Не умеешь, научим, не хочешь – заставим

Как-то вновь назначенный советник командующего ВВС и ПВО полковник Петр Петрович Ксенофонтов решил навестить начальника штаба ВВС и ПВО Алберту Нету. Недавно назначенный командующим член политбюро ЦК МПЛА - Партии труда полковник Ндалу был обременен массой других обязанностей, и фактически его функции исполнял начальник штаба. По этой причине Ксенофонтов оказался как бы без подсоветного. Но рвался в бой и решил перенести тяжесть «выдачи советнических рекомендаций» на начальника штаба. По этому поводу, кстати, чуть не произошел скандал: два советских советника: Ксенофонтов и Савельев никак не могли поделить одного ангольца. Но нередко случалось и так, что наш советник оставался без протеже. Например, прибывший в 1982 году из Союза советник главного штурмана ВВС неожиданно обнаружил, что его подсоветного не существует в природе! Ну не было у ангольцев в то время подготовленного руководителя штурманской службы в ВВС. Но существовал план строительства ВВС и соответствующая ему штатная структура. А он предписывал иметь на этой должности советника. Вот он и приехал. Впрочем, несостоявшемуся советнику тут же нашли работу. С подачи нашего замполита полковника Станислава Турчинского он стал… секретарем партийной организации соввоенколлектива при ВВС и ПВО Анголы.

По дороге в штаб ВВС и ПВО, который располагался на одной из самых красивых улиц Луанды – авениде, носившей имя национального героя Анголы команданте Володи, новый мой ангольский шеф, «камарада Педру», как его окрестили ангольцы, вдруг решил похвастаться своими знаниями местных реалий. «Когда начнем говорить, сначала поинтересуйся здоровьем родственников товарища Нету. Спроси, как себя чувствует товарищ Мария Эужения». Пытаюсь сообразить: жену начальника штаба зовут совсем по-другому, сестер, по-моему, у него нет. Кто эта Мария Эужения? Может быть, за два месяца моего отсутствия в стране анголец женился на другой? Я только приехал из отпуска, в котором задержался по случаю дурацкой травмы ноги, полученной на раскорчевке дерева: помогал родителям обустраивать только что купленный садовый участок под Волоколамском. Пока я размышлял, как бы поделикатней разузнать у советника хоть что-нибудь про эту таинственную персону, он сам открыл секрет. «А все-таки ВВС и ПВО Анголы повезло, что его штаб возглавляет племянник первого президента страны. Думаю, многие вопросы будет легче решать, как думаешь, старший лейтенант?» - обращается ко мне «камарада Педру».

Все становится ясно. Новый шеф перед отправкой в «десятке» прослушал лекцию какого то горе-специалиста по истории страны. Лектор и ляпнул, что, мол, в Анголе все вышестоящие должности в армии занимают родственники руководителей партии и государства. И все они - «Нету». Эдакое кумовство, возведенное в ранг кадровой политики. Сопоставив фамилию первого президента с фамилией начштаба, советник и сделал далеко идущий вывод. Даже узнал, что вдову первого президента Анголы Агоштинью Нету, умершего в 1979 году, зовут Мария Эужения Нету…

Пришлось деликатно объяснять, что фамилия Нету – одна из самых распространенных в Анголе. Приставка «нету» по-португальски переводится как «внук», а иногда трактуется и в более широком смысле: как свояк, родственник. И ассимилированные колонизаторами африканцы, перейдя на португальские имена, старались таким образом сохранить свою самобытность. Поэтому и стали именовать себя: такой-то внук такого-то. Но имя получалось очень громоздким, и со временем после приставки перестали употреблять имена родственников. А она сама утратила прямое значение и превратилась в элемент фамилии. Поэтому к прямым родственным связям слово «нету» никакого отношения не имело. А так бы пол-Луанды были бы родственниками.

Камарада Педру был страшно обескуражен моим объяснением: «Надо же, при первом же визите к подсоветному чуть не вляпался». Но полковник все-таки «вляпался» и, не менее капитально, сбив через две недели насмерть на своей «Волге» ангольца. И был по решению посла «в 24 часа» отправлен в Союз. В этой аварии он был, по большому счету не виноват: анголец выскочил на перекресток внезапно, в месте, где не имелось пешеходного перехода. А Ксенофонтов, человек в возрасте, с ослабленной реакцией, и, к тому же, практически не обладал опытом вождения легкового автомобиля. А тут положенная по штату «Волга» при отсутствии персонального шофера (он полагался только главному военному советнику), и вдобавок, незнакомый город. Кстати, возраст некоторых наших советников не только отрицательно сказывался на их здоровье (когда человеку под пятьдесят, жаркий и влажный тропический климат переноситься очень тяжело), но и в ряде случаев, препятствовал психологической совместимости с ангольцами. Подавляющее большинство подсоветных были молоды, темпераментны, жизнь «била в них ключом», и наши «старички», как они их называли «вельётеш», не всегда вписывались в схему отношений.

Кстати, как потом выяснилось, отправили Ксенофонтова в Союз зря. Перестраховались. Но такие были в наших посольствах правила: быстренько выслать человека из страны, спасти его от тюрьмы и законного наказания. К тому же Африка, есть Африка и не всякий государственный закон имеет здесь силу. Там правят обычаи, традиции, подчас жестокие и кровавые. За убийство соплеменника (автомобильный наезд - то же убийство), можно было получить по полной программе. И в Луанде, и других городах были случаи кровавых расправ над иностранцами в подобных ситуациях. Так, в 1982 году в районе столичных трущеб - «мусекеш», разъяренной толпой был буквально разорван на куски болгарский гражданин, задавивший в нетрезвом виде африканскую девочку. Ему не смогли помочь даже кубинцы, чей военный автомобиль проезжал в это время мимо...

Однако в случае с советским военным советником Петром Ксенофонтовым, как раз ангольские обычаи и сыграли прямо противоположенную роль. Пострадавшего ангольца нашими усилиями доставили в кубинский военный госпиталь. Но там ему помочь не смогли, удар был слишком силен. Вскоре в госпиталь приехала группа родственников погибшего. Мы приготовились к самому худшему, и потихоньку с помощью кубинских врачей вывели Ксенофонтова через запасной выход и отправили домой.

Вскоре от группы родственников, некоторые из которых были одеты в национальные одежды, отделился человек. Это был, как оказалось, дядя покойного. Выслушав наши соболезнования и заверения, что «камарада советику» не виноват в происшедшем, он спокойно, без истерики задавал нам всего два вопроса. Как высоко положение человека, убившего его племянника (он так и сказал «убившего», а не «совершившего наезд, аварию и т.п.), и где конкретно это произошло: на прямой дороге или перекрестке? Получив ответ, что советский советник - «большой шеф», а дело случилось на разъезде перед национальным аэропортом, он с удовлетворением кивнул и вернулся к родственникам.

По оживленной реакции ангольцев и даже почти доброжелательным взглядам в нашу сторону, мы поняли, что сведения, сообщенные семье, ее полностью удовлетворили. Через несколько минут обсуждения «дядя» вновь подошел к нам и бросил несколько слово, среди которых явственно различался термин: кименга.

Так у племен баконгу называется натуральный вид штрафа, который уплачивается провинившимся в пользу родственников пострадавшей семьи при ранении соплеменника и какого либо другого ущерба. В случае убийства полагалась смерть, но семья сделала «скидку», во-первых, на знатное, по их убеждению, происхождение и положение виновного, а во-вторых, место пересечения нескольких дорог у баконгу считается священным. Они и вождей своих всегда хоронили только у перекрестков. Поэтому семья и решила ограничиться штрафом. Словом пришлось нам быстренько скинуться и собрать, кто что мог. В общий котел «полетели» несколько бутылок водки, пара брюк и рубашек, поношенные фапловские ботинки с берцами, нехитрая кухонная утварь. Словом, кто, что мог. Одна из советнических жен выделила в уплату «кименга» отрез ткани, который привел в восторг женскую половину семьи погибшего. Таким образом, конфликт «на семейном уровне» был исчерпан, а полиция, в то время крайне лояльно относившаяся к «советским интернационалистам», ввиду отсутствия иска со стороны родственников прекратила дело. Но Ксенофонтов был к тому времени уже в Союзе.

Помимо слабого знания обычаев и традиций народов, населяющих Анголу, большой бедой многих наших и специалистов, и советников стало, если так можно выразиться, слишком уж прямое перенесение своих знаний и опыта на ангольскую действительность. Многие советские командиры рот, батальонов, полков, ставшие в одночасье советниками и специалистами действовали по старому советскому армейскому принципу: «Не умеешь, научим, не хочешь – заставим». Кто-то пытался вместо «тени» превратится в реального персонажа, попросту подменяя собой ангольских офицеров. Другие норовили решить стоявшие проблемы «горлом», частенько матерясь при этом на полную катушку. Нельзя сказать, чтобы для ангольцев такие обращения были в диковинку: в португальском языке имеется немало экспрессивно окрашенных слов. Но до знаменитого русского, набившего оскомину русского мата, им далеко.

С этой проблемой сталкивались очень многие. В 1981 году советник командира радиотехнического батальона на базе ВВС в Луанде майор Трушкин, отличавшийся страшным рвением по службе, поставил перед собой цель сделать «из вверенной ему ангольской части показательный батальон, не хуже, чем тот, который был у него в Союзе». Он настолько вошел в роль, что, кажется, уже не отличал где ангольский личный состав, а где советский. По утрам устраивал «разборки», частенько матерясь перед строем. Как-то вместе с заместителем майора капитаном Микнявичусом я стал свидетелем одной неприятной сцены. Советник стал распекать командира ангольской радиотехнической роты. «Ты, чтоб твою мать, - кричал он на молоденького лейтенанта, опоздавшего на утреннее построение личного состава, - где шляешься, почему твои подчиненные разболтаны и расхлябаны? Твоя родина в опасности, а ты на службу опаздываешь?!». Говорил он это по-русски, явно с удовольствием перемежая речь недавно выученными португальскими выражениями. У худенького лейтенанта после такого выступления вдруг задрожали губы, и он, едва сдерживая слезы, прошептал: «Не надо, не смейте трогать мою мать, она недавно умерла». Не владевший русским, но понимающий отдельные слова, анголец воспринял выражение «чтоб твою мать» буквально. Как оскорбление в адрес умершего предка. И в истерике убежал.

То, что у ангольского лейтенанта умерла мать, я не знал, но не мог не заметить на руке у ангольского офицера черной траурной повязки. Ангольцы траур по своим близким родственникам носили долго и аккуратно. Советник, будь он внимательнее и, самое главное, полюбознательнее мог бы обратить на это внимание. А так, отношения с командиром роты у майора были испорчены надолго. «Недоразумения» с употреблением и к месту, и не к месту традиционных русских экспрессивных выражений стоили десяткам наших советников испорченных отношений с ангольцами.

Нельзя сказать, чтобы, «особенностями национальной советнической деятельности» не было озабочено руководство «десятки» - 10 Главного управления Генерального штаба, основного органа по руководству нашими «соввоензагранколлективами». С начала 80-х годов старались объединить группы отъезжающих по «страноведческим» направлениям, и устраивали занятия, на которых будущих советников и специалистов знакомили с особенностями их деятельности, нравами и обычаями «стран пребывания». Но, что можно успеть за неделю? Офицер, командируемый за рубеж, едва успевал за этот срок оформить все документы, выкупить билеты, получить на складе и подогнать под себя гражданскую одежду (она выдавалась вместо форменного офицерского обмундирования и, как правило, и не отличалась большим разнообразием. Поэтому, вновь прибывающие в Анголу офицеры, выглядели, как довоенные североамериканские гангстеры или агенты царской охранки: все в одинаковых костюмчиках, плащах и шляпах от Минобороны). Где там до лекций о каких-то нравах и обычаях?

К подготовке высшего состава наших военных миссий за рубежом подходили более тщательно. В учебном центре «Курсы «Выстрел» под Москвой периодически проводились сборы главных военных советников и их заместителей. В середине 80-х годов, при генерал-полковнике К. Я. Курочкине этой проблемой серьезно занялись и в Луанде. Прибывшие советники и специалисты прослушивали трехдневный курс «национальных особенностей». Для занятий привлекались наиболее подготовленные и опытные советники и переводчики. Приходилось и мне несколько раз читать курс лекций о быте и нравах народов Анголы. Все это было очень полезно, но, к сожалению, не решало вопроса кардинально. Поэтому многие наши офицеры и генералы ухватывали суть советнической деятельности, начинали понимать психологию ангольцев лишь поднабравшись опыта, спустя год, а то и два после приезда в страну.

Многие наши советники высшего и среднего звена никак не могли, например, понять сущности ангольских военно-партийных псевдонимов. Большинство партизанивших или работавших в период колониального господства португальцев подполье членов МПЛА, имели боевые клички, которыми искренне гордились. Например, первый министр обороны Анголы Энрике Телеш Каррейра звался «Ику». Сменивший его Педру Мария Тонья имел псевдоним «Педале». Начальник генерального штаба Антониу душ Сантуш Франса носил прозвище «Ндалу», а тогдашний командующий ВВС и ПВО Жоау да Консейсау был известен как «Гату». Имел соответствующую кличку и начальник Национального политуправления ФАПЛА Франсишку Магальяеш Пайва – «Нвунда», а также многие должностные лица рангом пониже.

Эти клички, как правило, на русский язык официально никогда переводились. Однако их происхождение было достаточно любопытно и для человека любознательного многое могло сказать об ангольском руководителе. Например, псевдоним «Педале» происходил от португальского разговорного глагола «педалар» - крутить педали, быстро ездить на велосипеде. Как рассказывал мне старый партизан МПЛА по кличке «Мона» («обезьяна»), прозванный так за фантастическую ловкость и умение бесшумно пробираться через джунгли, будущий министр обороны получил ее за свой энтузиазм, энергичность и способность к многочасовым африканским танцам. Кличка «Гату», в переводе с португальского «кот», была дана будущему командующему ВВС и ПВО его боевыми соратниками за необычную живучесть и способность удачно уходить от португальских патрулей. В 1977 году во время попытки государственного переворота в Луанде «Гату» блестяще подтвердил ее: будучи захваченным заговорщиками, со связанными руками, раненый, он сумел выбраться из подожженного автомобиля и спастись. Некоторые клички ангольских руководителей были прямо связаны с советской действительностью. Национальный герой Анголы команданте «Володя» взял такой псевдоним в честь вождя мирового пролетариата Владимира Ленина, а знаменитый политработник ФАПЛА Дину «Матросс», по слухам преклонялся перед подвигами революционера-большевика матроса Железнякова.

Псевдонимы могли отражать и национальные особенности, физические достоинства или недостатки бывших партизан. Клички давались не только на португальском языке, но и на местных наречиях. Например, начальник отдела пропаганды Национального политуправления ФАПЛА носил кличку «Лелу Кизуа», что в переводе с кимбунду означало «Солнечный день»: широколицый, с блестящим лицом, удивительно дружелюбный негр действительно как бы излучал солнечное тепло на окружающих. А начальник кабинета министерства обороны по внешнеэкономическим связям товарищ «Дибала» был лыс, словно бильярдный шар. Слово «дибала» на языке кимбунду и означало «лысый».

Так вот, многие советники никак не могли привыкнуть, что их подсоветные пользуются кличками, иногда и не совсем благозвучными. Поэтому, многие предпочитали обращаться к ним, используя длинное, в несколько слов и зачастую не совсем понятное окружающим, официальное португальское имя. Многих ангольцев это удивляло и даже раздражало.

На своеобразие цепочки отношений «советник – подсоветный» часто накладывал свой отпечаток и характер ангольцев: многие из них были откровенно ленивы и безынициативны. Однако при этом обладали природной смёткой и просто-таки первобытной хитростью. Такие ангольские командиры нередко буквально «ездили верхом» на своих советниках. Справедливости ради нужно сказать, что таких ленивых и не желавших учиться ангольских офицеров было немного. Но, если советник требовал от них слишком многого, или просто не нравился, те принимали свои меры. Дело в том, что ангольцы очень быстро «просекли», что «советскому товарищу» (генералу, полковнику подполковнику, майору и т.д.) повезло: вместо морозной Сибири или заснеженного Забайкалья он оказался в их жаркой стране и при этом неплохо зарабатывает. А поэтому сделает все возможное, чтобы продлить срок своего пребывания или, по крайней мере, его не сократить. Для укрощения чрезмерно ретивого советника в ход шел даже шантаж: «мол, «камарада асессор», сообщу, что пьешь водку в рабочее время, после обеда на службу не выходишь, продукты получаешь со военной части склада, а кванзы за них не платишь и т. д.». Если шантаж не помогал, в дело шли прямые доносы.

Таких специалистов, «не сумевших найти общий язык с подсоветной стороной» руководство советской военной миссией прорабатывало по служебной и партийной линии. Зачастую, не разобравшись в сути конфликта, их переводили в другой округ, а иногда и досрочно откомандировывали в Союз. Многие боялись этого. Поэтому были и такие, кто шел на поводу у своих визави, откровенно лебезил и даже угодничал перед ангольцами. Другие, отчаявшись, найти общий язык, попросту самоустранялись от работы. Но большинство, несмотря на препоны, честно продолжали выполнять свой долг.

Так, например, советник начальника связи ВВО и ПВО, майора Багорру, занимавший эту должность в начале 80-х годов в Луанде был эдак на четверть века младше своего советника. Майор, не имевший соответствующей подготовки, получил свою должность за то, что когда-то в период национально-освободительной борьбы с португальцами исполнял обязанности личного радиста лидера МПЛА Агоштинью Нету. Учиться он не хотел, а своего советника, пятидесятилетнего полковника, прошедшего Великую Отечественную заставлял делать за себя всю черновую работу: составлять планы и докладные, анализировать работу радиосвязи, выезжать вместо себя в командировки в районы боевых действий. При этом вел себя чрезвычайно высокомерно, по-барски. Заставлял уже немолодого человека подолгу ждать в своей приемной, опаздывал, а то и вовсе не являлся на встречи.

Прекрасно понимая, что без квалифицированной помощи советника ему не обойтись, он все время держал его «на крючке». Свой шантаж он осуществлял предельно просто. На совещаниях периодически жаловался командующему ВВС и ПВО команданте Гату, не слишком лояльно относившемуся к советским военным специалистам, что советник «не всегда дает ему правильные рекомендации по организации связи». Добросовестного полковника чуть инсульт не хватил, кода он первый раз услышал из уст своего буквально заваленного рекомендациями подсоветного подобные обвинения. Потом привык. Ссориться с бывшим личным радистом президента никто не хотел, и нам, переводчикам, приходилось прилично «вспахивать», делая объемные письменные переводы для этого бездельника. А советник, которому оставалось всего полгода командировки, а впереди маячила заслуженная пенсия, стиснув зубы и втихаря матерясь, только философствовал о странностях местных нравов.

Мне часто приходило в голову вопрос: а как бы поступили в подобной ситуации наши оппоненты с той стороны. Те, кто работал на УНИТА и ФНЛА, на ЮАР, те, кого мы называли наемниками? Как поступил бы тот же Питер Маккализ и Роберт Маккензи? Наверное, плюнули бы на все и отправились зарабатывать деньги в другую страну.

«Переводчик специального назначения»

Рассматривая «мифы ангольской войны» не могу не остановиться одном, ставшем в последнее время буквально массовым явлении. Чем дальше отдаляются события той войны, тем больше появляется на российском горизонте «героев Анголы», которые, по их рассказам, чуть ли не в одиночку уничтожали целые легионы унитовцев и юаровцев. Сегодня многим не дает покоя слава «ангольских Рембо».

И, что интересно все они, как на подбор, «спецназовцы». Поэтому создается впечатление, что на стороне МПЛА (ФАПЛА) в массовом количестве сражались подразделения советского спецназа ГРУ, КГБ, ВДВ, морской пехоты и.т.п. Этот феномен объясняется просто: та война и сегодня остается во многом неизвестной. Вокруг пребывания советских военнослужащих в Анголе создается ореол таинственности и загадочности. Поэтому можно, сыграв на незнании людей того, что происходило на самом деле, пофантазировать и попросту приврать. Тем более, что и бойцов специальных подразделений, да и морских пехотинцев через Анголу действительно прошло немало.

Как-то, на одной из международных выставок в Москве, к стенду журнала «Солдат удачи» подошел посетитель. Увидев обложку журнала со специфической ангольской тематикой, он тут же представился: «Бывший старшина подразделения разведки морской пехоты Николай. Воевал в Анголе в 1975-м. Как мы там крошили черных!» И, как бы, в доказательство, отвернув рукав рубахи, продемонстрировал татуировку: из чрева грозного БДК на берег с явно африканским пейзажем вкатывается советский БТР… Однако после двух-трех моих вопросов Николай начал явно нервничать, путаться, откровенно «плавать» в ангольских реалиях и вскоре быстренько ретировался…

Тема войны в Анголе и участия в ней наших ребят становиться все более модной в литературе, кинематографе. В российском фильме «Мужская работа» главные герои, элита спецназа ГРУ, по причине временной ненадобности взявшие «тайм аут» у себя на службе, несколько лет воюют «в качестве офицеров удачи» в некой африканской стране, имеющей признаки сходства с Анголой. Или взять фильм «Мусорщик», с мужественным актером Гуськовым в главной роли.В одном из эпизодов заезжая столичная журналистка со знанием дела спрашивает бывшего спецназовца, а ныне отошедшего от дел киллера, о происхождении замысловатой татуировки на руке: «Афганистан?». В ответ герой Гуськова «скромно» признается: «Нет, Ангола!». И зритель понимает: да что там Афган, Афган – это так, для детей. Вот Ангола – это да! Именно там и воевал наш спецназ, там наши хорошие белые парни крошили в непроходимых джунглях Африки плохих негров.

Не отстает от отечественного, и западный кинематограф. Чего стоит только американский фильм «Чистильщик» с Дольфом Лундгреном в главной роли. Главный герой фильма, сапер-асс, выполняет свой контракт в ангольских джунглях, попутно круша черепа белых наемников, среди которых в основном «русские и украинские спецназовцы».

В формирование мифов о массовом участии в событиях в Анголе советских бойцов спецподразделений вносят свой вклад некоторые российские средства массовой информации. Так, в газете со звучным названием «Спецназ России» мне как-то попалось на глаза интервью некого Джавохира Кабилова (скорее всего, это псевдоним) с «бывшим лейтенантом войск специального назначения ГРУ МО СССР» по имени Владимир.

Автор материала, не моргнув глазом, сделал из обыкновенного переводчика, да еще, и не кадрового военного, а парня, призванного в армию после гражданского иняза, матерого спецназовца. Вот, что пишет журналист о своем герое: «Прекрасное владение английским и испанским, плюс отменная спортивная подготовка (он мастер спорта по дзю-до и плаванию, в его активе прыжки с парашютом, знание приемов рукопашного боя), скорее всего и стали причиной того, что ему предложили попробовать себя в качестве переводчика в составе советской военной миссии в Перу».

Вот так то. Оказывается, обыкновенных переводчиков в армию не брали. Только альпинистов, парашютистов, да мастеров кунг-фу! Но в Латинскую Америку Володя не попал, его ждала более значительная миссия: лейтенант был срочно направлен на спецстажировку «в жаркую южную республику» и оказался в «секретном тренировочном лагере». Там он «прошел усиленную специальную подготовку: «тропа разведчика», уроки альпинизма, стрельба и т.п.» Для чего? Оказывается окончательная цель изнурительной подготовки «переводчика специального назначения» была все та же Ангола.

Но, прибыв в страну, Владимир почему то оказался не на фронте, а в тихом и уютном городке Негаже, расположенном далеко от основных районов боевых действий с унитовцами и юаровцами (те, кто прошел Анголу, это почти курортное место, видимо, знают). И ему, переводчику, поручают немного, нимало, а «подготовку разведвзвода бригады!».

В псевдоангольких воспоминаниях новоиспеченного грушника, растиражированных газетой со звучным названием, содержится и такое сенсационное признание «спецназовца Владимира»: «Все диверсионные и специальные операции против УНИТА проводили советские военные. Небольшими группами, а то и в одиночку, наши рейнджеры уходили в джунгли и всегда возвращались, выполнив задачу. Нередко им приходилось действовать за пределами Анголы, в соседней Намибии и даже в ЮАР». Утверждения эти, правда, так и осталось голословным: никаких доказательств или примеров в статье приведено не было.

Давайте попробуем спокойно разобраться, где тут правда, а где вымысел. Об обстановке в армии Народной Республики Анголы и многих особенностях нашего сотрудничества я могу судить с достаточной долей объективности. В ходе своего пребывания в Анголе я объездил всю страну, участвовал во многих, в том числе, как сейчас бы назвали, «специальных мероприятиях». Об одном из них: спасении силами ангольского спецназа советского экипажа самолета Ан-26, сбитого унитовцами под городом Менонге осенью 1980 года читатель уже знает из книги. С 1984 по 1991 год я продолжил службу уже в министерстве обороны, продолжая заниматься анализом военно-политической обстановки в стране и ее армии. В этот период мне часто приходилось выезжать в Анголу самому, а также встречался с прибывающими из страны советскими военными советниками и специалистами, представителями ангольского командования, что добавляло к этой картине новые штрихи. Кроме того, в ходе работы над этой книгой я встречался с десятками наших военнослужащих, прошедших Анголу: и главными военными советниками, их заместителями, рядовыми специалистами и переводчиками. Поэтому о степени о участия наших специалистов в диверсионных и специальных операциях в этой стане имею достаточно четко представление.

Конечно, не обо всем сегодня можно рассказать, не все имена и фамилии назвать. Архивы по военно-политическому сотрудничеству с Анголой до сих пор засекречены. Однако даже без всякого доступа в секретной информации можно с уверенностью сказать, что, например, подготовку разведвзвода ангольской бригады никогда бы не доверили переводчику, «пусть и владевшему дзю-до». Этой нелегкой и кропотливой работой наверняка занимался советник в звании майора или подполковника с опытом работы в войсковой разведке, а «псевдогрушник Володя» был при нем всего-навсего обыкновенным переводчиком…

«Разрешить советским военным специалистам принимать участие в боевых действиях на стороне сил МПЛА и кубинских войск»

Были ли в Анголе сотрудники ГРУ и КГБ? Конечно, были. Наше посольство в Анголе было самым многочисленным по штатам и, естественно, сотрудники спецслужб «под крышей» посольских работников занимались своей работой, осуществляя сбор информации и другую деятельность в соответствии со своими функциональными обязанностями. Причем, как заметил однажды один мой знакомый, носивший ранг «офицера по безопасности посольства» их больше интересовала деятельность дипломатов из западных стран, аккредитованных в Луанде. Режим в стране был союзным, дружественным, к тому же обо всем, что происходило в партии, армии и других государственных органах Москва получала информацию из первых рук: от многочисленных советских советников в этих структурах. Сотрудники ГРУ и КГБ СССР работали также в качестве советников и инструкторов в учебных центрах по подготовке партизан СВАПО и АНК, а также при министерстве внутренних дел Анголы.

Но много ли было в Анголе «настоящих» спецназовцев? Сразу определимся, что под этим термином мы будем иметь в виду не только бойцов спецназа ГРУ и КГБ, но и специалистов по разведке и диверсиям, принадлежавшим к другим ведомствам: армии, морской пехоте, ВМФ и ВДВ. То есть людей, с особой подготовкой, которые и могли бы выступать в качестве «ангольских рейнджеров» в тылу противника.

Среди 12 тысяч советских военнослужащих, официально прошедших Анголу с 1975 по 1992 год было немало специалистов такого профиля. Так как ангольская армия - ФАПЛА строилась по советскому образу и подобию, в ней, как это положено, формировались диверсионные, разведывательные и другие специальные подразделения, в том числе и первые в вооруженных силах десантно-штурмовые бригады: 13-я и 18-я. В середине 80-х годов XX века ФАПЛА имели в своем составе 45 бригад, разбросанных по 10 военно-политическим округам. Кроме них были еще специальные формирования пограничных войск, войск министерства внутренних дел и госбезопасности. Личный состав этих ангольских специальных подразделений обучали советские специалисты соответствующей квалификации, в том числе и прошедшие Афганистан. Но хочу подчеркнуть: все они были рассредоточены по местам дислокации частей ангольской армии, выполняя советнические и инструкторские функции, не составляли какого-либо отдельного специального подразделения.

Так что, наши спецназовцы в Анголе были. Это факт. Но вопрос: возлагались ли советским, либо ангольским командованием на представителей войск специального назначения СССР (ГРУ, КГБ, армейская разведка, разведка ВДВ, морской пехоты) в Анголе задачи, например, по проведению специальных операций внутри страны, на территории Намибии, ЮАР, отправлялись ли они в самостоятельные «рейды и поиски по тылам унитовцев и юаровцев»?

Вот мнение человека вполне компетентного, с которым читатель уже знаком: Бориса Гавриловича Путилина. Напомню, что в 1974 году он был центральной фигурой через которую осуществлялась координация не только поставок оружия МПЛА из СССР, но и планов помощи со стороны советских военных специалистов и кубинцев. Браззавиль и после провозглашения независимости в Луанде оставался центром по координации такой работы. Только спустя несколько месяцев, когда кубинские войска добились кардинальных успехов в боях в южноафриканцами и угроза Луанде миновала, туда был переведен весь штаб, включая «советников по партии» и «советников по противопартизанской борьбе».

По словам Путилина, в то время на случай захвата наших людей в Анголе, при неудаче миссии по помощи движению МПЛА, существовал ряд планов «специальных операций» в случае неудачи их миссии в Анголе. Поэтому в самый ответственный период ноября 1975 года, когда решалась судьба ангольской революции, к берегам Анголы прибыл большой десантный корабль (БДК) ВМФ СССР с техникой и личным составом на борту. В его задачу входила эвакуация наших советников и лидеров МПЛА. Таким образом, личный состав был готов принять участие в боевых действиях при соответствующих указаниях Москвы.

Могли ли советские морские пехотинцы, в случае неудачи МПЛА и кубинцев захватить и удержать Луанду, пока Агоштинью Нету провозгласит независимость? Видимо могли. Во всяком случае, силенок у мощного БДК с десантом на борту вполне бы хватило, чтобы «раздолбать пол-Луанды». Но ни корабль, ни личный состав десанта задействован в операции не был. Кубинцы и вооруженные активисты МПЛА справились сами.

Косвенно о готовности морпехов ступить в бой подтверждает шифротелеграмма, которая буквально накануне решающих событий была получена из Москвы. По словам Б. Г. Путилина, шифровка прямо разрешала нашим военным специалистам принимать участие в боевых действиях на стороне сил МПЛА и кубинских войск. «Это беспрецедентное решение объяснялось крайне напряженной ситуацией, возникшей в стране в канун провозглашения независимости 11 ноября 1974 года, - вспоминал Б. Путилин. Москва ни в коем случае не хотела упускать Анголу. Поэтому, когда около сорока советских специалистов по боевому применению и переводчиков во главе с полковником В. Г. Трофименко, находившихся в то время в Конго, после 11 ноября были переброшены в Луанду, они имели своеобразный «карт бланш» Москвы на участие в боевых действиях. Однако основной удар южноафриканской военной машины и отрядов сепаратистов приняли на себя кубинцы. Наши военнослужащие ограничились советническими и инструкторскими функциями». Что же касается возможности проведения каких-либо «специальных диверсионных» рейдов силами советских военных специалистов, Борис Гаврилович ответил отрицательно. «Таких задач в тот период Центром не ставилось».

Рейд на Куэбе

Но война в Анголе разрасталась, в страну поехали уже не десятки, а сотни и тысячи советских советников. Изменилась ли ситуация с «массовым применением советского спецназа» в Анголе середине и конце 80-х годов, когда УНИТА при поддержке армии ЮАР развязала широкомасштабную гражданскую войну?

Бывший первый заместитель, а затем и главный военный советник в Анголе в 1988 – 1991 годах генерал-полковник В. Н. Беляев, человек в этой области вполне компетентный, в одной из бесед со мной сказал: «Что касается рейдов наших военнослужащих в Намибию и ЮАР с целью уничтожения каких-либо объектов, в этом никакой необходимости не было. Да и не было в Анголе разведывательно-диверсионных групп, составленных из советских военнослужащих. Кроме того, это не было предусмотрено договором о нашем сотрудничестве. С такими задачами прекрасно справлялись специальные группы бойцов, ФАПЛА, СВАПО и АНК, подготовленные нашими спецами. Но, хочу подчеркнуть, на территории Анголы, там, где велись боевые действия, наши советники выходили вместе с ангольцами на операции. И тогда специалисты по разведке могли сопровождать отдельные разведгруппы в тылу противника. Особенно когда была необходима информация из первых рук».

Да, сейчас можно сказать, что, оказывая помощь руководству спецподразделений ФАПЛА, а также боевых отрядов Африканского Национального Конгресса «Умконто ве сизве» и СВАПО (ПЛАН), в составе некоторых таких групп действовали и наши офицеры. Об этом, в частности свидетельствует генерал армии В. И. Варенников, неоднократно бывавший в Анголе в качестве спецпредставителя Генерального штаба СССР. «О многих планировавшихся операциях УНИТА и ЮАР нам было достоверно известно из первых рук: наши офицеры-разведчики, действуя в составе отрядов СВАПО на территории Намибии и на юге Анголы, имели прямые контакты со сторонниками УНИТА и ЮАР, способными за плату дать точные данные о группировке войск ЮАР».

Вместе с тем, зная, что у руководства советской военной миссии в те времена было довольно жесткое указание Москвы о соблюдении всех мер безопасности наших советников и специалистов, можно с уверенностью сказать, что такие «выходы» не были массовыми. Об одном из таких рейдов я хочу рассказать. Но подчеркну, на такие задания ходили настоящие профессионалы, которые и никогда не опустятся до саморекламы недостойными способами, как «лейтенант войск специального назначения ГРУ МО СССР» по имени Владимир.

Валентин Гаева работал в Анголе специалистом при командире разведроты в 6-м военном округе. О свих похождениях он говорит достаточно скупо, считает, что ничего особенно героического и не совершал. Вот его рассказ. «Мой подсоветный, первый лейтенант (ангольское воинское звание, соответствующее приблизительно нашему старшему лейтенанту - авт.) Жоакинь Нзажи был парнем непростым, с характером. В СССР не учился, зато прошел подготовку в 1982 году у португальских инструкторов специальн