Второй объединенный банк

Уолл-стрит, 300

Нью-Йорк

 

Миз Ребекке Блумвуд

Одиннадцатая Вест-стрит, 251,

апартаменты Б

Нью-Йорк

 

23 мая 2002 года.

Дорогая миз Блумвуд.

Спасибо за Ваше письмо от 23 мая. Я рад тому, что Вы начинаете воспринимать меня как хорошего друга, и, отвечая на Ваш вопрос, сообщаю, что день рождения у меня 31 октября.

Я также согласен с тем, что свадьбы – событие дорогостоящее. Однако, к сожалению, у меня нет возможности в настоящее время повысить ваш лимитный кредит с $ 5000 до $ 105 000.

Вместо этого я могу предложить повышение Вашего кредита до $ 6000 и надеюсь, что это Вам поможет.

 

Искренне Ваш

Уолт Питман,

начальник отдела по работе с клиентами.

 

 

ЗВЕЗДЫ КАК МЫ

Агентство двойников знаменитостей

Я ВЕСТ-СТРИТ, 152

НЬЮ-ЙОРК

 

Мисс Ребекке Блумвуд

Одиннадцатая Вест-стрит, 251,

апартаменты Б

Нью-Йорк

28 мая 2002 года.

 

Дорогая Ребекка.

Спасибо за Ваше письмо и фотографии. К сожалению, вынуждена сообщить, что мы не смогли подыскать двойника ни Вам, ни Вашему жениху. Также должна сказать, что большинство наших клиентов не пожелало бы вступать в брак друг с другом, даже за «приличную плату», как Вы упомянули.

Впрочем, бывают исключения, и, если сделка состоится, наш двойник Ала Гора был бы готов жениться на двойнике Шарлин Тилтон.

Пожалуйста, сообщите, если это Вас устроит.

Искренне Ваша Кэнди Блуменкранц, директор.

 

 

Дрейкфорд-роуд, 49

Поттерз-бар Гертфордшир

Мая 2002 года.

 

Мистер Малькольм Блумвуд от души благодарит миссис Элинор Шерман за ее любезное приглашение на свадьбу Бекки и Люка в отеле «Плаза» 22 июня. К сожалению, он вынужден отклонить его, так как сломал ногу.

 

 

«Дубы»

Элтон-роуд, 41

Оксшотт

Суррей

 

27 мая 2002 года.

Мистер и миссис Мартин Вебстер от души благодарят миссис Элинор Шерман за ее любезное приглашение на свадьбу Бекки и Люка в отеле «Плаза» 22 июня. К сожалению, они вынуждены отклонить его, так как оба подхватили ангину.

 

 

Фокстрот-уэй, 9

Рейгет Суррей

Мая 2002 года.

 

Мистер и миссис Том Вебстер от души благодарят миссис Элинор Шерман за ее любезное приглашение на свадьбу Бекки и Люка в отеле «Плаза» 22 июня, К сожалению, они вынуждены отклонить его, так как у них умерла собака.

 

 

 

Это уже не шутки. Люк неделю не появляется на работе. И не бреется. Уходит из дома, шастает бог знает где, возвращается только под утро, и, как правило, поддатый. А вчера я обнаружила, что он раздал всю свою обувь бродягам.

Я чувствую себя совершенно беспомощной. Что ни придумаю – не срабатывает. И миски питательного домашнего супа ему готовила (по крайней мере, на коробке было написано, что он питательный и домашний), и теплой, нежной любовью его окружала. Было просто великолепно, когда до этого доходило (и заходило довольно далеко), но, к сожалению, ничего не менялось. Потом Люк вновь становился угрюмым и буравил взглядом пространство.

Чаще всего я пробую просто сесть рядом и поговорить с ним. Порой, кажется, мне удается что-то затронуть, но вскоре Люк опять погружается в депрессию или бубнит «что толку?» – и все начинается заново. Главная беда заключается в том, что несет он при этом какую-то чушь. То твердит, что хочет бросить свою компанию и заняться политикой – якобы именно в нее его всегда влекло сердце, и нечего ему было продаваться. (Политика? Да он в жизни о политике не заикался!) А в следующий миг заявляет, что отцовство – это все, к чему он стремился всю жизнь, и у него будет шесть детей, а сам он засядет дома и займется хозяйством.

При этом каждый день названивает помощница Люка – спрашивает, как он себя чувствует, и мне приходится выдумывать все новые и новые жуткие подробности. Не удивлюсь, если она решила, что у него уже чума.

Я дошла до того, что вчера позвонила Майклу, и он обещал наведаться к нам и посмотреть, что тут можно поделать. Если кто и поможет, так только Майкл.

Что до свадьбы…

Я заболеваю, едва подумаю о ней. Осталось три недели. Я все еще не нашла выход.

Мама звонит каждое утро, и каким-то образом мне удается говорить с ней совершенно спокойно. Робин звонит днем, и я научилась общаться спокойно и с ней. Недавно даже пошутила в том духе, что возьму и сбегу от алтаря. Мы посмеялись, Робин сострила «Под суд отдам!», – и я ухитрилась не разрыдаться в истерике.

Будто свободное падение. Несусь к земле без парашюта.

Не знаю, как я справляюсь. Я словно очутилась в другом пространстве, за пределами нормальной паники, за пределами нормальных решений. Спасти меня может только чудо.

На него я и возлагаю свои надежды. Я зажгла пятьдесят свечей в церкви Святого Томаса и еще пятьдесят – в церкви Святого Патрика, оставила заявку на молитву в синагоге на Шестьдесят пятой улице и принесла цветы индуистскому божеству Ганеше. Плюс еще за меня возносит усердные молитвы некая группа из Огайо, которую я нашла в Интернете.

Вообще-то они молятся, чтобы я обрела счастье в борьбе с алкоголизмом. Я так и не смогла выложить всю историю с двумя свадьбами отцу Гилберту, особенно после того, как прочитала в его проповеди, что обман причиняет Богу такую же боль, как если бы дьявол вырвал глаз праведнику. Вот я и придумала про алкоголизм, благо у них и страничка специальная есть. (А поскольку я выдуваю по три маленькие бутылочки водки в день, то не такая уж это и выдумка.)

Передышки нет. Я даже не могу расслабиться дома. Стены квартиры меня будто сдавливают. В каждой комнате громоздятся картонные коробки со свадебными подарками, мама шлет по полсотни факсов в день, Робин взяла моду врываться когда ей заблагорассудится, а в гостиной скопилась коллекция вуалей и наколок, которые без спросу присылают из «Платья мечты».

– Бекки? – Я отрываюсь от чашки утреннего кофе и вижу Дэнни, входящего на кухню. – Дверь была открыта. Ты не на работе?

– Взяла выходной.

– Ясно. – Дэнни выбирает тост с корицей и надкусывает. – Как наш пациент?

– Очень смешно.

– Серьезно. – На мгновение на лице Дэнни появляется выражение искренней озабоченности, и меня немного отпускает. – Он еще не оклемался?

– Не особенно, – признаюсь я, и глаза у Дэнни вспыхивают.

– Так есть еще шмотки на раздачу?

– Нет! – с вызовом произношу я. – Нет! И не рассчитывай, что сможешь оставить у себя эти ботинки.

– Новые фирменные «Прада»? Шутишь! Они мои. Люк дал их мне. Если он их больше не хочет…

– Хочет. Захочет. У него просто… напряженный момент. С кем угодно может случиться! И это не означает, что ты вправе отбирать у людей ботинки!

– С кем угодно может случиться?! Кто угодно не раздает незнакомым людям сотенные купюры.

– В самом деле? – с тревогой переспрашиваю я. – Люк это сделал?

– Я видел его в метро. Там был такой патлатый парень с гитарой… Люк просто подошел к нему и всучил деньги. Парень и не побирался вовсе. Честно говоря, он, кажется, даже разозлился.

– Ничего себе.

– Знаешь мою теорию? Люк нуждается в прекрасном, долгом, расслабляющем медовом месяце. Вы куда собрались?

О нет. Опять свободное падение. Медовый месяц. Я ничего и не бронировала. Как я могла, когда даже не представляю, из какого чертова аэропорта мы полетим!

– Мы… А это сюрприз! Скажем, когда время подойдет.

– А что стряпаем? – Дэнни заглядывает в духовку и принюхивается. – Что за веточки? М-м, вкуснятина.

– Это китайские травы. От стресса. Кипятишь, а потом пьешь отвар.

– Думаешь, сможешь заставить Люка это выпить? – Дэнни пробует смесь.

– Это не для Люка. Это для меня!

– Для тебя? А ты-то из-за чего дергаешься? – Звонит домофон, и Дэнни нажимает кнопку, даже не интересуясь, кто там.

– Дэнни!

– Ждешь кого-нибудь? – Дэнни вешает трубку на место.

– Всего лишь серийного убийцу, выслеживает меня тут один, – саркастически отзываюсь я.

– Круто. – Дэнни тянется за вторым тостом с корицей. – Всегда хотел посмотреть, как кого-нибудь мочат.

В дверь стучат, и я встаю.

– На твоем месте я бы надел что-нибудь более презентабельное, – замечает Дэнни. – А то ведь полиции с твоими фотками работать. Надо быть при полном параде.

Наверняка очередной торговец… Я открываю дверь. На пороге Майкл – в желтом кашемировом джемпере и с широкой улыбкой. И у меня сразу становится легче на сердце.

– Майкл! – Я обнимаю его. – Спасибо, что пришел!

– Нет проблем, – откликается Майкл. – Если бы знал, заглянул бы пораньше. – Он вскидывает бровь. – Я был вчера в «Брендон Комьюникейшнс» и услышал, что Люк болен. Но я понятия не имел…

– Да. Просто я не очень распространялась. Я ведь думала, через пару дней пройдет.

– Так Люк здесь? – Майкл заглядывает в квартиру.

– Нет, он ушел рано утром. Не знаю куда. – Я беспомощно пожимаю плечами.

– Чмокни его за меня, когда вернется. – Дэнни направляется к дверям. – И учти: его пальто от Ральфа Лорена я обратил в деньги.

Я готовлю еще одну чашку кофе (без кофеина – Майклу другого нельзя) и заглядываю в духовку, где булькают сомнительные травы; потом мы пробираемся через залежи барахла к дивану в гостиной.

– Стало быть… – Майкл убирает стопку журналов и садится, – Люк в состоянии напряжения. – Он следит, как я дрожащей рукой наливаю в кофе молоко. – И ты, судя по всему, тоже.

– Со мной все в порядке, – быстро говорю я, – это Люк. В тот вечер он резко изменился. То все было прекрасно, то – на тебе: «Мне нужны ответы», «Куда мы все идем?» Он страшно подавлен и работать не собирается… Я просто в растерянности.

– Знаешь, я ведь заметил, что к этому идет, – произносит Майкл, принимая у меня чашку кофе. – Слишком много твой парень выкладывается. Любой, кто столько проработает на его посту… – Он печально пожимает плечами и похлопывает себя по груди. – По себе знаю. Что-то начинает сдавать.

– Дело не только в работе. Это… все вместе. – Я невольно прячу глаза. – Думаю, он и сам не осознавал, насколько его подкосило, когда у тебя случилось это… с сердцем.

– Эпизод.

– Точно. Вы поссорились… Это было такое потрясение. Тогда Люк и начал задумываться… не знаю, о жизни, обо всем таком. А потом эта история с его матерью.

– Ага, – кивает Майкл. – Люк здорово расстроился из-за статьи в «Нью-Йорк таймс». Можно понять.

– Это еще что! Потом было и похуже…

Я выкладываю Майклу про письма, и его буквально передергивает.

– Ясно… – Он в задумчивости помешивает кофе. – Это все объясняет. Во всем, чего Люк добился, движущей силой была его мать. Согласись, это очевидно.

– Он как будто… перестал понимать, зачем все это делает. Вот и бросил все. На работу не ходит, говорить о ней не желает. Элинор так и сидит в Швейцарии, его коллеги обрывают телефон и спрашивают, как он. Не могу же я сказать: «Люк подойти не может, потому что у него кризис среднего возраста»…

– Не волнуйся, я сегодня зайду в контору. Придумаю что-нибудь о вынужденном отдыхе. Делами пока пусть займется Гэри Шепард. Он справится.

– А это ничего? – Я с тревогой смотрю на Майкла. – Он не подставит Люка?

В последний раз, когда Люк отвлекся от своей компании больше чем на три минуты, Алисия – длинноногая стерва попыталась сманить его клиентов и устроила саботаж. Компании Люка едва не пришел конец.

– За Гэри не волнуйся. Да и я сейчас не особо загружен. Так что могу держать руку на пульсе.

– Нет! – пугаюсь я. – Ты не должен много работать! Тебе нельзя волноваться.

– Бекки, я же не инвалид, – с легким раздражением отвечает Майкл. – Что ты, что моя дочь – даже не пойму, кто хуже.

Телефон начинает заливаться, но я полагаюсь на автоответчик.

– Так как подготовка к свадьбе? – Майкл обводит взглядом комнату.

– О, прекрасно! – Я радостно улыбаюсь. – Спасибо!

– Мне звонила ваша организаторша. По поводу репетиции званого ужина. Она сказала, что твои родители не смогут приехать?

– Нет, – бормочу я после паузы. – Не смогут.

– Очень жаль. Когда они вылетают?

– Гм… – Я отпиваю глоток кофе, избегая его взгляда. – Не уверена насчет точной даты…

– Бекки? – разносится по всей комнате голос моей мамы, и я взиваюсь в воздух, расплескав кофе по дивану. – Бекки, душечка, мне надо поговорить с тобой об ансамбле. Они сказали, что «Рок ди-джей» у них не получится, потому что их бас-гитарист берет только четыре аккорда. И прислали список тех песен, которые они могут играть…

Черт. Вот черт. Прыжок через комнату – и я хватаю трубку:

– Мама! Привет! Слушай, я тут кое-чем занята, можно я тебе потом перезвоню?

– Но, лапочка, ты должна одобрить список! Я пришлю тебе факс, хорошо?

– Договорились.

К дивану я возвращаюсь, стараясь придать себе безмятежный вид.

– Твоя мама, похоже, с головой ушла в приготовления к свадьбе, – с улыбкой замечает Майкл.

– Да уж…

Телефон звонит снова, но я его игнорирую.

– Знаешь, я все время хотел спросить. Она не возражала против того, что ты выходишь замуж в Штатах?

– Нет… – блею я, выкручивая себе пальцы. – С чего бы ей возражать?

– В том, что касается свадеб, все матери одинаковы…

– Извини, золотко, я на два слова, – снова раздается мамин голос. – Дженис спрашивает, как складывать салфетки? В форме головного убора епископа или в форме лебедей?

Я срываю трубку:

– Мам, послушай, у меня гости!

– Пожалуйста, не беспокойся, – подает Майкл голос с дивана, – если это важно…

– Это не важно! Мне плевать, в какой форме будут салфетки! Пусть в форме лебедя – это же всего на пару секунд…

– Бекки! – восклицает потрясенная мама. – Как ты можешь так говорить! Дженис прошла курс по оформлению салфеток специально к твоей свадьбе! Это обошлось ей в сорок пять фунтов, и ей приходилось брать с собой завтрак…

Меня охватывает раскаяние.

– Извини, мама. Просто я немного закрутилась. Пусть будут… как у епископа. И скажи Дженис, что я искренне благодарна ей за помощь.

Я кладу трубку – и тут же раздается звонок в дверь.

– Дженис – это организатор свадьбы? – с интересом спрашивает Майкя.

– Нет… Организатор – Робин.

– Сообщение! – сигналит компьютер из угла комнаты.

Это уж слишком.

– Извини, я только дверь открою…

На пороге курьер с большой картонной коробкой.

– Посылка для Блумвуд, – говорит он. – Очень хрупкая.

– Спасибо. – Я неуклюже принимаю коробку у него из рук.

– Распишитесь, пожалуйста… – Курьер протягивает мне ручку и принюхивается: – У вас на кухне ничего не пригорело?

А, черт! Китайские травы.

Я кидаюсь на кухню, вырубаю огонь, потом возвращаюсь к курьеру. Снова звонит телефон. Отстанут они от меня или нет?

– И здесь…

Я наспех корябаю подпись, и курьер впивается в нее подозрительным взглядом.

– Что тут написано?

– Блумвуд! «Блумвуд» написано!

– Здравствуйте, – доносится до меня голос Майкла. – Нет, это квартира Бекки. Я Майкл Эллис, ее друг.

– Придется расписаться снова, леди. Разборчиво.

– Да, я шафер Люка. Очень рад! Давно хотел познакомиться!

– Пойдет? – спрашиваю я, едва ли не выцарапав свое имя на бумаге. – Довольны?

– Взбодритесь! – восклицает курьер и удаляется.

Я ногой захлопываю дверь и пробираюсь обратно в комнату – как раз в тот миг, когда Майкл произносит:

– Я слышал, какая планируется церемония. Звучит любопытно!

Кто? – спрашиваю я одними губами. Твоя мама, – улыбаясь, сигналит Майкл. Я едва не роняю коробку на пол.

– Уверен, все пройдет гладко. Я как раз говорил Бекки, как меня восхищает ваше участие в подготовке. Это нелегко, наверное!

Нет. Пожалуйста, нет!

– Ну… – Вид у Майкла становится удивленный. – Я только хотел сказать, что это должно быть трудно. Вы же в Англии… а Бекки и Люк женятся в…

– Майкл! – в отчаянии кричу я. – Стой! Он прикрывает трубку ладонью:

– Что значит – стой?

– Моя мама. Она… не знает.

– Чего не знает?

Я смотрю на него затравленным взглядом, не в силах вымолвить ни слова.

– Миссис Блумвуд, мне пора идти, – произносит он. – Столько дел. Но я был очень рад поговорить с вами. Увидимся на свадьбе. Уверен. И вам тоже.

Майкл кладет трубку, и повисает пугающая тишина.

– Бекки, так чего не знает твоя мать? – спрашивает он наконец.

– Это… не имеет значения.

– У меня такое ощущение, что имеет. – Майкл пристально смотрит на меня. – Чует мое сердце, что-то здесь не так.

– Это пустяки. Правда…

Я умолкаю, когда в углу раздается шуршание. Мамин факс. Быстро кидаю коробку на диван и бросаюсь к аппарату.

Но Майкл оказывается проворней. Он выхватывает лист и начинает читать:

– «Список песен для свадьбы Бекки и Люка. Дата: 22 июня. Адрес: Сосны, 43, Элтон-роуд… Оксшотт…» – Нахмурившись, он поднимает взгляд: – Бекки, это что? Вы с Люком ведь женитесь в «Плазе». Так?

Кровь стучит в голове, почти оглушая меня.

– Так? – повторяет Майкл, и голос его звучит уже жестче.

– Не знаю, – выдавливаю я наконец.

– Как ты можешь не знать, где вы женитесь? Майкл снова разглядывает факс. И я вижу, как до него начинает доходить, в чем дело.

– Боже правый… Твоя мама готовит свадьбу в Англии?

Это еще хуже, чем когда правда дошла до Сьюзи. Ведь Сьюзи уже давно меня знает. Знает, каких глупостей я могу натворить, и всегда прощает меня. Но Майкл… Майкл до сих пор относился ко мне с уважением. Он как-то сказал, что у меня есть смекалка и интуиция. Даже предложил работать у них в компании. Если он обнаружит, во что я вляпалась…

– Твоя мама хоть что-нибудь знает о «Плазе»? Я с немой тоской смотрю на него.

– А мать Люка в курсе этого? – Майкл указывает на факс. – Кто-нибудь вообще знает? Люк знает?

– Никто не знает. – Ко мне наконец возвращается дар речи. – И ты должен обещать, что никому не скажешь.

– Никому не скажу? Ты шутишь? – Майкл трясет головой, отказываясь верить в происходящее. – Бекки, как ты такое допустила?

– Сама не понимаю! Я не хотела, чтобы так вышло…

– Не хотела обманывать сразу две семьи? Я не говорю о тратах, о силах… Ты хоть осознаешь, в какую переделку попала?

– Все уладится! – в отчаянии лепечу я.

– Как это может уладиться? Бекки, это тебе не накладка с обедом! Тут же сотни человек!

«Динь-дон, динь-дон! – неожиданно горланит мой свадебный будильник на полке. – Динь-дон, динь-дон! Всего двадцать два дня до Большого События!»

– Заткнись! – рявкаю я. «Динь-дон, динь…»

– Заткнись! – ору я и швыряю будильник на пол; циферблат разлетается вдребезги.

– Двадцать два дня? – переспрашивает Майкл. – Бекки, это всего три недели.

– Я что-нибудь придумаю! За три недели что угодно может случиться!

– Ты что-нибудь придумаешь? И это, по-твоему, ответ?

– Вдруг чудо произойдет!

Я пытаюсь улыбнуться, но вид у Майкла все такой же потрясенный. И такой же рассерженный.

Внезапно я ощущаю боль. Не могу, чтобы Майкл на меня сердился. В голове стучит, и горячие слезы наворачиваются на глаза. Дрожащими руками я хватаю сумочку и тянусь за жакетом.

– Ты что надумала? – Голос Майкла становится еще жестче. – Бекки, ты куда?

Мысли мчатся, обгоняя друг друга. Прочь. Прочь от этой квартиры, от этой жизни, от всей этой безумной чехарды. Мне нужно умиротворение, нужно убежище. Место, где я обрету утешение.

– В «Тиффани», – всхлипываю я и затворяю за собой дверь.

Через пять секунд после того, как я переступаю порог «Тиффани», сердцебиение унимается. Мысли уже не совершают безумные скачки. Стоит мне окинуть взглядом полочки и ящички со сверкающими драгоценностями – и я умиротворена. Права была Одри Хепберн: в «Тиффани» не может приключиться ничего плохого.

Я прохожу в глубину первого этажа, лавируя среди туристов и разглядывая бриллиантовые ожерелья. Девушка моих лет примеривает целую железную перчатку вместо помолвочного кольца, и, глядя на нее, я чувствую резкую боль.

Будто сто лет прошло… Наша с Люком помолвка… Теперь я совсем другой человек. Вот бы повернуть время вспять. Получи я снова этот шанс… сделала бы все совсем по-другому.

Но какой смысл терзать себя тем, как все могло бы быть. Вот что я натворила – и вот как обстоят дела.

Поднимаюсь на лифте на третий этаж и там расслабляюсь еще больше. Это и в самом деле иной мир. Тут совсем не так, как на забитом туристами первом этаже. Здесь – небеса.

Здесь спокойно и просторно, серебро, фарфор и стекло выставлены в шкафах с зеркальными стенками. Мир безмятежной роскоши. Мир элегантных, изысканных людей, которым не о чем тревожиться. Девушка в темно-синем – само совершенство –разглядывает стеклянный подсвечник, другая, совсем на сносях, смотрит на погремушку из серебра самой высокой пробы. Здесь ни у кого нет никаких проблем. Главная дилемма, с которой тут сталкиваются, – золотую или платиновую каемочку выбрать для обеденного сервиза.

Пока я здесь – я в безопасности.

– Бекки? Это вы?

У меня екает сердце. Эйлин Морган с сияющей улыбкой смотрит на меня. Когда я регистрировалась здесь, именно она водила меня по всему этажу. Это дама в летах, с волосами, собранными в пучок; она напоминает учительницу, у которой я в детстве занималась балетом.

– Здравствуйте, Эйлин, – говорю я. – Как поживаете?

– Спасибо, отлично. И у меня для вас хорошая новость!

– Хорошая новость? – тупо переспрашиваю я. Не припомню, когда мне в последний раз доводилось слышать хорошие новости.

– Дела с вашим списком успешно продвигаются. (Я невольно чувствую прилив гордости – как и тогда, когда мисс Фиппс сказала, что у меня хорошо получаются некоторые па.) Правда, весьма успешно. Я даже собиралась позвонить вам. Думаю, настало время… – Эйлин выдерживает краткую паузу, – перейти к более крупным предметам. Серебряная чаша. Блюдо. Антикварная утварь.

Я таращусь на нее, не слишком веря в происходящее. По меркам свадебных списков это примерно то же самое, как если бы она предложила мне попробовать свои силы в Королевском балете.

– Вы серьезно так полагаете?

– Бекки, популярность вашего списка весьма впечатляет. Вы входите в число наших лучших невест.

– Я… даже не знаю, что сказать. Я никогда не думала…

– Нельзя недооценивать себя! – произносит Эйлин, тепло улыбаясь, и жестом обводит зал. – Бродите сколько душа пожелает и дайте мне знать, если захотите что-нибудь добавить. Понадобится помощь – вы знаете, где я. – Она сжимает мою руку. – Отличная работа, Бекки.

Эйлин уходит, а я чувствую, как слезы признательности туманят взгляд. Хоть кто-то не думает, что я – ходячее бедствие. Хоть кто-то не считает, что я все разрушаю. По крайней мере в чем-то я таки добилась успеха.

Переполненная эмоциями, я подхожу к шкафу с антиквариатом и разглядываю серебряный поднос. Я не подведу Эйлин. Зарегистрирую самое лучшее, что только найду. Надо чайник записать, и сахарницу…

– Ребекка.

– Да? – отзываюсь я. – Я еще не решила…

И слова замирают у меня на губах. Это не Эйлин.

Это Алисия – длинноногая стерва.

Словно из-под земли – настоящая злая фея, пусть и в розовом костюме. В руках у Алисии сумка для покупок «Тиффани», и от враждебности вокруг нее даже воздух потрескивает.

Только ее не хватало.

– Итак, – цедит Алисия. – Итак, Бекки. Полагаю, гордишься собой – дальше некуда, верно?

– Да нет… Я бы не сказала.

– Мисс Невеста года. Мисс Заколдованный хренолес.

Я озадаченно смотрю на нее. Сама знаю, что нас с Алисией закадычными подругами не назовешь, – но это, кажется, перебор.

– Алисия, что случилось?

– Что случилось? – Ее голос срывается на визг. – А что могло случиться? Только то, что моя организаторша свадьбы бросила меня без предупреждения. А почему она меня бросила? Да потому, что хочет сосредоточиться на своей важной, значительной, не стоящей за расходами клиентке мисс Бекки Блумвуд! Пожалуй, это меня несколько взвинтило!

Я с ужасом смотрю на нее:

– Алисия, я и понятия не имела…

– Вся свадьба псу под хвост. Я не смогла найти другого организатора. Эта дрянь очернила меня перед целым городом. Прошел слух, что я «трудная». Трудная, мать вашу! Поставщики не отвечают на мои звонки, платье слишком короткое, цветочник – идиот…

– Мне очень жаль, – беспомощно лепечу я. – Честно, я не знала…

– О, конечно, ты не знала. Это ведь не ты хихикала в конторе у Робин, когда она мне позвонила.

– Я не хихикала! Я никогда бы… Послушай… Я уверена, что все образуется. – И неожиданно признаюсь: – Знаешь, с моей свадьбой тоже не все гладко…

– Избавь меня от подробностей. Наслушалась я про твою свадьбу. Весь мир наслушался. – Алисия разворачивается на каблуках и удаляется, а я, вся дрожа, смотрю ей вслед.

Я загубила не только свою свадьбу, но и свадьбу Алисии. Сколько еще жизней я перевернула с ног на голову? Какой еще хаос учинила, сама того не ведая?

Я пытаюсь снова сосредоточиться на антиквариате, но меня уже выбили из колеи. Ну ладно. Давайте что-нибудь выберем. Может, это меня взбодрит. Чайное ситечко девятнадцатого века. И чашу-сахарницу, отделанную перламутром. Это ведь всегда пригодится, верно?

Вы только посмотрите на этот серебряный чайник! Всего-то пять тысяч долларов. Решительно записываю его, а потом озираюсь в поисках парного кувшинчика для сливок. Молодая пара в джинсах и футболках приближается к тому же шкафу, и вдруг я замечаю, что они глазеют на мой чайник.

– Гляди-ка! – говорит девушка. – Чайник за пять штук. Да что с ним делать, с таким!

– Не любишь чай? – ухмыляется парень. – Конечно, люблю! Но ты прикинь, будь у тебя пять тысяч баксов, ты бы их грохнул на чайник?

– Когда обзаведусь пятью тысячами, я тебе скажу, – заверяет парень.

Они весело смеются и уходят, держась за руки, – беззаботные и счастливые.

И внезапно я чувствую себя такой нелепой, стоя перед этим шкафом. Как ребенок, напяливший одежду взрослых. На что мне сдался чайник за пять тысяч?

Сама не знаю, что я здесь делаю. Не знаю, что я вообще делаю.

Я хочу Люка.

Это желание накатывает как волна прибоя, захлестывая все вокруг, смывая прочь весь хлам, всю дребедень.

Это все, чего я хочу. Люка – снова нормального и счастливого.

Хочу, чтобы мы оба были нормальными и счастливыми. Внезапно мне представляется картина: мы где-то на пустынном берегу. Любуемся закатом. Без багажа, без суеты. Просто мы двое – вместе.

Каким-то образом я позабыла о том, что действительно имеет значение. Отвлеклась на разную чушь: платье, торт, подарки… А в счет идет только одно: что Люк хочет быть со мной, а я хочу быть с ним. И как я могла быть такой дурой…

Сигналит мобильник, и я нашариваю его в сумке, преисполнившись внезапной надеждой. Отхожу в сторонку.

– Люк?

– Бекки? Что за чертовщина у вас творится? – В пронзительном вопле Сьюзи звучит такая ярость, что я с перепугу чуть не роняю телефон. – Мне только что звонил Майкл Эллис! Он говорит, что ты собираешься выходить замуж в Америке! Беке, я поверить не могу!

– Не ори! Я в «Тиффани».

– Какого черта ты делаешь в «Тиффани»? Ты должна была весь этот кавардак разгребать! Беке, ты не выходишь замуж ни в какой Америке. Ты просто не можешь! Это убьет твою маму.

– Знаю! Я и не собираюсь! По крайней мере… – Я в смятении провожу рукой по волосам. – Сьюзи, ты не представляешь, что тут творится. У Люка кризис среднего возраста… Организатор свадьбы грозит меня засудить… Я чувствую себя такой…

К глазам подступают слезы – только этого не хватало! Я прокрадываюсь за шкаф, где меня никому не будет видно, и опускаюсь на застеленный ковром пол.

– Я осталась с двумя свадьбами на шее, и обе невозможны! В любом случае люди меня возненавидят. В любом случае будет беда. Сьюзи, это должен был быть лучший день в моей жизни, а станет худшим! Самым худшим!

– Погоди, Беке, не психуй. – Сьюзи слегка смягчается. – Ты точно перебрала все варианты?

– Я уже обо всем думала! Даже о двоебрачии, двойников собиралась нанять…

– Неплохая мысль… – задумчиво произносит Сьюзи.

– Знаешь, чего я на самом деле хочу? – От избытка чувств у меня сдавливает горло. – Просто удрать куда глаза глядят и провернуть все где-нибудь на морском берегу. Лишь мы двое, священник да чайки. Ведь только это важно, верно? Только то, что я люблю Люка, Люк любит меня и мы хотим быть вместе навечно.

Я представляю, как Люк целует меня на фоне карибского заката, – и на глаза опять наворачиваются слезы.

– Кому нужно выпендрежное платье? Кому нужен грандиозный прием и куча подарков? Да все это неважно! Я надену простой саронг, мы оба босые пойдем по песку, и это будет так романтично…

– Беке! – Голос у Сьюзи такой, что я замираю от испуга. Никогда еще мне не доводилось сталкиваться с такой яростью. – Прекрати! Сию секунду прекрати! Какой же ты иногда бываешь эгоисткой!

– Ты о чем? – бормочу я. – Я только говорю, что вся эта мишура не важна…

– Она важна. Люди столько сил вложили в эту мишуру! Для тебя готовятся две свадьбы, за любую из которых другая девушка жизнь бы отдала! Хорошо, ты не можешь провести обе. Но ты можешь выбрать одну. А если не выберешь… ты не заслуживаешь никакой свадьбы вообще. Беке, эти свадьбы – не только для тебя! Они для всех, кто в них участвует. Для всех, кто тратил время, силы и деньги, кто с любовью старался создать нечто необыкновенное. Ты не можешь просто взять и сбежать! Ты должна через это пройти, пусть даже придется на коленях просить прощения у четырех сотен человек. А если сбежишь – значит, ты просто эгоистка и трусиха!

Сьюзи умолкает, тяжело дыша, и я слышу, как где-то в отдалении жалобно голосит Эрни. Ощущение такое, будто мне отвесили оплеуху.

– Ты права, – произношу я наконец.

– Извини. – Судя по голосу, она расстроена ничуть не меньше. – Но я таки права.

– Знаю. – Я провожу рукой по лицу. – Слушай… Я пройду через это. Не знаю как. Но пройду. – Плач Эрни переходит в алчный вопль, и я с трудом слышу собственный голос. – Тебе лучше идти. Привет моему крестнику. Скажи ему… его крестной очень жаль, что она такая кретинка. Она постарается исправиться.

– Тебе тоже привет, – говорит Сьюзи. И добавляет после краткого замешательства: – И еще он сказал: всегда помни, хоть мы на тебя немного и сердимся, но никогда не бросим в беде и поможем. Если сумеем.

– Спасибо, Сьюзи. – У меня перехватывает горло. – Передай ему… я буду держать вас в курсе.

Я убираю телефон и сижу, пытаясь собраться с мыслями. Привожу себя в порядок и выхожу из своего укромного угла.

В пяти футах от меня стоит Алисия.

Боже милостивый! Как давно она здесь? Что она слышала?

– Привет! – Мой голос срывается от волнения.

– Привет.

Алисия очень медленно приближается, сверля меня пристальным взглядом.

– Итак, – сладким тоном заговаривает она, – знает ли Робин, что ты намерена сбежать и выйти замуж на морском берегу?

Вот черт!

– Я… – меня одолевает кашель, – я вовсе и не собираюсь сбегать на морской берег!

– А мне показалось, что собираешься. – Алисия разглядывает свой наманикюренный коготок. – Разве на этот счет нет пункта в ее контракте?

– Я пошутила! Так… знаешь, смеха ради…

– Интересно, сочтет ли Робин это забавным. – Алисия одаряет меня самой льстивой своей улыбкой. – Услышать, что Бекки Блумвуд нет дела до грандиозного приема. Узнать, что ее любимица, праведная маленькая Мисс Клиентка-Совершенство… собралась сделать ноги!

Я должна сохранять спокойствие. С этим надо справиться.

– Ты ничего не скажешь Робин.

– Вот как? Не скажу?

– Ты не можешь! Ты просто…– Я умолкаю, стараясь взять себя в руки. – Алисия, мы знаем друг друга очень давно. Конечно, мы не всегда… ладили… но… в самом деле! Мы – две британские девушки в Нью-Йорке. Обе выходим замуж. В чем-то мы… мы почти сестры!

Нести такое смерти подобно, но у меня нет выбора. Я обязана переубедить Алисию. Преодолевая тошноту, я заставляю себя положить ладонь на ее розовый рукав.

– Мы ведь должны проявлять солидарность? Должны… поддерживать друг друга?

Повисает пауза, во время которой Алисия буквально обливает меня презрением. Потом она отдергивает руку и направляется прочь, бросая через плечо:

– Увидимся, Бекки!

Надо остановить ее. Немедленно!

– Бекки! – раздается у меня за спиной голос Эйлин, и я разворачиваюсь словно в дурмане. – Вот оловянная посуда, которую я хотела вам показать…

– Спасибо, – рассеянно бормочу я, – только…

Я верчу головой – но Алисии как не бывало.

Куда она делась?

Бросаюсь по лестнице на первый этаж – сейчас не до лифта. Очутившись внизу, озираюсь по сторонам, в отчаянии высматривая розовый костюм. Но вокруг скопище взбудораженных, гомонящих туристов. Повсюду мельтешат яркие пятна.

Проталкиваюсь через толпу, тяжело дыша, твердя себе, что на самом деле Алисия ничего не скажет Робин, что не может она быть такой гадиной. Но прекрасно понимаю, что может – запросто.

Алисии нигде не видно. Я продираюсь через группу туристов, сгрудившихся у витрины с часами, и оказываюсь у вращающихся дверей. Вываливаюсь наружу и останавливаюсь. Смотрю влево, смотрю вправо. И ни черта не вижу. День ослепительно ясный, солнечный свет блестит в оконных стеклах, превращая все вокруг в силуэты и тени.

– Ребекка. – Чья-то рука внезапно впивается в мое плечо.

Я разворачиваюсь, щурясь от яркого света. И, когда мне удается наконец сфокусировать взгляд, меня охватывает непреодолимый, леденящий ужас.

Это Элинор.

 

 

Вот оно. Мне конец. Не следовало мне выходить из «Тиффани».

– Ребекка, мне нужно поговорить с вами, – холодно чеканит Элинор. – Тотчас.

На ней длинное черное пальто и непропорционально большие черные очки – вылитая гестаповка. Не иначе как все разнюхала! Она говорила с Робин. Говорила с Алисией. Явилась разоблачить меня перед командованием и приговорить к каторге.

– Я… э-э… занята, – бормочу я, пытаясь улизнуть обратно в «Тиффани». – У меня нпет времени на болтовню.

– Это не болтовня.

– Все равно.

– Эго очень важно.

– Допустим, это может казаться важным, – в отчаянии говорю я. – Но давайте смотреть на все в перспективе. Это всего лишь свадьба. Если сравнить это, скажем, с международными договорами…

– У меня нет ни малейшего желания обсуждать свадьбу, – хмурится Элинор. – Я хочу поговорить о Люке.

– О Люке? – Ошеломленная, я таращусь на нее. – А как… вы говорили с ним?

– В Швейцарии я получила от него несколько тревожных сообщений. А вчера пришло письмо. Я немедленно вернулась домой.

– И что было в письме?

– Я как раз направляюсь к Люку, – продолжает Элинор, пропуская мои слова мимо углей. – Хотелось бы, чтобы вы меня сопровождали.

– Правда? А где он?

– Я только что разговаривала с Майклом Эллисом. Этим утром он отправился на поиски Люка и обнаружил его в моей квартире. По-видимому, Люк хочет со мной побеседовать. – Помолчав, она добавляет. – Но прежде я бы хотела побеседовать с вами, Ребекка.

– Со мной? Зачем?

Прежде чем Элинор успевает ответить, хлынувшая из дверей «Тиффани» толпа туристов на мгновение разделяет нас. Можно воспользоваться моментом и слинять. Вот оно, спасение!

Но мной овладевает любопытство. С чего это Элинор захотелось со мной беседовать?

Толпа рассасывается, и мы снова оказываемся лицом к лицу.

– Прошу. – Элинор кивает в сторону обочины. – Моя машина ждет.

– Хорошо. – Я еле заметно пожимаю плечами.

Когда я оказываюсь в отделанном плюшем лимузине Элинор, страх немного отступает. А когда смотрю на ее бледное, непроницаемое лицо, страх и вовсе сменяется ненавистью.

Это женщина, которая использовала Люка. Женщина, которая плевала на собственного четырнадцатилетнего сына. Спокойно расселась в своем лимузине. Все еще держится так, будто владеет всем миром, будто не совершила ничего дурного.

– Так что было в письме Люка? – спрашиваю я.

– Оно было… сумбурное. Сбивчивое и невразумительное. Кажется, у него какой-то… – Она дела