Недвижимые и движимые вещи

Деление вещей на движимости и недвижимости может быть просто и запутанно. Оно просто, если в основу его кладутся природные свойства вещей, не создаваемые правом, а только констатируемые им и сопровождаемые известными юридическими последствиями. Одно из таких природных свойств вещей есть способность или неспособность их к перемещению. В первом случае мы получаем движимые вещи, или движимости, во втором - недвижимые вещи, или недвижимости. Движимостью будет то, что может быть перенесено без ущерба для своего существа из одного места в другое; недвижимость - земля и все, что с нею физически связано. Так различались по своим природным свойствам движимости от недвижимостей в римском праве, и такое различие, не выходившее за пределы телесных вещей, было ясно и не подавало повода к спорам.

Это простое различие запуталось, когда в европейской юриспруденции его распространили от телесных вещей на бестелесные, и к принципу, заимствованному из природы вещей, присоединили другие принципы, не лишенные значения, но трудно согласимые с различием движимостей и недвижимостей по их природным свойствам. Таковы, напр., определения Французского (ст. 517) и многих других новых кодексов о недвижимостях "по назначению" (par destination), превращающие движимости в недвижимости для целей, достижение которых вовсе не требует обращения к каким бы то ни было фикциям. Недвижимости "по назначению" (ст. 524 Code civil) называют вещи, которые, будучи по своей природе движимыми, рассматриваются как недвижимые только потому, что они служат "принадлежностью" того имения, которое пострадало бы от признания их движимостями. Сюда принадлежат случаи раздела, принудительного исполнения, общности или раздельности супружеского имущества и т. д., когда имеют в виду избегнуть отделения связанных с недвижимым имением движимостей помимо воли собственника первого и поэтому ставят эти движимости в более гарантированное юридическое положение недвижимостей. Но эта цель достигается уже тем, что "принадлежности" следуют, как мы увидим это ниже, судьбе главной вещи и не отделяются от нее помимо воли ее собственника. Какая же тогда надобность извращать природные свойства вещей и обращаться к фикции недвижимости для движимостей*(465)?

Объяснение как приведенного, так и многих других искусственных определений европейских законодательств, зачисляющих фиктивно то движимости в недвижимости, то недвижимости в движимости, лежат в том, что средневековое право не знало деления вещей на движимости и недвижимости по их природным свойствам. Оно различало вещи, как мы это сейчас увидим, только по их ценности и роли в гражданском обороте. Поэтому и неудивительно, что при рецепции римского учения о движимостях и недвижимостях в него были внесены с помощью фикций положения, стоявшие в стороне от этого учения и принадлежавшие другому порядку идей.

Это объясняет и распространение различия между движимостями и недвижимостями на права, которые, не существуя в пространстве и не будучи им ограничены, не могут быть в действительности ни движимыми, ни недвижимыми. В основании этого распространения лежат не столько потребности права, сколько обыденные представления о том, что противоположение движимостей недвижимостям есть как будто исчерпывающее и обнимающее весь состав имущества, особенно в отношении к наследству. Когда юрист имеет дело с завещательным распоряжением, договором или законом, где все имущество распределяется по категориям движимостей и недвижимостей, то он не может довольствоваться признанием этих категорий нелогичными: ему необходимо приурочить их к данному случаю, не выходя из пределов своего положительного права.

Практика "общего права" Германии выработала в этом отношении следующее правило: все права, имеющие своим предметом недвижимость, напр., недвижимая собственность, такое же владение, предиальные сервитуты, эмфитевзис, суперфиций, реальные повинности (Realgerechtigkeit), десятины и даже обязательственные притязания на недвижимые вещи, отождествляемые в обыденной жизни с правами на самую вещь, причисляются к недвижимостям. Все другие права, связанные с движимыми и даже недвижимыми вещами, если только права последнего рода являются дополнением к обязательству или средством к его обеспечению, как, напр., ипотека, считаются движимостями. Подобным же образом, хотя и не без некоторых существенных видоизменений в подробностях, относятся к этому вопросу и новые законодательства, включая в их число как Французский кодекс (Code civil, ст. 526, 529), Саксонский (§ 59, 60), Прусский (I, 2, § 7-9), Немецкое уложение 1900 г. (§§ 952, 1549, 1551 и др.), так и наш Свод законов гражданских (ст. 390, 416, 418, 419 т. Х ч. I).

Таким образом, противоположение движимых и недвижимых вещей стало в европейском праве шире этого противоположения в римском праве, где оно не выходило за пределы своей логической допустимости и ограничивалось, как это уже было замечено, кругом телесных вещей. Кроме того, в европейском праве это противоположение стало и глубже. В римском праве оно определялось только физическими свойствами переносимости или непереносимости вещи и имело, в общем, так мало значения, что к обоим членам этого противоположения, т. е. к движимостям и недвижимостям, применялись, за немногими исключениями - касавшимися, главным образом, действия давности, распоряжения приданым и некоторых ограничений земельных сервитутов и владельческих средств защиты - одни и те же юридические нормы. Напротив, в средневековом и новом праве это противоположение определяется уже не физическими свойствами вещей, а их общественно-экономическими функциями и сопровождается такими важными различиями, которые проводят резкую грань между институтами, имеющими место не столько в недвижимых и движимых имуществах, сколько в имуществах, принимаемых за недвижимые или движимые по их общественным функциям.

Различие в этом отношении между римским и европейским правом находит свое объяснение в том, что натуральное хозяйство и землевладение играли в Средние века, - а последнее продолжает играть и в настоящее время несравненно более важную роль, чем это было в Древнем Риме. На земле и всем том, что стояло в связи с ней, покоились семья, община, феодальная организация и весь вообще строй Средних веков. Поэтому земля и была главной средневековой ценностью и получила характер связанности, неподвижности или "недвижимости" в этом именно смысле - со всеми вытекающими отсюда последствиями: неделимостью, неотчуждаемостью и т. д. Напротив, движимости, за немногими исключениями, имели мало значения: слабое развитие промышленности и торговли, вместе с редкостью звонкой монеты, лишали их почти всякой ценности. Вот почему средневековая классификация имуществ, исходившая, подобно древнейшему разделению вещей в римском праве на res mancipi и res nec manipi, из различия полезности вещей*(466), остановилась не на признаке переносимости вещи; выработанном позднейшей юридической техникой, а на признаке прочности и способности вещи служить постоянной опорой и источником постоянного дохода. Имущества, отличавшиеся этими качествами, ставились особо и назывались heritage, Erbe, т. е. наследственным имуществом, составлявшим основу благосостояния именно потому, что это имущество было наиболее ценное, прочное и постоянное. Все остальные имущества, отнесенные впоследствии к движимостям, отличались ничтожной ценностью и преходящим существованием. Отсюда и характеристика движимостей как res vilis, и не совпадающее с римским распределение имуществ. Недвижимости разбиваются на две части: наиболее важные, прочные и доставляющие постоянный доход причисляются к наследственному имуществу, снабжаются крепкими гарантиями в защите и регулируются особыми нормами - главным образом, при наследственном переходе; другие, менее важные и не столь прочные, как, напр., сельские постройки, амбары, конюшни, неплодоносные деревья и т. д., образуют среднюю между недвижимостями и движимостями категорию (chatels или cateux в средневековом французском праве) и приравниваются во многих отношениях - особенно, в том же наследственном переходе - к движимостям. С другой стороны, и выступающие впоследствии ценные движимости, как, напр., ренты и приобретаемые покупкой должности, причисляются к недвижимостям и окружаются такими же гарантиями, как и эти последние.

Напротив, к малоценным движимостям средневековое право относится пренебрежительно, и то же отношение к ним мы можем констатировать, в виде переживания, и в новых законодательствах, несмотря на то, что движимое имущество составляет уже давно главную часть народного богатства и уже поэтому исключает применение к себе средневековой поговорки: res mobilis, res vilis. Например, как во французском, так и в большинстве европейских кодексов мы встречаемся еще с законами, ограничивающими право распоряжения отца и мужа только в недвижимом имуществе малолетнего и жены, тогда как их движимое имущество, могущее быть гораздо значительнее недвижимого, остается неогражденным от произвольных распоряжений тех же лиц. И если французский закон 1880 г. вводит некоторые поправки в это положение дела, то различие в гарантиях недвижимой и движимой собственности в ущерб этой последней продолжает до сих пор отличать как французское, так и все другие европейские законодательства*(467).

В общем, можно сказать, что движимости стали теперь под действие господствовавшего в римском праве принципа свободы распоряжения и заняли положение, аналогичное тому, которое принадлежало им и в Риме. Напротив, недвижимая собственность, несмотря на всю тенденцию Нового времени к ее мобилизации, не перестает сохранять свое привилегированное положение между другими объектами физического обладания, и сам капитал ищет до сих пор своего постоянного утверждения в землевладении. Вот почему средневековое противоположение между движимостью и недвижимостью не теряет своей силы, хотя и в смягченной форме, до настоящего времени.

Критерий, лежащий в физических свойствах тех и других вещей, оказался неудовлетворительным для Средних веков. Разрешая, напр., вопрос: чем считать ренту, движимостью или недвижимостью, нельзя было руководствоваться соображениями о ее переносимости или непереносимости. Критерий для разрешения подобных вопросов брался, как мы это видели, из функции тех благ, принадлежность которых к той или другой категории вещей требовала определения. Раз было признано, что земля должна иметь особое юридическое положение, характеризуемое как право недвижимости вследствие того, что она служила постоянным основанием для существования семьи, общины и т. д. - отсюда следовала сама собой квалификация юридической недвижимости и для всех благ, которые способны были служить той же общественной цели, исполнять ту же социальную функцию, что и земля. Недвижимостью стало, в общем, все, что называется теперь постоянным или стоячим капиталом, а движимостью почитался оборотный капитал.

Правда, этот критерий не всегда выступал сознательно и часто перекрещивался с римским критерием, который в новых законодательствах стал даже преобладающим. Но юридическое деление перестало вообще совпадать с естественным, и, то расширяя, то суживая римский критерий, новые законодательства стоят в оценке различия между движимостями и недвижимостями скорее на средневековой германской, чем на римской точке зрения. Французский кодекс, напр., только и формулирует деление имуществ, что на движимые и недвижимые ("Tous les biens sont meubles ou immeubles", ст. 516 Code civil), и французские юристы, видя в этом делении summa divisio rerum, отмечают следующие существенные различия в юридическом положении того и другого рода имуществ по своему праву. а) Недвижимости подвергаются давности в других условиях, чем движимости; приобретение собственности на недвижимости не обходится во многих случаях без давности, тогда как приобретение собственности на движимости совершается, по общему правилу, моментально и без посредства какой бы то ни было давности. б) Владельческие средства защиты применяются только к недвижимостям и не имеют места в отношении к движимостям. в) Отчуждение недвижимостей происходит публично через записку в ипотечные книги, тогда как отчуждение движимостей не требует, в виде общего правила, никакой публичности. г) Недвижимости, если они находятся даже в руках иностранцев, стоят всегда под действием французских законов, чего нельзя сказать о движимостях. д) Недвижимости, в противоположность движимостям, способны к ипотеке. е) Взыскание с недвижимого имущества производится в другом порядке, чем с движимого. ж) Подсудность определяется там - по месту нахождения имущества, здесь - по месту жительства ответчика. з) Недвижимости не входят в общее имущество супругов, тогда как движимости составляют это общее имущество и т. д.*(468)

Новое Гражданское уложение Германии удерживает тоже важные различия между правами в недвижимостях и движимостях, обусловливаемые не только действием ипотечной системы и различием порядка взыскания в тех и других имуществах, но и особенностями имущественно-брачного права, договоров найма, аренды, права опеки и т. д. Наш Свод не дает общего определения движимых и недвижимых имуществ, довольствуясь примерным перечислением тех и других: недвижимости - земля, всякие угодья, дома; движимости - мореходные и речные суда, книги, рукописи, картины, скот и т. д. Но из ст. 401 (в конце) и ст. 384 можно вывести и общий признак: связь с землей - для недвижимостей, и отсутствие этой связи или потеря ее, напр., хлеб сжатый или в зерне, лес срубленный и т. д., - для движимостей. Поэтому, хотя наша ст. 384 и говорит о недвижимых имуществах "по закону", но из делаемого как в этой, так и в других статьях нашего т. Х перечисления недвижимых и движимых имуществ можно заключить, что это перечисление исходит из природных свойств тех и других имуществ и совпадает - по крайней мере, в отношении к недвижимостям - с представлением Французского кодекса (ст. 518) о недвижимостях по их "природе" (immeubles par la nature)*(469). Но наш закон относит к движимым имуществам и наличные капиталы, и обязательства всякого рода, хотя бы предметом их была недвижимость (билеты кредитных установлений), и права золотопромышленников на золотые прииски, и иски вместе с тяжбами (ст. 402, 403). Этим постановлениям ставится справедливо в упрек то, что они, во-первых, упускают из виду некоторые права, как, напр., аренду, причисляемую на этом основании сенатской практикой к движимому имуществу, и, во-вторых, не различают прав по их предмету, почему к движимостям у нас могли бы быть отнесены все права*(470). Во всяком случае, в нашем законодательстве нет прямого постановления о применении различия между движимостями и недвижимостями к бестелесным вещам. Но что и наш Свод не ограничивает этого различия одними телесными вещами, а распространяет его на весь состав имуществ, это видно, во-первых, из уже цитированных нами ст. 416, 418 и 419, говорящих об имуществах "наличных и долговых" и разумеющих под ними одинаково движимые и недвижимые имущества; во-вторых, следуя при определении тех и других имуществ методу перечисления и сознавая, очевидно, недостаточность этого метода, наш законодатель дополняет сам в целом ряде статей, которые мы приведем несколько ниже, недостаточность своего перечисления и указывает на различные "принадлежности" движимых и недвижимых имуществ. Одна из этих статей (390), трактующая о принадлежностях недвижимых имуществ, называет в их числе крепостные акты и межевые планы, юридическое значение которых заключается не в них самих, как телесных вещах, а в свидетельствуемых ими правах.

Различия, устанавливаемые нашим законодательством в отношении к праву на движимости и недвижимости, касаются, главным образом, способов приобретения, порядка наследования, содержания ограничений собственности в том и другом имуществе, подсудности и т. д. В отношении к способам приобретения недвижимости требуют крепостных актов, засвидетельствованных нотариальным порядком, для движимостей довольно простой передачи или бесформенной сделки об этой передаче (ст. 806 Уст. Торг. представляет единственное исключение: мореходные суда в первый раз переходят по купчей крепости, а затем по особым надписям). В наследственном праве при совместном наследовании мужчин и женщин жена получает ? движимости и 1/8 недвижимости, сестра при брате - 1/8 движимого и ? недвижимого имущества. Ограничения земельной собственности в ее содержании гораздо значительнее, чем ограничения движимой собственности; напротив, ограничения движимой собственности в ее способах защиты несравненно значительнее, чем того же рода ограничения в недвижимой собственности. С подробностями и другими различиями права движимостей и недвижимостей мы ознакомимся ближе в специальной части гражданского права.