Глава III. Предвыборный марафон и длинная история

Компания, собравшаяся на берегу, выглядела воистину странно: птицы с мокрыми, волочащимися по земле перьями, звери со слипшейся шерстью – в общем, все промокли насквозь и пребывали не в лучшем расположении духа.

В первую очередь, разумеется, их интересовало, как же побыстрее высохнуть: они принялись это обсуждать, и несколько минут спустя Алиса уже разговаривала со всеми совершенно свободно, словно знала их всю жизнь. Конечно же, у нее возникла довольно долгая дискуссия с Лори, который в конце концов надулся и заявил: «Я старше тебя, и лучше знаю»; однако Алиса не могла с этим согласиться, не зная, сколько ему лет, а поскольку Лори отказался назвать свой возраст, спор на этом и завершился.

В конце концов Мышь, которая, как видно, пользовалась здесь определенным авторитетом, возгласила: «Сядьте все и слушайте меня! Я вас быстро высушу!» Они все моментально расселись, образовав большой круг с Мышью в центре. Алиса смотрела на нее с особенным вниманием, поскольку чувствовала, что непременно схватит серьезную простуду, если не просохнет в ближайшее время.

– Гхм! – важно откашлялась Мышь, – вы готовы? Это самая сухая вещь, какую я знаю. Попрошу тишины! «Вильгельм Завоеватель, чье дело получило благословение Папы Римского, в скором времени добился повиновения англичан, которые нуждались в правителях и успели уже привыкнуть к узурпациям и завоеваниям. Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумбрии соответственно…»

– Брр! – содрогнулся Лори.

– Простите? – сказала Мышь, нахмурившись, однако подчеркнуто вежливым тоном. – Вы что-то сказали?

– Это не я! – поспешно ответил Лори.

– Значит, мне показалось, – изрекла Мышь. – Итак, я продолжаю. «Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумбрии соответственно, присягнули ему; и даже Стиганд, известный своим патриотизмом архиепископ Кентерберийский, нашел это благоразумным…»

– Что нашел? – перебила Утка.

– Нашел это , – ответила Мышь довольно сердито, – вы ведь, разумеется, знаете, что означает «это».

– Я знаю, что означает «это», когда я нахожу что-нибудь, – сказала Утка, – обычно это бывает лягушка или червяк. Вопрос в том, что нашел архиепископ?

Мышь проигнорировала этот вопрос и поспешно продолжила: «нашел это благоразумным и отправился вместе с Эдгаром Ателингом к Вильгельму, дабы предложить ему корону. Поначалу поведение Вильгельма было умеренным, однако дерзость его норманнов…» Ну что, милочка, подсыхаешь? – обратилась она к Алисе.

– Такая же мокрая, как и раньше, – печально ответила Алиса. – Не похоже, чтобы это хоть чуть-чуть меня высушило.

– В таком случае, – изрек Додо, важно поднимаясь с места, – я вношу предложение прервать данное собрание, дабы безотлагательно предпринять более эффективные меры…

– Говори нормально! – перебил его Орленок. – Я не знаю и половины этих длинных слов, да и ты сам, небось, тоже! – и Орленок наклонил голову, пряча улыбку; некоторые птицы захихикали вслух.

– Я имел в виду, – пояснил Додо обиженным тоном, – что лучший способ просохнуть – это предвыборный марафон.

– Что такое «предвыборный марафон»? – спросила Алиса. Не то чтобы ей очень хотелось узнать, но Додо сделал паузу, явно ожидая, что кто-то спросит, а никто больше не спросил.

– Ну, – сказал Додо, – лучший способ объяснить это – устроить его.

(На тот случай, если вам тоже, в какой-нибудь зимний день, захочется испробовать такую штуку, я объясню вам, как это делал Додо.)

Первым делом он начертил маршрут марафона в виде круга (круг вышел не очень круглым, но Додо сказал, что точность формы несущественна), а затем расставил всю компанию вдоль маршрута, там и сям. Не было никаких команд «На старт – внимание – марш»; напротив, каждый побежал, когда захотел, и остановливался, когда желал, так что было непросто понять, когда же марафон закончился. Тем не менее, после примерно получаса беготни, когда все уже достаточно просохли, Додо внезапно крикнул: «Марафон окончен!», и все столпились вокруг него, тяжело дыша и спрашивая, кто же победил.

На этот вопрос Додо не мог ответить без длительного размышления, так что долгое время он сидел, упершись пальцем в лоб (в этой позе часто изображают Шекспира), в то время как остальные молча ждали. Наконец Додо изрек: «Все победили, и все должны получить призы.»

– Но кто будет раздавать призы? – раздался дружный хор голосов.

– Она , конечно же, – ответил Додо, указывая пальцем на Алису; и вся толпа сразу же окружила ее, наперебой требуя: «Призы, призы!»

Алиса понятия не имела, что делать; в отчаянье она сунула руку в карман, достала оттуда коробочку с конфетами (к счастью, соленая вода не попала внутрь), и стала раздавать их в качестве призов. Каждому хватило ровно по одной.

– Но ведь и она сама тоже должна получить приз, – заметила Мышь.

– Разумеется, – подтвердил Додо очень серьезным тоном. – Что еще осталось у вас в кармане? – осведомился он, поворачиваясь к Алисе.

– Только наперсток, – печально ответила Алиса.

– Дайте его сюда, – велел Додо.

Они все снова столпились вокруг нее, в то время как Додо торжественно вручал наперсток со словами: «Мы просим вас соблаговолить принять этот элегантный наперсток». Когда он закончил эту краткую речь, все зааплодировали.

Алисе вся эта сцена показалась совершенным абсурдом, но все они имели такой торжественный вид, что она не осмелилась засмеяться, и, поскольку не знала, что сказать в ответ, то лишь поклонилась и взяла наперсток, изо всех сил стараясь сохранять серьезное лицо.

Затем все принялись есть конфеты; тут не обошлось без шума и неразберихи, поскольку большие птицы жаловались, что даже не успели распробовать свой приз, а мелкие птички то и дело давились, и их приходилось хлопать по спине. Но, наконец, со всем этим было покончено, они снова уселись в круг и стали просить Мышь рассказать им что-нибудь еще.

– Помните, вы обещали рассказать вашу историю, – сказала Алиса, – и почему вы ненавидите… К и С, – добавила она шепотом, боясь, что Мышь опять обидится.

– Рассказ мой называется «Прохвост»; он длинный и печальный, – Мышь повернулась к Алисе и вздохнула.

«Про хвост? Он действительно длинный, – подумала Алиса, с удивлением разглядывая хвост Мыши, – однако что же в нем печального?» И поскольку она все пыталась разрешить эту загадку, пока Мышь излагала свою историю, то и сам рассказ в представлении Алисы выглядел примерно так:

Хищник сказывал

мышке, Ее

встретив

в домишке: «Эй,

пойдем-ка,

тебя я

Привлекаю

к суду!

Отклоняю

протест я,

Налагаю

арест я,

Потому что

с утра я

Себе дел

не найду.

Мышка

молвит

пройдохе:[ [9]]

«Ваши

доводы

плохи, Без

судьи и

присяжных

Зря устроим

возню!»

Хищник

рявкнул:

«Неважно!

Я и суд, и

присяжные!

Разберу

твое дело,

Осужу и

казню!»

– Ты не слушаешь! – строго сказала Мышь Алисе. – О чем это ты задумалась?

– Простите, пожалуйста, – смиренно произнесла Алиса, – вы ведь, кажется, дошли до пятого изгиба?

– Это была завязка! – взвизгнула разъяренная Мышь.

– Узелок завязался! – поняла Алиса, и, поскольку она всегда готова была прийти на помощь, тут же предложила: – Позвольте, я помогу его распутать!

– Не собираюсь делать ничего подобного! – заявила Мышь, поднимаясь и идя прочь. – Ты оскорбляешь меня, когда несешь подобную чушь!

– Я не хотела! – оправдывалась бедная Алиса. – Просто вы, чуть что, сразу обижаетесь!

Мышь лишь проворчала что-то в ответ.

– Пожалуйста, вернитесь и закончите свой рассказ! – звала ее Алиса, и прочие хором присоединились к ней: «Да, да, пожалуйста!» – но Мышь лишь раздраженно мотнула головой и ускорила шаг.

«Как жаль, что она не осталась!» – вздохнул Лори, когда Мышь скрылась из глаз; и пожилая креветка не упустила случая сказать своей дочери: «Вот, дорогая, пусть это послужит тебе уроком – никогда не выходи из себя!» «Придержи язык, маманя! – ответила юная креветка, – ты способна вывести из себя даже устрицу!»[ [10]]

– Хорошо бы Дина была здесь, уж это точно! – сказала Алиса, ни к кому персонально не обращаясь. – Она бы живо притащила ее обратно!

– А кто такая Дина, позвольте полюбопытствовать? – осведомился Лори.

Алиса горячо откликнулась на этот вопрос, поскольку всегда была готова поговорить о своей любимице: «Дина – это наша кошка. Вы и не представляете, как она замечательно ловит мышей! А видели бы вы, как она разбирается с птицами! Ну прямо только увидит птичку – и в тот же миг уже ест!»

Эта речь произвела заметное впечатление на общество. Некоторые птицы сразу же поспешили прочь; одна старая сорока принялась тщательно кутаться, приговаривая: «Мне в самом деле пора домой; ночной воздух вреден для моего горла!»; канарейка дрожащим голосом созывала своих птенцов: «Идемте, милые! Вам всем пора в кроватку!» Вскоре под разными предлогами все разбрелись, и Алиса осталась одна.

«Лучше бы я не упоминала Дину! – печально сказала она себе. – Похоже, никому она здесь не нравится, хотя я уверена, что это самая лучшая кошка в мире! Ах, дорогая Дина! Увижу ли я тебя когданибудь снова, хотелось бы мне знать!» И тут бедная Алиса снова заплакала, поскольку ей было очень одиноко и грустно. Однако прошло совсем немного времени, и она вновь услышала вдалеке топот маленьких ног. Алиса радостно вскинула глаза, затаенно надеясь, что Мышь сменила гнев на милость и теперь возвращается, чтобы досказать свою историю.