интересует функциональная сторона языковых знаков. Уподобление единиц языка единицам речи представляется вполне современным. Оно тем более интересно для теории перевода, что возникает именно в результате сопоставительного межъязыкового анализа языковых форм, в процессе которого наиболее отчетливо проступают их значения.

Из этого перечня видно, что понятие «единица перевода», построенное на основе единиц языка и речи (текст), оказывается весьма широким.

Третий интересующий нас аспект в предложенном Бархударовым определении единицы перевода состоит в том, что он считает единицей наименьшую, минимальную единицу языка, имеющую соответствие в тексте перевода. Это позволяет ему связать категорию единицы перевода с категорией эквивалентности. Переводчику следует стремиться достичь уровня эквивалентности именно на том уровне, на котором это необходимо. Нарушение эквива­лентности происходит тогда, когда, например, переводчик пере­водит на уровне предложения там, где можно было перевести на уровне словосочетаний, и, напротив, переводит на уровне слов Бархударов приводит примеры единиц перевода, соответствующих разным уровням языковой системы: 1) Перевод на уровне фонем: Heath [hi:θ]. Каждой фонеме английского слова подбирается сходная по параметрам фонема русского языка. Так, [h] заменяется русской фонемой [х]; [i:] — фонемой [и]; спирант [θ] — русским смычным согласным [т]. Английское имя Heath приоб­ретает, таким образом, в русском языке форму Хит; 2) Перевод на уровне гра­фем (транслитерация): Lincoln [liŋkən] в транскрипции должно быть Линкен, а не Линкольн, смешение транскрипции и транслитерации: Newton: последовательная транскрипция — Ньютен, последовательная транслитерация — Невтон; 3) Перевод на уровне морфем: table + s = стол + ы; 4) Перевод на уровне слова: Не came home = Он пришел домой; 5) Перевод на уровне словосочетания: to come to the wrong shops (пойти не è тот магазин) — обратиться не по адресу. Перевод на уровне словосочетания не ограничивается идиоматикой, но и относится к грамматической асимметрии: The terrestrial globe (2) is a member of (1) the solar system — 1. Земной шар входит в солнечную систему — 2. Земля входит в солнечную систему; 6) Перевод на уровне предложения а) пословицы, б) объявле­ния Slow, men at work — Осторожно, дорожные работы; 7) Перевод на уровне текста — перевод поэзии (приводит пример перевода Маршаком 49-го сонета Шекспира, в котором эквивалентными оказываются лишь три слова) то, что должно быть переведено на уровне словосочетаний. Бархударов приводит пример словосочетания a delicate balance как деликатный баланс, в то время как его значение — неустойчивое равновесие. Главное в концепции эквивалентности то, что и снижение уровня, и его повышение ведет к нарушению эквивалентности. Иначе говоря, нарушение эквивалентности происходит именно тогда, когда переводчик ошибается в выборе соответствующей единицы перевода. Поэтому такие единицы перевода в равной степени могут быть определены как единицы эквивалентности. Единицы, вычленяемые таким образом, могут быть обнаружены только после того, как конкретный акт перевода завершен, т.е. текст перевода окончательно создан. Такие единицы достаточно легко выявить путем сопоставительного анализа письменных текстов оригинала и перевода, но вряд ли они доступны для анализа процесса устного перевода. Кроме того, эти единицы эквивалентности имеют ретроспективный характер и не раскрывают механизм деятельности переводчика.

Несколько иначе строят свою концепцию единицы перевода Вине и Дарбельне. Они отождествляют понятие единицы перевода с понятиями лексикологической единицы и единицы мысли. Для них эти термины обозначают одну и ту же реальность, лишь рассматриваемую с разных точек зрения. Единицы перевода — это лексикологические единицы, в которых лексические элементы обеспечивают выражение одного элемента мысли. Можно так же сказать, утверждали исследователи, что единица перевода есть наименьший сегмент сообщения, в котором спаянность знаков такова, что они не должны переводиться раздельно'.

В этой концепции в самом деле сочетаются два подхода к проблеме единицы перевода — ономасиологический (от значения к знаку) и семасиологический (от знака к значению). С семасиологическим подходом к этой категории мы уже познакомились, когда анализировали концепцию единицы перевода, предложенную Бархударовым, поэтому определение перевода как наимень­шего сегмента сообщения, в котором спаянность знаков такова, что они не должны переводиться раздельно, не привносит ничего нового к тому, что нам уже известно. При ономасиологическом подходе к переводу категория единицы перевода предстает как единица смысла. В самом деле, процесс перевода — это не процесс преобразования знаков одного языка в знаки другого языка, а процесс сохранения и частичного, но неизбежного преобразования системы смыслов, заключенной в знаках исходного языка, при ее передаче знаками языка перевода. Поэтому категория смысла оказывается наиболее важной. Переводчик оперирует смыслами, и единица перевода в этом случае выступает как некий квант информации, смысловой элемент, точнее, единица смысла. В этом случае не важно, заключен ли этот элемент смысла в морфему, слово или словосочетание. Если мы обратимся к категориям мышления, то увидим, что наименьшая единица смысла — понятие — в самом деле может быть заключена и в морфеме, и в слове, и в словосочетании. Свидетельствует ли это о том, что понятие является единицей перевода? Возможно, что это действительно так. Но практика перевода, главным образом устного, показывает, что далеко не всегда отдельное понятие может соответствовать единице перевода. Так, в синхронном пере­воде переводчик «вступает» только тогда, когда в его сознании слова оратора обрели определенный смысл, часто заключенный в речевом сегменте, содержащем более чем одно понятие. М. Ледерер, анализируя понятие единицы смысла на примере синхронного перевода, отмечала, что речь оратора доходит до слуха переводчика, слова следуют друг за другом, и вдруг наступает нечто подобное «включению», т.е. момент, когда смысл оказывается по­нятым. Ж. Лакан сравнивал этот процесс с обивкой мебели, когда каждое подобное «включение» напоминает гвоздики, вбиваемые в ткань на некотором удалении друг от друга1.

Опыт синхронного перевода позволяет ближе подойти к проблеме единицы перевода. Почему мы не можем использовать категорию понятия, если оно является элементарной единицей смысла? Потому, что понятия облечены в словесные формы, с которыми и сталкивается переводчик прежде всего. Но эти словесные формы, как известно, могут быть многозначными и даже омонимичными, обладать переносными и идиоматическими значениями. Переводчик не всегда может правильно расшифровать смысл, т.е. понять содержание понятия, заключенного в той или иной форме, вне его взаимодействия с другими понятиями. Эксперименты, проводившиеся для анализа механизма понимания исходного сообщения переводчиком-синхронистом, показали зависимость степени осмысленности сочетаний слов в предложении от наличия повторяющихся семантических компонентов значений в следуюших друг за другом словах. «При максимальной повторяемости (избыточности), — пишет Г.В. Чернов, — сочетание можно считать осмысленным; при наличии (но недостаточном числе) повторяющихся компонентов (малой избыточности) сочетание можно считать принципиально "осмысленным", при отсутствии общих сем — полностью бессмысленным». Именно таким образом и развивается процесс перевода: только «накопив» необходимое количество информации благодаря повторяющимся компонентам значения, переводчик способен осмыслить конкретное сочетание слов, т.е. понять содержание заключенных в нем понятий и толковать их на языке перевода.

Процесс осмысления последовательности языковых знаков синхронным переводчиком довольно подробно описан Ю.С. Степановым. Положив в основу классификации единиц перевода величину отставания переводчика от отправителя исходного текста, т.е. величину расхождения между произнесением говорящего и пониманием слушателя, Степанов делит единицы перевода на три группы. Первую группу составляют единицы перевода (ЕП), имеющие минимальное временное расхождение, т.е. переводи­мые тотчас по произнесении. Такие ЕП, уточняет автор, совпада­ют со словом. Ко второй группе относятся ЕП, имеющие некото­рое отставание. Величина их, по мнению автора классификации, может выступать как мера переводимости, характеризуемой лексически, морфологически и синтаксически. Чем более многозначна лексическая, морфологическая или синтаксическая фор­ма, тем больше величина отставания переводчика. К третьей группе Степанов относит такие ЕП, которые не могут быть пере­ведены вплоть до окончания предложения, т.е. имеющие макси­мальное временное расхождение. К этому можно добавить, что в некоторых случаях понимание наступает только после восприятия группы предложений.

Степанов начинает анализ со следующего отрывка французского текста: Contrairement 1 / aux moeurs un peu débraillées des artistes!/... «Переведя первый отрезок этой слышимой (или читаемой) нами речи словами в противоположность, мы вынуждены остановиться и переждать», — пишет он. Следующий фрагмет может быть переведен только после его полного завершения в силу ряда грамматических и семантических причин — несколько развязным манерам людей искусства —- и так далее по мере разверты­вания исходного сообщения.

Согласно концепции Степанова, границей, маркирующей единицу перевода, оказывается момент начала порождения переводчиком очередного «транша» переводного текста после восприятия очередной порции исходного сообщения. Предложенный метод действительно помогает вычленить некие порции, на которые делится речевой поток переводчика, соотнести их с единицами языка и убедиться в том, что их величина различна. Более того, он позволяет понять, почему одни сегменты речи переводчика, т.е. единицы перевода, оказываются более протяженными, чем другие. Но в этой концепции весь процесс перевода ориентирован только на понимание. «Будем считать, — пишет Степанов, — что "понятность" и "переводимость" одно и то же», и продолжает: «Все, что понято, должно и может быть переведено»1.

Разумеется, понимание составляет первое и необходимое условие всякой переводческой деятельности. Еще Иероним в IV в. писал: «Я могу перевести только то, что до того понял». Но ведь понимание — это только одна сторона переводческого процесса, за ней столь же обязательно следует порождение речи на другом языке. Если мы вернемся к анализировавшемуся Степановым примеру, ίο должны будем задать себе вопрос, почему перевод­чик французскую форму contrairement перевел в противоположность, а не вопреки, почему французское moeurs переведено как манеры, а не как нравы, обычаи, поведение, почему un peu переведено несколько, а не немного, почему débraillées — это развязный, а не небрежный, a des artistes — люди искусства, а не артисты, художники, мастера уши даже несерьезные люди, выдумщики и т.п. Разве все эти формы автоматически проистекают из осмысления, понимания исходного сообщения? Вряд ли. На самом деле переводчик сделал свой выбор, перебрав ряд возможных вариантов. Вспомним заслуживающую внимания гипотезу Латышева о много­кратном «переборе» вариантов. Переводчик пришел к тем формам, которые мы видим в окончательном варианте путем многократного возвращения к «ядерному» смыслу форм исходного текста для выбора оптимального эквивалента. Этот выбор обусловлен, разумеется, не только контекстом, но и всем опытом переводчика как двуязычной и «двукультурной» личности.

Граница, отделяющая одну фазу «накопления» необходимой для принятия решения информации от другой, маркирует единицу понимания, которая сама по себе еще не является единицей перевода. А.Ф. Ширяев, также опиравшийся на исследования деятельности синхронных переводчиков, предлагал называть эту величину «единицей ориентирования», представляющей собой «отрезок исходного текста, смысловое восприятие которого позволяет переводчику приступить к поиску или выбору очередного переводческого решения». «Единица ориентирования» не является терминологическим аналогом «единицы перевода», а обозначает фазу осмысления некой «порции» исходного текста, необходимую для принятия решения.