Соотнесение осей культуры c личностными факторами

Исследуя личность, мы сравниваем индивидов, исследуя культуру, мы сравниваем общества, даже если наши данные отчасти получены от индивидов, принадлежащих этим обществам. Индивиды в обществах, что деревья в лесу; при сравнении лесов мы не сравниваем «явно выраженные индивидуальности» деревьев, перефразируя процитированные ранее слова М. Мид, адресованные Р. Бенедикт. Сравнение лесов предполагает изучение иных элементов: не только конфигурации отдельных деревьев, но и всего биотопа[7]. Смешение уровней анализа, когда сравнивают индивидов, основываясь на данных об обществе, известно как «экологическое заблуждение» [81, р. 352; 93], но не менее распространено и обратное заблуждение, когда общества сравнивают по показателям, разработанным для индивидуального уровня [33, р. 16]. Культуры — это не большие индивиды. Культуры целостны, и их внутреннюю логику нельзя понять в терминах развития личности индивидов. Экологика отличается от индивидуальной логики.

Сопоставляя исследования индивида, организационной и национальной культуры, Хофстеде [34] использует метафору цветов, букетов и садов. Представители контекстуального подхода в социальной психологии [79] тоже указывают на экологические и композиционные заблуждения, исходящие из допущений о том, что характеристики группы непременно должны отражать характеристики ее членов. Характер группы не надо связывать с собирательной личностью, поскольку на групповом и индивидуальных уровнях протекают различные процессы. Это еще более справедливо для общностей высоких уровней.

Таким образом, мы сталкиваемся с проблемой: есть полезный набор личностных черт [22] и полезный набор осей культуры [33], но они работают на разных уровнях. Как можно соотнести их друг с другом?

Одна возможность — попытаться измерить культурные оси на уровне индивида. Для этого чаще всего измеряют индивидуализм–коллективизм, и получают слабо согласованные между собой результаты [76]. Альтернатива состоит в том, чтобы измерять личностные черты на уровне культуры. Этого можно достичь оценками свойств национального характера [78], отражающими согласованное восприятие личностных черт типичного члена культуры, или экспертным описанием самой культуры в терминах личности, как это сделала Р. Бенедикт, определив культуру Зуньи как аполлонийскую. Здесь операционализируется средний уровень индивидуальных черт данной культуры. Нацию можно характеризовать не только ежегодным уровнем осадков или запасами нефти, но и распределением личностных черт среди граждан. С этой точки зрения личностные черты составляют часть экологии, к которой адаптируется культура. Однако уровень осадков замерить проще, чем оценить личность, да и осмысление средних баллов личностных черт зависит от жизнеспособности целого ряда допущений, разумность которых попытался показать МакКрэй [60, 61].

Кросскультурная инвариантность факторной структуры опросника NEO-PI-R [65] позволяет использовать его для измерений внутри культуры. Однако для сравнения культур между собой, по мнению методологов, следует доказать скалярную эквивалентность шкал [96] в кросскультурном измерении. Сделать это весьма трудно, особенно, когда речь идет о разнообразии языков и культур. В ответ МакКрэй [61] доказал оправданность допущения о том, что при переводе любые искажения смыслов отдельных формулировок, скорее всего, усреднятся за счет их большого количества, как в случае с опросником NEO-PI-R, каждый раздел которого состоит из 48 пунктов. В поддержку этого довода он приводит частичное доказательство. Заполнение опросников билингвами на двух языках (на английском наряду с китайским, испанским, шона или корейским) обнаружило слабое различие или даже отсутствие различий между средними оценками двух замеров. Независимые выборки респондентов, заполнявших опросники в одном из двух норвежских переводов, обнаружили сходство личностных профилей. Аналогичные результаты были получены на двух независимых филиппинских выборках, заполнявших английскую и филиппинскую версии опросников.

Для скалярной эквивалентности мало эквивалентного перевода. Наборы закрытий для вопросов могут различаться в разных культурах [86] и приводить к артефактным различиям. Однако формулировки стимульных заданий, составляющих шкалы опросника NEO-PI-R сбалансированы, поэтому тенденция выражать согласие [респондентов] вряд ли ведет к систематическим смещениям. А подсчет средних баллов снимает проблему [межкультурных] различий в склонности ставить полярные оценки [60]. Могут быть культурные различия в стратегиях самопрезентации респондентов. Однако специальное исследование воспроизвело данные самоотчета с помощью оценок, полученных из наблюдения [69]. Все эти данные позволяют предположить скалярную эквивалентность опросника NEO-PI-R.

Но валидные сравнения должны проводиться еще и на сравнимых выборках. Сильная сторона исследования Хофстеде [33] в том, что выборки сотрудников IBM во всех странах имели сходство по образованию и профессиональному опыту. А вот МакКрэй [61] работал с выборками, предоставленными ему коллегами со всего мира, каждый из которых собирал данные под собственные задачи. Эти выборки отличались по возрасту, образованию и репрезентативности. Чтобы удостовериться в обоснованности переноса баллов личностных шкал на культуру в целом, МакКрэй [61] скоррелировал пары средних значений, стратифицированных по культуре и возрасту, и показал тенденцию к сходству личностных черт между мужчинами и женщинами, принадлежащими к одной культуре. Сходным образом, выборки взрослых и респондентов студенческого возраста обнаружили параллельные культурные профили.

Оставался один вопрос: значимы ли конструкты пятифакторной модели на уровне культуры? Сказать, что культура экстравертна, значит утверждать, что ей присущи высокие оценки личностных черт, задаваемых шкалой экстраверсии. Но имеются ли в разных культурах между средними оценками этих черт такие ковариации, границы которых задает фактор экстраверсии? Экологический факторный анализ [33, р. 32] на средних значениях 30 фасет NEO-PI-R на 114 подвыборках, собранных в 36 культурах, воспроизвел 5-факторную модель индивидуального уровня [60] и подтвердил обоснованность кросскультурных сравнений. Более того, иерархический кластерный анализ, построенный им на 36 культурах по тем же 30 фасетам, показал явное сходство географически и исторически близких культур [4]. Эти результаты показали поразительное сходство с результатами анализа по четырем IBM-осям [33, р. 64].

В 36 выборках МакКрэя [60] 11 были из Азии, 3 из Африки, 4 из Америки и 18 из Европы. Для коррекции половозрастных различий исходные средние баллы по фасетам были нормированы по выборке США [18]. Факторные оценки опросника NEO-PI-R были рассчитаны на основе этих стандартизированных фасет. МакКрэй [60] представил корреляции с культурными шкалами IBM по 35 культурам и субкультурам. Мы повторили его анализ, исключив не только испаноамериканцев, но и чернокожих южноафриканцев, по которым не было адекватных оценок по культурным осям, а также усреднив две индийские подвыборки (говорящие на языках маратхи и телугу). В итоге остались 33 культуры. Различия между результатами двух типов анализа были минимальными.

Все пять личностных факторов статистически значимо связаны, как минимум, с одной культурной осью. И все четыре культурные оси значимо связаны, как минимум, с одним личностным фактором (табл.1). […]

Таблица 1

Корреляции между средними значениями факторов NEO-PI-R и культурными осями по 33 странам

Примечание: E = экстраверсия; C = добросовестность; O = открытость опыту; N = нейротизм; A = доброжелательность.

* p < 0.05. ** p < 0.01. *** p < 0.001.

Наши корреляции обнаруживают четкую конфигурацию взаимосвязей между двумя массивами данных, полученных совершенно разными способами. С одной стороны, это оценки стран по пяти личностным факторам, полученные на очень разных выборках респондентов, отвечавших на родных языках, и собранных, главным образом, в 1990-е гг. С другой стороны — оценки стран по четырем культурным осям, полученные от работников дочерних компаний корпорации IBM в 1970 гг., тоже заполнявших опросники на родных языках. Использование родного языка в обоих исследованиях может вызвать подозрения, что корреляции стали следствием влияния языка. Однако результаты IBM были воспроизведены в международных исследованииях, в которых опросники заполнялись на английском языке. И при смене языка культурные модели сохранялись [33, р. 49, 62–65].

Первоначально представленные МакКрэем данные анализа [60, 61] были откровенно поверхностными, так же как и еще более ранние умозрительные построения П. Смита и М. Бонда [87] о взаимосвязи личностных шкал МакКрэя и культурных осей Хофстеде. И все же они верно предсказали три наиболее сильные взаимосвязи между индивидуализмом и экстраверсией, между избеганием неопределенности и нейротизмом, а также между дистанцией власти и добросовестностью. Ясно, что эти связи имеют концептуальное значение.

Поскольку между двумя массивами данных имеются некоторые связи, с точки зрения статистики имеет смысл применить множественную регрессию, чтобы предсказать зависимость одного от другого. Однако выполнение этой задачи поставит более глубокий и существенный вопрос: какие переменные брать в качестве независимых, а какие — в качестве зависимых? Оси культуры объясняют средние уровни личностных черт, или средние уровни личностных черт — свойства культуры? Конечно, сами по себе корреляции не указывают верный порядок причинно-следственных связей, и авторы статьи расходятся в их интерпретации. Ниже мы приводим аргументы в пользу обоих вариантов, предоставляя читателю возможность выбора одного из них.

Представленный ниже набросок о причинных связях, конечно, не отражает всей картины. Хофстеде не утверждает, что личностные черты полностью детерминируются культурой, а МакКрэй не думает, что культурные ценности — лишь отражение личности. Ценности и, пожалуй, личностные черты испытывают влияние социологических сил, таких как оккупация Восточной Германии Советским Союзом [74]. И человеческие виды, и культурные установления формировались тысячелетиями в условиях необходимости адаптации. И эволюционные психологи стали обращаться к этим отдаленным причинам индивидуальных и культурных различий (например, [15, 70]).

Интерпретация Хофстеде:
влияние культуры на черты личности

Корреляции между двумя массивами данных показывают, что оценки личностных факторов по странам не случайны, а соответствуют установленным и объяснимо стабильным особенностям национальных систем ценностей, в которых видится проявление национальных культур. Это означает, что самооценки по 5 личностным факторам, помимо индивидуальных личностных различий, содержат и коллективный компонент, присущий респондентам из одной страны.

Этот общий компонент можно объяснить одной или несколькими из трёх перечисленных ниже причин: (1) распределения генетически детерминированных личностных факторов в населении разных стран систематически различаются; (2) дети, выросшие в определенной стране, в процессе своего развития усваивают общие личностные характеристики; (3) национальные культуры влияют на тот, как люди заполняют личностные тесты. Всякий респондент оценивает себя, сопоставляя с определенной социальной нормой, с окружающими другими. Кроме того, он описывает себя таким, каким ему хотелось бы, чтобы его видели другие: ответы содержат компонент социальной желательности. То, как воспринимаются другие, и что является социально желательным, в разных странах различается.

Тот факт, что в странах с населением, сильно различающимся по своему этническому происхождению (например, в США), воспроизводятся стабильные и опознаваемые национальные культурные оси, доказывает, что первое объяснение само по себе недостаточно, и что второе и/или третье, по меньшей мере, должны играть определенную роль. Роль третьего объяснения — о влиянии культуры на заполнение тестов — особенно трудно отрицать. Портинга с коллегами [80] даже предположили, что корреляции между личностными и культурными баллами обусловлены эффектами [artifacts] измерения, поскольку обе оценки получаются из самоотчетов, при склонности респондентов выражать согласие и давать социально желательные ответы в условиях различных стандартов сравнения или норм самопрезентации. Всё это может обусловливать наблюдаемые различия. П. Смит [86] проанализировал влияние склонности респондентов выражать согласие в шести масштабных кросскультурных исследованиях и пришел к выводу о существенной конвергенции этих систематических смещений во всех исследованиях. Правда, он также показал, что они имеют содержательный культурный смысл, и ими нельзя пренебрегать как простым артефактом измерения. Кроме того, всесторонняя валидизация личностных и культурных оценок по объективным критериям, рассмотренная нами выше, делает артефактное объяснение неправдоподобным.

Предположив, что культура объясняет оценки личностных черт (а не наоборот), Хофстеде осуществил пошаговую регрессию средних значений NEO-PI-R по странам с оценками по четырем культурным IBM-осям (см. Таблицу 2).

Таблица 2

Пошаговая регрессия средних оценок по NEO-PI-R с оценками
по четырем культурным осям по 33 странам

В модели множественной регрессии вновь проявились все 4 культурные оси: избегание неопределенности и маскулинность — по три раза, дистанция власти — два раза, индивидуализм — один. Отметим, что, несмотря на сильную взаимную негативную корреляцию дистанции власти и индивидуализма, каждая из них оказалась связана со специфическими личностными факторами. Процент дисперсии страновых оценок по личностным факторам, объясненный культурными осями, варьирует от 55 % для нейротизма до 24 % для добросовестности, и уменьшается в следующем порядке: нейротизм – экстраверсия – открытость опыту – доброжелательность – добросовестность.

Проведенная Хофстеде валидизация культурных осей [33] включала в себя в качестве контрольной переменной национальное благосостояние (ВНП в расчете на душу населения): если благосостояние предсказывало определенный феномен лучше, чем культура, то культурное объяснение считалось избыточным. В дополнительный анализ также включались корреляции ВНП с личностными осями за 1970, 1980 и 1990 гг. Во всех 33 странах в эти 3 года ВНП значимо коррелировал с экстраверсией, но эти корреляции были слабее, чем с индивидуализмом, и в результате пошаговой регрессии остался только индивидуализм. Благосостояние за все 3 года также значимо и негативно коррелировало с добросовестностью (респонденты из бедных стран были более добросовестны). Во все 3 года благосостояние было лучшим предиктором, чем культура, для оси «дистанция власти»; самая сильная связь была в 1980 году: r = 0.60 (p < .001).

Из всех шкал опросника NEO-PI-R самую сильную связь с культурными осями показал нейротизм (55 % объясненной дисперсии на уровне страны): оценки по нейротизму выше в маскулинных культурах и в культурах избегания неопределенности. Связь нейротизма с избеганием неопределенности объясняет 31 % дисперсии. Ранее связь избегания неопределенности (коэффициент ранговой корреляции Спирмена 0,73 при p < .001) с фактором нейротизма уже обнаруживали Линн и Хэмпсон [54] на данных медицинской статистики по 18 странам [32, 168–170]. Хофстеде [33, р. 155–157] привел обзор ряда других исследований, в которых обнаружилась сильная положительная связь избегания неопределенности со стрессом, тревожностью и эмоциональной выразительностью. Например, в 25 странах ранг избегания неопределенности коррелировал (0.44 при p < .05) со средними баллами по личностному опроснику Айзенка [55]. На данных ESEAR по самооценке эмоциональности (см. [83] и более позднюю информацию в Интернете), были выявлены значимые корреляции по данным еще 14 стран между выражением гнева у мужчин и чувством вины, как у мужчин, так и у женщин.

Высокая маскулинность объясняет еще 24 % дисперсии страновых значений нейротизма. Сотрудники IBM выше оценивали стресс от работы в маскулинных культурах, чем в феминных [32, р. 281]. Линн и Мартин [55] в своих данных по личностному опроснику Айзенка (о которых речь шла в предыдущем параграфе) зафиксировали корреляцию второго порядка между баллами по шкале нейротизма и маскулинности [33, р. 297]. Маскулинность культуры сфокусирована на эго, деньгах, вещах и работе, а фемининность — на отношениях, людях и качестве жизни. Фемининность больше соответствует эмоциональной стабильности (низким показателям по нейротизму). Арринделл с коллегами [6] отмечают, что симптомы депрессии у 5 000 студентов (измеренные по краткой версии опросника депрессии Бека [7]) менее выражены в фемининных, чем в маскулинных европейских странах.

Между личностными факторами и культурными осями обнаружилась только одна сильная корреляция — между экстравертностью и индивидуализмом (r = 0.64 при p < .001, объясняет 39% дисперсии): оценки экстраверсии были выше в индивидуалистичных культурах. Хофстеде [33, р. 236] на основе корреляционного анализа показал, что высокие баллы по шкале индивидуализма связаны с Я- (а не Мы-) сознанием, и что в индивидуалистической культуре выше ценят независимость, разнообразие и удовольствие, чем экспертное знание, долг и безопасность. Первые ценности предполагают более экстравертированное поведение, вторые — более интровертированное. Ранее [31] было показано, что американские студенты (индивидуалисты) набирают больше баллов по шкале экстраверсии, чем студенты из Японии и Южной Кореи (в большей степени коллективисты). Несмотря на то, что в Таблице 2 дистанция власти коррелирует с экстраверсией, она также связана с индивидуализмом и не вносит никакого самостоятельного вклада в регрессионную модель. Правда, другие 7 % дисперсии экстраверсии объясняются фемининностью: респонденты из фемининных культур чуть выше оценивают себя по экстраверсии, чем респонденты из маскулинных культур.

Наиболее сложные связи с культурными осями обнаруживает фактор открытости опыту. Высокие баллы маскулинности и избегания неопределенности и низкие баллы дистанции власти вместе объясняют 36 % дисперсии оценок по фактору открытости опыту на уровне стран. Респонденты в маскулинных культурах выше оценивают свою открытость опыту (13 % объясненной дисперсии), чем респонденты фемининных культур. Хофстеде [33, р. 304] показал, что студенты из семи стран ОЭСР (1995), принадлежащие к маскулинным культурам склонны переоценивать свою успеваемость, а принадлежащие к фемининным — недооценивать. Респонденты из стран с низкими баллами дистанции власти более высоко оценивают свою открытость новому опыту (еще 16 % объясненной дисперсии), чем респонденты из стран с высокими баллами. Культуры с низкими баллами по дистанции власти сильнее стимулируют независимые (негосударственные) исследования, чем культуры сильной дистанции власти. Как следствие, в них больше нобелевских лауреатов на душу населения, чем в культурах с высокой дистанцией власти [33, р. 101].

Наконец, культуры с высокими баллами избегания неопределенности выше оценивают свою открытость опыту (еще 7 % объясненной дисперсии). Это выглядит парадоксальным: избегание неопределенности, скорее, предполагает закрытость, нежели открытость сознания. Но в этом случае открытость опыту в пошаговой регрессии появляется после учета дисперсия, обусловленной дистанцией власти. Сочетание низкой дистанции власти с высоким избеганием неопределенности (Германия и Швейцария) дает высокие баллы по шкале открытости опыту. А большая дистанция власти в сочетании с низким избеганием неопределенности (Китай и Индия) приводит к низким баллам по открытости. В корреляциях табл. 2 открытость значимо не связана с избеганием неопределенности.

Оценки по фактору доброжелательности связаны только с низким избеганием неопределенности (28 % объясненной дисперсии). В культурах, терпимых к неопределенности, респонденты оценивают себя как более доброжелательных. Избегание неопределенности связано с пониженными оценками субъективного благополучия и повышенным уровнем ксенофобии [35, р. 160, 180], которые не способствуют доброжелательным установкам.

Наконец, добросовестность оказалась связана с высокими баллами дистанции власти (24 % объясненной дисперсии), но, как мы отмечали в предыдущем разделе, еще теснее она связана с уровнем бедности: в 1980 г. ВНП на душу населения объяснял 36 % дисперсии и делал переменную дистанции власти избыточной. Респонденты из бедных стран оценивали себя как более добросовестных. Видимо, экономическое процветание позволяет людям вести себя менее добросовестно или более расточительно.

Интерпретация МакКрая (McCRAE):
вляиние личностных черт на ценностные системы

Радикально иную интерпретацию этих же взаимосвязей дает 5-факторная модель [63, 66]. Согласно этой теории, личностные черты интерпретируются как базовые наклонности (tendencies), которые берут свое начало в биологии и взаимодействуют с внешними влияниями, включая культуру, в формировании навыков, привычек, вкусов и ценностей — устойчивых адаптивных свойств (characteristic adaptations) — индивида. […] Признание вклада биологии в формирование личностных черт не является чем-то необычным для теорий личности. Обычно в этом случае говорят о темпераменте, как части личности. Но только пятифакторная теория утверждает, что личностные черты обусловлены только биологией. Культура формирует только проявление этих черт, но не уровень их развитости.

Это утверждение опирается на результаты двух основательно разработанных направлений внутрикультурных исследований (главным образом, в США). Первое доказательство дает изучение генетических основ поведения, которое показывает сильное влияние генов на личностные черты и практически полное отсутствие влияния среды [13]. Поскольку показатели наследуемости отражают степень внутрипопуляционной изменчивости, кросспопуляционные генерализации здесь невозможны; высокая наследуемость [черт] внутри культур не исключает мощных кросскультурных влияний среды. Тем не менее, внутрикультурные данные согласуются с гипотезой об исключительно биологической основе [черт личности]. Вторая группа доказательств основана на данных лонгитюдных исследований, которые показывают высокую стабильность личностных черт у взрослых людей и их слабую восприимчивость к влияниям жизненного опыта [64]. Вместе эти данные наводят на мысль, что внешние влияния не обладают реальным воздействием на выраженность личностных черт индивида. Если это так, то культурные влияния в детстве и в период взрослости никак не влияют на выраженность этих черт.

Отсюда можно предположить, что не должно быть никакой связи между особенностями культуры и средним уровнем выраженности личностных черт. Англяйтнер и Остендорф [5] предоставляют некоторые доказательства в поддержку такой позиции. Они сравнили средние баллы по шкалам опросника NEO-PI-R у западных и восточных немцев. Вопреки десятилетиям принудительного коммунизма в ГДР, включая воздействия со стороны законодательства, образования и СМИ, единственным различием между этими двумя выборками оказалась чуть большая открытость опыту у западных немцев.

Как же тогда можно объяснить связь средних значений личностных шкал с культурными осями Хофстеде? Не принимая во внимание возможность артефакта, видимо, остается только два способа интерпретации, согласующихся с 5-факторной моделью: селективная миграция и обратная причинность.

Гипотеза селективной миграции предполагает, что индивиды мигрируют, входя в социальную группу или выходя из неё в поисках [социальной] ниши, наиболее приемлемой для набора их личностных черт[8]. Например, в культурах с высокой дистанцией власти лидерские позиции доступны немногим. Большинство должно быть подчиненными. Если эта ситуация легче переносится интровертами, чем экстравертами, то последние могут эмигрировать (проверяемая гипотеза). Со временем в разных культурах дистанция власти оказывается связанной с низкими значениями экстраверсии.

Гипотеза обратной причинности предполагает, что культура может формироваться агрегированными личностными чертами ее членов [3], а ценностные системы и связанные с ними институты можно рассматривать в качестве [результатов] социальной адаптации к психологическому окружению, представленному распределением [среди населения] личностных черт. Получается, что черты могут выступать одной из причин фиксируемых осями Хофстеде культурных различий, касающихся ценностей, межличностных отношений и эмоционального контроля. Безусловно, личностные черты релевантны этим феноменам на индивидуальном уровне [82, 102]. Эта гипотеза оправдывает поиск регрессионной зависимости культурных осей от личностных черт.

Таблица 3 предполагает, что высокие баллы по шкале нейротизма и низкие баллы по шкале доброжелательности предсказывают высокие баллы избегания неопределенности. Рассмотрим группу людей, по своему темпераменту предрасположенных к этим личностным характеристикам[9]. В целом они предположительно напряжены, раздражительны и испытывают трудности в межличностном взаимодействии. Каждое новое решение будет для них потенциальным источником дистрессового конфликта. Такие люди могут прийти к выводу, что сосуществование с другими возможно только, если принять для себя жесткий набор правил и сторониться ситуаций, которые могут потребовать новых решений. Другими словами, они развивают ценности и институты, типичные для стран с избеганием неопределенности. Хофстеде [33] предположил, что страны Латинской Америки обладают высокой дистанцией власти, так как они унаследовали упор на законодательство, характерный для Римской империи. Но вполне возможно, что латиняне уже в Античности были невротичны и не слишком доброжелательны, и именно эти коллективные черты привели римлян к необходимости опираться на закон и порядок.

Как можно интерпретировать тесную связь экстраверсии с индивидуализмом (см. Табл. 3)? Как ни странно, интроверты оказываются объединены друг с другом в замкнутые группы. Но нужно помнить, что это группы знакомых людей — членов семьи или коллег по работе. То или иное социальное взаимодействие необходимо для выживания любой группы. А коллективизм облегчает социальный обмен в группах интровертов, которые сами не склонны устанавливать новые социальные контакты. И наоборот, индивидуализм позволяет более свободные социальные взаимодействия, которые естественным образом складываются в группах экстравертов.

Таблица 3

Пошаговая регрессия значений четырех культурных осей

для средних значений NEO-PI-R по 33 странам

Труднее объяснить связь нейротизма с открытостью опыту и маскулинностью. Мужчины во всем мире устойчиво обладают более низкими оценками по шкале нейротизма, чем женщины [19], поэтому позитивная связь на уровне культуры между нейротизмом и маскулинностью по Хофстеде представляется случаем несовпадения результатов на разных уровнях анализа. Непонятно, почему либо хронический негативный аффект (нейротизм), либо внутренне присущий интерес к обретению опыта (открытость) приводят людей к принятию соревновательных и деятельных трудовых ценностей.

МакКрэй [59] предлагает следующее возможное объяснение связи дистанции власти с интроверсией и добросовестностью. Если общество преимущественно состоит из интровертов и добросовестных членов, то среди них окажется немного лидеров от природы. Поэтому эти немногие легко займут властные позиции и будут их удерживать, а остальные примут их господство. Поскольку в этом сценарии большинство составляют добросовестные, они будут покорно повиноваться поступающим распоряжения, а система будет стабильна и продуктивна. Эволюция такой системы может начаться снизу, в семьях или местных сообществах, которые могут стать моделью для более широких социальных организаций.

Гипотеза обратной причинности предполагает существование врожденных различий в темпераменте между этническими популяциями, которые приводят к культурным различиям. Идею врожденных психологических различий между группами многие социальные ученые не принимают, поскольку исторически она использовалась для обоснования расизма. Однако это легитимная научная гипотеза, а ее честное и ответственное исследование способно внести свой вклад в лучшее понимание культурных различий. Этический подход к этой теме требует осторожных заявлений и ясных утверждений о существовании альтернативных интерпретаций (см. интерпретацию Хофстеде). При этом важно учитывать значимость межгрупповых различий, которые могут оказаться небольшими в сравнении с индивидуальными вариациями внутри каждой культуры. И нужно помнить: даже индивидуальное поведение имеет множество причин, помимо личностных черт, что еще более справедливо применительно к культуре [3].

Будущие исследования

В связи с тем, что данные самоотчетов несут в себе угрозу получить артефакты, очевидно, что оценки личностных черт и их связей с культурными осями нуждаются в дополнительных результатах, полученных альтернативными методами. В настоящее время реализуются масштабные исследования оценок личностных черт, даваемых сверстниками, и их результаты могут уточнить взаимосвязь личности и культуры, обсуждаемую в этой статье. Более того, некоторые артефакты, например, такие, как обусловленная культурой склонность выражать согласие соглашательство [86], могут присутствовать и в самоотчетах, и в оценках сверстников. Поэтому оценки и инсайты участвующих наблюдателей (например, [48]) особенно полезны, поскольку они видят культуру с другой точки зрения, как наблюдатели, не будучи подверженным тем же смещениям в ответах на вопросы, что и респонденты.

Каузальный порядок

Допустив, что связи между культурными осями и средним уровнем личностных черт реальны и сильны, исследование может обратиться к каузальному порядку. Можно провести экспериментальные исследования влияния личности на организационную культуру в малых группах или организациях. Если индивидов с высоким уровнем нейротизма и низким уровнем доброжелательности поставить перед необходимостью выполнять совместную работу над проектом, то станут они вырабатывать жесткие правила взаимодействия, сходные с культурой избегания неопределенности? Будет ли совместное проживание интровертов развивать коллективистическую структуру, в которой лояльность соседу по комнате в сочетании с равнодушием к посторонним удовлетворит их потребности в социальном обмене и частной жизни? Однако следует напомнить, что общества существуют на более высоком уровне, нежели организации, и результаты таких исследований могут и не распространяться на нации.

Маловероятно, что кратковременное пребывание в рамках организационной структуры может повлиять на черты, остающиеся стабильными в период взрослости [64], а вот погружение в реальную культуру на годы, особенно в детстве, повлиять может. Результаты исследования аккультурации в этом случае могли бы обеспечить более глубокое понимание этих процессов, поскольку многие группы эмигрантов стремятся вступать в браки между собой в течение нескольких поколений, сохраняя тем самым свой генетический набор. Если средние значения личностных черт являются лишь отражением генетической изменчивости, то жизнь в новой стране окажет слабое влияние на эти черты. А если их формирует культура, и большинство иммигрантов следуют стратегии культурной интеграции или ассимиляции [10], то профиль [личностных черт] каждого последующего поколения будет ближе к профилю принимающей страны. Интерпретация Хофстеде предлагает частные гипотезы, например: те, кто эмигрирует в культуру с высокой дистанцией власти, станут более добросовестными и менее открытыми новому опыту по сравнению с соотечественниками, оставшимися дома.