Доктрина эффективности

Как известно, в советские времена мощь ВС была существенно более значительна, чем мощь современных ВС РФ, однако нельзя сказать, что социальная отдача от их могущества была соразмерна вложенным в них средствам. Одной из причин такого положения была неэффективная идеология использования силы, неадекватно поставленные цели военной политики.

Так, отдавая дань этой идеологии, адмирал С.Г.Горшков, много сделавший для развития флота, писал в исследовании "Морская мощь государства": "Растущее морское могущество нашей страны обеспечивает успешное проведение ее внешней политики, позволяет постоянно расширять торговые, транспортные, научные и культурные связи с другими странами, укреплять конструктивное сотрудничество государств с различным общественным строем, дает в руки нашему народу важнейшее средство в выполнении его исторической миссии - постоянного расширения экономической помощи всем странам, вставшим на путь независимого развития".

Другими словами, в преломлении коммунистической идеологии основная функция ВС страны заключалась в защите государства рабочих и крестьян от агрессии, чтобы оно смогло, в свою очередь, еще более активно помогать всем странам, вставшим на путь независимого развития. Как нетрудно понять, так поставленные цели вели к разбазариванию средств ради "высоких идеалов" и, как выяснилось в дальнейшем, отнюдь не способствовали объединению общественных сил вокруг идеи защиты советской государственности.

Очевидно, что в условиях глобальной конкуренции столь крупные национальные усилия, как развитие и поддержание боеготовности ВС мирового класса, должны себя окупать. Кроме стремления к обладанию возможностями (know-how), приходится ставить вопрос "зачем?" (know why) и постоянно заботиться об эффективном использовании уже имеющихся возможностей. То есть цели военного строительства должны ставиться вполне рационально. И если в вопросах их применения будут делаться отступления от принципов эффективности и рационального использования, издержки содержания мощных ВС возрастут, а польза от них уменьшится. В связи с этим возникает необходимость тщательного анализа вопроса, насколько оправданы те или иные ограничения на применение силы, которые страна готова взять на себя по своей доброй воле.

Генерал-полковник А.Рукшин в статье, посвященной военной доктрине, пишет о приоритетности невоенных средств разрешения кризисных ситуаций, которые базируются на основных принципах, выработанных Генеральным штабом. Однако возникает вопрос, как следует понимать в данном случае "приоритетность"? В том редком случае, когда эффективность мирных и военных методов совпадает, приоритетность будет означать выбор мирного пути. Но следует ли избрать военный путь решения проблемы, если он будет признан более эффективным в данной конкретной ситуации? Если да, то не лучше ли говорить о том, что всегда следует стремиться к выбору наиболее эффективных методов решения в любых ситуациях, в том числе и кризисных?

Если мы по каким-либо причинам во всех случаях предпочтем "мирные", но заведомо менее эффективные, методы воздействия на основании волюнтаристски установленной "приоритетности", то для применения вооруженных сил такая доктрина не оставляет никакого места. Действительно, в случае большей эффективности мирных методов естественно будут избраны они. Однако неужели исключительно мирные методы следует избрать и в случае их меньшей эффективности?!

Таким образом, "приоритетность мирных методов" может обратиться филистерством, отражающим наше неумение или нежелание четко формулировать свои цели и ведущим к отказу от рационального использования силы. В результате деньги, выделенные на вооруженные силы, будут тратиться неэффективно из-за доктринального пренебрежения принципом максимально эффективного использования имеющихся возможностей.

Более современной и изощренной методологией анализа нам представляется метод анализа путем оценки стоимости риска и выигрыша (risk benefit analysis). В этом случае более рискованные вмешательства могут и должны быть оправданы, когда могут принести больший выигрыш с меньшими затратами. То есть выбор средства воздействия должен остаться предметом холодной калькуляции. "Мирные" методы также часто неверно оцениваются как заведомо менее рискованные. Такая оценка является, скорее, данью универсалистским идеологиям, в которых устройство мира описывается весьма упрощенно в расчете на "понимание масс". На самом же деле сравнительная оценка рисков "мирной" и "немирной" политики зависит от конкретной ситуации, которая должна нами учитываться отдельно в каждом случае, если мы хотим принять квалифицированное решение.

В ситуации глобального конкурентного мира нет пока более адекватной методологии оценки оправданности разного рода вмешательств (в том числе, конечно, и силовых), кроме оценки с точки зрения эффективности, понимаемой как совокупная оценка цены риска и полезности (размера возможного выигрыша). И если в России уже догадались отделить идеологию от экономики, было бы странно оставлять неэффективные идеологические схемы в такой ключевой области, как силовая политика.

Ничто, однако, не мешает делать такую оценку в едином контуре с вопросами морали: неучет фактора "морального оправдания" может привести к снижению эффективности действия. В этом и только в этом случае фактор морали следует брать в расчет. В то же время "моральная оправданность" любого действия сама по себе зависит от умения убедительно разъяснить свою позицию... Тогда вопрос генерала Балуевского, считает ли государство войну приемлемым средством продолжения политики, следовало бы также поставить несколько по-иному: "Какие силовые меры из числа необходимых являются тем не менее неприемлемыми по разным причинам?". А ответ следует дать такой: "Никакие". Если употребление силы оправдано с точки зрения рациональной калькуляции, отказ от него равносилен разбазариванию вложенных в ВС народных средств.