Несколько часов ранее

 

А утром мир мой рухнет,

И каплями на кухне,

Жизнь потихоньку тухнет…

 

Для Николая это воскресное утро, наверно, как и для многих американцев, стало слишком ранним. Разбудили его взрывы и вой самолётов. Зашторенное окно окрашивалось красными всполохами. Рядом зашевелилось существо, которое будить рано утром не то чтобы не рекомендуется, но вообще иногда чревато разными скандальными последствиями. А «у девушек сон утренний», по заверениям одного русского классика, «так тонок»[271]. Но сам бы Николай сказал, что и чертовски крепок, если её не разбудил весьма неслабый грохот за окном.

Поэтому быстро встав, стараясь меньше шуметь, осторожно ступая босыми ногами, Николай прикрыл дверь в спальню и уже в гостиной включил все возможные приёмники сообщений. Поначалу он ничего вразумительного не увидел, кроме предупреждения властей и треска радиопомех. Задействовав некоторые из своих каналов, он примерно полчаса сидел и переваривал информацию.

Кто бы сейчас в современном мире мог отважиться широкомасштабно напасть на Америку? Конечно не Россия. Первое на кого он подумал – это Китай. По легальной работе он часто ездил в Китай и воочию видел – эти бы, невзирая на жертвы, смогли. Сообщения о японской агрессии не вписывались в рамки достоверной реальности.

«Скорей всего спутали, - размышлял он, - и те, и те азиаты. Увиденный в одном из репортажей сбитый самолёт с красными кругами, ввел его в ступор.

 

* * *

 

К своим тридцати девяти Николай понял, что люди с годами лучше не становятся.

С младенческих лет бессознательные животные инстинкты подавляются родительской любовью, заботой и строгим «нельзя, это не хорошо». Взираешь с любопытством на окружающее расширенными блюдцами глаз, словно наивный котёнок. Затем «улица» вносит свои, порой довольно жестокие коррективы, но детские и юношеские масштабы смешны, проблемы на уровне потёкшей юшки из разбитого носа. Далее конкуренция приобретает более чёткие осознанные очертания, растёт ответственность, пожирающая нервные клетки, прорезающая первую хмурую складку меж бровями. Набирается жизненный опыт, с ним приходит цинизм, прагматизм. Взгляд на мир, не то что бы без интереса, просто через многое уже прошёл, уже познал. Начинаешь оценивать стóят ли трудозатраты и потраченное время на какое-нибудь предприятие или телодвижение, в которое ещё лет десять назад бросился бы без оглядки. Это экономия ресурсов стареющего организма. Становишься злее, расчётливее.

 

Можно жить и в спокойные времена, но находить себе приключений на одно место. Первая кровь брызнула в Ростове-на-Дону в вокзальном туалете. Спасла остро заточенная отвёртка. Вид крови ввёл в ступор гопстопников, он и сам был в лёгкой прострации и вырвался скорее в панике. Полгода он на том вокзале не появлялся, сменив студенческий автобусный трафик на электрички. Время затирало память. Той привокзальной босоте ничего хорошего естественно не желал - поделом, но стоило только вспомнить, что отвертка лежала в левом кармане куртки и бил он левой, неудобно в правый бок, вероятно в печень…, тут же начинало нервно потряхивать.

После всего этого стычки на дискотеках выглядели ребячьими и весьма несерьёзными.

 

Потом была срочная служба в рядах….

Советский Союз ещё не знал, что доживает своё последнее десятилетие. Сначала Николая бросило к южным границам, к иссушенным и пыльным, покрытым верблюжьей колючкой каньонам среднеазиатской республики, граничащей с Афганистаном.

Солдатики в строю выглядели неказисто: выданная расчётливым старшиной вылинявшая бэушная рабочая форма, галифе под сапоги, едва достающие до мозолистых кирзовых ботинок, и даже панамы военной формы Среднеазиатского военного округа своими мятыми полями смотрелись на призывниках совершенно нелепо. Но ни кого это волновало, даже тебя. Это в школе ты на сборах красовался в самопальном камуфляже с деревянным «калашом» - так хотелось в войнушки поиграть.

А тут… перемена климата, питьевой воды, вызывающая фактических у всех призывников приступы диареи. «Нехватка» - мало того что молодому организму после домашних харчей просто не хватало калорий, так ещё узбек-повар своей стряпнёй наверно мог не испортить только что примитивную гречку и вареные яйца. Жара, пот, недомыв, от которого гниёшь до дыр.

Плавишься под солнцем на плацу (им разрешалось ходить по территории части раздетыми по пояс), а стоящий за тобой в строю по дружбе мух отгоняет от ранки, набитой автоматом на позвоночнике во время марш-броска.

Таких жирных мух (обычных дрозофил) как там, в этой средней Азии, он нигде больше не видел.

Командует злыдень сержант и уж совсем безразличный «отец командир» - летёха. А выше их забавный комроты – майор. Забавный, потому что матерится от души - честно и смешно. И плевать им на тебя. Три зуба он в армии потерял, потому что не ныл и не настаивал, дескать лечить надо пока не поздно. Так и вырвали их, запустив кариесы, пульпиты и все прочие флюсы.

 

В Афганистан их принудительно не гнали – пиши рапорт добровольцем. Да и брали не всех, только отличников «боевой и политической». У него с этим было всё в порядке, но на предложение летёхи отказался. Почему?

На территории части иногда стояла техника, выведенная из Афганистана, и он как-то походил, поглазел. Дырки от пуль в «кунгах»[272] и кабинах его не впечатлили и не испугали. Расспросил солдат, сопровождавших технику - не было в той афганской войне никакой романтики. Пыль, антисанитария, плохая еда…, потому и не захотел писать рапорт.

Но в маленькой стычке довелось побывать, даже на сопредельной территории, хоть и не официально.

 

Подняли их роту как-то по тревоге на прочёсывание. Все по сопкам да за камнями в оцеплении отсиделись, а его угораздило подвернуться на глаза командирам – приказали грузить в вертолёт ящик похожий на «зип»[273], а «вертушка» так шустро взмыла, что он остался на борту.

Сели где-то в горах. Он выскочил принимать этот проклятый ящик и тут они попали под обстрел. Ерундовый, пули редко высекли фонтанчики пыли у колеса «Ми-8», с запозданием донеслись одиночные отголоски эха. Скорей всего спугнули кого-то.

Он даже не струхнул, как выпулял весь рожок на звук, так там и затихли. Вертолётчики уже следом «крупняком» прошлись, но как потом выяснилось зря. Именно он Николай завалил того незадачливого «козопаса». По крайней мере, опытные ребята так его называли и раны в том «духе» только от 7,62 были, то есть от «калаша» Николая. Капитан, что был с ними из старших, похвалил скупо и почти сочувственно, только посетовал за него, дескать «в Афгане побыл, даже повоевал, а ни льгот, ни привилегий».

Затем вкрадчиво надавил, чтобы не растрепал лишнего.

И только потом до него дошло, что это он убил человека. А годами позже осознал, что этот факт прошёл практически мимо его восприятия: стрелял на звук и убитого толком не разглядывал – лишь торчащие из-под замызганного халата ноги в оборванных ботинках. Потом были просто додумки, бравое фантазёрство перед сослуживцами и друзьями на «гражданке».

 

«Гражданка» встретила солнечным летом, безденежем, жутким (его) стеснением перед девушками, проходной завода, безцельем бытия, дворовой алкогольной компанией, антиалкогольной компанией правительства.

Прошло совсем немного и страна забилась в корчах, расползаясь как прелое лоскутное одеяло. Все хотели от всех отделиться, не продавая - раздавая налево и направо. Столица бурлила, в провинции реагировали с запозданием.

Всё разваливалось, рушилось, растрёпываясь лохмотьями, а ты сам вдруг начинаешь замечать, что перестаёшь жить – выживаешь.

Тебя несёт по течению, бросает из крайности в крайность по горячим точкам, госпиталям, к опустевшей квартире…. И кажется мимо жизни. Ты меняешься, вгрызаешься, учишься жить по-новому, но лучше не становишься. Переступая через стыд первых перепродаж, челночной кочевой цыганщиной мотаешься по турциям, вьетнамам, китаям. Медленно, стремительно, закономерно жирея на деньги, облипая не друзьями – приятелями, партнёрами, девицами, матерея и накачиваясь «западными» ценностями.

Это раньше на «запад» взирали облизываясь, теперь дорвавшись жрали всё без разбору, натирая до мозолей извилины, набивая оскомину, прессуя до чёрствости что-то там у себя глубоко внутри.

Сам «запад» поначалу поулыбался и зачастую вполне искренне (особенно те, кто нашёл себе огромный рынок сбыта), тараторя «перестройка», «гласность», покровительственно похлопывая по плечу. Но выгоды своей не забывал и норовил оставить азиатских варваров с носом.

Массовый психоз «девяностых» любви к Америке развеялся весьма скоро. Лишь проплаченные демократы продолжали вилять хвостом и пенить ртом о голодном, тотальном «совке» и западных благодетелях.

Но, в общем-то, жить стали сытнее. Сытые мысли выводят аксиому, что достаток и комфорт жизни - это быт, то есть, то что должно просто быть. Но не это оказывается самое главное.

Можно испытывать гордость за свой большой дом с прекрасной банькой и бассейном. И хоть и не своими руками ты их строил, это всё как показатель твоего умения заработать или добыть деньги. Ещё смешнее выглядят люди, самодовольно восхваляющие свою «тачку». Словно лично её проектировали и стояли за конвейером где-нибудь в Штутгарте или префектуре Сайтама[274]. При этом твоя страна уже несколько лет ничего достойного не производит. А сталкиваясь с иностранцами, уже замечаешь, что их дежурные приклеенные улыбки почти не скрывают презрения – перестав бояться, перестали и уважать.

Поэтому начинаешь оглядываться назад – так ли уж всё было плохо в той большой стране? Конечно можно сказать, что гибкая психика услужливо и избирательно пропускает через розовый фильтр лишь приятные воспоминания детва и юности, но периодически посещая родные места, замечаешь - изменилось всё, и главное люди… люди лучше не стали даже с приобретением достатка.

Сидя как-то в кафе со старыми друзьями (народ, кстати, не бедный и по западным меркам), после пятой рюмки, проанализировав и даже приняв в расчёт тоску по юности и детству, вдруг пришли к выводу, что они во времена Союза неплохо жили. И не то, что богаче, просто – неплохо. И самое главное – как-то душевней и добрей, всё-таки им есть с чем сравнивать. Или это свойство человеческой психики отторгать негативное и помнить только хорошее?

А ещё очень хотелось, если не вернуть всё назад (глупо жить прошлым), то хотя бы восстановить былое величие страны, что бы слово «русский» произносили с уважением. Ну, или хотя бы поостерегались презрительно кривить губы.

 

 

К тому времени Николай уже имел двойное гражданство и не однократные контакты с российской разведкой, выполняя порой непонятные ему поручения, связанные с его разъездами по странам Азии. Но после смены гражданства Канады на штатовскую «грин карту» за него взялись всерьёз, натаскивая на более серьёзную работу.

 

* * *

 

Через два часа после того как началась эта заваруха на него вышел координатор. За эти два часа Николай, пользуясь своими источниками, уже добыл немало важной и интересной информации, и вкратце доложил основные данные.

- Ямамото Исороку? Значит не наврали, - словно куда-то в сторону задумчиво протянул координатор, - как ты там говоришь – «Великий адмирал Японии. Главнокомандующий штабом авиации флота»? Прямо барон Мюнхгаузен какой-то! Только тот Англии объявлял войну. Но этот тоже ничего, молодец.

- А вас это вообще не удивляет?! - Недоумевал Николай, - это же за гранью…

- Ты что, хочешь обсудить это сейчас? - Перебили его на другом конце соединения, - в общем, нам нужна информация из первоисточников. Лучше всего на добровольных началах. Ты, насколько я знаю, часто бываешь в Азии, тебе будет проще, чем другим.

- Вы хотите, чтобы я составил конкуренцию армейским патрулям? – Догадался Николай, чего от него хотят, - не думаю, что это будет так легко. А с Японией дела иметь мне не доводилось. Я в основном с китайцами работал и в Корее. И - и - и…, - протянул он, уже начав обдумывать задачу, - насколько я знаю, японцы не любят русских не менее чем кого-либо из своих недругов, как вы прикажете мне сними договариваться?

- В общем, задачу я обозначил. Сделай что сможешь. А на счёт языка - забей в смартфон переводчик на японский. Я тебе скину кое-какую информацию о русско-японских отношениях. Там наши аналитики сделали интересную подборку. И сам любую информацию скачай. Сейчас сайты про Японию будут самые посещаемые. Это при условии, что федералы вообще не отключат Интернет. Ещё - службы янкесов всполошатся, так что переходим на третий режим. Жду результатов. Отбой.

 

Запустив компьютер, Николай стал нервно ходить по комнате. То, что творилось за окном выходило за рамки понимания. В голове, на самом деле, вместо чёткого планирования последующих действий, крутились вопросы, во главе которых можно было поставить главное – «Как такое возможно?».

«Если не знаешь, как поступить дальше, сядь и поешь»! – Вспомнил он одно восточное изречение. Но есть ещё не хотелось. Подойдя к компьютеру, он быстро нашёл ссылку указанную координатором, сохранил всё в памяти компа. Ковырнул ещё всякого и тоже сохранил - по логике власти вырубят интернет. Мысли лихорадило, организм требовал действий. Бросив на пол полотенце, приняв упор лёжа, Николай стал отжиматься. Зачем полотенце? Дома у себя он привык ходить голым и, отжимаясь, чтобы не тыкаться ничем болтающимся в не совсем чистое половое покрытие, приходилось стелить в месте соприкосновения, например, полотенце. Как не забавно бы это выглядело. На сороковом отжиме его прервали.

- Ну, ну! А полотенце, что бы членик о пол не елозил? – В дверях появилось дивное девичье тело, увенчанное заспанной, но по молодости лет ещё не портящей этим фактом, мордашкой.

«Ах, ты…про тебя я совсем и забыл», - осёкся, вскакивая Николай.

- Тебе надо срочно идти домой. Я выясню всё, что происходит, и тебе сразу перезвоню, - скороговоркой промолвил он.

Ответ последовал почти незамедлительно и истерил возмущением и негодованием:

- И ты не покормишь несчастную женщину?

При этом в ход были пущены весь невербальный арсенал, на кой богат слабый пол: и соблазнительная поза (все ж свои - одежду никто не одевает), и закатившиеся в потолок глазки, и надутые губки, (прекрасный образчик женственности с Малороссии, тоже однажды попытавшей счастья в заграницах), а голос прорезался уже более возмущённо:

- И отправишь одну под непонятной канонадой домой?

- Да! Тебе надо срочно идти домой, - подтвердил он, - ты сегодня выходная? Сиди дома и не высовывайся,

- А ты значит высовывайся? – Его весьма многозначительно передразнили, игриво тряхнув рыжими кудрями.

Он был весь озадачен и занят проблемами, ко всему ещё разгорячён разминкой. Но как оказалось - супротив природы не попрёшь, а природа вот она грудью высокой дышит, бёдрами крутобокими качает, губами чувствительными двигает-гримасничает, и что самое обезоруживающее - глазищами своими кареокими пронзительно стреляет, и метит мерзавка не в бровь, не в глаз, а… в общем тоже в неспокойное проявление природы.

«А волосы при свете действительно рыжие. Ну не заметил вчера вечером при приглушенном свете…, сразу не заметил - перекрасилась в рыжий, а обид было-о-о…, на полчаса.

Вообще женщины утверждают, что это им нужно для себя: накрашенные ногти, новые причёски, привлекательные шмотки. Но это так они от невежества и феминистской потновитости говорят. Главное тут слово «привлекательные». Все их желания выделиться уходят глубокими корнями в первобытные времена, когда надо было привлечь внимание партнёра для спаривания. А смена масти – это из женского арсенала своего рода интуитивный тактический ход удержать блудливого самца. Самца стремящегося (на генном уровне) расширить свой ареал, пометить более обширные территории и как следствие наиболее продуктивно распространить своё семя по миру (оплодотворить побольше партнёрш). А тут тебе, то блондинка, то брюнетка, то рыжая – чем не новая тёлка! То что надо – разнообразие»!

Николай посмотрел на девушку уже с ироничным прищуром - годы научили его этаким нарочитым цинизмом остужать свои плотские позывы.

«Интересно, сколько эволюции понадобилось времени, что бы выпестовать у женщины это умение, так закатывать вверх глаза, уводя взгляд в сторону? Надо сказать - весьма эффективный защитный рефлекс, наработанный у слабого пола, опять же, ещё с тех самых первобытных времён, – он усмехнулся, - наверняка спасший не одну человеческую самку в девственных лесах какого-нибудь палеолита от диких шатунов-охотников с дубьём».

Вслух же спросил:

- А что, по-твоему, на улице происходить?

- Я поначалу решила, что дождь и гроза, но теперь не знаю, что и думать, - девушка видимо усекла перемену во взгляде и настроении собеседника, и сразу как-то сдулась, лениво опустив плечи, превратившись из грациозной дикой кошки в домашнюю.

А после кратких объяснений в глазах представительницы прекрасного пола, наконец, появился испуг.

 

С девушкой его связывали незатейливые отношения, по крайней мере, как ему казалось или хотелось. Что там по этому поводу думает девица, он старался опускать, сама же она называла себя «девушкой выходного дня», открыто не претендуя на большее, но скорей всего до поры. Но не это волновало сейчас Николая. Пока он говорил, в его голове стал в общих чертах формироваться план дальнёйших действий. И снова сквозь мыслеплетение прорезался негодующий голос:

- И ты под бомбами меня отправляешь домой?

- Ты живёшь в пяти минутах ходьбы, а на улице уже всё утихло…

- Я всегда знала, что ты со мной общаешься, потому, что я живу в шаговой доступности, а не где-нибудь в районе Александрия.

- Оставайся, но я сейчас уйду и неизвестно когда буду. Тем более ты вчера сказала, что забыла оставить корм своей кошке…

Упоминание о кошке, оставшейся одной в пустой квартире, вызвало возглас на высокой ноте, заставило девушку забыть об урчащем желудке и метаться по комнатам в поисках разбросанной одежды.

Телевизор продолжал передавать репортажи о положении дел вперемешку с официальными заявлениями властей и армейских начальников. Ткнув на кнопку местного канала, зыркая то на экран, то на постепенно облачающуюся в одежды девицу, Николай закурил.

 

Волна большого хаоса, прокатившая по Вашингтону, прошла, но! Военные патрули, толпы людей, машин, очереди в супермаркетах – это хорошо, неразбериха ему в товарищи.

Хлопнула входная дверь. По-моему его назвали «козлом», но это неважно. В голове у него, где-то глубоко сидела мысль, и он никак не мог её извлечь. Вчера! Да! Вчера у него на глазах мелькнула информация. Лихорадочно вспоминал - что же он вчера вычитал из Интернета? Или всё же не по «сети»? Но что-то, же он прочитал?

Встав, прошёл на кухню – надо всё-таки позавтракать, он всегда поздно завтракал. Его организм после сна сразу не требовал еды, но два прошедших часа раскрутили метаболизм – самое время подкрепиться.

- Так, что тут у нас, - пробормотал Николай, открыв холодильник, - можно яичницу с беконом сварганить.

Бросив кусочки сала с прожилками мяса на сковороду, чуть поджарив, добавил тёртый сыр, разбил яйца, сверху накрошил зелёного лука. Скорлупа - в мусорный пакет. Ага! Вот!

Вытащив из целлофанового мешка кусок скомканной газеты, вытряхнул остатки рыбы, расправил. Точно!

Вчера за телевизором с удовольствием распивая парочку бутылок пива с солёной рыбкой (наследство привычек юности), он мельком вычитывал из газеты, измазанные рыбьим жиром, статейки. Вот!

«Сегодня Михаил Горбачёв, бывший президент СССР, выступит перед студентами в университете Джонса Хопкинса,… бла, бла, бла, это уже ни к чему. За какое число газета? Два дня назад - пятница! Он мог остаться на уик-энд в столице. А где он мог остановиться? – Метнувшись в зал за картой, только сейчас унюхал запах сгоревшего завтрака.

- Ах, ты твою мать! – Снял сковороду с плиты, - черт с ним, с этим завтраком.

Указательный палец гулял по карте города. Ближайший отель? Вот! И ещё! Да их тут как минимум три неподалёку!

 

Уже спускаясь по лестнице, он набрал телефонный номер отеля. Получив отрицательный ответ, набрал другой. Повезло на третий раз.

- Здравствуйте девушка, вас беспокоят из школы международных исследований П. Нитца, университет Хопкинса. У нас на днях выступал с докладом господин Горбачёв и позабыл кое-какие свои бумаги. Вы не подскажете, он не у вас остановился? Прекрасно! О нет! Предупреждать его не надо, дело в том, что педагогический совет решил сделать ему презент, и пусть это будет для него сюрпризом.

Девушка из регистратуры даже любезно назвала телефон, по которому он мог позвонить в номер, занимаемый интересующим его господином, посоветовав поспешить, потому что, «насколько ей известно, сей господин заказал железнодорожные билеты через их службу сервиса, и через два часа отбывает, и вообще в городе такое твориться…».

Вот теперь можно поспешить, надо ещё сделать крюк к тайнику и прихватить оружие.

 

«Всё-таки волнуюсь», – подумал он, когда машина взвизгнула покрышками.

Город предстал в новом свете. Одно дело смотреть на это через экран телевизора, другое - увидеть воочию. Не сказать, что он привык к Вашингтону, но даже фильмы-катастрофы не могли так передать атмосферу свалившейся на Америку беды. Некоторые американские обыватели, уверенные в собственной неуязвимости, были даже не подавленными, а какими-то затравленными, ссутулившись с опаской поглядывая в облачное небо. Исчезли приклеенные улыбки, зато появились расклеенные листовки и плакаты: «Поддержим наши войска!», «Ответим вероломному агрессору!». На глаза даже попался один такой рисованный и с виду, словно из времён второй мировой, где изображался злобный азиат, целившийся прямо тебя из винтовки. Пролетающие вертолёты и частые армейские патрули, скорее нагнетали тревогу, чем успокаивали. Удивило большое количество чернокожих среди военнослужащих, а среди белых неестественно большой процент в очках с диоптриями – как будто на молодую профессуру напялили военную одежду, сунули в руки оружие и понагнали на войну. Но позы у всех картинно-геройские. Смешно.

 

Подъезжая к гостинице, Николай позвонил по номеру, который дала ему девушка. Спутать с кем либо голос ответившего было невозможно. Через два квартала мобильник отправился в урну, как просили – «третий режим», да и вообще…

Существуют десятки способов, как проникнуть в отель, не засветившись перед камерами наблюдения и не вызывая подозрений секьюрити подобного заведения. Выбрав один из самых примитивных – службу доставки, натянув на лоб фирменную кепку известной пиццерии, он без препятствий оказался перед искомой дверью.

Николай всё правильно рассчитал: собирающийся отъезжать Горбачёв ожидал, что вот, вот появятся работники отеля. Некоторой неожиданностью оказался охранник, которого, как выяснилось, держал бывший президент СССР. Но с дыркой во лбу до фига не наохраняешь.

Старый дряхлый старик, осевший в кресло с отвисшей челюстью, с запомнившейся по телеэкрану кляксой на лысом черепе не вызывал ни капли сострадания и жалости. Подслеповатые глаза с набрякшими веками уставились в чёрную точку глушителя ствола, челюсть лишь подрагивала не в силах вымолвить ни слова, а Николай, когда-то хотевший так много высказать этому человеку, понимал, что разглагольствовать перед жертвой, это как минимум не профессионально. Однако не сдержался:

- Знаешь упырь, как-то обсуждая с друзьями твою персону и алкаша, который пришёл после тебя, мечтали вымазать вас дёгтем, вывалять в пуху и по всей стране прокатить, что б каждый мог плюнуть вам в морду. Так вот, вы бы суки утонули в первом же городе.

Три пули в живот, что б помучился. По пути избавиться от оружия и, чёрт побери, где же искать этого японца из мистической армии?

Запрыгнув в машину, выкручивая баранку, он, настроившись на армейскую волну, услышал новости, возможно облегчающие его задачу.

 

Николай был всегда деятельным человеком. Шарлатаны астрологи и наивно верившие им девицы постоянно твердили о склонности его знака по гороскопу к импульсивным действиям, нетерпеливости и т.д. и т.п. Он и сам знал, что порой спеша и сделав что-либо быстро, мог потом переделывать уже созданное. Но какой компьютер смог бы просчитать плюсы и минусы от быстроты мышления и поспешных действий, в сравнении с тормознутостью некоторых, которые возможно упускают какие-то возможности, не успевая их реализовать?

Его вербовщик из службы русской разведки, кстати, регулярно намекал ему на то, что разведчик должен быть терпеливым. Эти ребята давно его пасли, и наверняка достаточно изучили.

Да ни фига человека не переделаешь! Он же помнит, как в детстве играя в войнушку, никогда не мог усидеть на месте и совершал рейды с палкой, имитирующей автомат, по развалинами или недострою. А, например, одноклассник Мишка Ворон, мог спокойно, дождаться его в засаде, и гад такой, фырча губами, изображая стрельбу, подловить его в игре.

 

Сейчас он ехал в район, примыкающий к национальному аэропорту Рэйгана, где у своего хорошего приятеля, который держал небольшую автомастерскую, прятал порядочный арсенал оружия.

В это время эфир и атмосфера взорвалась новыми криками, стрельбой и взрывами – произошла вторая атака японцев. Процесс извлечения оружия был сопряжён с определёнными конспиративными трудностями и пока он пробирался по подземным коммуникациям, ситуация наверху приняла положительную расстановку сил для выполнения поставленной ему задачи. Слушая радиообмен между американскими патрулями, он вдруг понял, что они загоняют дичь прямо ему в руки. Оставалось делать то, что он так всегда не любил – выжидать, сидя в засаде.

Ещё недавно, обустраивая свой схрон с оружием, конспиративные системы слежения и безопасности, он посмеивался над своей детской шпиономанией. Но сейчас, получая картинку на дисплей и слушая радиопереговоры между американскими загонщиками, был чертовски доволен от своей подготовленности и компетентности. В этой промзоне он чувствовал себя как рыба в воде. Главное, что его электронные штучки не выходили за рамки разрешённых и являлись обычной охранной системой. Но всё равно, придётся дать Сане (приятель) денег и отправить его в путешествие примерно на год – он единственный кто мог вывести ищеек ФБР на него. Но с этим разберёмся потом. Сейчас он стоял, затаившись, выжидая момент для своего выхода на эту кровавую сцену.

 

Как понял Николай из переговоров американцев – отряд К-11 просто был не подготовлен к подобной операции. Поэтому они не могли применить спецгазы или ещё какие-нибудь хитрые штучки из арсенала спецподразделений. Собственно Николаю было бы удобней, если бы японец оказался раненым и находился в безвыходном положении – так проще было бы выйти на контакт и склонить его к сотрудничеству, но и возиться с «тяжёлым» было бы проблемой. Поэтому боясь, что ситуация выйдет из-под контроля, он решил действовать активно и выдвинулся вперёд.

Он уже видел японца в камеры наблюдения, но когда столкнулся воочию, удивился разительному контрасту низкорослого малозаметного человека, с тем шорохом, который он устроил среди здоровенных американских вояк. Видно было, что японский солдат чертовски устал - штатовцы легко вычисляли его в тепловизированные прицелы и только благодаря своим безбашенным и импровизированным контрударам, ему удавалось ещё оборонятся.

Всё получилось само собой: вспышка светошумовой гранаты, беспорядочная стрельба, несколько точных контрольных выстрелов и на удивление лёгкое взаимопонимание. Осталось только унести отсюда ноги. Они бежали по хитрому подземному туннелю, а таймеры взрывателей тикали, отмеряя минуты, перед тем как заложенная заранее взрывчатка уничтожит все улики.

 

* * *

 

- Вы русский, - уже в квартире у Николая насторожено и несколько агрессивно заявил японец, - мне довелось повоевать во время Номон-Хана[275], и коротко брошенная фраза на русском языке не укрылась от меня. Насколько я знаю, Россия не является союзником Японии. Более того я считаю, что вы так же мой враг. Что вы хотите от меня?

Николай перевёл взгляд на уставившийся в него пистолетный ствол.

- Вы понимаете по-русски?

- Не настолько что бы вести беседу. И у вас и у меня проще выходит на китайском, - сдержано ответил японец, - тем не менее, я понимаю, что просто так вы мне помогать не будете.

- Давайте приведём себя в порядок, перекусим и побеседуем. По поводу «враг» или нет, - Николай развёл руками, - пистолет у вас, а не у меня, и вы не мой пленник. Я нисколько вас не неволю и хоть сейчас можете покинуть мой дом.

- Я прекрасно понимаю, какие вопросы могут возникнуть у вас или у вашего руководства, - предположил японец, - только мне нечего сказать. Не думаю, что мои скромные познания будут вам полезны. А с Россией мы никогда небыли союзниками и только воевали. Ни о каком сотрудничестве не может быть и речи.

- По поводу сотрудничества и заключения союза – есть новая информация. И если хотите я доведу её до вас, но только позже, - Николай, просматривавший поступающие данные на экране ноутбука, умиротворяюще поднял руки, понимая, что надо перевести разговор с щекотливой темы на что-нибудь нейтральное, - знаете, я чертовски устал и хотел бы принять душ. И вам советую, а то мы изрядно провонялись ползая под землёй. Кстати, как к вам обращаться, в каком вы звании? Меня зовут Николай.

Было видно, что японец тоже вымотался, напряжение последних часов, одолевающие подозрительные думы, наложили глубокие морщины на его и без того осунувшееся лицо. Его организм тоже требовал разрядки.

- Тайса Кумэ, - увидев выражение непонимания на лице русского, японец добавил, - полковник воздушно-десантных войск Кумэ.[276]

 

«Какая удача, целый полковник»! - Подумал Николай, показывая ванное хозяйство.

- Горячая… холодная, - крутя кранами и тыча пальцем, как на автомате, пояснял хозяин, - мыло… для головы… вот полотенце - свежее.

Взглянув на перепачканный и пропотевший мундир полковника, Николай молча протянул халат, прикинув что на малорослого японца как раз подойдёт гостевой - девичий. Цвет, правда подкачал – розовый, и вероятно воинственный самурай откажется такое надеть.

- Тем более что меч на него не нацепишь, - пробормотал он по-русски и пожал плечами - пусть сам решает.

- Дверь запирается изнутри, - снова не заметив, что говорит громко, объяснял он японцу, как малому дитя.

Тот стоял, смотря на душевые принадлежности, белоснежный кафель, огромную ванну со странным выражением лица – смесь восхищения, недоумения и…. брезгливости, что ли. И лишь откровенно скривился, посмотрев на хлипкие запоры, сжав крепче оружие и метнув грозный взгляд.

- Совершенно верно, из любой ситуации всегда есть выход, даже если выход – смерть, - философски заметил Николай.

- Читали Конфуция? – удивился Кумэ, потом поправился, - хотя, конечно – ваш китайский.

- А это Конфуций? Не знал, - пробормотал Николай, отправляясь на кухню.

 

Чуть позже.

 

- Извините, в китайской кухне я ещё что-то соображаю, а вот о японской слышал только про морепродукты, - стоя на кухне за плитой, не оборачиваясь, сказал Николай, - думаю жареная на масле рыба и овощи, будут достаточно международным блюдом! Можно было заказать что-нибудь из японского ресторанчика, но не хотелось привлекать внимание. Да и вряд ли он будет работать – японцам, даже коренным, сейчас в Соединенных Штатах будет не очень комфортно.

- Почему? – Полковник проголодался и жадно втягивал запах жаренной рыбы, не думая уже ни о чём другом, но видимо сообразив, добавил, - ах, ну да.

- Насколько я знаю, во время второй мировой войны янки помещали японцев, проживающих на территории штатов, в концлагеря. Возможно, и сейчас подобное повторится[277]. Кстати, - Николай раскрыл ноутбук, пробежался пальцами по клавишам, - американские власти ввели информационное ограничение и цензуру, но на некоторые независимые источники и спутники можно выйти. Вы, конечно, не умеете этим пользоваться…

- Ну почему же, доводилось управлять нечто подобным.

- Да? – Николай уставился на японца, - было бы интересно послушать.

- Желаете допросить? – Оскалился полковник.

- На самом деле действительно любопытно, - пожал плечами Николай, и снова уводя разговор в сторону, - но вот смотрите – сообщение непосредственно из Японии: «Россия и Япония намерены заключить совместный оборонительный союз…» - это так мне перевёл компьютер, можете сами посмотреть, текст на вашем родном языке.

 

Ещё час спустя.

 

- Да мы вынуждены были объявить войну России, - запальчиво говорил Кумэ, - ваш царь упрямо не видел, что Корея, из-за близости к японским островам, торчала как нож, направленный в сердце Японии.[278]

Николай не любил размышлять на сытый желудок. Кровь отливала от головы в область пищеварения и мысли ворочались тяжело никак не желая выстраиваться в логическую цепочку.

Выручал экран ноутбука и информация, которую ему скинул, как и обещал, координатор. Поэтому он реагировал с некоторой леностью и задержками:

- За всем этим стоял сговор в определённых кругах ряда европейских стран.

Кумэ уставился на хозяина квартиры в немом вопросе. Полковник всё же накинул нелепый халат и сидел так же - слегка расслабившись. Но если бы психолог оценил положение японца, то сразу бы заметил, что тот по-прежнему остаётся собранным и готовым к бою – тело чуть наклонено вперёд, ноги подобраны под кресло и готовы к мгновенному прыжку, под халатом топорщится пистолет, да и меч лежит в секундной доступности.

- Я говорю, что войну нам подсунули «добрые» союзнички, - пояснил Николай, вдруг поймав себя за тем, что косится на минибар. Секунду поколебавшись – встал и привычно занырнул к зеркальным полочкам со стеклянной батареей. Вернувшись, бухнул на стол бутылку и два бокала.

- Коньяк! Чем изволите закусывать? – Янтарный напиток одним видом поднимал настроение.

Реакция гостя было неопределённой – он просто пожал плечами.

- Понятно! Тогда и лимон, и шоколад, а я ещё люблю прикусывать белым липовым мёдом, - он аж причмокнул, - тягучим как масло!

 

- Это, мы можем - доносилось бормотание уже с кухни, сопровождаемое звяканьем посуды, - это мы завсегда!

Уже вернувшись с небольшим подносом, он увлечённо продолжил:

- Россия, выйдя к границам Афганистана и Персии, была как толстый штырь в геморрой любителей овсянки, напрямую угрожая колониальным интересам Британской империи. Поэтому они через своих дипломатов во Франции подбивали Императора Николая II перенести сферу своего экспансивного внимания на Дальний Восток.

- Тоже мне, открытие сделали, - криво усмехнулся полковник, - но это не значит, что перед Россией не встал бы вопрос о продвижении на Дальний Восток.

- Согласен, но без вмешательства Британии отношения между Россией и Японией развивались в другом ключе, - Николай кивнул головой, разливая по бокалам, - ну, что начнём потихоньку, чтобы не случиться чему-нибудь вдруг.

- Чему «вдруг», - не понял Кумэ, протягивая руку за напитком.

- Внезапного эйфорического озвезденеия! – Отвели хозяин, с трудом подбирая китайские слова, - на русском это звучит, конечно, увесистей.

- Я понял, - кивнул японец, - меня не так-то просто свалить алкоголем. У нас - у японцев, тоже есть культура пития.

- Культура, - повторил задумчиво Николай, - вообще-то коньяк я люблю пить вдвоём, - и, выдержав небольшую паузу, улыбнулся, - я и коньяк!

Гость, оценив шутку, лишь хмыкнул.

- Коньяк, - Николай разглядывал переломленный круглым полным бокалом свет, причудливо лёгший на кремовую панель стола, - коньяк это напиток индивидуальный. Потребляя его маленьким глоточками, ты контролируешь процесс опьянения, не опускаясь до крайности, и тебя не срубит неожиданно как, например, от водки.

Его взгляд скользнул на экран ноутбука. Близоруко сузив глаза, он что-то зачитал, нахмурил брови и, захлопнув «раскладушку»,