Глава VI. Поросенок и перец

 

Минуту-другую она простояла, глядя на дом и раздумывая, что делать дальше, как вдруг из леса выбежал ливрейный лакей (Алиса сочла его ливрейным лакеем, потому что на нем была ливрея; иначе, если бы она судила только по лицу, то назвала бы его рыбой) и громко забарабанил в дверь. Дверь открыл другой ливрейный лакей, с круглой физиономией и большими глазами, как у лягушки; оба лакея, как заметила Алиса, носили большие завитые пудреные парики. Ей стало очень любопытно, что все это значит, и она подкралась чуточку поближе, чтобы послушать.

Лакей-Рыба начал с того, что извлек из-под мышки огромное письмо, размером почти с него самого, и вручил его второму лакею, говоря торжественным тоном: «Для Герцогини. Приглашение от Королевы на игру в крокет.» Лакей-Лягушка повторил столь же торжественно, слегка поменяв порядок слов: «От Королевы. Приглашение для Герцогини на игру в крокет.»

После чего они низко поклонились друг другу, и букли их париков перепутались.

Алису разобрал такой смех, что ей пришлось отбежать назад в лес, чтобы они ее не услышали, а когда она снова выглянула из-за деревьев, Лакей-Рыба уже ушел, а второй сидел на земле возле двери, тупо уставясь в небо.

Алиса робко подошла к двери и постучала.

– Стучать нет никакого смысла, – сказал лакей, – и тому есть две причины: во-первых, потому что я с той же стороны двери, что и вы, а во-вторых, они внутри так шумят, что никто вас не услышит.

И действительно, из дома доносился необыкновенный шум – непрерывные плач и чихание, то и дело сопровождавшиеся жутким грохотом бьющейся посуды.

– Тогда объясните, пожалуйста, – сказала Алиса, – как мне войти?

– Был бы некоторый смысл стучать, – продолжал лакей, не обращая на нее внимания, – если бы дверь была между нами. Например, если бы вы были внутри, вы могли бы постучать, и я мог бы вас выпустить, вы понимаете, – он продолжал все время смотреть в небо, пока говорил, и Алиса подумала, что это весьма невежливо. «Но, возможно, он ничего не может с этим поделать, – сказала она себе, – ведь его глаза так близко к макушке! Но, в любом случае, он мог бы отвечать на вопросы!»

– Как мне войти? – громко повторила она.

– Я буду сидеть здесь, – заметил лакей, – до завтра…

В этот момент дверь дома распахнулась, и большое блюдо полетело оттуда прямо лакею в голову; но оно лишь слегка чиркнуло по его носу и разбилось в куски о дерево за его спиной.

– … или, может быть, до послезавтра, – продолжал лакей тем же тоном, словно ничего не случилось.

– Как мне войти?! – спросила Алиса еще громче.

– А вам вообще нужно входить? – сказал лакей. – Сперва надо решить этот вопрос, знаете ли.

Это было, без сомнения, справедливо; вот только Алиса не любила, когда с ней так говорили. «Это просто ужасно, – пробормотала она про себя, – вот ведь манера спорить у всех этих существ! Они кого угодно с ума сведут!»

Лакей, похоже, решил, что это подходящая возможность повторить свои прошлые рассуждения, с некоторыми вариациями.

– Так и буду сидеть здесь, – сказал он, – с перерывами, день за днем…

– А мне что делать? – воскликнула Алиса.

– Все, что хотите, – ответил лакей и принялся насвистывать.

«Ох, нет никакого смысла говорить с ним, – сказала, отчаявшись, Алиса,

– он же совершенный идиот!» Так что она открыла дверь и вошла.

Дверь вела прямо в большую кухню, которая была полна дымом из конца в конец; в середине на трехногом табурете сидела Герцогиня и нянчила младенца; кухарка склонилась над огнем, помешивая в большом котле, который, по всей видимости, был полон супом.

«В этом супе явно слишком много перца!» – сказала себе Алиса (что было непросто из-за разобравшего ее чиха).

В самом деле, в воздухе было слишком много перца. Даже Герцогиня почихивала время от времени; что же до ребенка, то он поочередно чихал и плакал, не переставая ни на секунду. Не чихали только два существа в кухне: кухарка и большой кот, который сидел у очага и улыбался от уха до уха.

– Скажите, пожалуйста, – произнесла Алиса с некоторой робостью, ибо была не вполне уверена, что с ее стороны будет вежливо заговорить первой, – почему ваш кот так улыбается?

– Это чеширский кот,[ [18]] – сказала Герцогиня, – вот почему. Поросенок!

Последнее слово она произнесла с такой внезапной злостью, что Алиса аж подпрыгнула, но в следующий момент поняла, что это было адресовано ребенку, а не ей, так что она набралась смелости и продолжила:

– Я не знала, что чеширские коты всегда улыбаются; по правде говоря, я не знала, что коты вообще могут улыбаться.

– Все они могут, – сказала Герцогиня, – и большинство из них так и делает.

– А я не знаю ни одного такого, – сказала Алиса очень вежливо, весьма довольная, что ей удалось завязать беседу.

– Ты мало что знаешь, – отрезала Герцогиня, – и это факт.

Алисе совсем не понравился тон этого замечания, и она решила, что лучше бы сменить тему разговора. Пока она пыталась подобрать подходящую, кухарка сняла котел с супом с огня, и сразу же принялась швырять все, до чего могла дотянуться, в Герцогиню и ребенка – первыми полетели каминные щипцы, кочерга и совок, затем градом посыпались кастрюли, тарелки и блюдца. Герцогиня не обращала на них никакого внимания, даже когда они попадали в нее; ребенок же и без того так орал, что невозможно было понять, больно ему от этих ударов или нет.

– Ой, пожалуйста, думайте, что вы делаете! – закричала Алиса, подскакивая в ужасе. – Ой, прямо в его милый носик! – как раз в этот момент особенно большая кастрюля пролетела от носа младенца так близко, что лишь чудом не снесла его.

– Если бы никто не лез в чужие дела, – хрипло проворчала Герцогиня,

– мир вертелся бы быстрее.

– Но это не было бы преимуществом, – сказала Алиса, которая была очень рада возможности продемонстрировать часть своих познаний. – Только подумайте, что стало бы с днем и ночью! Видите ли, земля оборачивается вокруг своей оси за двадцать четыре часа, так что, если двадцать четыре часа назад было утро, то пора…

– Кстати, о топорах, – сказала Герцогиня. – Отрубить ей голову!

Алиса метнула довольно встревоженный взгляд на кухарку, проверяя, как та воспримет этот намек; но кухарка была занята помешиванием супа и, кажется, не слушала, так что Алиса вновь попыталась развить мысль:

– Двадцать четыре часа, я думаю … или двенадцать? Я…

– Ох, не утомляй этим меня , – сказала Герцогиня. – Я никогда не выносила цифры, – и она снова принялась баюкать своего ребенка, напевая при этом своего рода колыбельную и свирепо встряхивая его в конце каждой строчки:[ [19]]

 

Будь груб с малюткой, и, грубя,

Лупи, коль он чихает;

Специально дразнит он тебя,

Нарочно досаждает. Припев хором подхватили кухарка и малыш:

Вау! Вау! Вау!

Пока Герцогиня пела второй куплет, она яростно раскачивала ребенка вверх-вниз, и бедняжка вопил так громко, что Алиса с трудом различала слова песни:

Я сына бью и буду бить

Едва он зачихает;

Он мог бы перец полюбить,

Однако не желает!

Вау! Вау! Вау!

 

– Вот, можешь понянчить его, если хочешь! – сказала Герцогиня Алисе, бросая ей младенца. – Мне нужно пойти приготовиться к крокету у Королевы,

– и она поспешила прочь из комнаты. Кухарка метнула ей вслед сковородку, но промахнулась.

Алиса поймала ребенка не без труда, поскольку он был какой-то странный и растопыривал руки и ноги во все стороны – «словно морская звезда», подумала Алиса. Бедняжка пыхтел, как паровоз, когда она подхватила его, и притом сгибался пополам и снова разгибался, так что в первую пару минут все, что ей удавалось – это просто держать его.

Как только она поняла, как нужно его нянчить (для этого следовало скрутить его в узел и потом крепко держать за правое ухо и левую ступню, не давая ему развернуться), она вынесла малютку на улицу. «Если я не унесу ребенка отсюда, – подумала Алиса, – за деньдругой они его наверняка прикончат; разве оставлять его здесь – не убийство?» Последние слова она произнесла вслух, и малыш хрюкнул в ответ (к этому времени он уже перестал чихать). «Не хрюкай, – сказала Алиса, – негоже выражать свои мысли таким способом».

Малютка снова хрюкнул, и Алиса с большим беспокойством заглянула ему в лицо, чтобы понять, что с ним. Вне всякого сомнения, у него был слишком курносый нос, куда более похожий на пятачок, нежели на нормальный нос; и глазки у него были слишком уж маленькие для ребенка; в общем, Алисе совсем не понравилось, как он выглядел. «Но, может быть, он просто всхлипнул», – подумала она и снова заглянула ему в глаза, проверяя, есть ли там слезы.

Нет, слез не было. «Если ты собираешься превратиться в поросенка, мой дорогой, – серьезно сказала Алиса, – я не стану больше о тебе заботиться. Учти это!» Малютка снова всхлипнул (или хрюкнул, точно определить было невозможно), и какое-то время они двигались молча.

Алиса как раз начала думать: «Ну, и что я буду делать, когда принесу его домой?» – когда он снова хрюкнул, да так громко, что она взглянула на его лицо в испуге. На сей раз не могло быть никакой ошибки: это был поросенок, не более и не менее, и она почувствовала, что было бы совершенным абсурдом нести его дальше.

Так что она спустила малыша на землю, и с немалым облегчением наблюдала, как он трусит прочь в направлении леса. «Если бы он вырос, – сказала она себе, – то был бы ужасно уродливым ребенком; а поросенок из него вышел, по-моему, вполне симпатичный.» И она принялась думать о других знакомых детях, из которых получились бы очень славные поросята, и как раз сказала себе: «Если бы я только знала, как их превратить…» – как вдруг вздрогнула от испуга, завидев Чеширского Кота, сидевшего на ветке дерева в нескольких ярдах от нее.

Кот лишь улыбнулся, когда заметил Алису. «Он выглядит добродушным», – подумала она; в то же время у него были очень длинные когти и великое множество зубов, что заставляло относиться к нему с уважением.

– Чеширский Кис-Кис, – начала она, довольно робко, ибо не знала, понравится ли ему это имя; однако кот лишь улыбнулся еще шире. «Кажется, пока что ему нравится», – подумала Алиса и продолжила: – Будьте добры, вы не подскажете мне дорогу отсюда?

– Это зависит главным образом от того, куда ты хочешь попасть, – сказал Кот.

– Мне не так уж важно, куда… – начала Алиса.

– Тогда неважно, какой дорогой идти, – сказал Кот.

– …я просто хочу попасть куда-нибудь , – добавила в качестве объяснения Алиса.

– Ну, туда ты наверняка попадешь, – сказал Кот, – если только будешь идти достаточно долго.

Алиса почувствовала, что возразить на это нечего, так что она попробовала задать другой вопрос:

– Что за народ живет поблизости?

– В том направлении, – сказал Кот, махнув правой лапой, – живет Шляпник; а в том направлении, – он махнул другой лапой, – живет Мартовский Заяц. Навести, кого хочешь; оба они сумасшедшие.[ [20]]

– Но я не хочу идти к сумасшедшим, – заметила Алиса.

– Ну, тут уж ничего не поделаешь, – сказал Кот, – мы все здесь сумасшедшие. Я сумасшедший. Ты сумасшедшая.

– С чего вы взяли, что я сумасшедшая? – спросила Алиса.

– Это должно быть так, – сказал Кот, – иначе ты бы сюда не попала.

Алиса не думала, что это что-то доказывает; однако, она продолжала:

– И откуда вы знаете, что вы сумасшедший?

– Начнем с того, – сказал Кот, – что пес – не сумасшедший. Ты согласна?

– Думаю, да, – сказала Алиса.

– Тогда смотри, – продолжал Кот, – пес ворчит, когда сердит, и виляет хвостом, когда доволен. Я же ворчу, когда доволен, и виляю хвостом, когда сердит. Следовательно, я сумасшедший.

– Я называю это мурлыканьем, а не ворчанием, – возразила Алиса.

– Называй это, как хочешь, – сказал Кот. – Ты сегодня играешь в крокет с Королевой?

– Мне бы очень хотелось, – сказала Алиса, – но меня пока что не приглашали.

– Увидимся там, – сказал Кот и исчез.

Алиса не слишком удивилась этому, поскольку уже вполне привыкла к странным вещам. Пока она смотрела на то место, где он только что был, он вдруг появился снова.

– Кстати, что стало с ребенком? – спросил Кот. – Я чуть не забыл спросить.

– Он превратился в поросенка, – ответила Алиса совершенно спокойно, как будто Кот вернулся обычным способом.

– Я так и думал, – сказал Кот и снова исчез.

Алиса немного подождала, с затаенной надеждой, что он появится снова, но он не появился, и через минуту-другую она пошла в ту сторону, где жил Мартовский Заяц. «Шляпников я прежде видела, – сказала она себе, – Мартовский Заяц – это намного более интереснее, и может быть, поскольку сейчас май, он не слишком безумен – во всяком случае, не так, как в марте.» Сказавши это, она подняла глаза, и вновь увидела Кота, сидящего на ветке дерева.

– Ты сказала «в поросенка» или «в карасенка»? – спросил Кот.

– Я сказала «в поросенка», – ответила Алиса, – и не могли бы вы появляться и исчезать не так внезапно? От этого голова идет кругом.

– Хорошо, – согласился Кот; в этот раз он исчез постепенно, начав с кончика хвоста и закончив улыбкой, которая парила в воздухе еще некоторое время после того, как все остальное пропало.

«Ну, я часто видела котов без улыбки, – подумала Алиса, – но чтоб улыбку без кота! Это самая странная вещь, какую я вижу за всю свою жизнь!»

Ей не пришлось идти слишком долго, прежде чем она увидела дом Мартовского Зайца; она решила, что это именно тот дом, поскольку каминные трубы по форме напоминали заячьи уши, и крыша была покрыта мехом. Дом бы так велик, что она предпочла не подходить ближе, пока не съела достаточно от левого куска гриба и не выросла до двух футов; и даже после этого она направилась к дому довольно робко, говоря про себя: «А вдруг он все-таки буйный? Я уже почти уверена, что лучше бы я навестила Шляпника!»