Text 2. Архитектура Лондона

Лондон – это конгломерат городов, которые, развиваясь, постепенно сблизились и, наконец, срослись, поглотив разделяющие их территории. Многие из этих отдельных в прошлом населенных мест сохранили следы своей индивидуальности.

СИТИ

С этой маленькой территории начиналось развитие города-гиганта. На западе ее границу определяют Темпл и переулок Ченсери-лейн, с северной стороны – Хол-борн, Смитфилд, Финсбери-серкус, с южной – Темза. Тауэр ограничивает Сити с востока. В облике современного Сити ничто не напоминает о римском Лондиниуме. По-новому сложилась сетка улиц, плотная застройка скрыла природный рельеф местности, поверхность земли поднялась более чем на три метра над уровнем площадей и улиц древнего города. Память о древних воротах стен, разрушенных в конце XVIII века, хранят лишь названия улиц: Бишопсгейт, Олдгейт, Ньюгейт.

Но и сейчас панорама Сити с южного берега Темзы позволяет почувствовать пластику естественного рельефа под нагромождением построек. На вершинах двух холмов, выбранных для поселения почти две тысячи лет назад, сформировались главные планировочные узлы современного Сити. Один из них связан с собором св. Павла – лучшим произведением К. Рена. Мощный массив здания венчает купол, вздымающийся на 111 метров над уровнем земли. Его силуэт замыкает перспективу больших отрезков Темзы; до недавнего времени он был главным высотным акцентом всей внутренней зоны города.

Здание построено Реном там, где стоял разрушенный пожаром готический собор и где церковь была впервые заложена еще в 604 году. В тесноте средневековых городов не создавались обширные пространства перед крупными зданиями. Так и объем собора св. Павла вздымался среди подступившей к нему плотной застройки и обтекающих его со всех сторон нешироких улиц. Весь строй готических фасадов был рассчитан на неожиданное раскрытие в повороте узкой улочки, на восприятие в упор, когда особенно сильно воздействуют их акцентированные вертикальные членения.

В окружении, сохранившем свой пространственный характер от средневековья, К. Рен создал самую большую в мире некатолическую церковь, опираясь на композиционные приемы классики. Но такие приемы предполагают гармоничные соотношения между зданием и прилегающими пространствами. Серьезные трудности порождало и сочетание протяженного объема с мощным главным куполом. Добиваясь их композиционной связи, Рен расчленил центральный неф на ячейки, перекрытые купольными сводами; чтобы уравновесить распор куполов, он использовал готическую систему аркбутанов, перекинутых на стены боковых нефов. Но эта система несовместима с эстетическими нормами классики, и Рен скрыл ее высокой декоративной стенкой, как бы имитирующей второй этаж.

Двухъярусную систему боковых фасадов Рен продолжает и на западном фасаде, расчленяя входной портик, которым замыкается перспектива улицы Людгейт-хилл. Суховатая строгость классицизма сочетается в этой композиции с очевидным влиянием римского барокко.

Совершенство силуэта и смелость конструктивной структуры купола позволяют сравнивать его с такими гениальными сооружениями, как купол собора во Флоренции или купол собора св. Петра в Риме. Он стал главной высотной доминантой города, заменив шпиль готического здания.

Рену выпало редкое для архитектора счастье самому в течение жизни довести до конца грандиозную стройку. Среди пышных мраморных и бронзовых надгробий “сильных мира сего” в крипте собора – гладкая черная плита и надпись: “Памятник – вокруг”. Это могила Кристофера Рена.

Окружение собора было разрушено бомбардировками в 1940 году. Проект его восстановления, разработанный У. Холфордом в 1956 году, заключал в себе интересные идеи. Холфорд предлагал создать перед собором систему небольших площадей, позволяющих увидеть здание с разнообразных точек зрения. В живописной системе асимметричных пространств был бы воссоздан характер среды, в которой Рен задумал свое произведение.

Колоссальный масштаб и массивность форм собора не могут быть повторены, поэтому проект основывался на принципе контраста. Легкость новых построек должна была подчеркнуть тяжеловесность древних стен, простые ритмы, определяемые конструктивным модулем,– сложность пропорционального строя композиции собора.

Философский текст

 

К этому типу мы причисляем статьи и монографии, посвященные изложению какой-либо философской системы. Традиционно философский текст относят к наиболее сложным типам текста для письменного перевода, считают своего рода камнем преткновения для переводчиков. Попробуем разобраться, как сдвинуть с места этот «камень».

При анализе философского текста выявляются черты, которые мы обнаружили в научном тексте, а с другой стороны – и некоторые характерные особенности, знакомые нам по искусствоведческому тексту. Свя­зано это, очевидно, с тем, что его содержание представляет собой авторскую (индивидуальную) версию предельно обобщенного описания устройства мира, но подана и оформлена эта версия как объективная. Коммуникативное задание текста, таким образом, заключается в том, чтобы представить читателю автор­скую картину мира, убедив его в объективности этой картины логическим путем, средствами научного описания.

Источником философского текста является конкретный автор, выступающий одновременно и как индивидуальность и как последователь опыта, накопленного его предшественниками и единомышленниками. Реципиентом может быть любой взрослый читатель, но чем выше его компетентность в области философии, тем легче и полнее он воспримет заложенную в тексте информацию.

Когнитивное ядро текста составляют общепринятые философские термины. Они выступают на фоне лексики общенаучного описания. Объективность изложения обеспечивается средствами, особенности и способы передачи которых нам хорошо знакомы по научному тексту: неличная семантика подлежащего, глагольные формы абсолютного настоящего, пассивные конструкции, безличные и неопределенно–личные предложения. Высокому уровню абстрактности, обобщенности соответствует номинативность и обилие сложных слов. Все изложение подчинено логическому принципу, его реализации служат распространенные предложения, причастные обороты, разнообразие ти­пов логической связи между элементарными предло­жениями, предельная экспликация когезии (формальной и семантической). Стиль изложения не выходит за рамки строгой нейтральной письменной нормы лите­ратурного языка. Эмоциональная информация блокирована. Эстетическая информация, за редкими исключениями (такими, как изложение философской системы в стихах), отсутствует.

Тем не менее в философском тексте присутствует авторское начало, и не только на содержательном, но и на формальном уровне. Оно выражается прежде всего в авторской терминологической системе. В любом философском тексте можно вычленить термины, использу­емые только данным автором, причем значение их не всегда вводится, и переводчику приходится выводить его, опираясь на контекст и на другие элементы этой терминологической системы. Особая сложность заклю­чается в том, что наряду с терминами–неологизмами, придуманными автором, в систему входят переосмыслен­ные общефилософские термины, которым в контексте данного философского построения придается новое зна­чение. Уловить это новое значение и, следовательно, не ошибиться в переводе переводчик может лишь в том случае, если вникнет в само содержание, в умозаключе­ния автора. Если переводчик не потрудится это сделать, перевод не получится. К чертам, отражающим автор­ское начало, относится и степень сложности синтаксиса (правда, совсем простым синтаксис философского тек­ста не бывает никогда) – но тут задача переводчика про­ще: определить эту степень и отразить в переводе.

Выводы для переводчика.К доминантам перевода философского текста относятся все основные средства оформления когнитивной информации научного тек­ста; отличительной чертой тер­минологической системы текста является ее трехслойность:

1) общепринятые философские термины – передаются однозначными эквивалентами;

2) термины общенаучного описания – передаются вариантными соответствиями с равноправной вариативностью;

3) термины, образующие авторскую систему терминов, – передаются неологизмами, вариантными соответствиями или лексическими заменами с учетом всей авторской терминологической системы, для исследования которой необходимо изучить содержание, а также собрать фоновую информацию (почитать другие философские произведения этого автора, литературу о нем и т. п.). К индивидуально–авторским чертам относится также степень сложности синтаксиса – мера этой сложности воспроизводится в переводе.

Practical Skill

Задание № 1. Перед вами философские тексты. Сделайте предпереводческий анализ. Установите тип информации текста. Выполните фоновый анализ. Представьте письменный перевод с английского языка на русский.

Rene Descartes

I. The Method of Natural Philosophy

I. RULES OF REASONING IN PHILOSOPHY

 

We are to admit no more causes of natural Things than such as are both true and sufficient to explain their appearances.

To this purpose the philosophers say that Nature does nothing in vain, and more is in vain when less will serve; for Nature is pleased with

simplicity and affects not the pomp of superfluous causes.

RULE II.Therefore to the same natural effects we must, as tar as possible, assign the same causes.

As to respiration in a man and in a beast, the descent of stones in Europe and in America, the light of our culinary fire and of the sun, the reflection of light in the earth and in the planets.

RULE III. The qualities of Bodies, which admit neither intensification nor remission of degrees, and which are found to belong to all bodies within the reach of our experiments, are to be esteemed the universal qualities of all bodies whatsoever.

For since the qualities of bodies are only known to us by experiments, we are to hold for universal all such as universally agree with experiments, and such as are not liable to diminution can never be quite taken away. We are certainly not to relinquish the evidence of experiments for the sake of dreams and vain fictions of our own devising; nor are we to recede from the analogy of Nature, which is wont to be simple and always consonant to itself. We in no other way know the extension of bodies than by our senses, nor do these reach it in all bodies; but because we perceive extension in all that are sensible, therefore we ascribe it universally to allow others also.

That abundance of bodies are hard we learn by experience; and because the hardness of the whole arises from the hardness of the parts, we therefore justly infer the hardness of the undivided particles, not only of the bodies we feel, but of all others. That all bodies are impenetrable, we gather not from reason, but from sensation. The bodies which we handle we find impenetrable.

That all bodies are movable and endowed with certain powers (which we call the inertia) of persevering in their motion, or in their rest, we only infer from the like properties observed in the bodies which we have seen. The extension, hardness, impenetrability, mobility, and inertia of the whole result from the extension, hardness, impenetrability, mobility, and inertia of the parts; and hence we conclude the least particles of all bodies to be also all extended, and hard and impenetrable, and movable, and endowed with their proper inertia. And this is the foundation of all philosophy. Moreover, that the divided but contiguous particles of bodies may be separated from one another is a matter of observation; and, in the particles that remain undivided, our minds are able to distinguish yet lesser parts, as is mathematically demonstrated. But whether the parts so distinguished and not yet divided may, by the powers of Nature, be actually divided and separated from one another we cannot certainly determine. Yet had we the proof of but one experiment that any undivided particle, in breaking a hard and solid body, suffered a division, we might by virtue of this rule conclude that the undivided as well as the divided particles may be divided and actually separated to infinity. Lastly, if it universally appears, by experiments and astronomical observations, that all bodies about the earth gravitate toward the earth, and that in proportion to the quantity of matter which they severally contain; that the moon likewise, according to the quantity of its matter, gravitates toward the earth; that, on the other hand, our sea gravitates toward the moon; and all the planets one toward another; and the comets in like manner toward the sun: we must, in consequence of this rule, universally allow that all bodies whatsoever are endowed with a principle of mutual gravitation. For the argument from the appearances concludes with more force for the universal gravitation of all bodies than for their impenetrability, of which, among those in the celestial regions, we have no experiments nor any manner of observation. Not that I affirm gravity to be essential to bodies; by their vis insita I mean nothing but their inertia. This is immutable. Their gravity is diminished as they recede from the earth.

 

Text 2.WHY DID THE CHICKEN CROSS THE ROAD?Plato: For the greater good.Karl Marx: It was a historical inevitability.Machiavelli: So that its subjects will view it with admiration, as a chicken which has the daring and courage to boldly cross the road, but also with fear, for whom among them has the strength to contend with such a paragon of avian virtue? In such a manner is the princely chicken's dominion maintained.Hippocrates: Because of an excess of light pink gooey stuff in its pancreas.Jacques Derrida: Any number of contending discourses may be discovered within the act of the chicken crossing the road, and each interpretation is equally valid as the authorial intent can never be discerned, because structuralism is DEAD, DAMMIT, DEAD!Thomas de Torquemada: Give me ten minutes with the chicken and I'll find out.Timothy Leary: Because that's the only kind of trip the Establishment would let it take.Nietzsche: Because if you gaze too long across the Road, the Road gazes also across you.Oliver North: National Security was at stake.B.F. Skinner: Because the external influences which had pervaded its sensorium from birth had caused it to develop in such a fashion that it would tend to cross roads, even while believing these actions to be of its own free will.Carl Jung: The confluence of events in the cultural gestalt necessitated that individual chickens cross roads at this historical juncture, and therefore synchronicitously brought such occurrences into being.Jean-Paul Sartre: In order to act in good faith and be true to itself, the chicken found it necessary to cross the road.Ludwig Wittgenstein: The possibility of "crossing" was encoded into the objects "chicken" and "road", and circumstances came into being which caused the actualization of this potential occurrence.Albert Einstein: Whether the chicken crossed the road or the road crossed the chicken depends upon your frame of reference.Aristotle: To actualize its potential.Buddha: If you ask this question, you deny your own chicken- nature.Howard Cosell: It may very well have been one of the most astonishing events to grace the annals of history. An historic, unprecedented avian biped with the temerity to attempt such an herculean achievement formerly relegated to homo sapien pedestrians is truly a remarkable occurence.Salvador Dali: The Fish.Darwin: It was the logical next step after coming down from the trees.Emily Dickinson: Because it could not stop for death.Epicurus: For fun.Ralph Waldo Emerson: It didn't cross the road; it transcended it.Johann von Goethe: The eternal hen-principle made it do it.Ernest Hemingway: To die. In the rain.Werner Heisenberg: We are not sure which side of the road the chicken was on, but it was moving very fast.David Hume: Out of custom and habit.Jack Nicholson: 'Cause it (censored) wanted to. That's the (censored) reason.Pyrrho the Skeptic: What road?Ronald Reagan: I forget.John Sununu: The Air Force was only too happy to provide the transportation, so quite understandably the chicken availed himself of the opportunity.The Sphinx: You tell me.Mr. T: If you saw me coming you'd cross the road too!Henry David Thoreau: To live deliberately ... and suck all the marrow out of life.Mark Twain: The news of its crossing has been greatly exaggerated.Molly Yard: It was a hen!Zeno of Elea: To prove it could never reach the other side.Chaucer: So priketh hem nature in hir corages.Wordsworth: To wander lonely as a cloud.The Godfather: I didn't want its mother to see it like that.Keats: Philosophy will clip a chicken's wings.Blake: To see heaven in a wild fowl.Othello: Jealousy.Dr Johnson: Sir, had you known the Chicken for as long as I have, you would not so readily enquire, but feel rather the Need to resist such a public Display of your own lamentable and incorrigible Ignorance.Mrs Thatcher: This chicken's not for turning.Supreme Soviet: There has never been a chicken in this photograph.Oscar Wilde: Why, indeed? One's social engagements whilst in town ought never expose one to such barbarous inconvenience - although, perhaps, if one must cross a road, one may do far worse than to cross it as the chicken in question.Kafka: Hardly the most urgent enquiry to make of a low-grade insurance clerk who woke up that morning as a hen.Swift: It is, of course, inevitable that such a loathsome, filth-ridden and degraded creature as Man should assume to question the actions of one in all respects his superior.Macbeth: To have turned back were as tedious as to go o'er.Whitehead: Clearly, having fallen victim to the fallacy of misplaced concreteness.Freud: An die andere Seite zu kommen. (Much laughter)Hamlet: That is not the question.Donne: It crosseth for thee.Pope: It was mimicking my Lord Hervey.Constable: To get a better view.

Задание № 2. Перед вами статья философа Щекалова. Сделайте предпереводческий анализ. Установите тип информации текста. Выполните фоновый анализ. Представьте письменный перевод.

Философия античности.

И.А. Щекалов

Античная философия (сначала греческая а затем и римская) охватывает период своего непосредственного существования с 12-11 вв. до н. э. по 5-6 вв. н. э. Она зародилась в древнегреческих полисах (городах-государствах) демократической ориентации и направленность своего содержания, методом философствования отличалась как от древних восточных способов философствования, так и от мифологического объяснения мира, характерного для произведений Гомера и сочинений Гесиода. Конечно, ранняя греческая философия еще тесно связана с мифологией, с чувственными образами и метафорическим языком. Однако она сразу устремилась рассматривать вопрос о соотношении чувственных образов мира и его самого по себе как бесконечного космоса. Для мифа как нерефлексивной формы сознания образ мира и действительный мир неразличимы и соответственно несовместимы.

Перед взором древних греков, живших в период детства цивилизации, мир представал как огромное скопление различных природных и общественных процессов. Как жить в этом мире? Кто управляет в нём? Как согласовать собственные возможности с верховными силами, недоступными для человеческого влияния космоса? Бытие ассоциировалось со множеством стихий, которые находятся в непрерывных изменениях, а сознание с ограниченным количеством понятий, отрицавшим эти стихии в неподвижном постоянном виде. Поиск устойчивого первоначала в изменчивом круговороте явлений необъятного космоса был главной целью первых философов. Философия, таким образом, предстает по своему предмету как учение о "первых началах и причинах" (Аристотель). (…)