Ньюпорт. (Пашка. Взгляд со стороны). 4 страница

 

Первая реакция пилотов на увиденное – увеличения тяги двигателей. Разворачивая вертолёт бортом, пилот вдруг почувствовал сильный тычёк в спину. Возможно, лётчикам удалось бы свалить, смять маленького, мокрого, трясущегося от холода азиата, тем более что второй пилот, вскочив, был уже на ногах. Но эти два американца знали о происходящем на материке, о двух ядерных взрывах, о больших потерях в армии и флоте. Всё это давило на них психологически, пропала вера в собственную неуязвимость, враг снова оказался у них за спиной, и снова неожиданно. Желание потянуться за оружием, натыкалось на круглое отверстие ствола, смотревшее прямо в лоб, то одному, то другому.

 

Пашка понял, что находится в невыгодном положении – узкий проход не давал возможности контролировать обоих пилотов. Самое простое решение пристрелить одного из противников. Честно говоря, не возникало и тени сомнения, никаких угрызений и сантиментов, удерживала лишь опасность повредить чего-нибудь в кабине вертолёта. Мозги казалось, застыли от холода отупело прикидывая убойную силу американского карабина, вариант прошить ближайшую тушку, а на излёте ещё и приборную мешанину.

Потрясая винтовкой, хрипло покрикивая, еле двигая задеревеневшими губами, он неоднозначно давал понять, что лётчикам необходимо покинуть кабину. И когда один замешкался, и даже подозрительно пригнулся, просто выстрелил ему в грудь. Второй так испугано громко заорал, что Пашка непроизвольно отпрянул и чуть не нажал на курок снова. Организм наверно выдал последнюю порцию адреналина, на миг сняв с него ледяную заторможенность. Выгнав в десантный отсек пленного, и уложив его на пол, Пашка открыл боковую дверь.

С катера его заметили.

 

Сухими перебраться на вертолёт японцам было невозможно. Как переправить хотя бы сухой одежду предложил капитан, вывалив на палубу большие полиэтиленовые мешки. Лицо его выражало бурную работу мысли, он порывался что-то сказать, но открыв рот, сразу захлопывал, громко клацая зубами. Единственное что он хотел, это что бы эти непонятные китайцы – пардон! - японцы побыстрее покинули его судно. Хонда упаковал в мешки одежду, заплечный ранец сержанта, стянул одним концом верёвки горловину, другим, отмотав метра четыре, что бы не мешало плыть, обернулся вокруг пояса.

Последним покидал судно сержант. Оказывается, он плохо плавал, но боялся признаться в этом, и до последнего оттягивал свой прыжок в воду. Наверно Гарри что-то понял, протянув азиату спасательный жилет, косо глянув, он смог выдавить из себя только мрачное:

- Плыви, якудза.

 

С пилотом вертолёта проблем вообще не возникло, настолько он был подавлен, что безропотно согласился направить машину, туда куда прикажут. Он откровенно трусил и обильно потел, запах его страха смешивался с запахом смерти – кровищи с убитого члена экипажа натекло немерено. И не только. С наступление смерти у того расслабились мышцы и сфинктер, и теперь в кабине пованивало. Потолкавшись в тесноте, они вытащили и сбросили труп за борт. Пилоту обещали, если он без приключений довезёт новых пассажиров до Нью-Йорка, оставят в живых. Разговор с ним вёл в основном Хонда. Он выглядел не столь свирепо, это как-то обнадёживало американца, но сталкиваясь с презрительными взглядами, его настроение неизменно ухудшалось.

Молодой японец обнаружил в кабине автоматическую винтовку, и теперь с важным видом, вышагивал по грузовому отсеку. Надо сказать, что и сержант, и Пашка изначально побаивались давать ему оружие, видя его неопытность и даже ребячество.

 

Первым делом Пашка переоделся в сухое.

- Благодари папу Савомото, что он твою форму сохранил, - дурашливо ухмыляясь, делая важное лицо, Савомото потянул из своего туго набитого ранца мятые тряпки.

Повторно обыскали кабину, обнаружив ещё пистолет.

- Представляешь, как ты рисковал? – Сержант выщелкнул и снова вставил длинный магазин в рукоятку, - автоматический и скорострельный.

- Надо бы нашего парня спустить на землю, - Пашка кивнул в сторону ставшего в картинно-героическую позу Хонду.

- Так! - Взялся за дело Савомото, - американца в кабину, пусть поднимает вертолёт, а то наш отважный летун там нажмёт чего не надо. Скажи пиндосу, что бы не чудил в эфире, а то если что, его мы убьём ещё до того, как он посадит машину, нам терять нечего!

Затем он смерил Хонду оценивающим взглядом:

- Теперь ты, родной! Умеешь обращаться с этой штуковиной?

Хонда уверенно снял автомат с предохранителя, оттянул затвор.

- Понятно. Теперь надо стрельнуть. Иди сюда, - сержант подозвал его к открытой боковой двери.

Парень поднял ствол.

- Подожди, нужна мишень. Ага, видишь две головы на воде?

- Но это же…, - Хонда побледнел.

- Да, это те двое с лодки. Они в такой воде всё ровно замёрзнут и умрут в муках. Помоги им принять достойную смерть, - скривившись в подобии улыбки, вкрадчиво предложил сержант.

На парня больно было смотреть – глаза его забегали, он силился что-то сказать, но не находил правильных слов. Вертолёт уже набрал обороты, и сержанту приходилось кричать:

- Послушай, парень. Если ты находишься с нами в одной упряжке и взял оружие, мы должны быть уверены, что когда надо ты выстрелишь не задумываясь. От этого может зависеть и твоя, и наши жизни. Если же ты слабак, отдай автомат и не изображай из себя героя.

- Я никогда не убивал…

- Я тоже когда-то никогда, - перебил сержант, дрожащего парня.

По лицу Хонды можно было понять, какая борьба идёт у него в голове. Геликоптер, мелко дрожа, уже готов был оторваться от прилипчивых волн.

- Прекрасный ракурс, - ощерился Савомото, - парень решайся, в такой воде они больше часа не продержатся.

Хонда кивнул, поднял автомат.

- Поставь на автоматический бой, - посоветовал сержант.

Хонда снова кивнул, прицелился. Вертолёт качало, двое на воде, то вздымались вместе с волной, то опускались. Молодой человек нервно нажал на курок и неожиданно сразу попал – фонтанчики воды взбило прямо среди темнеющих голов, брызнуло красным, и всё мгновенно было кончено.

- Прекрасно! Не забудь поставить на предохранитель, где-то должен ещё один плавать, но нам не до того, - сержант сразу отошёл от Хонды – смотреть на душевные переживания новобранца ему было совсем не интересно.

 

Японский лётчик сидел в кабине на месте второго пилота – ему было интересно посмотреть на управление вертолётом.

Пашка, накинув на себя найденный в десантном отсеке плед, сидел, сжавшись в комок, его продолжал бить озноб – три купания на день в холодной воде даром не прошли.

- Э-э-э…. Да я смотрю, ты совсем скис. Хонда! – Сержант нашёл, чем отвлечь парня от переживаний, - спроси у американца, есть ли у них аптечка и что-нибудь жаропонижающее. Да проверь, что бы этот гад не подсунул чего-нибудь не того. В лекарствах разбираешься?

 

Лететь им до Нью-Йорка, как сказал американский пилот, на крейсерской скорости чуть меньше двух часов.

Савомото видел как Мацуда и Хонда распотрошили аптечку, читая названия, тихо совещаясь, часть препаратов отбросив, что-то оставив.

«Ах, ну да! Мацуда и сам неплохо разбирается в надписях на английском. Странный он всё же, - нахмурился Савомото,- с другой стороны – а все мы, не странные? Умершие, воскресшие, каким-то неведомым образом перенесшиеся через десятки лет вперёд»?!

Савомото вдруг осознал факт - то, что он умер и воскрес, никогда не укладывался в его голове. Мгновенье смерти он почти не помнил, все остальные необычные моменты воспринимались как сон. А высадка на американский континент Императорской армии – вполне логичное победное завершение войны. Словно его ранили, он провалялся без сознания, и вот уже десантный корабль, бои на территории врага. О высадке на американском континенте тогда даже офицеры не особо распространялись, но среди солдат гуляли американские журналы с фотографиями, и пусть этот Ньюпорт, не Вашингтон и не Нью-Йорк с его небоскрёбами, но очень похоже. А то что всякие там реактивные самолёты, современные электронные штучки и необычные автомобили, так это же Америка. Высадись они тогда в 1943 -…44 году, так бы всё и выглядело – чужая жизнь, другой (западный) мир, богатая индустрия и её продукты производства.

Мацуда наконец выбрав какие-то таблетки, закинул их в рот, запил реквизированным у пилота виски, неопределённо махнул сержанту, потыкал указательным пальцем (дескать командуй) и затащил себе на голову плед, устраиваясь поудобней.

«Мацуда!Унтер тогда приказал приглядывать за матросом. Странный! Его английские и русские словечки, иной раз чужеродные жесты (вот как сейчас он - пальцами, ни один японец не станет делать) вызвали тогда у Савомото кучу шпионских подозрений.

Унтер-офицер Такидзи тут же остудил его рвение:

« … в японской Императорской армии…, и флоте не может быть предателей!».

Действительно! Как такое могло прийти в голову? Но что-то в Мацуде есть такое…, словно он воюет нехотя. Нет! Воин он умелый и даже очень изобретательный, но ведёт себя так, словно его вынудили. Выступит, покрошит кучу врагов и снова стоит с видом «а оно мне надо?».

Правда с пилотом «Зеро» он удивил – за какими-то бесами в воду сиганул. Где от там, кстати»?

 

Заглянув в кабину, Савомото обнаружил, что сидящие в креслах, в наушниках пилоты ещё и переговариваются. Японец тыкал в приборы и управление, американец пытался что-то втолковать лётчику.

«Идиллия, демон их забери», - чертыхнулся сержант. Он намерено неуклюже запёрся в кабину, толкнув американца (тот сразу припух, уткнулся в приборы), достал карту, сверился, многозначительно взглянув на американского пилота, погрозил пальцем. Потом попросил японского лётчика выйти в десантный отсек.

- Ты за ним присматривай. Эта трусливая собака может исподтишка тяпнуть, - приходилось, сблизив головы, говорить на повышенных тонах, почти кричать, - ты вообще как оказался над океаном?

- Я с авианосца «Сёхё». Моряки уже уводили авианосцы в океан. Сделал две ходки на Гротон. А потом там как шандарахнет, хорошо, что я как раз на очередной дозаправке был. Я и решил остаться. Потом появился тот истребитель, что меня гонял. Я едва успел взлететь, как «Сёхё», запылал и, как будто переломился надвое, хотя я не уверен - началась такая карусель, что я едва успевал крутить головой. Шустрая машина оказалась, и пилот мастер своего дела. Истрепал меня всего, к воде прижимал. Дальше ты знаешь.

- Понятно. Держи карту, поглядывай на маршрут. Если что я рядом.

 

* * *

 

Гарри Квейлер по-прежнему не знал, что творится в мире. Он понимал, что японцы втравили его в какое-то криминальное дело. А чего меньше всего ему хотелось, так это вляпаться в неприятности. Направив катер на полном ходу к берегу, он вспоминал – не засветился ли он где? Его сначала немного мучила совесть за брошенных двух парней в океане с надувной лодки, хотя он понимал – лишние свидетели ему ни к чему. А потом и эти сомнения развеялись – наблюдая за взлётом геликоптера, он видел, как с борта открыли стрельбу. Немного подумав, решил, что возвращаться в Ньюпорт будет не совсем безопасно, поэтому пошёл прежним маршрутом в Стонингтон, точнее даже не туда, а чуть дальше вглубь залива. Была у него там одна знакомая. Девка, правда, слегка сумасбродная, проблемная, от так и прозвал её: «девушка – проблема», а короче «Авария». Зайти в порт Стонингтона ему всё ровно было необходимо. Там его встретили страшные новости и почти полное безлюдье, хотя эвакуация и

бегство с опасной зоны ещё продолжалось.

 

* * *

 

Вертолёт с беглецами из Ньюпорта подлетал уже к цели. Ими заинтересовались только один раз у мыса Рай - военное судно сделало запрос. Американский пилот поборол в себе искушение заголосить о помощи, понимая, что этим только ускорит свой конец. Что там он говорил неизвестно, напрягшийся японский лётчик ни черта не понимал из той тарабарщины, которую слышал в наушниках, но вертолёт продолжил движение.

То, что они подлетали, было уже видно – большая задымлённость, пунктирные огненные хлысты зенитного огня, и как мухи роились вертолёты, то исчезая в дыму, то появляясь.

Сержант с биноклем подсунулся к лобовому стеклу, видимость была припаршивая. Пилот хотел побыстрее высадить своих нежеланных пассажиров, откровенно трусил, вида пытался не показывать, но обильное потел.

- Скажи этому вонючке, что бы опустился ниже, - обратился сержант к Хонде, - не хватало, что бы он нас высадил на вражеских позициях.

В вертолёт уже пару раз попали из чего-то малокалиберного, но лёгкая броня выдержала. Внизу была какая-то неразбериха, чёткой линии раздела позиций не было. Сержант сквозь дым в бинокль видел, как японских солдат, так и американских пехотинцев. Неожиданно снизу прошёл в опасной близости реактивный снаряд, пилот рефлекторно дёрнул машину в сторону, сержант повалился на Хонду. Снова щёлкали пули по обшивке. Наконец сержант разглядел удобное место.

- Воронка от бомбы! Пусть высаживает прямо в неё! И скажи, что бы дождался, пока мы повыпрыгиваем. Я буду идти последним и если что останусь, - кричал сержант, потрясая пистолетом, - и продолжу наше знакомство.

 

Пилот почти уронил машину вниз, остановив падение у самой земли. Когда прыгал последний японец – сержант, он всё же не удержался и стал поднимать вертолёт. Но это не помешало сержанту удачно приземлиться. В борт вертолёта впились крупнокалиберные пули, но тот уже надрываясь турбинами, уходил выше.

Ещё перед высадкой Савомото приказал всем сразу после приземления залечь. Теперь все понимали почему - по ним постреливали свои же. Пока не сильно, не прицельно, но….

- Сержант, - промычал Пашка (у него был жар и вообще состояние весьма муторное), - сейчас подтянут миномёты и эта яма окажется нашей могилой.

Но высунутся из воронки ни как не давали. Пули щёлкали, выбивая фонтанчики земли, свистели мимо, и то, что японские солдаты не предпринимали атаки, действительно навевало на мысли, что они чего-то выжидают. Хонда предложил выйти с поднятыми руками, на что ему более опытные товарищи ответили, что не успеешь высунуться – положат. Тогда он пытался кричать на японском языке, что они свои. На другом конце сначала притихли, но потом, разразившись бранью, поминая хитрых американских варваров, и лишь усилил стрельбу. Шлёпнулась первая мина с небольшим недолётом, осыпав всех в яме землёй. Потом упала вторая с перелётом. Сержант приказал приготовиться идти на прорыв. Он понимал - следующая мина будет смертельной. И тогда, вдруг нашёлся, до этого всё время молчавший пилот. Он громко, охрипшим от волнения голосом, стал читать Императорский рескрипт, включающий в себя основные принципы кодекса Бусидо:

- Солдат должен исполнять свой долг перед страной. Солдат должен быть учтив. Солдат должен выказывать отвагу на войне. Солдат должен держать свое слово. Солдат должен вести простую жизнь….

Ничего не понимающий Хонда, вытаращился на него, как на сумасшедшего. Время шло, а третья мина так и не прилетела.

 

Сначала они попали в руки военной полиции: «Почему появились с вражеской стороны? Почему на вражеском вертолёте? Захватили? Почему отпустили пилота и нужный японской армии трофей? Какой, такой лейтенант Мураками»?

Между японскими группировками, разбросанными по обширной территории Атлантического побережья США, не было связи и координации, поэтому ценилась любая информация извне. И как только о них узнали голодные до любых сведений офицеры из разведки, мытарить их сразу перестали. Эти, в отличие от дуболомов из Кемпей-тай, понимали ценность и незаменимость таких волонтёров, как Хонда при работе буквально со всеми современными системами, особенно электронными. Позже всех в строй вступил Пашка провалявшийся в лазарете. Но уже через сутки современные антибиотики подняли молодое японское тело на ноги.

 

Подполковник Сигехару Симазаки.

 

Полёт в облаках, на низкой высоте всегда был рискованным делом. Никаких метеорологических сводок японцам естественно никто не давал. Младший лейтенант Отодзо, везунчик, совершивший три успешных боевых вылета в таких не самых благоприятных условиях, поделился тем, что сам знал, но небо чертовски непредсказуемая стихия. Плавно поднимая машину, он искал обещанную полосу чистого неба, каждые три, четыре минуты, бросая взгляд на приборы, отмечал высоту и расстояние от точки взлёта.

Машину затрясло неожиданно, косо прошли огненные шарики трассеров. Возможно, то что он постоянно менял высоту позволило избежать фатальных попаданий. Самолёт сам провалился на левое крыло, лётчик первое время не пытался выправить полёт, успевая озираться вокруг, маневрировать, меняя курс. Выравнивая машину, Симазаки почувствовал небольшое непослушание, бросив взгляд на плоскости, лишь стиснул зубы, сильнее вцепившись в ручку управления – строчка попаданий прошлась вкось, навылет, левый элерон и часть крыла превратились в решето, набегающий поток воздуха трепал рваные края обшивки, отбирая небольшие куски. Симазаки бросал машину из стороны в сторону, постепенно теряя высоту. Самолётом становилось всё трудней управлять, он понимал, что ни о каком боевом задании уже не может быть и речи. Поворачивая на аэродром базирования, избавился от бомб - удалось выиграть немного высоты и маневренности. Вспышка разрыва образовалась прямо по курсу, не успев ни испугаться, ни отвернуть, влетел прямо в раскрывшуюся боевую часть ракеты. В лицо ударило порывом ветра, засвистело, зашумело, лизнул по очкам лёгкий кусочек дюраля, открытые щёки закололи мелкие иголочки. Открыв глаза, сразу удивился, что жив. Лобовое остекление пошло мелкими трещинками, фонарь сорвало, двигатель завывал в новой тональности, от мотора вдоль фюзеляжа тянулись тонкие дорожки чёрного дыма, завоняло горелым маслом, но пропеллер крутил с прежними оборотами.

- Да где же эта тварь? – В голос заорал Симазаки, вращая головой, до треска в шейных позвонках. Низкая облачность вдруг расступилась и подернулась вверх, поэтому полковник тянул машину выше, стараясь скрыться в облаках.

Звуковой удар реактивных турбин, пробил защитный шлемофон, оглушил. Якая вспышка чуть выше за хвостом, самолёт затрясло от новых ударов осколков и неуправляемо потянуло, как на миг показалось пилоту, в сторону по-собачьи боком, снова задралось правое крыло. Симазаки совершенно потерял ориентацию, голову давила вязкая, безграничная боль. В голове зудел звук нестерпимый, тревожный - вой собственного мотора, и ещё затухающий реактивный свист – самолёт противника уходил. Совсем, или на новый разворот? Японский самолёт кружило как осенний лист. Если бы лётчик не был пристёгнут, его болтало бы как тряпичную куклу. Секунды казались вечностью, превозмогая боль, Симазаки тупо смотрел на какой-то предмет, расплывчатый и мутный, пока до него не дошло, что, повиснув на ремнях, разглядывает приборную доску, уткнувшись в неё лбом. Отжав ручку от себя, похолодел – руль поддался легко, словно плоскости не испытывали на себе давления воздуха.

«Всё! Конец… Перебиты тросы управления. Прыгать?» В бессильной ярости Симазаки толкнул ручку от себя и вдруг почувствовал, что тот живой – чуть-чуть дрожит под слабыми ударами воздушных струй. Взгляд на крыло – левый элерон истрёпан наполовину, правый – цел. Подергал ручку – шевелятся, значит - целы тросы! Рывок на себя, опять от себя. Самолёт застонал, задрожал, рука налилась тяжестью. Подработав ногами, выровнял машину, постоянно ожидая удара об землю, вывел машину из прологового пике, перевёл на горизонтальный полёт. Взгляд за борт – земля! Вот она! Едва пятнадцать метров. Двигатель на удивление не горел, хотя что-то с ним было не в порядке. Да с ним и должно быть не всё в порядке после такой передряги! Судя по запаху масла, он давно уже гонял поршня на сухую. Боль не ушла, а стала лишь слабее, тупо давя под шлемофоном. Кровь слабо стекала по шее измазав белый шёлковый платок красным. Что же так нестерпимо болело? Отвязав тесёмки, потянул головной убор в сторону, сбросил на колени – в голове резануло и сразу отпустило. Осколок прошел вскользь, оцарапав кожу головы, застрял в коже шлемофона. Силы небесные! Буквально миллиметры и он покойник!

Мысли вновь обретали ясность, хотя тёплые струи крови свободно полились за воротник. Кое-как прижав к неглубокой ране шёлковую тряпицу, на автомате, не теряя контроль над управлением самолёта, осмотрелся. Ветер приятно остужал обнажённую голову. Движок гудел ровно, почти ровно, что-то позвякивало, звенело, но самое главное не стучало, не трясло. А ещё надо найти площадку для посадки. Или удастся найти базу? Почти нереально. Американец больше не вернулся, и то хорошо. Неожиданно открылся знакомый ландшафт, через минуту, пройдя на бреющем над посадочным полем, он развернулся. Внизу забегали фигурки, явно заметили, что с самолётом не всё хорошо. На удивление мягко сел, прокатился по полю, убрал обороты – к нему бежали люди, показался трактор. Только сейчас вспомнил, что во время боя… да какого там боя – избиения, неоднократно вибрировал мобильный телефон. Может стоит показать проклятую штучку тому местному, как советовал лейтенант.

Симазаки тяжело выбрался из самолёта, оглядев фюзеляж, присвистнул - на левое крыло страшно было ступить. Самолёт в пору было списывать, живого места нет, и как только долетел? Спрыгнув на землю, встретился взглядом с подоспевшим капитаном.

- Потрепали?

Симазаки устало кивнул:

- И тридцати километров не ушёл от аэродрома, налетел, незаметный, скоростной, всепогодный, даже не видел его, а я для него как на ладони. Самолёту конец?

- Поговорю с технарями, парни толковые, может что и смогут сделать, главное движок целый.

- Сам не пойму. Влетел прямо в разрыв снаряда, осколков должен набраться по самое нихочу, а он, поди ж ты, вытянул.

- А мне всегда Накадзима нравились[308]. Был бы водяного охлаждения – стуканул. Сделаем что сможем, если конечно успеем.

Было такое впечатление, что капитан чего-то не договаривает.

- Что-то случилось?

- Возможно, нас обнаружили. Появление самолёта противника. И случай не единичный. Патруль Кемпей-тай нарвался на механизированный вражеский отряд, никто не уцелел.

- А американцы?

- А чёрт его знает, их технику пожгли, солдат убитых навалом. Но может кто ушёл и запросил о помощи, и теперь сюда летит стая вертолётов. И ещё лейтенант…- Капитан опустил глаза.

- Отодзо?

Капитан кивнул.

- Топливо уже должно было кончиться, а учитывая на каких высотах вы летаете, спастись с подбитой машины на парашюте нереально.

- Господин подполковник! – Обратился матрос из техсостава, - у вас кровь, вы ранены.

Только сейчас Симазаки вспомнил о своём ранении, кровь давно остановилась, голова слегка ныла, но ничего серьёзного он не ощущал. Хотел было отмахнуться, но запротестовал уже капитан, настаивая, что надо показаться врачу.

Снова неожиданно, совсем некстати завибрировал мобильный аппарат. Симазаки, вдруг почувствовал неконтролируемый гнев, вытащив не дающийся в руки аппарат, чертыхаясь, тыкал в кнопки, никак не попадая в нужную.

- Позвольте мне, - капитан протянул руку.

Симазаки продолжал браниться, когда капитан нажал на кнопку ответа и прижал к уху трубку.

- Вас, - лицо его почему-то не выражало удивления.

Симазаки на мгновенье осёкся, взял телефон, позабыв как обращаться с современной штучкой, стал говорить в него как в рацию – держа на уровне рта.

- Не так, - капитан, потянул руку поправить, но лётчик сам исправился, поднося к уху.

 

- Воюешь, капитан 3-го ранга? – Голос Кумэ был совершенно спокоен, Симазаки показалось, что слегка ироничен. Кумэ не дожидаясь ответа, продолжил, - слышу, что воюешь. Слушай сюда господин подполковник, если есть возможность, посиди пока на земле. У меня имеются данные, что скоро воевать против их навороченной современной техники станет полегче. Не намного, но полегче, - как-то вкрадчиво, словно смакуя каждое слово, проговорил полковник, - так что побереги себя и самолёт. И остальным скажи. Трубку не теряй, может ещё свяжусь. Мне звонить не пытайся, нет смысла. Хотя возможно и эти миниатюрные аппараты престанут функционировать. Как знать. Отбой.

И пропал из связи. Симазаки ещё пару минут тупо держал трубку около уха, потом неторопливо убрал аппарат в карман.

Капитан по озадаченному лицу Симазаки понимал, что тот услышал что-то важное, да и сам факт звонка уже о многом говорил. Симазаки, переваривая услышанное, некоторое время молчал.

- «Посиди пока на земле», - повторил он слова Кумэ, посмотрев на измочаленный самолёт, вздохнул, - поневоле придётся.

 

Вся американская рать…

 

Переброску восьми дивизий и экспедиционной бригады морской пехоты из Европы в Америку командование США планировало осуществлять поэтапно. Одновременно две сухопутные дивизии и два отдельных броне-, кавалерийских полка переправлялись в Ирак и Афганистан. Потенциал в пятьдесят стратегических транспортных самолётов С-5В и 220 перспективных транспортника С-17 позволяли перебрасывать до 66 миллионов тонно-миль в сутки. Обеспечение стратегических перебросок морскими транспортными средствами возлагалось на командование морских перевозок, имеющих в своем составе около 150 судов для обеспечения повседневной деятельности ВМС и почти 50 кораблей задействуемых при стратегическом развертывании войск. Три эскадры специальных судов-складов, на которых размещены тяжелое вооружение и запасы материально-технических средств, для ведения боевых действий трех экспедиционных бригад морской пехоты давно имели особые предписания, но только эскадра, постоянно дислоцирующаяся в Индийском океане, оставалась в своей точке развёртывания.

Учитывая, что путь из восточной Атлантики и западной части Тихого океана по воде неблизкий, основные свои надежды американское командование возлагало на воздушные переброски. Тем более что американцы решили использовать десятки гражданских аэробусов, благо европейские аэродромы были забиты самолётами американских пассажирских компаний – обыватель бежал от войны. Американцы покидали родину, надеясь переждать смутное время. Первыми всполошились, конечно, те, у кого нос был всегда по ветру, и не обязательно было снова стремится на историческую родину (там тоже неспокойно) - Европа радостно открыла незапланированный курортный сезон, потирая руки от притока жирных на деньги американцев. Курс американской валюты, правда, изрядно пошатнулся, но европейцы всё учитывали и порой ценники менялись по два раза за сутки. Естественно в сторону увеличения.

 

С шести часов авиабаза Рамштайн, что расположена немного восточнее одноимённого города, на территории федеральной земли Рейнланд-Пфальц, была наполнена гулом сотен машин. По аэродрому сновали грузовики, тягачи с платформами и боевая техника. Транспортные самолёты, выстроившись в линию, гоняли двигатели на малых оборотах, пока их огромные чрева наполнялись контейнерами с боеприпасами, бронетехникой и людьми. Пёстрые гражданские самолёты стояли отдельно от камуфлированных военных машин, с подогнанными колёсными трапами. Длиннющие километровые колонны пехотинцев, пятнистыми змеями извивались по лётному полю. Сгорбленные под тяжестью здоровенных мешков и тюков снаряжения, сами словно ходячие мешки, в своей форме, солдаты вползали по трапам в раскрытые люки.

Одна за другой тяжёлые транспортные машины поднимались в воздух, разбиваясь на группы, выстраиваясь в полётный строй, медленно набирая высоту. Эфир был забит радиопереговорами - диспетчеры открывали широкие эшелоны, сопровождая метки на радиолокаторах, передавая от оператора к оператору.

Утро над европейской частью континента выдалось солнечным, разбуженные жители окрестных мест и прочие ранние пташки - молочники, разносчики газет, коммунальщики могли видеть эту воздушную армаду воочию. Нашлись старожилы, которым многочисленные, гудящие металлические птицы напомнили небо военных лет второй мировой. В целом европейцы были довольны отбытием за океан такой оравы и обузы, но что-то во всём этом было тревожное, заставлявшее их хмуриться, бросая не совсем радостные взгляды вслед удаляющимся самолётам.

Пролетев над Францией, пилоты переключились на британские службы слежения за воздушным пространством. Позади, справа остались острова Англии, мелькнули узкими черточками на воде грозные корабли флота её величества, чего-то там и неизвестно кому демонстрирующих. К транспортным самолётам присоединились истребители сопровождения, взлетев с английских баз, уже над океаном встретившись на параллельном курсе. Под воздушной эскадрой впереди лежал открытый океан.

 

В это время средиземноморские военные базы США тоже покинула первая волна транспортников. Небольшими группами, по открытым воздушным коридорам, над блестящим чешуйками волн Средиземного моря, над высушенными землями Ближнего востока, получая в небе Турции своё прикрытие из истребителей, самолёты летели - одни к неспокойному Ираку, другие к авиабазе Манас в Киргизии. И далее в Афганистан, где их уже встречали в объятия поддержки и прикрытия вертолётные эскадрильи.

Утренняя активность и на остальных военных базах US army, разбросанных по всей планете, достигала своего максимума. Правительство США обратилось к главам остальных государств, с просьбой ограничить полёты гражданских судов в связи с проведением широкомасштабной военной воздушной операции. Из-за большой концентрацией военных кораблей на морских коммуникациях (американцы рыскали в поисках вражеских эскадр и одиночек) межконтинентальные перевозки сведены были к минимуму.