ЗА ПРЕДЕЛАМИ БУДАПЕШТА 5 страница

 

Он отвел взгляд. “Я не могу сделать ничего, чтобы остановить эту бойню”,- подумал он.- “Мои шансы против них просто ничтожны. Это будет чудом, если только Соня выживет ...”

 

"Уничтожьте их всех!"- приказывал брат Амвросий своим неистовствующим помощникам,- "Посмотрите, как очищающий свет испепеляет этих нечестивых ночных существ. Само небо борется на нашей стороне! "

 

Свет действительно был их врагом, это было верно. Свернутый гобелен лежал справа от Луциана, там, где он его оставил. Он быстро развернул ткань на земле. Догадавшись, что он хочет сделать, Соня легла на гобелен, позволяя Луциану завернуть её внутрь. Если повезет, толстая ткань защитит её от дневного света, пока Луциан не найдёт безопасное место.

 

Если такое место существовало.

 

Не обращая внимания на дополнительный вес, он перекинул её через плечо и направился к деревянной лестнице. Он был вынужден отказаться от серпа, но он держал кинжал своей свободной рукой.

 

Крестьянин с раздутым зобом, выпирающим у него из горла, пытался перекрыть путь Луциану, размахивая крестом перед бежавшим ликаном. "Отойди прочь, ты, адское создание!" - разглагольствовал человек,- " Сила святого креста бросает тебе вызов! "

 

Луциан ударил дурака ножом в живот, а затем бросился дальше, а человек остался смотреть широко раскрытыми не верящими глазами на кровь, хлеставшую у него из живота. Бесполезный крест упал на землю.

 

"Смотрите, дети мои!"- крикнул брат Амвросий, заметив Луциана,- "Не дайте темноволосому дьяволу бежать! Кровь моих замученных братьев взывает к святой мести!"

 

Мученики? Братья?

 

Луциан не знал, что за бред несёт сумасшедший монах. Он побежал вверх по лестнице, преодолевая по две ступеньки за раз. Крестьянин с пылающим факелом встретил его на полпути к вершине, размахивая им, как булавой. Луциан нырнул под факел, затем протаранил головой грудь человека, повалив его на ступени. Он начал махать факелом чтобы защитится, но Луциан отрезал руку крестьянина одним взмахом кинжала. Рука с факелом упала вниз во двор, испуская искры, как падающая звезда. Яркая кровь хлынула из отсечённого запястья мужчины.

 

"Моя рука!"- кричал раненный крестьянин. Через мгновение Луциан уже бежал по нему вверх по лестнице, чувствуя как ломаются кости человека под его ботинками.

 

"Внимание! Зверь хочет преодолеть забор!"- кричал брат Амвросий. Его голос был возмущённым и взволнованным одновременно: "Кто-то остановите его! Кто-нибудь! "

 

“Будь ты проклят!”- свирепствовал Луциан. Он хотел вырвать язык монаха голыми руками: “Ты изрыгаешь яд при каждом своём вздохе!”

 

Луциан достиг верхней дорожки и выглянул через край частокола. Пятьдесят футов свободного падения отделяли его и Соню от земли. Ничего страшного, подумал он уверенно, любой бессмертный может с лёгкостью преодолеть такую высоту. Прежде чем он успел перепрыгнуть через заостренные колья, стрела вонзилась ему в спину, немного не достав до позвоночника. Оглянувшись через плечо, он увидел нацеленный на него берёзовый ствол арбалета и догадался, что один из смертных взял это оружие у одного из павших вестников смерти, может быть, даже у самой леди Илоны. Серебряный наконечник горел адским огнем в его плоти, присоединившись к постоянной жгучей боли в его боку. Он выругался вслух, не в состоянии сдерживать боль.

 

Неважно, решил Луциан. Если он и Соня выживут, у них будет достаточно времени, чтобы позаботится об его ранах. Засунув кинжал за пояс, он колыбелью взял принцессу на руки и перепрыгнул частокол.

 

Он почувствовал прохладный утренний воздух на лице, проворно приземлившись на мшистую землю. Его сильные ноги поглотили большую часть удара, смягчив посадку для Сони, но удар всё же вызвал адскую боль в спине и боку, вызвав новую волну мучений. Он заскрежетал клыками, подавляя боль.

 

Луциан был в открытом поле, за которым начинался лес. Манящее убежище леса воззвало к нему, и он бросился по полю, крепко держа гобелен и его бесценное содержимое.

 

Палящие солнце поднималось всё выше и выше в небе. Крики сгорающих вестников смерти доносились до Луциана, как и запах горящей плоти. Крики умирающих вампиров заглушили даже ругань брата Амвросия.

 

Его сапоги стучали по лесной почве. Луциан погрузился в лес, ища спасительную тень для Сони. Даже сейчас он слышал всхлипывание, доносящиеся из гобелена, когда лучи неустанного солнца проникали сквозь толстую ткань через бесчисленные маленькие дырочки. Луциан знал, что должен немедленно найти убежище для Сони.

 

Но где? Замок Корвинуса был на расстоянии многих миль отсюда, и эта местность была незнакома Луциану. А случайно найти заброшенную хижину или пещеру было нереально. Луциан искал в памяти подходящее убежище, которое возможно им встречалось по пути к крепости.

 

Выветрившейся придорожный храм предстал перед его мысленным взором. Кажется, Сорен говорил что-то о монастыре в этом районе, где-то на северо-западе?

 

“Мы должны попробовать добраться туда”, - заключил Луциан, хотя ненавистная иеремиада брата Амвросия еще звенела в его ушах. Монастырь смертных, казалось, вряд ли был подходящим убежищем для беглых вампира и ликана, но Луциан не видел лучшей альтернативы. Дневной свет создает большую угрозу для Сони, чем любой монах.

 

Он услышал, как группа кричащих людей вошла в лес вслед за ним. "Он пошел сюда!" – кричал пылкий голос своим товарищам,- "Не дайте ему уйти".

 

“Дневной свет делает смертных смелее”,- понял он. Достаточно смелыми, чтобы преследовать нас, даже в глубину леса. Луциан продолжал бежать, не замедляясь ни на секунду, хотя при каждом шаге серебро в его плоти отдавалось жгучей болью по всему телу. Он хотел выдернуть арбалетный болт со спины, но у него не было времени, чтобы сделать это. Нужно было оторваться от преследовавших их людей.

 

Охота началась. И он, и Соня были жертвами, но Луциан не желал сдаваться на милость этим убийцам демонов.

 

“Я найду убежище для своей любимой”,- поклялся он, -“Даже если мне придется убить каждого монаха в этом монастыре!”

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

КАРПАТЫ

 

Гневные крики разносились по лесу, вдогонку убегающему Луциану. Каждый его шаг сопровождался шумом ломающихся кустов под его тяжёлыми ботинками. И вдруг перед ним возник монастырь Святого Валпурга - строгое кирпичное здание, отличающееся остроконечными крышами и примыкающей к нему церковью. Витражи украшали верхние этажи монастыря, скульптура Мадонны с младенцем смотрела на него из ниши над входом в церковь. Тишиной веяло от колокольни в задней части часовни.

 

Луциан остановился, чтобы отдышаться. Из-за тяжести его драгоценной ноши, и стрелы, торчащей из спины, даже его бессмертная выносливость была на исходе. Серебряные наконечники горели в его плоти, будто ему засунули под кожу раскаленные угли, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать от боли. Луциан обливался потом под лучами утреннего солнца, палящего ему голову и плечи. На вершине деревьев сладко пели птицы, словно издеваясь над его страданиями.

 

Он осторожно приблизился к монастырю. Традиции гласили, что даже убийца мог найти убежище на святой земле, но Луциан сомневался, что милосердие церкви распространялось на вампиров и ликанов. Однако у них не было другого выбора, они должны были попробовать укрыться за стенами аббатства именно сейчас, когда приспешники брата Амвросия шли по их горячему следу. “Лучше столкнутся с часовней, полной ничего не подозревающих монахов”,- рассуждал Луциан,- “ чем познать ненависть вооружённой сумасшедшей толпы”.

 

Когда он приблизился к широким каменным ступеням, ведущим к церкви, он сразу заметил, что что-то не так. Большие дубовые двери лежали на полу вестибюля, разломанные на куски. Оборванные петли болтались там, где когда-то двери были прикреплены к арке. На раздробленной древесине массивного дуба виднелись глубокие выбоины, оставленные когтями.

 

“Возможно”,- размышлял Луциан, - “я не первый ликан, который сюда пришёл...”

 

Крысы бросились прочь, напуганные появлением чужака. Луциан занёс закутанную Соню через вестибюль под своды часовни аббатства. Следы дождя и заброшенности предстали перед ним, куда бы он ни посмотрел. Темно-коричневые пятна крови обесцвечивали кафельный пол церкви, всё пахло запёкшейся кровью и мочой. Опрокинутый аналой лежал на полу перед осквернённым алтарём, помеченный запахом зверья. Порванные страницы псалтыря усеивали пол и скамьи, наряду с коллекцией пластинок и реликвий. Пыль и паутина свидетельствовала о неделях, если не месяцах, запущенности. Кровавый отпечаток лапы, как печать на полу святилища, не оставил у Луциана сомнений в том, что здесь произошло.

 

Отступники! Ему стало ясно, с чего начался этот крестовый поход брата Амвросия. Очевидно, что монастырь стал жертвой той стаи оборотней, которая сеяла хаос в этой области в течении нескольких месяцев. Это объясняло мстительный зов монаха "замученные братья". Судя по всему, брат Амвросий был единственным выжившим в этой кровавой бойне. Неудивительно, что он так страстно желает нашей смерти.

 

Несмотря на многочисленные свидетельства кровавой бойни, нигде не было трупов. Без сомнения, брат Амвросий предал земле все бесплотные кости, оставленные оборотнями, следуя христианским обычаям.

 

“Если бы он мог остановить их!”- размышлял Луциан мрачно,- “Тогда Соня и я не были бы в такой серьезной опасности”.

 

Солнечный свет проникал через витражи, изображающие жизни святых. Многие цветные панели были потресканы и разбиты, стекло бросало радужные блики на обломки. Радужное сияние делало церковь неподходящей для вампира, так что Луциану нужно было искать какой-то тёмный угол, где Соня была в безопасности.

 

Возможно, общежитие или трапезная?

 

К своей радости он обнаружил арочные двери в дальнем конце южного трансепта. За аркой гранитные ступени вели вниз, в темноту. Луциан с облегчением спустился по винтовой лестнице, оставив свет дня позади. Паутина прилипала к его лицу и одежде. Повсюду были тараканы и крысы.

 

Наконец-то он достиг нижней части лестницы. Полная темнота, окутавшая его, делала бесполезными даже его сверх способности видеть вночи. Он ступал осторожно, ориентируясь на запах и звук, в затхлом туннеле пахло сыростью и разложением. Он нечаянно задел нишу в стен - куча пыльных костей с грохотом упадали на пол. Череп покатился к его ногам.

 

Запах подсказал, что это были останки человека. Он понял, что наткнулся на катакомбы, в которых братья святого Валпурга хоронили своих мертвых. Несомненно, целые поколения монахов покоились в этих тоннелях, выдолбленных в меловом известняке десятилетиями напряженного труда. Луциан удовлетворенно кивнул, казалось, не было лучшего места, чтобы скрыться от преследователей.

 

Приглушенный шум донёсся из гобелена в его руках. Рассудив, что солнечный свет достаточно далеко, он осторожно положил гобелен на пол и развернул его, как ковёр. На гобелене прямо перед ним на спине лежала Соня во всей её красоте, как Клеопатра перед Цезарем. Голубые глаза светились в темноте.

 

Луциан стал на колени рядом с ней. Соня села на гобелене и в растерянности оглянулась. "Как вы себя чувствуете, миледи? "- спросил он тревожно. Когда глаза привыкли к мраку, он увидел, что Соня практически не пострадала. Несколько красных пятен, не больше, чем самые обычные солнечные ожоги, были видны на шее и лбу, но уже, казалось, начали исчезать. Луциан надеялся, что эти незначительные ожоги быстро исцелятся, при условии, что Соня будет по- больше отдыхать и пить достаточно крови.

 

Он хотел предложить свою собственную кровь, чтобы помочь ей восстановится. “Я бы с радостью отдал каждую каплю, текущую в моих венах, тебе”, - страстно подумал Луциан. Увы, такая жертва была бы напрасной, кровь ликанов - яд для вампиров, и наоборот. Его кровь только отравит Соню, но не поможет ей исцелиться. “Даже в этом я не достоин её… “

 

Она открыла рот, чтобы ответить на его вопрос, но прежде чем смогла произнести хоть слово, тревожный шум донёсся из часовни над ними. Соня громко ахнула. Они услышали голоса и топот сапог, по крайней мере, дюжины мужчин. "Глядите в оба, парни!"- крикнул безымянный смертный своим товарищам,- "Они не могли далеко уйти!"

 

Соня вздрогнула, поняв, что толпа догнала их ... почти. Она прильнула к Луциану, тот нежно обнял её дрожащие плечи. Несмотря на крайнюю шаткость ситуации, он не мог избавиться от ощущения волнения от этой неожиданной близости. Под кровью и грязью на ее одежде, он слышал аромат лаванды и бальзама. Ее тело было прохладным, а не горячим и грубым как у ликана. Волосы мягкие, как паутинка, задевали его щеку. Ему неумолимо хотелось прикоснуться к ее шелковой коже и ласкать, ласкать…

 

“Даже не думай об этом!”- упрекнул он себя. Мало того, что такие желания были совершенно неправильны, учитывая ситуацию, в которой они сейчас находились, они еще и отвлекали его от опасности, находящейся поблизости. “Мне нужно сосредоточиться, чтобы мы выжили и увидели следующую ночь”.

 

Они забились в темноту и притаились, боясь даже дышать, не то что говорить. Прямо над ними кровожадные люди рыскали по разрушенной церкви в поисках своих бессмертных жертв. Луциан боялся, что это был только вопрос времени, и что вскоре один из самых храбрых все же решится спуститься вниз в катакомбы.

 

Он спокойно протянул кинжал Соне, собираясь, если нужно, бороться с охотниками своими зубами и когтями. “Здесь, в темноте”,- мрачно подумал он, - “Соня, по крайней мере, сможет себя защитить”.

 

"Довольно!"- заорал голос сверху,- "Я не хочу больше находиться в этом проклятом месте. Давайте уберёмся подальше отсюда! "

 

"Но святой отец приказал искать демонов повсюду!"- возразил другой смертный. К ужасу Луциана, голос человека звучал так, будто, тот стоял на вершине спиральной лестницы ведущей в катакомбы: "Смотри, я нашел ступени".

 

"Это лестница в катакомбы, болван!"- насмехался первый человек. Его насмешливый тон не смог скрыть тревогу в его голосе: "Я бы не спустился в этот проклятый склеп, даже если бы от этого зависела моя жизнь! "

 

Хор голосов подхватил его: "Если брат Амвросий хочет искать вампиров среди костей мёртвых", - подхватил третий голос,- “пусть делает это сам. У меня есть жена и четверо маленьких детей, о которых нужно заботиться! "

 

Луциан слушал с волнением, у него снова появилась надежда. По-видимому, бесстрашным убийцам демонов не хватало смелости, чтобы войти в мрачные катакомбы в поисках своих жертв. “Неужели”,- удивился он,- “ судьба, наконец, пришла к ним на помощь?”

 

Приложив палец к губам, он молча ждал, пока голоса и шаги не удалились. Лишь когда всё, наконец, утихло, он рискнул заговорить снова. "Радуйтесь, миледи ",- прошептал он,- "Смертные покинули это место".

 

"Хвала старейшинам!"- сказала она тихим голосом,- "Я думала, мы обречены".

 

Теперь, когда опасность миновала, Луциан оказался наедине с Соней в тесном подземном коридоре. При других обстоятельствах это было бы его сбывшейся мечтой. Однако пятна свежепролитой крови на их одежде служили напоминанием о том, что их
ситуация была далёко не идеальной. Высушенные останки умерших монахов лежали в своих скромных нишах в дополнение к жуткой атмосфере этого места.

 

Неохотно оторвав руки от плеча принцессы, он не мог найти нужных слов. "Простите меня",- сказал он наконец,- "за это ужасное место. Этот кошмар лучшее, что я мог предложить в сложившейся ситуации ".

 

Слабая улыбка появилась на лице Сони: " Тебе не нужно извиняться за то, что ты спас мне жизнь, Луциан. Если бы не ты, я была бы сейчас лишь горсткой пепла, как и все остальные наши несчастные собратья ".

 

Услышать своё имя из её уст – это было, как получить благословение старейшин! "Я всего лишь исполняю свой долг, миледи",- тихо промолвил он.

 

"Пожалуйста, дорогой друг, называй меня Соней",- она положила свою прохладную руку на его плечо,- "Я думаю, что ты заслужил эту привилегию и даже больше ".

 

Луциан не знал, чувствовать восторг или ужас. "Я-я не достоин, прекрасная леди",- сказал он запинаясь. Под рукавом, на своей коже он носил клеймо её отца, означающие, что он был не более чем вассалом.

 

"Позволь мне судить об этом",- сказала она. Ее глаза расширились, когда она увидела пятно крови на его боку: "Ты ранен!"

 

"Ничего страшного",- настаивал Луциан, но его вид опровергал его слова. Он чувствовал, как серебряный наконечник отравляет его плоть изнутри. Свежая кровь продолжала просачиваться из незаживающей раны. "Вам не нужно беспокоиться об этом".

 

"Не глупи",- сказала Соня,- "Дай мне посмотреть". Осмотрев его более внимательно, она была потрясена, обнаружив, кроме ужасной раны в боку, арбалетный болт, торчащий у него из спины. "Его нужно немедленно вынуть",- заявила она.

 

Луциан не мог отрицать мудрости ее слов. От него будет мало пользы принцессе, если его раны не будут излечены, боль и яд подрывали его силы. Пульсирующая боль расходилась от каждой раны по всему телу с каждым ударом сердца. Его кожа казалась горячей и лихорадочной, несмотря на озноб, который заставлял его тело дрожать. Судороги, тошнота сжала его внутренности, а во рту пересохло, как в легендарной Сахаре.

 

"Повернись",- сказала она. Луциан послушно повернулся к ней спиной, давая себя осмотреть. Окровавленная туника прилипла к коже, и Соне приходилось отдирать её сантиметр за сантиметром. Кинжалом она разрезала ткань вокруг арбалетного болта. И хотя девушка работала очень осторожно, Луциан все же морщился всякий раз, как она отдирала рубашку от его тела, обнажая кровоточащий торс. Он знал, что настоящая боль была ещё впереди.

 

"Возьми это",- сказала она, протягивая ему кость умершего монаха. Он сжал пыльную кость зубами в ожидании предстоящей боли. "Ты готов?"- спросила она, взявшись рукой за древко стрелы.

 

Он кивнул в знак согласия. Соня потянула за окровавленный болт, двигая его вперёд и назад, чтобы вынуть серебряный наконечник, не сломав древко. Луциан сжал челюсти так сильно, как мог, придушив мучительный вопль в глубине горла. Его вены выступили, мышцы напряглись, он собрал всю свою волю, чтобы не повернутся и не бросится на Соню как бешеная собака.

 

Несмотря на все усилия, стрела никак не хотела выходить. Наконец, очередной раз, потянув за болт, она выдернула его. "Вот",- объявила Соня. Она разломала стрелу на две части и откинула в сторону.

 

Луциан наклонился вперёд. Тяжело дыша, он выплюнул кость на пол.

 

На кости остались глубокие следы от зубов. Измученный Луциан тяжело дышал, его грудь высоко вздымалась. У него даже не было сил, чтобы поблагодарить Соню за её стремление помочь ему.

 

 

Но испытания еще не закончены, ещё оставался серебряный наконечник в его боку. Кровь ещё текла из узкой раны, которая не заживала, пока токсичный металл оставался в его теле. Посмотрев вниз, Луциан увидел, что кожа вокруг раны уже начала тлеть. Серебристо-серые узоры распространялись под кожей, вокруг раны как металлическая паутина. Кожа воспалилась и болела при прикосновении. Пальцы Сони дотронулись до раны, и Луциан вскрикнул, как будто до него дотронулись раскалённой кочергой.

 

Искреннее сочувствие и понимание слышались в её голосе: "Прости меня, Луциан, за то, что я сделаю дальше". Она уложила его на бок, так что бы зараженный участок был прямо перед ней, и взяла кинжал ещё раз: "Серебро должно быть удалено, пока еще не слишком поздно".

 

"Подождите!"- выпалил Луциан. Неожиданная мысль пришла ему в голову: серебряный наконечник, несомненно, помешает ему трансформироваться сегодня вечером, если конечно не убьёт его еще до этого времени. Он по-прежнему боялся, возможно, даже больше, чем смерти, что Соня увидит его преображённым: "Быть может, вы оставите всё как есть?"

 

Недоумение появилось на её фарфоровом лице: "Я боюсь, что лихорадка спутала твои мысли, дорогой Луциан. Нельзя позволить, чтобы серебро отравляло тебя и дальше". Она снова положила кость ему между зубов: "Теперь тише, прошу тебя, и будь храбрым. Я обещаю, что попытаюсь сделать это быстро, как это только возможно".

 

Не сказав больше ни слова, она кончиком лезвия приоткрыла рану, пока та не стала достаточно большой, чтобы можно было просунуть туда пальцы. Тело Луциана задёргалось в муках, как только она просунула в рану большой и указательный пальцы , пытаясь нащупать наконечник арбалетного болта. Соня держала ликана свободной рукой, прилагая все свои силы, чтобы удержать его на грязном гобелене.

 

Боль была невыносимой. Луциан так крепко сжал зубы, что хрупкая кость треснула, и ее осколки высыпались у него изо рта. Ликан взвыл от боли, он не смог бы удержать крик, даже если бы тысячи крестьян с факелами стояли на вершине лестницы.

 

“Хватит!”- закричал он мысленно. Неужели это терпит каждый ликан, когда его клеймят вестники смерти? Луциан почувствовал неожиданный всплеск жалости к своим звериным собратьям. Никто не заслуживает страдать от подобного, даже дикие полулюди.

 

Именем старейшин, хватит!

 

И в тот момент, когда он подумал, что больше не сможет терпеть эту адскую боль, пальцы Сони вышли из раны, держа окровавленный серебряный наконечник. Так как она была вампиром, а не ликаном, ненавистный метал ничего не сделал её нежной коже. Она швырнула его прочь в темноту и вытерла кровь, окрасившую ее пальцы, о подол плаща.

 

Луциан был впечатлён и удивлен отсутствием у неё брезгливости. Ведь Соня была воспитанной и образованной леди выросшей в светских кругах, а не воином - вестником смерти, как ее мать. С другой стороны, вспомнил он, ее отец, Виктор, был известным воином, так что боевые ранения, наверное, были для неё привычны.

 

Он попытался сесть, но Соня его остановила. "Тебе сейчас лучше не двигаться",- попросила она,- "Худшее уже позади, я тебя уверяю, но моя работа ещё не закончена. Рана сильно воспалена, нужно удалить из неё яд серебра до того, как он распространится дальше". Расстегнув застёжку под подбородком, она скинула с плеч свой плащ. Её кулон покоился на лифе туники цвета шафрана, из-под которой виднелось зелёное дамасское платье. "Если бы мы находились в замке, я бы воспользовалась пиявками, но здесь мы должны прибегнуть к более прямым методам".

 

Прохладные губы прислонились к открытой ране. Волна неожиданных ощущений захлестнула Луциана с головы до ног, рассеивая все мысли об опасности и бедствиях. Кончики клыков вонзились в его заражённую плоть. Никогда за время его тысячелетней жизни он и представить себе не мог такого момента.

 

Соня подняла голову, чтобы сплюнуть зараженную кровь, которую она не смела глотнуть, затем продолжила высасывать яд. Луциан ахнул, когда рот Сони прикоснулся к его голой коже. Смесь боли и удовольствия охватила его. Он изо всех сил пытался скрыть своё растущее возбуждение. Хорошо, что эта процедура подразумевала молчание, потому что он не знал бы, что ей сказать.

 

Могла ли прекрасная вампирша заметить, какое влияние она оказывала на него? Если это было так, то она искусно не подавала виду. Снова выплюнув кровь ликана, она перевернула Луциана лицом вниз и занялась раной на спине. Там ее гибкие губы высосали последнее серебро из раны и выплюнули заражённую кровь на пыльный пол.

 

"Это сделано",- заявила она, вытирая губы об рукав жёлтой туники. "Я думаю, что раны начнут заживать, но мы должны будем показать тебя опытному врачу при первой же возможности".

 

Луциан сел рядом с ней. Было ли это просто его фантазией, или же бледное лицо принцессы слегка покраснело? "Большое спасибо, миледи ... Соня",- прошептал он хрипло, не в состоянии первым посмотреть ей в глаза,- "Я у вас в долгу".

 

"Не больше, чем я у тебя",- настаивала она. Взяв нож, она отрезала несколько полосок ткани от подола своего платья, чтобы перевязать его вновь очищенные раны. "Мы могли бы хорошо провести остаток вечности благодаря друг друга, и не без оснований".

 

Их глаза встретились на одно мгновение, Луциана одолевал соблазн признаться ей в любви, рассказать обо всём, что он чувствовал эти долгие месяцы и годы. Но его здравомыслие советовало молчать. “Во имя старейшин”, - напомнил он себе строго,- “эта девушка только что потеряла мать. Сейчас неподходящее время для признаний в любви”.

 

"Я был невнимателен",- сказал он,- “примите мои соболезнования в связи с гибелью леди Илоны".

 

Соня выглядела разбитой. Она закрыла руками глаза, пытаясь вытеснить из памяти отрубленною голову своей матери, катившуюся по двору. Всхлип сорвался с её губ, она опустила руки. Малиновые слезы потекли по её щекам. "Спасибо, Луциан",- ответила она,- "Столько всего произошло за последние часы, что даже не было времени оплакать мою бедную мать, не говоря уже о всех остальных, погибших этим ужасным утром". Она посмотрела на него - её светящиеся голубые глаза наполнились слезами: "Были ли другие выжившие?"

 

Луциан неуверенно пожал плечами: "Я видел Сорена, сбежавшего через ворота крепости. Но я не могу сказать, удалось ли ему ускользнуть от толпы, собравшейся снаружи". По правде говоря, Луциана не сильно заботила судьба садиста-надсмотрщика. "Но вы можете быть спокойны, ведь ваш отец жив, и если судьба будет благосклонна, вы и ваш благородный отец скоро воссоединитесь".

 

Она посмотрела на него. Надежда появилась в её глазах и голосе. Она перебирала в руках кулон с изображением её фамильного герба: "Ты действительно думаешь, что мы выживем и увидим наших сородичей снова?"

 

"Я клянусь, миледи ... то есть, Соня".

 

“Я сделаю все от меня зависящее”,- добавил он про себя, - “ чтобы ты безопасно добралась до Ордогаза на пробуждение Виктора, даже если это грозит, разоблачением моего внутреннего зверя”.

 

Его уверенность, казалось, подбодрила ее. "Кто твои родители?"- ласково спросила она, как будто хотела сменить тему,- "Я знаю их?"

 

"Нет",- признался Луциан. Хотя его глубоко оскорбляло его звериное происхождение, он не мог солгать Соне: "Мои мать и отец были дикими ликанами, живущими как животные в лесу. Они были уничтожены вашим отцом много веков назад, когда он впервые взял орду ликанов под контроль". Его слова напомнили об ушедшей эпохе, когда ожесточенные стаи оборотней терроризировали деревни, пока Виктор и его вестники смерти не подчинили непокорных зверей на благо всех. "Я был захвачен младенцем во время одного рейда, в котором мои родители и были убиты ".

 

Соня с ужасом отреагировал на его признание: "Какой ужас!"

 

"Не терзайте свое бедное сердце из-за меня",- сказал он, отгоняя от себя мысли о судьбе своих родителей, -“Если бы не ваш отец, я бы был воспитан как невежественный дикарь, не лучше, чем мои варварских предки”.

 

“И я бы не встретил тебя”,- добавил он про себя. Буква V на его плече была небольшой ценой за такое благословение.

 

"Я не могу представить, что ты мог быть отступником",- заявила Соня. Она провела по его щеке своей нежной рукой: "Ты очень внимателен, благороден умом и духом".

 

Ее щедрая похвала, сказанная явно от чистого сердца, искушала Луциана признаться в своих чувствах. Вместо этого, он встал с гобелена и протянул руку, чтобы помочь Соне подняться. "Ну", -сказал он,- "давайте найдём более подходящее место, чтобы переждать день".

 

Она посмотрела на него озабоченно. "Ты точно уверен, что готов к этому?"- она указала на повязку, опоясывающую его туловище, "Может тебе лучше ещё немного отдохнуть?"

 

"В этом нет необходимости",- заверил он её, но не без причины. Теперь, когда серебро было извлечено из его тела, его мучительный эффект быстро исчезал. Он все еще чувствовал усталость, достаточную, чтобы заснуть как старейшина, но его раны уже не болели столь беспощадно. Озноб и тошнота уходили, сильное кровотечение было остановлено, и зуд под его повязкой указывал, что началась регенерация. "Я достаточно хорошо себя чувствую, чтобы идти, благодаря вашему умелому уходу ".