Вашингтон, округ Колумбия 12 страница

«Вверх! Ну же! Вверх, немедленно!» Пилот «UH-60» хватанул ручку управления, пытаясь не задеть полозьями стеклянное окно, которое и так дрожало от обрушивающейся на него подъемной силы в шесть тысяч фунтов. К несчастью, покатые стены пирамиды рассеивали нисходящий поток воздуха, уменьшая силу тяги. «Вверх! Давай же!» Пилот задрал нос вертолета в надежде плавно соскользнуть – и случайно задел левым полозом центр стекла. Всего на миг, но этого оказалось достаточно. Огромное окно в крыше треснуло, взметнулся вихрь осколков, и стекло обрушилось внутрь каскадом зазубренных блестящих кинжалов.
«Звездопад». Малах поднял глаза к источнику чудесного сияния и увидел льющийся сверху бриллиантовый дождь, капли которого стремительно неслись, чтобы поскорее окутать тело на алтаре своим мерцающим великолепием. И вдруг он почувствовал жгучую боль. Везде. Клыки, серпы, раскаленные пики. В беззащитную плоть вонзались острые как бритва кинжалы. Хлестало по груди, по шее, по бедрам, по лицу. Все его тело сжалось. Из наполнившегося кровью рта вырвался крик боли, вырвавшей Малаха из транса. Белый небесный свет исчез, его заслонил появившийся откуда-то черный вертолет, который с бешеным ревом гнал в Храмовый зал ледяной ветер, пробравший Малаха до костей и разметавший по углам остатки благовонного дыма. Повернув голову, Малах увидел рядом с собой сломанный нож для акеды. Артефакт не выдержал удара об алтарь, который теперь сплошным ковром покрывали осколки стекла. «После всего, что я ему причинил… Питер Соломон отверг этот нож. Не захотел пролить мою кровь». С растущим ужасом Малах приподнял голову и посмотрел на себя. Его тело, его драгоценный дар… растерзано, залито кровью. Отовсюду торчали огромные острые стекла. Слабея, Малах опустил голову на гранит алтаря. Взгляд безумца устремился вверх, к небу, через дыру в крыше. Вертолет уже исчез, и в вышине сияла молчаливая, холодная, как лед, луна. Малах лежал с широко раскрытыми глазами и, задыхаясь, хватал ртом воздух… Один на огромном алтаре. Глава 122

«Секрет в том, как умереть». Малах понимал, что все пропало. Никакого сияния и блеска. Никакого радушного приема. Только темнота и мучительная боль. Даже в глазах. Он ничего не видел, но различал какое-то движение вокруг. Голоса… человеческие голоса… среди них почему-то голос Роберта Лэнгдона. «Как такое может быть?» – Она жива, – повторял Лэнгдон. – Кэтрин жива, Питер. Твоя сестра не погибла. «Нет, – мысленно возразил Малах. – Кэтрин умерла. Должна была умереть». В глазах стояла темнота, он даже не знал, открыты они или закрыты, но по звуку понял, что вертолет удаляется. В Храмовом зале воцарилось неожиданное спокойствие. Малах чувствовал, как постепенно нарушается плавность земных ритмов – будто мерный шелест волн делается рваным в преддверии надвигающейся бури. «Chao ab ordo». Тишину разорвали незнакомые голоса: люди что-то горячо обсуждали с Лэнгдоном насчет ноутбука и видеоролика. «Опоздали. – Это Малах знал твердо. – Дело сделано». Сейчас ролик распространяется по Сети со скоростью лесного пожара, встряхивая весь мир до последнего уголка и подрубая масонское братство под корень. «Уничтожить тех, кто более всего способен нести истину». Хаос всегда рос и креп за счет людского невежества. Тьма, ожидавшая Малаха, прирастала отсутствием Света на земле. «За мои великие дела мне причитаются королевские почести». Он почувствовал чье-то бесшумное приближение. Он узнал, кто это, по запаху священных масел, которыми умастил обритое тело своего отца. – Не уверен, слышишь ли ты меня, – прошептал ему на ухо Питер Соломон. – Но кое в чем я должен тебе признаться. – Он коснулся сокровенного круга на темени Малаха. – Этот рисунок… – Запнувшись, Соломон все-таки договорил: – Это не Утраченное слово. «Это оно, – мысленно возразил Малах. – Ты сам меня в этом убедил, не оставив ни малейшего сомнения». Согласно легенде, Утраченное слово воспроизводилось на таком древнем и загадочном языке, что человечество практически предало его забвению. Не было на земле языка старше и древнее, чем этот. Так объяснял Питер. «Язык символов». Превыше всех в его словарной системе стоял один особый символ. Самый древний и универсальный, он объединял все традиции и учения в одном-единственном знаке, представляющем и свет египетского бога солнца, и торжество алхимического золота, и мудрость философского камня, и чистоту розенкрейцеровой розы, и миг Творения, и всеобщность, и главенство астрологического светила, и даже вездесущее всевидящее око, парящее над усеченной пирамидой. «Циркумпункт. Символ Всевышнего. Начало всех начал». Все это изложил ему Питер. Сначала Малах отнесся скептически, однако достаточно было взглянуть еще раз на рисунок, благодаря которому он очутился в Храмовом зале, чтобы убедиться: верхушка пирамиды устремлена к одному-единственному символу. Циркумпункт. Круг с точкой в центре. «Масонская пирамида – это карта, – вспомнил Малах, – указывающая на Утраченное слово». Выходит, отец все-таки решил открыть ему правду. «Все гениальное просто. Утраченное слово – это не слово. Это символ». Восторжествовав, Малах нарисовал великий знак на собственном темени, и в тот же миг ощутил, как растет и крепнет в нем могущество и удовлетворение собой. «Мой шедевр и драгоценный дар готов». Силы тьмы распахнули объятия. Его ждала награда за труд. Приближался момент славы… И вдруг в последнее мгновение все рухнуло. Питер по-прежнему стоял рядом, произнося слова, смысл которых не укладывался в сознании Малаха. – Я солгал тебе, – говорил отец. – Ты не оставил мне выхода. Если бы я открыл тебе настоящее Утраченное слово, ты бы все равно не понял и не поверил мне. «Значит, циркумпункт – это не Слово?» – На самом деле, – продолжал Питер, – Утраченное слово известно всем… но мало кто понимает, что это оно». Фразы эхом звенели в ушах Малаха. – Ты останешься несовершенным, – мягко накрывая макушку Малаха своей ладонью, произнес Питер. – Твой труд не доведен до конца. Но куда бы ты ни отправлялся, помни… тебя здесь любили. Почему-то ласковое прикосновение отцовской руки обожгло кожу, будто мощный реактив, ускоряющий химический процесс, что начался в теле Малаха. Неожиданно в нем вскипела волна энергии, заполняя до краев его земную оболочку и растворяя все ее клетки. Еще миг, и боль отступила. «Преображение. Начинается».
«Я смотрю на самого себя сверху и вижу истерзанное окровавленное тело на священной гранитной глыбе. Рядом стоит на коленях отец, поддерживая мою голову единственной оставшейся рукой. Меня охватывают ярость… и недоумение. Сочувствие здесь лишнее. Нужна месть, преображение. А отец отказывается участвовать, отказывается исполнить свою роль, перелить боль и гнев по лезвию ножа в мое сердце. Я пойман в силки, я трепыхаюсь над своей земной оболочкой не в силах оторваться. Отец медленно проводит мягкой ладонью по моему лицу, закрывая мне веки. Силки ослабевают. Сгущаясь из ничего, тело окутывает вздымающаяся волнами непроницаемая завеса, она застит свет и отгораживает меня от мира. Время ускоряет ход, я проваливаюсь пропасть, темнее которой я не видел никогда. Там, в глухой пустоте, я слышу шепот… чувствую надвигающуюся силу. Она стремительно растет, окружая меня со всех сторон. Могущественная и зловещая. Темная и властная. Я здесь не один. Вот он, мой триумф, мой королевский прием. Однако вместо восторга меня почему-то переполняет безграничный страх. Я ожидал другого. Сила превращается в вихрь, увлекая меня в неумолимую круговерть, грозя разорвать на части. И вдруг собирается в комок, словно гигантский первобытный зверь, и встает передо мной на дыбы. Я оказываюсь лицом к лицу со всеми темными душами, что покинули землю раньше. Вопль безмерного ужаса вырывается у меня… и тьма поглощает новоприбывшего целиком». Глава 123

В Национальном соборе декан Галлоуэй почувствовал неуловимое колебание воздуха. Будто призрачная тень отделилась от земли… словно сняли тяжкий груз… далеко и одновременно близко. Галлоуэй в одиночестве сидел за столом, уйдя в раздумья. Сколько он так просидел, неизвестно, однако в какой-то момент думы декана прервал телефонный звонок. Уоррен Беллами. – Питер жив, – обрадовал декана брат-масон. – Мне только что сообщили, и я решил, что вы тоже должны узнать как можно скорее. С ним все будет в порядке. – Слава богу! – выдохнул Галлоуэй. – Где он? Беллами пересказал декану невероятную повесть о том, что произошло после того, как они покинули Богословский колледж. – Вы все живы, никто не пострадал? – Да, приходим в себя, – ответил Беллами. – Но есть кое-что… – Он запнулся. – Да? – Масонская пирамида… Лэнгдон, кажется, разгадал ее до конца. Галлоуэй не смог сдержать улыбку. Почему-то новость его не удивила. – Тогда скажите, он уже понял, исполнилось пророчество или нет? Пирамида явила то, что должна была явить согласно легенде? – Пока не знаю. «Все сбудется», – подумал Галлоуэй и сказал: – Вам нужно отдохнуть. – И вам. «Нет. Мне нужно помолиться». Глава 124

Когда распахнулись двери лифта, в Храмовом зале уже горели все лампы. Кэтрин Соломон на подгибающихся от слабости ногах спешила на поиски брата. Огромное помещение встретило ее холодом и запахом благовоний, но остановило Кэтрин на полном ходу не это, а открывшаяся ее глазам сцена. В центре роскошного зала на низком каменном алтаре лежал залитый кровью татуированный труп, утыканный стеклянными осколками. В вышине над алтарем зияло открытое всем ветрам окно. «Боже!» Кэтрин тут же отвела взгляд и продолжила поиски Питера. Брат сидел у дальней стены; врач оказывал ему первую помощь, а рядом стояли Лэнгдон и Сато. – Питер! – крикнула Кэтрин, кидаясь к нему. – Питер! Он поднял голову, и во взгляде мелькнули облегчение и радость. Моментально вскочив на ноги, Питер двинулся сестре навстречу. Он уже успел переодеться в простую белую рубашку и темные брюки, видимо, доставленные из его кабинета на нижнем этаже. Правая рука висела на перевязи, поэтому обнялись брат с сестрой осторожно и слегка неловко, но Кэтрин это не смутило. Тепло родных надежных рук, привычное с самого детства, окутало ее, словно мягким покрывалом. Они постояли, прижавшись друг к другу. Наконец Кэтрин прошептала: – Ты как? Если… по правде? – Отстранившись, она окинула взглядом перевязь и забинтованную культю. На глаза навернулись слезы. – Ужас какой… Питер пожал плечами, показывая, что это пустяки, ничего страшного. – Бренная плоть. Человеческое тело не вечно. Главное, что с тобой все в порядке. Беспечный ответ всколыхнул в Кэтрин бурю эмоций, напомнив, за что она так любит брата. Она погладила его по голове, думая о нерушимости семейных уз и о крови Соломонов, текущей у них в жилах. По трагическому стечению обстоятельств в этом зале находился еще один Соломон. Взгляд Кэтрин скользнул к распятому на алтаре трупу, и она, содрогаясь, попыталась отогнать воскресшие в памяти снимки из письменного стола. Отвернувшись, она встретилась глазами с Лэнгдоном. Профессор смотрел с пониманием и сочувствием, будто проник в ее мысли. «Питер все знает…» Кэтрин снова захлестнула волна переживаний – облегчение вперемешку с сожалением и отчаянием. Брат задрожал в ее объятиях, как ребенок. Такого она еще никогда в жизни за ним не замечала. – Не держи в себе, – прошептала она. – Ничего страшного. Главное, выплесни, не держи в себе. Питера била крупная дрожь. Кэтрин обняла его крепче и погладила по голове. – Питер, ты всегда был сильным… всегда защищал меня и поддерживал. Теперь я пришла к тебе на выручку. Все хорошо. Я с тобой. Кэтрин ласково прижала голову брата к себе… и великий Питер Соломон разрыдался у нее на плече.
Директор Сато отошла в сторону, чтобы ответить на звонок. Нола Кей. К счастью, с хорошими новостями. – Пока никаких признаков распространения, мэм. – В голосе звучала надежда. – Мы бы уже точно что-нибудь увидели. Так что, похоже, сработало. «И это твоя заслуга, Нола, – мысленно поблагодарила Сато, бросив взгляд на ноутбук, завершивший, как успел заметить в последнюю секунду Лэнгдон, передачу файла. – Едва не опоздали». Нола подсказала агенту, делавшему обыск, порыться в мусорных контейнерах, где и обнаружилась упаковка от недавно приобретенного сотового модема. По точному номеру модели, соотнеся данные о совместимых носителях, пропускной способности и серверной Сети она вычислила наиболее вероятный узел доступа для ноутбука преступника – маленький передатчик на углу Шестнадцатой и Коркоран, в трех кварталах от Храма. Результат Нола немедленно сообщила Сато, сидевшей в вертолете. По дороге к Масонскому храму, пилот снизился и облучил узловую станцию пучком электромагнитных волн, вырубив ее за считанные секунды до того, как ноутбук завершил передачу. – Отлично сработано, – похвалила Сато уже вслух. – А теперь идите спать. Вы заслужили отдых. – Спасибо, мэм. – Нола замялась. – Что-то еще? Помощница помолчала, решая, стоит дело внимания Сато или нет. – Ничего срочного, до завтра терпит, мэм. Спокойной вам ночи. Глава 125

В тишине элегантного туалета на первом этаже Масонского храма Роберт Лэнгдон пустил теплую воду в мозаичную раковину и посмотрел на себя в зеркало. Даже при таком скудном освещении лицо выглядело осунувшимся и изможденным. На плече профессора снова висел портфель – заметно потерявший в весе, после того как там остались лишь личные вещи и скомканный конспект лекции. Лэнгдон невольно усмехнулся. «Да уж, „в общем-то ничего сложногo“! Поехал, прочел лекцию…» Однако у него осталось немало поводов для радости. «Питер жив. И запись удалось перехватить». Пригоршнями плеская на лицо теплую воду, профессор постепенно оживал. Вокруг по-прежнему все плыло как в тумане, но адреналин в крови мало-помалу рассеивался, и Лэнгдон становился прежним. Высушив руки, он глянул на свои часы с Микки-Маусом. «Ох ты, поздно-то как!» Профессор вышел из уборной и зашагал по Залу Славы – изгибающемуся полукругом коридору, увешанному портретами выдающихся масонов: президентов США, филантропов, светил науки и прочих влиятельных американцев. Замерев на мгновение перед Гарри Трумэном, он попытался представить, как бывший президент проходил церемонии посвящения и ритуалы, изучал масонскую литературу… «В каждом из нас за внешним фасадом скрыт невидимый мир». – Ты как-то незаметно исчез, – раздался голос за спиной. Лэнгдон обернулся. Кэтрин. Несмотря на тот ад, через который ей сегодня пришлось пройти, она сияла и даже словно помолодела. Лэнгдон ответил усталой улыбкой. – Как он там? Кэтрин подошла ближе и тепло обняла профессора. – Никогда не смогу тебя отблагодарить по-настоящему… Лэнгдон рассмеялся: – Ты же знаешь, я ничего особенного и не сделал. Кэтрин постояла еще немного, обнимая Роберта. – Питер справится. – Отстранившись, она заглянула другу в глаза. – Представляешь, он мне только что сообщил невероятное… просто невозможное. – Ее голос задрожал от радостного предвкушения. – Я должна сама посмотреть. Скоро вернусь. – Что? Куда ты собралась? – Я скоро. А Питер хотел с тобой поговорить… наедине. Он ждет в библиотеке. – Он сказал о чем? Кэтрин, усмехнувшись, покачала головой: – Это же Питер, у него кругом секреты. – Но… – Увидимся. И она удалилась. Лэнгдон тяжело вздохнул. Секретов и тайн ему на сегодня хватило с лихвой. Остались, правда, нерешенные загадки – в том числе масонская пирамида и Утраченное слово – однако профессору казалось, что ответы, даже если они существуют, обойдут его стороной. Он, в конце концов, не масон. Собрав последние силы, Роберт Лэнгдон направился к масонской библиотеке. Там, за столом, в гордом одиночестве восседал Питер, а перед ним стояла масонская пирамида. – Роберт? – Соломон приветливо махнул рукой, приглашая войти. – На пару слов. Лэнгдон выдавил улыбку. – Надеюсь, не утраченных. Глава 126

В библиотеке Масонского храма располагался старейший публичный читальный зал округа Колумбия. Обширные стеллажи с трудом вмещали более четверти миллиона хранящихся здесь томов – среди которых значилось и редкое издание книги «Ахиман Резон, или Помощь брату». Помимо книг в библиотеке экспонировались масонские драгоценности, артефакты для ритуалов и даже фолиант, напечатанный самим Бенджамином Франклином. Однако Лэнгдон больше всего ценил в этой библиотеке сокровище, которое не бросалось в глаза. «Иллюзия». Давным-давно Соломон показал ему, что с определенной точки и под определенным углом библиотечный стол и стоящая на нем золотая лампа создают четкую оптическую иллюзию: контур пирамиды с сияющим золотым навершием. Питер признался, что этот фокус всегда служил для него безмолвным напоминанием: франкмасонские тайны никто на самом деле не прячет, их легко обнаружить – если правильно выбрать перспективу. Сегодня, впрочем, масонские тайны сыпались со всех сторон, выбирай не выбирай. Лэнгдон занял место напротив Досточтимого мастера Питера Соломона и пирамиды. Питер улыбался. – «Слово», о котором ты упомянул, не легенда. Оно существует. Лэнгдон какое-то время вопросительно глядел на друга, а затем все-таки спросил: – Но… Нет, не понимаю, как такое возможно… – А что непонятного? «Все!» – хотел ответить Лэнгдон, пытаясь отыскать в глазах Питера Соломона проблеск здравомыслия. – То есть ты утверждаешь, что веришь, будто Утраченное слово существует… и действительно обладает некой силой? – Огромной силой, – подтвердил Питер. – Оно способно преобразить человечество, открыв ему Мистерии древности. – Слово? – уточнил Лэнгдон. – Питер, не понимаю, как слово может… – Поймешь, – спокойно заявил Соломон. Лэнгдон, сдавшись, смотрел перед собой. – Как тебе известно… – Питер поднялся и неторопливо пошел вокруг стола, – нам не первое столетие пророчат, что настанет час, когда Утраченное слово будет найдено, когда его достанут из-под спуда… и человечество вновь обретет потерянную силу. Профессор вспомнил давнюю лекцию Питера об апокалипсисе. Многие ошибочно воспринимают апокалипсис как конец света, однако в буквальном переводе слово значит всего лишь «откровение», явление вышей мудрости, предсказанное древними. «Грядущий золотой век, век просвещения». Однако, даже уяснив смысл предсказания, Лэнгдон не мог представить, как одно-единственное слово может спровоцировать подобные глобальные перемены… Питер показал на пирамиду, возвышающуюся на столе рядом с золотым навершием. – Масонская пирамида. Легендарный симболон. Сегодня его части воссоединились, и теперь он останется завершенным. – Бережно подняв навершие, Питер закрепил его на каменном основании. Тяжелый золотой наконечник мягко вошел в пазы. – Сегодня, друг мой, ты сделал то, что пока не удавалось никому. Ты собрал масонскую пирамиду, расшифровал все загадки и добыл вот это… Вытащив лист бумаги с рисунком, Соломон положил его на стол. Лэнгдон сразу узнал решетку с символами, перетасованными согласно квадрату Франклина. Ему уже удалось мельком взглянуть на нее в Храмовом зале. – Интересно, как ты интерпретируешь этот рисунок? Мне любопытен взгляд специалиста. Лэнгдон присмотрелся. Хередом, циркумпункт, пирамида, лестница…

Профессор вздохнул: – Что ж, Питер, как ты сам видишь, это аллегорическая пиктограмма. Изложенная не буквально, а языком метафор и символов. Соломон усмехнулся: – Задал, называется, эксперту простой вопрос… Ладно, рассказывай, что видишь. «Ему что, действительно интересно?» Лэнгдон подтянул листок поближе. – Ладно. Если в двух словах, мне кажется, что эта картинка изображает… землю и небеса. Питер удивленно приподнял брови. – Да? – Именно. На самом верху у нас слово «хередом» – «священный дом», означающее обитель Господа, то есть небеса. – Ясно. – Направленная вниз стрелка в конце строки указывает на то, что остальная часть символов относится к области, лежащей под небесами, – следовательно, это земля. – Взгляд Лэнгдона скользнул к нижним строчкам. – Два самых нижних ряда, под пирамидой, означают непосредственно твердую почву, terra firma – низший из возможных пределов. Что логично, на рисунке в нем заключены двенадцать древних астрологических знаков, составлявших зачатки религии древних, смотревших в небеса и видевших в движении светил божий промысел. Соломон подвинул стул и присмотрелся к рисунку. – Понятно. А остальное? – Покоясь на фундаменте астрологии, – продолжал Лэнгдон, – из земли вырастает великая пирамида, устремляясь к небесам. Вечный символ утраченной мудрости. Внутри ее – философские и религиозные течения, оставшиеся в веках: египетское, пифагорейское, буддизм, индуизм, ислам, иудаизм и христианство и многие, многие другие. Все они, объединяясь и перемешиваясь, взмывают ввысь, чтобы просочиться через воронку в пике пирамиды и, преобразовавшись, слиться в единой философской концепции. – Он выдержал паузу. – Универсальная мысль… всеобщее представление о Боге, выраженное древним символом, на который указывает пик пирамиды. – Циркумпункт, – подтвердил Питер. – Универсальный символ Бога. – Именно. На протяжении веков циркумпунктом обозначали всё и вся. Бога Ра, золото в алхимии, всевидящее око, точку сингулярности перед Большим взрывом… – Великого архитектора Вселенной… Роберт Лэнгдон кивнул, догадываясь, что те же самые доводы Питер приводил в Храмовом зале, выдавая похитителю циркумпункт за Утраченное слово. – Осталось последнее, – напомнил Питер. – Лестница. Лэнгдон перевел взгляд на изображение ступеней. – Питер, я думаю, тебе как любому другому понятно, что это масонская винтовая лестница… Она ведет из мрачных подземных глубин к царству света подобно лестнице Иакова, что вздымается к небесам… или подобно человеческому позвоночнику, соединяющему бренное тело с бессмертным разумом. – Профессор помолчал. – Остальные символы представляют собой смесь небесных, масонских и научных и, думаю, служат для придания большей значимости Мистериям древности. Соломон задумчиво погладил подбородок. – Изящно, профессор. Я, конечно, согласен, этот рисунок можно воспринимать аллегорически, однако… – Глаза Питера лукаво блеснули. – Наш набор символов можно прочитать и по-другому. И тогда рассказ выйдет куда более откровенным. – Неужели? Питер Соломон снова принялся вышагивать вокруг стола. – Там, в Храмовом зале, когда смерть казалась близка и неминуема, я взглянул на рисунок и почему-то, затмевая все метафоры и аллегории, мне бросилась в глаза самая суть изложенного в символах. – Он резко развернулся к Лэнгдону. – Рисунок указывает точное местонахождение Утраченного слова. – Что-что? – Лэнгдон неуверенно шевельнулся, испугавшись, что перенесенное потрясение все-таки не прошло для друга бесследно. – Роберт, легенды всегда называли масонскую пирамиду именно картой, причем картой особого рода, чье назначение – привести достойного к Утраченному слову. – Соломон постучал пальцем по листу бумаги с рисунком. – Поверь, эти символы составляют именно то, что обещано в легенде. Карту. Схему с конкретным указанием, где искать лестницу, ведущую к Утраченному слову. Лэнгдон ответил натянутым смешком и осторожно попробовал достучаться до друга. – Даже если бы я верил в легенду о масонской пирамиде… Разве это карта? Сам посуди. На карту совсем не похоже. Соломон улыбнулся: – Иногда достаточно просто посмотреть свежим взглядом, и знакомая картина предстанет в новом свете. Лэнгдон посмотрел, однако ничего нового не увидел. – Ответь мне на такой вопрос… – сменил тактику Питер. – Ты знаешь, почему масоны закладывают краеугольный камень строго в северо-восточном углу здания? – Конечно. Потому что именно туда падают первые лучи утреннего солнца. Так вы символически отображаете способность архитектурных сооружений вырастать из земли навстречу свету. – Именно. Так, может, стоит поискать озарения именно там? – Он показал на рисунок. – В северо-восточном углу? Опустив глаза, профессор отыскал взглядом самую правую клетку в верхнем ряду. Там красовался символ ↓. – Стрелка, направленная вниз, – произнес вслух Лэнгдон, пытаясь понять, что имел в виду Питер. – То есть «под Хередомом». – Нет, Роберт, не «под», – возразил Соломон. – Думай. Это не метафорический лабиринт. Это карта. А на картах стрелка вниз означает… – Юг, – удивленно протянул Лэнгдон. – Точно! – похвалил Соломон, расплываясь в радостной улыбке. – Южное направление. На карте «вниз» – это «к югу». Скажу больше, на карте «Хередом» – это не аллегория небес, а привязка к местности. – Масонский храм? Выходит, карта указывает куда-то на юг от этого здания? – Слава Богу! – рассмеялся Соломон. – Наконец-то озарение! Лэнгдон еще раз внимательно осмотрел рисунок. – Но, Питер… Даже если ты прав, «к югу от этого здания» может означать любую точку на его географической широте, а это двадцать четыре тысячи миль. – Нет, Роберт. Ты забываешь про легенду, согласно которой Утраченное слово скрыто здесь, в округе Колумбия. Так что отрезок заметно укорачивается. А еще, согласно той же легенде, лестницу должен прикрывать большой камень, на котором знаками древнего языка высечена надпись. Своего рода зарубка для достойного, чтобы он не прошел мимо. Лэнгдон по-прежнему с трудом верил в серьезность легенды, и хотя он не мог похвастаться доскональным знанием города, позволяющим представить в подробностях все, что находится к югу от Масонского храма, никаких гигантских камней с насечками, прикрывающих подземные лестницы, в Вашингтоне не наблюдалось. – Надпись на камне, – продолжал тем временем Питер, – находится прямо перед нашими глазами. – Он постучал пальцем по третьему ряду клеток. – Вот она, эта надпись, Роберт! Ты разгадал тайное послание. Ошеломленный Лэнгдон уставился на семь выстроившихся в линейку символов.

«Разгадал?» Он не имел ни малейшего представления, что могут значить эти семь разрозненных картинок, однако готов был побиться об заклад: сооружений с подобной атрибутикой в столице не наблюдалось. А уж тем более гигантских камней, прикрывающих собой лестницы… – Питер, – признался он, – я не вижу здесь никакого озарения. И не припомню в округе Колумбия ни одного камня с подобной… символикой. Соломон похлопал его по плечу. – Ты много раз проходил мимо него, не замечая. Как и все мы. Он красуется на самом виду, как мистерии. А сегодня, увидев эти семь символов, я моментально осознал, что легенда гласит чистую правду. Утраченное слово действительно скрыто в округе Колумбия… и действительно находится у подножия длинной лестницы под огромным камнем с надписью. Лэнгдон заинтригованно молчал. – Роберт, я думаю, сегодня ты заслужил право узнать истину. Профессор во все глаза уставился на друга, пытаясь переварить услышанное. – Ты хочешь сказать мне, где находится Утраченное слово? – Нет, – с улыбкой поднимаясь на ноги, ответил Соломон. – Показать.
Спустя пять минут Роберт Лэнгдон пристегивался ремнем безопасности, устроившись рядом с Питером Соломоном на заднее сиденье «кадиллака эскалейд». Едва Симкинс уселся за руль, как на парковку вышла Сато. – Мистер Соломон, – проинформировала она, закуривая, – я позвонила по вашей просьбе. – И? – поинтересовался он через приоткрытое окно. – Приказала вас впустить. Ненадолго. – Спасибо! Сато посмотрела на Соломона долгим изучающим взглядом. – Должна сказать, просьба весьма необычная. Питер с загадочным видом пожал плечами. Директор, решив не углубляться, обошла внедорожник и постучала Лэнгдону в противоположное окно. Он опустил стекло. – Профессор, – начала она, ни капли не смягчившись. – Ваша помощь, хоть и вынужденная, сегодня сослужила нам большую службу, поэтому спасибо. – Глубоко затянувшись, она выдохнула дым. – Однако примите напоследок мой совет. Когда в следующий раз ответственное лицо из ЦРУ сообщит вам, что государственная безопасность под угрозой… – глаза ее полыхнули черным огнем, – свое мнение оставьте у себя в Кембридже. Лэнгдон хотел было ответить, но директор Иноуэ Сато уже развернулась и чеканным шагом направилась на другую сторону парковки, к вертолету. Симкинс с непроницаемым лицом посмотрел на пассажиров: – Готовы, господа? – Секундочку, – попросил Питер Соломон. Вытащив сложенную полоску темной материи, он вручил ее Лэнгдону. – Роберт, прежде чем мы отправимся, надень, пожалуйста, вот это. Профессор в замешательстве пощупал ткань. Черный бархат. И только развернув, он догадался, что именно держит в руках: масонскую повязку на глаза, традиционный элемент облачения кандидатов на церемонии посвящения в первый градус. «Это еще зачем?!» – Тебе не надо видеть, куда мы едем, – пояснил Питер. Лэнгдон посмотрел на друга: – Поэтому на время поездки ты завяжешь мне глаза? – Моя тайна. Мои правила, – усмехнулся Соломон. Глава 127

Вокруг главного здания ЦРУ в Лэнгли гулял холодный ветер. Нола Кей, зябко поеживаясь, шагала вслед за системщиком Риком Пэришем через освещенный луной внутренний двор. «Куда он меня ведет?» Слава Богу, удалось предотвратить катастрофу, которой грозил масонский ролик, однако Нолу не оставляла тревога. Ассистентке Сато не давала покоя загадка урезанной копии, обнаруженной в личном разделе директора ЦРУ. Утром Ноле предстоял обмен информацией с Сато, и хотелось к тому моменту иметь на руках все факты. Отчаявшись разобраться самой, Нола Кей позвонила Рику Пэришу и попросила помочь. Теперь он вел ее куда-то по холоду, а у Нолы в голове крутились загадочные обрывки фраз: «…тайник в подземелье, где…», «…в Вашингтоне, координаты…», «…найден древний портал, ведущий…», «…предупреждение, что пирамида таит опасн…», «…расшифровать симболон, чтобы раскрыть…» – Мы оба пришли к выводу, – напомнил Пэриш, – что хакер, искавший по этим ключевым словам, определенно имел в виду масонскую пирамиду. «Явно», – мысленно согласилась Нола. – Однако выясняется, что хакер столкнулся с весьма неожиданным для себя аспектом масонской тайны. – В каком смысле? – Нола, вы ведь в курсе, что директор ЦРУ спонсирует международный форум для сотрудников агентства, чтобы поощрять обмен идеями? – Конечно. – Форум служил сотрудникам агентства безопасной отдушиной, где можно было безбоязненно пообщаться на любые темы, а директору – своего рода виртуальной приемной. – Форум размещается в личном разделе директора, но для того, чтобы общаться там могли все сотрудники, с любым уровнем допуска секретности, он вынесен за пределы директорского непроницаемого «брандмауэра». – И что из этого следует? – прервала пространные экскурсы Нола, когда они завернули за угол неподалеку от столовой. – Если одним словом… – Пэриш махнул рукой в темноту, – то вот. Нола подняла глаза. Посреди площадки громоздилась массивная металлическая скульптура, поблескивающая в лунном свете. Территорию и здания ЦРУ украшали более полутысячи предметов искусства, однако наибольшей известностью пользовалась именно это произведение – «Криптос». В переводе с греческого «тайный, скрытый». Работа американского скульптора Джима Санборна стала со временем одной из легенд ЦРУ. Шедевр представлял собой изогнутую буквой S медную плоскость, поставленную на ребро, – словно стена, закручивающаяся в свиток. Всю поверхность ровными рядами испещряли прорезанные насквозь две тысячи букв… образующие замысловатый шифр. Таинственности (будто одного шифра мало) добавляли загадочные предметы, дополняющие скульптуру: гранитные глыбы, разложенные под разными углами; круг компаса со стрелкой; магнитный железняк; и даже строчка, написанная азбукой Морзе, где говорилось о «ясной памяти» и «темных силах». Большинство энтузиастов считали эти детали ключами к расшифровке послания на скульптуре. «Криптос» волновал умы – как произведение искусства и как неразгаданная тайна. Над зашифрованным текстом скульптуры бились не только криптологи ЦРУ, но и не принадлежащие к агентству. Наконец несколько лет назад часть кода удалось «взломать», о чем федеральные новости тут же поведали всей стране. Остальной код «Криптоса» пока не поддавался, но и расшифрованные участки несли настолько загадочный смысл, что лишь усилили интригу. В них упоминались подземные тайники; порталы, ведущие к древним захоронениям; широта и долгота… Отдельные обрывки фраз оттуда Нола могла припомнить и сейчас: «Собранные сведения были переданы под землей в неизвестное место… абсолютно невидимым… как такое возможно… использовалось магнитное поле земли…» Впрочем, особым интересом у помощницы Сато «Криптос» не пользовался, и вопросы расшифровки знаменитого текста оставляли ее равнодушной. Однако сейчас она хотела знать. – Зачем вы привели меня к «Криптосу»? С заговорщицкой улыбкой Пэриш театральным жестом извлек из кармана сложенный лист бумаги. – Вуаля! Вот она, таинственная «выжимка», которая не давала вам покоя. Я добыл полный текст. Нола подскочила на месте. – Вы пролезли в секретный директорский раздел? – Нет. Собственно, об этом я и вел речь по дороге. Смотрите сами. – Он вручил ей документ. Девушка поспешно развернула листок. Увидев наверху стандартные шапки заголовков, принятые в ЦРУ, она удивленно склонила голову. Документ не относился к секретным. Даже рядом не лежал. ФОРУМ ДЛЯ СОТРУДНИКОВ: «КРИПТОС»