Пьесы и режиссера. Путь к этому моменту труден и длителен, но в нем-то самая суть, остальное — дело техники

«К «Ревизору»,— писал Т о в с т о н о г о в , — я всегда относился с огромным пиететом, как к шедевру мировой драматургии, но воспринимал эту гениальную пьесу как бы на расстоянии. От­делял ее от себя как режиссера. Не было личного отношения, личной заинтересованности, личной страсти. Л и ч н ы й интерес к «Ревизору» пришел через Достоевского.

Достоевский дал общий ключ к атмосфере, подсказал, вер­нее сказать, подтолкнул на поиски особой, насыщенной психо­логически атмосфере действия, подвел к тому, чтобы страх го­родничего увидеть еще и как муку совести, страх как болезнь времени, которой охвачен не только взяточник-городничий, но все общество, вся эпоха царствования Николая I».¹

После спектакля стало понятно, что слова о Достоевском не н у ж н о понимать в п р я м у ю , что т у т мы имеем дело со свое­образным режиссерским «остранением», приемом, который по­зволяет увидеть произведение одного автора в свете другого, интуитивно ощутить движение русской художественной мысли от Гоголя к Достоевскому. Не Товстоногов сказал, что «все мы вышли из гоголевской «Шинели», но Товстоногов режиссерски, в сценической атмосфере ощутил и передал зрителям эту ж и -вую взаимосвязь огромных литературных явлений.

Чуть заостряя вопрос, можно сказать, что режиссер пере­двинул точку отсчета на «Ревизора» и посмотрел на комедию не с позиций предшественников (Фонвизин, Капнист), а с по­зиций последователей Гоголя.

Режиссерский замысел у Товстоногова всегда опирается на пьесу, строго ей соответствует. В спектакле мы увидим не только точное соответствие духу автора в его глубинных моти­вах, но и совпадение во многих частностях, которые неожи­данно кажутся новыми.

В первой же сцене, утром в доме городничего, стоят, подпи­рая стены, трое квартальных, никогда, кажется, ранее не по­являвшиеся в этой сцене. Их присутствие сразу рождает на-п р я ж е н н у ю атмосферу этого утра. Квартальные появились здесь не по режиссерскому своеволию, а по указанию самого автора. «Действие первое. Комната в доме городничего. Явление пер­вое. Городничий, попечитель богоугодных заведений, смотри­тель училищ, судья, частный пристав, лекарь, два кварталь­ных». Ремарка Гоголя предусматривает присутствие кварталь­ных, но, видимо, в других спектаклях, для другой атмосферы действия, иных режиссерских предлагаемых обстоятельств эти квартальные не требовались, а если и присутствовали, то не за­поминались, ибо были тут фигурами случайными. В спектакле Товстоногова они оказались необходимыми, их присутствие при-

¹ «Советская культура», 1972, 23 мая.

дало сцене зловещий оттенок, указало на те средства, которые использует в своем городничестве Антон Антонович Сквозник-Дмухановский. Социальная тема спектакля была задана с пер­вых же мгновений спектакля, еще до первых реплик.

Но еще до первой сцены зрители увидят суперзанавес, с гра­фически изображенным пейзажем провинциального города: дома, колокольня, деревья на берегу реки, их опрокинутое от­ражение в воде. Покойная, мирная, идиллическая картина вдруг размылась, как ломается и исчезает о т р а ж е н и е в воде, когда в воду падает камень. Побежали круги по воде, закачались колокольня, дома, деревья — и исчезли. А голос Иннокентия Смоктуновского произнес значительно, внятно, неторопливо, как бы вслушиваясь в знакомые с детства слова эпиграфа: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива. Народная пословица».

Он же представляет и действующих лиц комедии, читая «Замечания для гг. актеров». Первую, хрестоматийно знамени­тую фразу предваряет небольшая предпауза спектакля, во время которой торопясь входят, вбегают в комнату утренние гости городничего, обмениваются тревожными взглядами, во­просительно смотрят на сосредоточенно молчащего градопра­вителя. И как бы отвечая на их молчаливое недоумение, город­ничий (К. Лавров) просто объясняет: «Я пригласил вас, гос­пода, с тем, чтобы сообщить пренеприятное известие. К нам едет ревизор».

На минуту объединенные общим испугом, оглушенные изве­стием о ревизоре, «да еще с секретным предписанием», чинов­ники оказываются в состоянии г л у х о й и л ю т о й в р а ж д ы д р у г с другом и все вместе, разве кроме Хлопова и Гибнера, с город­ничим. Быстро обмениваются понимающими взглядами и усме­хаются многозначительно Земляника (В. Кузнецов) и Л я п к и н -Тяпкин (В. Медведев). Городничий перехватывает их взгляды, спиной чувствуя, как злорадствуют коллеги, пересчитывая его грехи. Атмосфера действия мгновенно накаляется, ибо тради­ционный совет грешников, дружно готовящихся спрятать концы в воду, предстает здесь осиным гнездом, где к а ж д ы й норовит ужалить другого. Умный городничий сразу почувствовал, что «друзья» готовы вцепиться ему в горло, напомнить ревизору о всех делах и делишках Антона Антоновича. И его фразы, адресованные Землянике и Ляпкину-Тяпкину, содержат в себе ясный подтекст: смотрите, и ваши «грешки» мне известны. Пер­вое явление поставлено как драка, яростная схватка, сведение счетов. Не найдя, что ответить судье на его слишком прозрач­ный намек: «если у кого-нибудь шуба стоит пятьсот рублей, да супруге шаль...», городничий реванширует, заметив судье, что тот в бога не верует и в церковь не ходит.