Глава 3. Реквием по надежде

Он проснулся от шума, и только придя в себя, понял, что этот шум доносится не снаружи. Шумы были в сердце, и организм разбудил его сигналом о своем плохом самочувствии.

Демьянов понял, что заснул, сидя в кресле в рабочем кабинете Боброва. На глубине сотен метров под горой Ямантау. Теперь уже неясно почему, но он решил провести несколько ночей, на которые им пришлось задержаться в комплексе, в апартаментах кремлевского кукловода. Остальные занимали квартиры технического персонала, где условия были ничуть не хуже, а он без всякой пользы для дела, от одного пустого любопытства он решил получше осмотреть этот уголок.

В первую же ночь он нашел за панелями обшивки ноутбук. Но по-настоящему важные вещи такой человек не будет доверять компьютеру, и там оказались только серые финансовые схемы членов дачного кооператива «Пруд», никому теперь не интересные и смешные.

Всего через два часа интенсивный поисков майор нашел тайник, а в нем толстый ежедневник в кожаном переплете. Как же хорошо он научился понимать людскую психологию. А вот здесь уже были вещи поинтереснее.

Вещи, которыми ему обязательно надо было срочно с кем-то поделиться.

Движимый каким-то странным побуждением, майор подошел к окну. Потянув за шнурок, он раздвинул жалюзи. Темнота. Еще бы, наверху сотни метров гранита. Демьянов посветил фонариком — слегка матовая, но отражающая свет поверхность. А что если это был экран, на который мог проецироваться вид хоть Красной площади, хоть Нового Арбата, хоть безмятежной природы? Экран мог быть светодиодный, поэтому ему много энергии было не надо.

Сигареты в пепельнице. Он чувствовал слабый запах дорогого табака, который еще не выветрился, несмотря на прошедшее время.

Рядом вдоль стены стоял большой аквариум с затейливой крепостью с башенками, в мутной воде неаппетитный суп из давно сдохших рыбок.

Хотя нет. Рыбки уснули, умерли. А сдох тот, кто здесь когда-то заседал. Это была не комната психологической разгрузки, а кабинет человека, который любил комфорт.

Демьянов представил себе, как этот маленький коротышка сидел в глубоком кресле, едва доставая ногами до пола, как строил чингисхановские планы, когда страна уже билась в корчах. Ему стало мерзко. Не было ненависти. Ненавидеть можно врага, а это просто насекомое.

В незапертом ящике стола пистолет «Грач». Под матрасом еще один ствол. Боялся покушения, видно. На стене портрет себя любого рядом с портретом начальника. Несколько портретов: на рыбалке, на парусной яхте, на стадионе, на открытии какого-то завода, на встрече с раввинами… а нет, это деятели культуры и сатирики. Еще одно фото.

Ямал. Разработка нового месторождения природного газа.

«Чем же мы заслужили, чтобы страну, которая могла вывести эту планету на новый виток развития, свела в могилу такая плесень? Плесень, которая думала только о своих газопроводах».

 

Вице-премьер Бобров. Признаться честно, майор ожидал увидеть здесь кого угодно, но не его. Премьера, министра чрезвычайных ситуаций или кого-нибудь из армейских. Но не этого сугубо травоядного человека. Хотя народная молва приписывала тому роль серого кардинала в правительстве, но Демьянов в эти бредни не верил.

Маленький, чернявый, сменивший фамилию с неблагозвучной иностранной на русскую. Чуть кудрявый, в очках как у Гарри Поттера. Когда-то его перевели с должности кремлевского царедворца руководить сельским хозяйством или еще какой-то ерундой, что в переводе на русский означало один шаг до почетной отставки. Однако он удержался на этой «расстрельной» должности очень долго, что заставляло людей поговаривать, что его реальная сфера деятельности лежала далеко за пределами культивации кукурузы и гречки. Но потом он и оттуда был уволен, и выплыл из небытия уже накануне войны на должности скромного советника президента.

Как бы то ни было, именно он оказался шустрее других и успел к спасительному Ковчегу вместе со своей свитой.

После того, как на самом входе в жилой модуль им попался господин министр финансов, повешенный вместо осветительного прибора на железной балке, Демьянов уже ничему не удивлялся.

 

Надо было спуститься по лестнице, обычной, не приставной. Аварийный генератор запитал малую часть административного уровня, где кроме диспетчерской находилось несколько рабочих кабинетов, совмещенных с жилыми комнатами. Только жилой блок Боброва был больше остальных почти вдвое и имел кроме всего прочего личный солярий и бассейн.

Готовясь поставить ногу на вторую ступеньку, майор со страхом почувствовал, что первая никак не может нащупать следующую. Координация движений, в которой он был абсолютно уверен, подвела его, и он чуть не полетел головой вниз.

Каким-то чудом он не сломал себе шею, ухватившись за поручень и вцепившись в шершавую неровную поверхность. Остаток пути Демьянов преодолел, крепко держась за нее одной рукой, и ощупывая пространство впереди себя другой.

По счастью, в этот час почти все спали, и никто не мог видеть его в таком положении. Иначе конфуз вышел бы тот еще.

Но его подвели глаза, а не ноги. Он почти ничего не видел впереди себя: аварийное освещение было слабым, а фонарик непредусмотрительно остался на столе.

Дело было в его зрении, в гемералопии, которую иначе называют куриной слепотой. Это расстройство способности видеть при ослабленном освещении. Причина — недостаток в организме витаминов А и В2. При свете дня Демьянов видел нормально и легко обходился без очков. При искусственном освещении ему приходилось очень близко подносить книгу или газету к глазам, чтобы разглядеть набранное мелким шрифтом. В сумерках, после захода солнца или в облачную погоду он чувствовал некоторые неудобства в ориентировке на местности, с большим трудом разглядывая номера домов и автобусов. А на ночных переулках провинциальных российских городов с их редкими и фонарями он был почти слеп.

Майор старался об этом лишний раз не распространяться, то ли стесняясь своей «неполноценности», то ли не желая становиться объектом чьей-нибудь жалости. Вот и сейчас, когда ему попались четверо несущих ночную вахту бойцов, он изо всех сил изобразил бодрость. Не хотел, чтоб они считали его беспомощным стариком.

Надо было все-таки сходить тогда в августе на обследование и записаться на операцию. А он принимал эти чертовы поливитамины и надеялся, что все пройдет. Теперь поздно пить боржоми. Похоже, еще в Убежище в Академгородке при постоянном дефиците света его глазная немочь стала прогрессировать. Вряд ли когда-нибудь доведется попасть на прием к офтальмологу. Пора собаку себе присматривать — поводыря. Лишь бы не ослепнуть, подумал он. Успеть бы сделать все, что должен, а потом системы сложного механизма под названием человеческое тело пусть отказывают, хоть поодиночке, хоть все разом.

— Старая развалина. Хорошо бы тебе в отпуск. И на юг. В Крым, — произнес он вполголоса, когда миновал их.

 

В диспетчерской его встретил Войков, который тоже пренебрегал сном. Демьянов не стал делать секрета из своей находки.

— Выходит, я верно догадывался, — кивнул начальник службы безопасности, жуя сухой паек. — Когда Бобров только прибыл на объект, он сболтнул, что если бы «все прошло по плану», быть бы ему пожизненным правителем России. В его кабинете были «жучки», о которых он не знал. Я тогда подумал, что наполеонит помаленьку, а оказалось… Хотя какое это теперь имеет значение, Сергей Борисович?

— Хороший вопрос, — кивнул Демьянов. Но тетрадочку все-таки прибрал к себе в рюкзак. Для историков будущего.

Пауки в банке. Элои и морлоки. Только в отличие от романа Уэллса, здесь и чистые, и нечистые жили глубоко под землей. И с одинаковым энтузиазмом рвали друг другу глотки. Теперь их расклады были Демьянову неинтересны. Ему было нужно только то, что он мог получить от этого места для людей, которые ему верили.

 

Майор вернулся к себе и решил все-таки урвать у сна еще пару часов. Назавтра предстояло много работы. Майор… теперь еще и мэр. Два слова от одного латинского корня, обозначающие одно, называющие меру его ответственности. Но не подвел ли он тех, кто ему доверился?

За небольшой шлюзовой камерой, обеспечивавшей блоку собственный микроклимат, была обычная прихожая с большим шкафом для одежды, зеркалом, комодом. Здесь, как и во всей «квартире», мебель была из карельской березы. Когда-то здесь жил тот, кого судьба на время сделала хозяином этого подземелья и номинальным главой страны. Только когда у него возникли подозрения о заговоре, он перебрался поближе к командному пункту.

Демьянов толкнул дверь: не герму, не металлический люк, а обычную дверь из дуба. Без скрипа та распахнулась, и луч его фонаря осветил интерьер обычной квартиры. Правда, хорошей московской квартиры, какой у него никогда не было.

На душе скреблись кошки. Демьянов только сейчас заметил, что у него, оказывается, есть дурная привычка обкусывать ногти. Очевидно, он всегда держал ее под контролем, но стресс, объединившись с физической усталостью, пробил-таки брешь в его плотине самодисциплины. Тут не надо быть семи пядей во лбу: это было заметно и по его осанке, и по походке, и даже по щетине — раньше он никогда не пренебрегал бритьем.

Что же там с городом? Справляются ли? Не случилась ли беда?

Но стоило ему упасть на койку и зажмуриться, как почти сразу же вернулась благословенная пустота и сладкая умиротворенность. Мысли ушли, отправившись терроризировать кого-то другого. Скатертью дорожка. Теперь можно было и поспать.

* * *

Гигантский туннель уходил в недра циклопического сооружения. Если Московское метро похоже на спрута, то подземелья Ямантау были похожи на растопырившего конечности паука. Эти линии пересекались под прямыми углами с другими выработками, образуя равные по размерам ячейки. В них, в этих шахматных клетках, и хранились сокровища Волшебной горы.

Это был день фантастических открытий.

Целый сектор раньше занимал подземный ангар, где кроме обширного вертолетного парка находились самолеты вертикального взлета Як-38, давно снятые с вооружения, но основательно модернизированные. Почему вертикального — это понятно. Прямо над ангаром находилась глубокая каверна, а раздвижные ворота позволили бы авиакрылу, прикрывавшему Ямантау, проводить не только разведку, но и внезапные рейды. Говорят, местные жители слышали гул реактивных самолетов там, где никаких аэродромов не было. Демьянов раньше приравнивал эту байку к американской городской легенде про «черные вертолеты». Но теперь и эта секретная авиабаза была уничтожена. Расстраиваться глупо — они не смогли бы ей воспользоваться, не по Сеньке шапка.

— Я не удивлюсь, если и якобы уничтоженный атомный поезд здесь, — сказал Демьянов, поправляя очки. Глаза болели от перенапряжения.

— Нет. Его крысы все-таки ликвидировали, — ответил Войков.

Демьянов вспомнил, что «крысами» называли коллаборационистов в любой из стран, куда приходил мировой жандарм. От английского «to rat» — «предавать», что созвучно русскому арготизму «крысить». И такие находились везде, причем на самых верхних этажах власти. В противостоянии глобального капитала и периферийных держателей ресурсов, последние, не имеющие даже общей идеологии, были обречены.

— Мать твою ети… — только и выговорил майор.

— Если верить слухам, таких хранилищ в мире четыре, — со странной гордостью произнес Войков. — Но это самое крупное.

Им оставалось только охать и ахать. А потом на возгласы удивления уже не было сил. Это был торговый центр господа бога, подземный мегамаркет IKEA, раскинувшийся на площади в сотни тысяч кубических метров.

В следующем секторе был гараж с законсервированными автомашинами. Отечественными и импортными, но российского производства на порядок больше. УАЗы, «Уралы», КАМАЗы, бетономешалки, экскаваторы, бульдозеры, грейдеры, трактора всех моделей. Тут были и бронированные вездеходы-двухзвенники, точные копии того, который они потеряли в областном центре. Были тут и зерноуборочные комбайныЈ и даже немного легковушек, а также масса строительной техники всех видов. Увы, из этого богатства от силы десять процентов можно было

В следующем было промышленное оборудование. Все, чтобы с нуля оборудовать фабрики и заводы стотысячного индустриального города. Станки с программным управлением, электрооборудование, ручные инструменты. Здесь же была бытовая техника, оргтехника, оборудование для коммунального хозяйства.

— Что за «биологический материал»? — спросил Демьянов, споткнувшись на расплывчатой формулировке. — Надеюсь, не сибирская язва?

— Нет, — помотал головой Войков. — Но там вам нечего делать. Если, конечно, не хотите посмотреть на лабораторию из фильма ужасов. Это генный банк. Клетки, ткани, органы, сперма, зародыши — животных и людей. Когда был заглушен энергоблок, сразу нарушился температурный режим. Теперь это просто гниющее мясо. Там должен был быть и живой уголок, но селекционные породы не успели завезти.

— А значит, придется покупать у тех, кто сохранил, — сказал Демьянов.

— У американцев?

— Тогда уж у австралийцев. Но семенного материала в подсекторе 2, по крайней мере, большей части, это не коснулось. В этих пещерах подходящий климатический режим должен поддерживаться естественным образом. Даже если всхожесть сохранила только треть, вам этого хватит. А может и вашим внукам.

— Сектор 3. Подсектор 12. «АПЛ». Это что такое?

Против своей воли он представил, как в подземном доке посреди континента спят, как огромные киты, грозные ракетоносцы.

— Автоматизированные поточные линии, — ответил Войков. И включил изображение на большой экран.

Запись была датирована 22 августа. Перед ними был ярко освещенный зал, где двумя рядами на небольших подставках стояли контейнеры метр на метр, с ручками для транспортировки.

Гнусавый голос за кадром произнес:

«Выборочная проверка сохранности. Ведется видеозапись. Ответственный — капитан Сидоров».

— Что это за ящики?

Один был открыт. Рядом лежала антистатическая ткань и куски пенопласта. На видео несколько мужчин в оранжевых жилетах — технический персонал бункера — возились с устройством, других слов было не слышно.

— Проверяют в действии, — объяснил Войков. — Эта штука изготавливает какие-то питательные пастилки, вроде гематогена. На вид дрянь, но каждая содержит суточную норму калорий. Устроена она просто: приемник, пара кнопок, выходное отверстие. Обслуживание не нужно. Загружаются туда почти любые продукты растительного происхождения. Короче, почти самогонный аппарат. Процесс ферментации делает остальное. А вот этот… — на экране комиссия уже осматривала другой агрегат, — делает антибиотики пенициллинной группы. Есть еще плавильный аппарат для переработки ржавого железа в готовые крепежные изделия и машина для производства писчей и оберточной бумаги из вторсырья. А еще станок, который тянет синтетические волокна и отливает пластмассу. Дальше стоит перегонное устройство для получения бензина методом крекинга. И то, и другое из сырой нефти. Про остальные приборы я не знаю, я же не ученый, я всего лишь ночной сторож, так сказать.

Но Демьянов и сам мог на глаз оценить их продуманность. Каждая штука весила не больше пятидесяти килограммов и на вид была очень проста в эксплуатации.

— Я надеюсь это не молекулярные ассемблеры? — спросил майор.

— Нет. Но, говорили, тоже технологии переднего края науки. Нанотехнологии в них применены, но тут нет никакой фантастики. Как мне рассказывали, все эти принципы были известны еще в конце ХХ века.

— Нано-шмано… Да если выбросить это на рынок… — Савельев перематывал запись и увеличивал изображение, чтоб получше рассмотреть детали.

— То производитель вылетел бы в трубу, — договорил за него майор. — Пока были миллионы китайских… да и русских трудяг, готовых наживать себе горб за миску риса, это было нерентабельно для массового производства.

— Но если б поставить их на поток…

— Да кому это нужно было? Вы в курсе о такой штуке как «планируемое старение?». Чтобы выудить из наших карманов побольше денежек, многие вещи сразу выпускались с заниженным сроком службы. А пожизненно… зачем? Буржуям это не выгодно.

— Кто это разработал? — Савельев повернулся к Войкову. — Наши?

— Если и русские, то точно не в России, — помотал головой тот. ­­- Все устройства заказаны в странах ЕС и Израиле. У американцев тоже были такие образцы, но они нам их отказались продавать.

— Неудивительно, — кивнул Савельев. — У них на нанотехнологии были свои планы. Я уже встречал такие «мертвые зоны», как здесь наверху в Межгорье, или на «Маяке». Сдается мне, отравляющие вещества тут не при чем. Если бы можно было держать пари, я бы поставил на микроботов.

— Это такие микроскопические роботы? — Демьянов читал про них, но очень мало.

— Да. Нанороботов люди еще делать не умели, и слава богу. Но робот-разведчик размером с комара уже был и даже применялся в Иране. Они вполне могли пойти и дальше и создать образец размером с амебу. Представьте, эта бяка проникает внутрь при вдыхании, потом путешествует по кровяному руслу, а в нужный момент, при срабатывании таймера, а может, при получении сигнала — генерирует крохотный, но смертельный разряд. Или впрыскивает нейротоксин в нужный отдел головного мозга. Вот настоящее оружие будущего. Менее зрелищное, чем атомное, но страшно эффективное. Если военное дело шло от мегатонных бомб, которым долбят по площадям, к высокоточным ракетам, то это был бы следующий шаг.

— Вот радость экологам, — усмехнулся Демьянов. — Нехорошие люди помрут, а популяции ежиков не пострадают.

 

Почти сутки заняла только работа с документами. Демьянов сам пробегал глазами строчки на мониторах, где была опись всего, что хранилось в Ямантау — от патронов калибра 7,62 до консервированного горошка, от биотуалетов до ПЗРК «Игла». Это дело он не мог доверить больше никому.

Просто не Ямантау, а гигантское «гнездо параноика». Володя бы оценил такую запасливость, подумал Демьянов.

Он отмечал нужное, отбраковывал лишнее, и то, до чего добраться невозможно или слишком трудно из-за нанесенных бункеру повреждений. Увы, но продовольственные склады пострадали больше всего. Как назло, практически неповрежденными остались только боксы с такой техникой, которую они заведомо вывести не смогут, типа огромных самосвалов.

Тем временем, генерал вместе с Войковым отправились в сопровождении спецназовцев туда, где хранилось «оружие возмездия», которое ССОшнику описали как цилиндрические контейнеры, герметично закрытые жёсткими диафрагмами. Эти «сигары» было ни с чем не спутать.

Вернулись они через сутки. Савельев был мрачен как никогда. Он тяжело плюхнулся на стул. И снял дыхательную маску. Воздух в диспетчерском пункте был очищен и пригоден для дыхания.

— Откуда вы вообще знали, что здесь есть ядерное оружие? — спросил Демьянов.

— У меня был кое-какой информатор, — майор увидел, что у Савельева. — Но в основном логика… Тот, кто вырыл это норку, должен был понимать, что она уязвима, если нет собственных сил сдерживания. Хотя бы минимальных. То есть ракет, выведенных из состава ядерной триады, нигде не значащихся. И я был прав. Они были тут, но нас опередили… Эх, туды-растуды…

Примерно на две минуты затянулся его матерный монолог. Выговорившись, он умылся, и, даже не поев, они приступили к дележу обычных трофеев. Лучше синица в руку, чем журавль с неба на голову. Все это надо было сделать заранее, чтобы не было потом никаких разборок.

— Мы возьмем свою долю стрелковым оружием, патронами, жратвой и всем, что легко унесем, а остальное оставим вам, — подвел итог генерал, когда они закончили читать опись.

— Зачем так скромничать? Берите еще шагающий экскаватор и десять самосвалов.

Сарказм в голосе Демьянова говорил о его раздражении несправедливой дележкой.

— Комбайны картофелеуборочные берите… А то хитрые, нам даете удочки, а себе забираете рыбу.

— Не всю, а только часть. А столько техники нам не нужно. Мы еще не оседлые.

«Ну так это ваши проблемы, — хотел сказать Сергей Борисович, но сдержался. — Тоже мне, народные мстители…»

— Вот, чтоб немного подсластить вам жизнь, — Савельев ткнул пальцем в верхнюю строчку на экране.

— Вижу. Пятнадцать с половиной тонн, — равнодушно констатировал Демьянов. — И зачем оно нам?

— Это ж запас на долгие годы.

— Господа хорошие, а вы знаете, сколько оно весит? Тонна золота, она ж тяжелее тонны железа… Во многие разы.

— Ничего, не рассыпятся твои орлы, перекидают.

— Я про место в транспорте. Это же мертвый груз.

— Не жалейте. Зато когда-нибудь у вас будут монеты собственной чеканки. Пока еще не до рынка — ноги бы не протянуть… Но в один прекрасный день начнете торговать, а не подбирать то, что валяется. И тогда понадобятся деньги. Время бумажек придет еще очень нескоро. Это в масштабах поселения вы можете хоть даром дарить, но с соседями придется за свой кусок держаться. А золото — его можно пощупать, попробовать на зуб. Оно долговечное, ковкое. Оно само по себе ценно, и из него можно делать всякие штуки, которые бабам нравятся.

Демьянов выслушал его и все взвесил. Главный момент Савельев упустил, может, намеренно, а может, по забывчивости. Майор знал, что золото используется не только в зубных протезах и монетах. А в новом мире оно будет даже не на вес золота, а на вес чистого алмаза, ведь все легкодоступные месторождения давно исчерпаны. Когда-нибудь оно понадобится, но не для зубов или женских безделушек, а для микросхем и прочего хай-тека. Так что они делают долгосрочный вклад в далекое будущее. А монеты можно и медные чеканить, или вообще обойтись бартером.

Когда дележ был закончен, они начали обсуждать практические вопросы доставки. Бронепоезд, который был нужен только для перевозки ракет платформами, а без них становился бесполезен, было решено угнать обратно в депо. Раз уж они убедились, что все тоннели точно так же подходят для передвижения автотранспорта.

Как они узнали от Войкова, кроме портала на станции «Пихты» было несколько других, где машины могли выйти на поверхность.

В самой южной точке один из туннелей почти вплотную подходил к Р-316 — автодороге, связывающее горные лесные районы Башкортостана с крупными транспортными узлами. И пусть дорожное покрытие ее оставляло желать лучшего, по ней, минуя разрушенный Магнитогорск, можно было кратчайшим путем выбраться на свой старый маршрут для обратного пути.

* * *

— Пусть никто не разевает рты, — предупредил Демьянов всех по рации. — Мы не в музее.

Бойцы и не разевали, это было неудобно в их дыхательных масках. Но все равно молча поражались месту, куда их занесла судьба.

Только малая часть подземных катакомб имела внутреннюю отделку — не мрамор, а утилитарный железобетон. Остальные щерились голым гранитом, пугали нависшей каменной толщей, рядом с которой крепления казались тонкими, как паутинки. Должно быть, тут были применены технологии, которые только начинали входить в гражданское строительство. Мощные перекрытия станций вызывали шок уже от одной мысли, что человек мог такое построить.

Сколько еще простоят они, если даже взрыв ядерных фугасов, оплавивших стены тоннелей, не смог обрушить их?

Одетые в железобетон тоннели выглядели как метрополитен нестоличного города. Да они и были метрополитеном, подумал Данилов. «Метро-3», если называть специальную метро ветку в Москве «Метро-2».

Были у этого метро и свои станции — без названий, с буквенно-цифровым индексом вроде А1 или C2, в котором буквы обозначали широту, а цифры долготу. Некоторые из них были поделены на жилые модули, другие отведены под технические нужды, третьи под гигантские хранилища. Но большинство стояли пустые.

— Петрович, ты же работал проектировщиком, — услышал Александр тихий голос Дэна. — Оцени смету.

— Триллион убитых енотов по курсу года начала строительства, — так же полушепотом произнес бывший оборонщик.

— Твари. Это ж все наши деньги…

— А мне не жалко, — высказал свое мнение Данилов. — Допустим, я недополучал какую-то часть стипендии… Но зато Ямантау поможет нам выжить.

— Пока что оно чудом не помогло нам умереть.

Александр не нашелся, что сказать, да и не время было для разговорчиков. Он думал о тех, кому Ямантау уже «помогло». И все равно это место завораживало. Он вспомнил строчки из Шелли:

«И сохранил слова обломок изваянья:

„Я — Озимандия, я — мощный царь царей!

Взгляните на мои великие деянья,

Владыки всех времен, всех стран и всех морей!“»

Кажется, Александр понял, чем руководствовался тот, кто довел это начатое еще при СССР строительство до конца. Не только страхом за свою шкуру.

Рано или поздно понимаешь, что жизнь коротка, а коллекционировать виллы и копить на счетах миллиарды бессмысленно. С собой все равно не унесешь. Можно обрюхатить всех балерин, можно скупить хоть весь аукцион «Сотбис». Но это все бренное. Любовницы иссыхают еще при жизни, полотна и драгоценности, хоть и подлежат реставрации, но тоже не вечны, а их ценность относительна. Да и владеть ими можно только тайно, увы. В этом положение «дуче», диктатора, проигрывает доле обычного олигарха. Дворцы в курортных зонах простоят дольше, но после твоего ухода эти спецдачи уйдут с молотка, и там поселятся рядовые нувориши: нефтетрейдеры, стальные, колбасные или пивные магнаты.

Вот тогда и хочется создать что-нибудь монументальное. И когда все твои поступки — и глупые, и подлые, и просто сумасбродные, и редкие нужные — забудутся, это место, вырубленное в камне, еще будет вселять в сердца трепет. Фараону нужны были свои пирамиды, и ничто в стране лучше не подходило на эту роль. Гражданский метрополитен осыплется, подмытый подземными водами, уже за сотню лет, но кто знает, сколько тысяч могут пережить эти катакомбы?

Глава 4. Homo hapiens

Господи, почему так плохо… Неужели голова всегда будет болеть.

Маша вспомнила свой первый день в Убежище. Еще когда она была Чернышевой, и думала, что пересидеть придется максимум час. Тогда пробуждение было таким же неприятным.

Иван. Сквозь забытье откуда-то она слышала его голос.

Иван? Рядовой срочной службы, который первым пришел ей на помощь в тот страшный день, в подземном переходе на Университетском проспекте. Целую эпоху назад.

Откуда он здесь? Да, она знала, что он в ополчении, и ему часто выпадает стоять на часах или патрулировать улицы в ночь. И часто маршрут, которым он походил, лежал рядом с ее поликлиникой. Она над этим подсмеивалась, а Володя, когда узнал, что это ее бывший, стал дико ревновать и устраивать скандалы, которые очень разнообразили жизнь.

Что они с ним сделали?

Откуда-то пришла железная уверенность, что он мертв. Выстрелов не было, но это еще ничего не значило. Они могли воспользоваться ножом или этим пистолетом с глушителем.

 

А потом Машенька усилием воли разлепила глаз и обнаружила, что лежит на полу в луже собственной крови. Она не могла понять, откуда взялась эта кровь, пока не взглянула на свою руку.

Комната расплывалась перед ней; лампочка на потолке горела ярко, но перед глазами у нее было темно, а сам потолок казался далеким как небосвод. Кровь продолжала сочиться, оставляя на полу темно-вишневую дорожку.

— Ваня, ты тут? — шепотом спросила она. — Ответь, пожалуйста.

— Ты ему сначала голову на место пришей, тогда заговорит, — ответил вместо Ивана глумливый голос и тут же тоненько, как гей, засмеялся: «И-хи-хи-хи-хи!»

Веревки глубоко врезались в запястья и разорвали кожу. Слава богу, кляп вынули. Но пошевелиться было трудно. Маша начала разминать руки, потирая одну о другую. Ей не препятствовали.

— Ты гляди-ка, очухалась, — снова услышала она голоса над собой.

— Живучая, кукла.

Голоса были знакомые. Над ней стояла все та же двоица в поношенных черных куртках с эмблемами зимней Олимпиады в Сочи, штанах «германках» — зимой и летом одним цветом — и растоптанных сапогах. Обувь была грязная, в глине, в городе такую днем с огнем не найти.

— На хрена… — сумела, наконец, выговорить Маша. — Зачем вам это?

— А ты не поняла, овечка? — ближайший силуэт грубо схватил ее за подбородок. — Заканало все. Не город, а архипелаг ГУЛАГ. Нам обещали нормальную жизнь. А где она? Шакалы все имеют.

— И всех, — поддакнула вторая фигура.

— Ага. А мы работаем за похлебку! За ворота не выйти. Вставай по расписанию, шаг в сторону побег. Тебе легко, Марусь; ты шалава командирская. Этот твой Володя еще сильнее на голову ударенный, чем майор. Ты чистенькая, жрешь сколько хочешь, спишь вволю. А мы вкалываем от зари до зари за буханку.

«За бухалку, скорее уж», — подумала она.

Но говорить ничего этого Маша не стала. Не надо дразнить зверя, даже если он всего лишь гиена, а не тигр.

Сколько она их знала, они никогда не перенапрягали силы. Всегда за них работали другие. Этим летом хорошо уродился подсолнечник, вот они и сидели на карачках, стаей, как воробьи на проводе, лузгали семечки, сплевывая шелуху сквозь зубы. И подгоняли тех, кто помладше и послабее.

За это они уже по разу оказывались в штрафном отряде, но правосудие города было гуманно. Сергей Борисович руководствовался подходом, что неисправимых нет, и каждого надо тащить из дерьма.

Но злить их сейчас было не надо. Эти нехорошие глаза выдавали самоподзаводную истерику. В таком состоянии даже не плохой, а средней паршивости человек может натворить много мерзкого.

Поэтому она попыталась подойти к ситуации прагматично: пусть делают, что угодно, лишь бы не убивали. Все плохое можно потом вытеснить из памяти. Главное, остаться в живых. Потому что очень не хочется в землю.

— Скоро здесь будет Бурый, — нарушил молчание тот, в ком она узнала отпрыска обеспеченных родителей. — И тогда нас пошлют в бой. Надо оторваться, пока есть возможность.

— Мажор, я ж тебе говорил, не трепли языком.

— Да кому она расскажет?.. Ну, что с ней делать будем? Чур, я первый. Уступи другу, ты ж нормальный поц. У меня вон раньше вообще только свеженькие были, телку с пробегом считал как второй сорт.

— Баран ты, — прогудел мнимый олигофрен. — Свеженькая, она ж ниче не умеет. Всему ее учи. А эта, видать, опытная. Ладно, дуй первый.

В темноте Маша увидела, как недомерок подошел к ней и остановился в двух шагах. Расстегнул ширинку. Постоял минуту, потом застегнул, сплюнул и непечатно выругался.

— Не, в другой раз, — он смотрел в пол. — Мандраж. На серьезное дело идем… не до этого.

— Сдрейфил? — закатился, давясь смехом Лось. — Не встает? Таблетки принимай. Да ладно, я никому не расскажу. Теперь моя очередь. У меня-то проблем нет.

Маша прикусила губу до крови, когда дверь негромко хлопнула, и в комнату вошел третий. Гематоген, этого она узнала сразу.

— Че вы тут третесь? — зло прошипел Роман. — Она моя. Я еще вчера застолбил.

— Ты уверен? — попробовал возразить Мажор. — Старый хрен сказал ее не трогать. А мы так… только потискать.

— Да в гробу я видал этого доходягу. Скажем, она выломиться пыталась, почти удрала. Вот мы ее и приложили по темечку, — мужик погладил увесистый кастет. Этим в отличие от носка можно было вырубить насовсем.

— Гема, не гони лошадей, — включился в спор «умственно отсталый». — Можь, еще как заложница пригодиться. Она подстилка очень крутого мужика.

— Ну так пусть поплачет, — зло бросил Ромка, и Марии стало не по себе от его голоса. — Все равно зарежу. Я из-за нее в штрафной отряд угодил, когда эта тварь у меня перегарыч унюхала.

Ах вот оно что, щелкнуло у Маши в голове. Она с трудом вспомнила этот эпизод. Естественно, определила не она сама, а прибор-анализатор. Для рабочего времени «сухой закон» в городе был незыблем, так уж повелось с самого начала. А этот человек был шофером, а не землекопом. Поэтому и наказание было суровым. Ага, тогда он ляпнул первое, что пришло в голову. Что выпил кефира. Все бы ничего, но кисломолочных продуктов в городе не делали. Никто не стал бы тратить молоко. За вранье в глаза ответственным лицам ему срока еще добавили: если уж не умеешь лгать, то не пытайся.

Вот почему он ее ненавидел. Из штрафного отряда он сбежал прямо за стену.

Роман продолжал буравить ее осатаневшим взглядом, то и дело переводя его на своих подельников. Наконец, те не выдержали.

— Да ладно, забирай, — Мажор отрывисто кивнул и отошел в сторону, стелясь, как павиан-омега перед альфой. Похоже, даже эти двое побаивались вошедшего. — Чего ты там кушаешь? Че за нямка?

— Котлетка «мяу-мяу». Вкусняшка. На плитке изжарил. Как курочка, мммм… — Гематоген обглодал кость, бросил на пол, облизнул пальцы и грубо ущипнул Машу за бедро. — Такая же нежная, гы. Идите жрите, а я пока с ней покувыркаюсь.

Оба вышли, направившись на крохотную кухню, где работники поликлиники сами готовили себе еду. Пищеблок стационара не работал, как и сам стационар. Держать дармоедов на больничном из-за одного чиха в городе было не принято.

Бедный котик, подумала Маша. Выродки, долбанные выродки. Самих бы вас на фарш, на котлеты, нет, лучше свиньям на прокорм…

Гермогененко повернулся к ней, торжествующе скалясь. И в этот момент, словно пение петуха, прогоняющее нечистую силу, где-то совсем близко истошно завыла сирена. Маша никогда бы не подумала, что будет рада этому звуку, который когда-то вырвал ее из прежней мирной жизни и перенес в постъядерный ад.

В дверь начали молотить, потом заорали благим матом. Что-то произошло, и явно не по их планам.

Обезьянья рожа Гематогена перекосилась от злости.

— Тогда я тебя просто убью, сучка.

И ударил ее в солнечное сплетение кулаком. На этот раз сознание никак не хотело уходить, и не покидало бренное тело, даже когда она почувствовала хруст своих костей от ударов его сапог. К счастью он не воспользовался кастетом, успела подумать она.

* * *

Обстановка, в которой встретились три старших должностных лица Подгорного, была неформальной. На столе была бутылка коньяка, закуски и горячий чайник. Да и комната была не рабочим кабинетом, а комнатой отдыха, которую для себя прежний мэр устроил на совесть, с мини-баром и сауной.

Но доклад, который делал зам по безопасности Масленников, был всамоделешний.

— Пришли ко мне, значит, неделю назад саксаулы… то есть аксакалы из диаспоры и говорят: «Есть у нас три паршивых барана. Из города ходят, долго пропадают, вай-вай. Мы за ними следим, все видим, все слышим. Но если что-то учудят, они нам совсем чужие, да».

— Хитрые какие, — исполняющий обязанности главы города Богданов, кивнул и отхлебнул зеленого чая.

— Это еще не все. Сегодня они пришли снова и говорят, что эти орлы вчера на какое-то время отлучались из города.

— На работу они сегодня выходили?

— Выходили.

— Ну и добро. Если куда-то еще пропадут, сразу сообщай. Это все?

— Еще Морозов у меня вызывает подозрения и шантрапа из его компании.

— Опять буянят?

— Наоборот, пашут как тимуровцы. И это подозрительно.

— Так и запишем… встали на путь исправления. Продолжай оперативную работу. Сам понимаешь, могли бы их задержать. Но чем мотивировать? Народ не поймет, — со значением произнес временный глава города. — Эх, скорей бы уже Борисыч возвращался. Погодите… куда запропастилась Маша, блин? Она же обещала придти.

— Не знаю, Володя. Нам она не отчитывается. Где-то задержалась.

— Телефон не отвечает, — Владимир опустил трубку, — Нет, ну я балдею от этой самодеятельности. Говорили же ей, русским языком: никуда не ходить. И где теперь ее искать?

Вопрос был риторическим, и оба промолчали. Им обоим показалось, что за внешней яростью друга скрывается что-то совсем иное. Боится он за нее.

— Э-эх, — снова вздохнул Владимир и сделал неопределенный жест рукой. — Намучился я с ней.

— Ты же знаешь, все бабы — слово на букву «б», — пробасил Колесников.

— Да иди ты, — беззлобно пробурчал Владимир. — Она не такая.

— Ты бы лучше про экспедицию побеспокоился, — заметил Масленников. Опер был ниже их по росту, но едва ли слабее, плотный и коренастый.

— Чего про них думать? Мы им ничем помочь не сможе