Между Западом и Востоком 8 страница

В конечном счете, битва между Востоком и Западом обернулась для Руси страшной катастрофой. Погибло больше трети населения, города лежали в развалинах, поля зарастали полынью. Иностранцы, приезжавшие в то время в Россию, рисуют страшную картину сожженных сел и деревень с избами, наполненными полуразложившимися трупами; смрад заставлял путников ночевать в поле; на дорогах не было проезда из‑за огромных волчьих стай. Это была катастрофа, отделившая одну эпоху от другой, – одна из катастроф, потрясших в XVII веке Европу и Азию; эти страшные бедствия слились в один вселенский катаклизм, означавший завершение демографического цикла, начавшегося после монгольского нашествия и Великой Чумы. Прежний мир, в котором господствовало оружие Востока, уходил в прошлое – и новая эпоха должна было принести победу шведским пушкам и английским мушкетам.

Глава IV

Иcтория других миров

ИМПЕРИЯ ЮАНЬ

Хотя вы получили Поднебесную, сидя на коне,

но нельзя, сидя на коне, управлять ею.

Елюй Чу‑цай.

О тделенная от остального мира Гималаями и Великой Cтепью Восточная Азия представляла собой ДРУГОЙ МИР, почти не соприкасавшийся с западным миром христианства и ислама. Подобно тому как на Западе существовал свой центр Сжатия, Передняя Азия, на Востоке центром Сжатия была долина Желтой Реки, Хуанхэ. Эти два очага древних цивилизаций были вместе с тем хранилищами традиций имперского социализма, откуда эти традиции распространялись по всему миру. Степной пульсар регулярно выбрасывал из Великой Степи волны нашествий; кочевники разрушали города и выжигали деревни, но цивилизация и Империя снова и снова возрождались из пепла – как на Западе, так и на Востоке.

В середине XIII века долина Желтой Реки напоминала выжженную пустыню. То тут, то там встречались следы "всеобщей резни", массовых закланий согнанных в одно место многих тысяч пленных; "земля на десятки ли была устлана трупами". От огромных городов остался один пепел: по свидетельству очевидцев, они горели иногда по несколько месяцев. Приближенные Великого Хана Угэдэя не видели пользы в возрождении земледелия: "От китайцев нет никакой пользы, – говорили они. – Лучше уничтожить их всех! Пусть земли обильно зарастут травами и превратятся в пастбища!" "Как можно называть китайцев бесполезными, – возражал государственный секретарь Елюй Чу‑цай. – Если справедливо установить налоги, то можно ежегодно получать 500 тысяч лян серебра, 80 тысяч кусков шелка и 400 тысяч ши зерна". "Надо создать налоговые управления, – говорил Чу‑цай хану. – Хотя вы получили Поднебесную, сидя на коне, но нельзя, сидя на коне, управлять ею". Угэдэй приказал Чу‑цаю наладить сбор налогов и провести перепись; когда переписчики вернулись в столицу, Чу‑цай узнал о масштабах катастрофы: население Северного Китая сократилось почти в десять раз, с 46 до 5 миллионов человек. Половина уцелевшего населения была обращена в рабство; каждый монгольский воин имел несколько рабов, а у нойонов число рабов достигало многих тысяч. Огромные пространства плодородных земель были обращены в пастбища, на которых кочевали переселившиеся в Китай монгольские племена. Сотники и тысячники, нойоны и князья, получали в уделы целые уезды и округа, часть налогов с которых шла на содержание их воинов.

Юг Китая пострадал меньше, чем Север, там сохранились многочисленные деревни и помещичьи усадьбы; большая часть земли по‑прежнему принадлежала помещикам из числа "ученых‑чиновников" ("шеньши"); крестьяне арендовали у них маленькие наделы за половину урожая. "Шеньши" сохранили свои чиновничьи должности – если они не занимали слишком важный пост; однако в китайские общины были поставлены старосты из числа монгольских воинов‑ветеранов: "По желанию старост доставлялись одежда и пища, по их повелению приводили отроков и юных девушек", – свидетельствует хроника. Китайцам запрещалось собираться для молитв, ездить на лошадях и владеть оружием – даже батогами и плетьми. Зажигать огонь в печках, работать и читать разрешалось лишь в дневные часы, от утреннего колокола до закрытия рынка; вечером жизнь замирала, никто не смел показаться на улицах, по которым ездили конные патрули.

Великий Хан Хубилай (1260‑94) был сторонником перенимания китайских традиций: ему нравилось, что китайские сановники простираются перед ним на земле – и он хотел, чтобы монголы почитали его так же раболепно. Хубилай перенес свою столицу из монгольских степей в Пекин и объявил о начале правления новой династии Юань. При дворе утвердился китайский церемониал; китайские советники Хубилая пытались прекратить насилия монголов и по мере возможности поощряли крестьян к восстановлению деревень и распашке заброшенных полей. Однако монгольские нойоны не забыли о том времени, когда избирали ханов на курултае и поднимали их на белой кошме; после смерти Хубилая начались мятежи кочевой знати – это была националистическая реакция, всегда сопровождающая процесс социального синтеза. За шесть лет, с 1328 до 1333 года, на престоле сменилось шесть императоров – и, в конце концов, кочевые нойоны одержали победу; при императоре Тогон‑Тэмуре (1333‑67) возобновились насилия кочевников; стада и конница затаптывали крестьянские поля, во дворце хана снова раздавались призывы вырезать всех китайцев. Господство варваров привело к разрушению ирригационных систем – в 1343 году Желтая Река прорвала дамбы и затопила три округа; повсюду царили голод и чума. Голодающие крестьяне толпами бежали на юг, где жизнь был немного полегче, – но на переправах через Янцзы стояли караулы, избивавшие беглецов и отправлявшие их назад.

Хищническое управление кочевников привело к тому, что Китай так и не возродился от военной разрухи: в период династии Юань население страны не превышало 60 миллионов – то есть оставалось вдвое меньшим, чем до завоевания. При этом в стране царил постоянный голод – это было искусственное Сжатие, вызванное непомерными налогами и разрушением ирригационных сооружений. В страдания народа вносили свой вклад и китайские помещики: не чувствуя за собой контроля, они увеличивали повинности арендаторов; при неуплате ренты за долги забирали сыновей и дочерей бедняков. Скопившаяся в народе ненависть была направлена одновременно против монголов и богатых китайцев; среди крестьян ходили монахи, манихеи и буддисты, призывавшие к всеобщему восстанию. Древнее учение перса Мани о вечной борьбе света с тьмой в V веке подняло на борьбу персидских крестьян – теперь оно стало лозунгом китайских восстаний. "Равноправие, отсутствие верхов и низов – таков справедливый принцип", – говорили китайские монахи из секты "Минцзяо"; они предрекали грядущее пришествие Князя Света ("Мин‑вана"), который утвердит справедливость. В представлении простого народа это учение мешалось с пророчествами о скором пришествии "будды грядущего", Матрейи, и китайские крестьяне жили верой в скорое пришествие Освободителя.

В 1351 году монголы согнали полтора миллиона крестьян, чтобы отремонтировать дамбы на Желтой Реке. Манихеи потихоньку агитировали среди землекопов, предсказывая, что вскоре им будет дано знамение: явится одноглазый каменный человек, который "взбудоражит Желтую Реку и вся Поднебесная взбунтуется". Глава "Минцзяо" Хань Шантун поручил своим единомышленникам тайком высечь из камня и закопать на месте работ одноглазого каменного идола – и землекопы вскоре нашли его; десятки тысяч людей обступили место находки плотным кольцом, возбужденно обсуждая произошедшее. В это время неподалеку в маленьком городке Хань Шантун собрал своих приверженцев, принес в жертву Небу белого коня и провозгласил себя Князем Света; он послал к землекопам с этой вестью – но городок был внезапно окружен монгольским отрядом, Хань Шантуна схватили и убили.

Тем не менее, восстание разрасталось, землекопы обмотали головы красными повязками и присоединились к повстанцам, которых возглавил Лю Футун. Огромные толпы, вооруженные кирками, мотыгами и бамбуковыми кольями, громили городские управы, убивали застигнутых врасплох монголов и китайских помещиков. Вскоре повстанцы захватили оружие, у них появились луки, арбалеты, "стволы с порохом" и катапульты, бросавшие разрывные бомбы. Началась кровопролитная война, которая продолжалась 18 лет; в разных районах страны вожди "красных войск" провозглашали себя "гунами" и "ванами" и пытались наладить управление. Командующий повстанцами в низовьях Голубой Реки Чжу Юаньчжан приблизил к себе ученых конфуцианцев и, следуя их советам, ввел систему военных поселений: поселенцы пахали землю и по очереди несли службу. Чжу Юаньчжан создал дисциплинированную армию, его солдаты носили красные куртки и шлемы с красными флажками и надписью "свирепый и неистовый". "Красные князья" нередко враждовали друг с другом – но среди монголов также не было единства, и среди всеобщего хаоса все сражались со всеми; в конце концов, Чжу Юаньчжану удалось объединить силы "красных войск" и двинуть их в поход на Пекин. Монголы были поглощены усобицами и не оказывали серьезного сопротивления; 14 сентября 1368 года "Армия Северного похода" вступила в столицу; эпоха монгольского владычества в Китае подошла к концу.

ИМПЕРИЯ МИН

Небо поставило государя, чтобы

он заботился о народе…

Чжу Юаньчжан.

23 января 1368 года, совершив жертвоприношение Небу и Земле, Чжу Юаньчжан провозгласил себя императором и торжественно воссел на престол в Нанкине. Министры, чиновники и старейшины из населения столицы поздравили его и трижды прокричали: «Десять тысяч лет жизни!» Приняв поздравления, император объявил, что отныне Поднебесная будет называться «Да Мин» – «Великая империя Света»; это означало, что император является тем самым долгожданным «Князем Света», о котором говорилось в пророчествах. 17‑летняя гражданская война была вместе с тем социальной революцией, восстановившей справедливость: варвары были изгнаны, рабы получили свободу, а крестьяне – землю. Во время войны помещики поддерживали монголов – поэтому они лишились своих земель и по большей части погибли; там, где еще сохранялись помещичьи владения, были проведены массовые конфискации; десятки тысяч помещичьих семей были отправлены на телегах в целинные районы без права возвращаться на родину, к могилам предков. По свидетельствам современников, богачи «скрывались в темноте, чтобы сохранить себя», «раздавали людям все накопленное имущество, чтобы избежать беды». В некоторых провинциях «богатый народ и влиятельные роды были уничтожены почти целиком».

После ста лет варварского произвола и войн, наконец, пришло время мира – но оставалось много людей, которые привыкли жить насилием, привыкли убивать, грабить, угнетать, и главной задачей Чжу Юаньчжана было смирить этих людей – и уничтожить тех, кто не пожелает смириться. "В те времена Поднебесная была только что усмирена, – говорил Юаньчжан, – народ был упрям, а чиновники порочны; если даже утром и казнили десять человек на базарной площади, к вечеру еще сто совершали преступления". Устроение государства было невозможно без дисциплинированного чиновничества, а чиновники привыкли воровать и брать взятки. "Я хочу искоренить чиновников‑взяточников, – говорил император. – Утром казнишь одних, а вечером другие совершают преступления! Отныне казнить всех взяточников, независимо от тяжести преступлений!" Меры, предназначенные для того, чтобы очистить чиновничество, были жестокими. С крупных взяточников и вымогателей сдирали кожу, набивали чучело и выставляли на обозрение народа. "Было предложено пять видов наказаний: вытягивание сухожилий, втыкание игл под ногти, отрубание ног, обривание и клеймение". "Это меры особого периода власти, когда нужно положить предел мошенничеству, а не законы, применяемые в течение долгого времени монархами, уже упрочившими власть", – говорил Юаньчжан.

Одновременно проводились меры по обучению и воспитанию новых чиновников; их называли "чиновниками, любящими народ". Для простого народа были созданы деревенские школы и уездные училища; освоившие грамоту ученики раз в три года собирались в провинциальном центре на "сельские экзамены". Выдержавшие экзамены получали степень цзюйжень ("выдвинутый") и могли попытать счастья на "столичных экзаменах". Лауреаты столичных экзаменов получали степень цзиньши и назначение на высокие должности; талантливый сын крестьянина мог стать министром – и так бывало не раз. Воспитание чиновников шло одновременно с воспитанием простого народа в духе законопослушания и трудолюбия. "В каждой стодворке нужно выбрать старых, либо увечных, не способных работать, людей и приказать мальчишкам водить их, ‑указывал Юаньчжан в "Уведомлении о воспитании народа". – Эти люди должны держать в руках деревянный колокольчик и выкрикивать слова, да так, чтобы народ слышал и знал эти слова, убеждающие людей быть добрыми и не нарушать законы. Эти слова таковы: будь послушен и покорен отцу и матери, почитай и уважай старших и высших, живи в мире и согласии с односельчанами, воспитывай детей и внуков, спокойно занимайся каждый своим делом, не совершай дурных поступков…

Двор учреждает чины и раздает должности по существу для спокойствия народа… В момент назначения на должность неизвестно, получил ее мудрый или глупый человек. Если чиновники окажутся алчными, наносящими вред народу, то разрешается… трижды убеждать их, а если они не последуют советам, то на основании документа с изложенными по порядку фактами связать и отправить в столицу…

В каждой деревне нужно установить барабан и всякий раз, когда начинается земледельческий сезон, в пятую стражу бить в него. Все население, заслышав барабан, должно отправляться в поле. Местные старейшины должны проверять по списку у ворот. Если окажутся лодыри, не вышедшие в поле, то разрешается старейшинам наказать их. Нужно обязательно следить и контролировать, чтобы тяглые занимались делом, не позволяя лентяям попрошайничать…"

Чжу Юаньчжан знал, что одних уговоров недостаточно – и уговоры не совершать дурных поступков подкреплялись полицейскими мерами и круговой порукой – знаменитой системой "баоцзя". Объединенные в десятидворки жители должны были знать все о своих соседях и доносить на нарушителей законов; в случае недонесения всю десятидворку отправляли в ссылку. Каждому, кто хотя бы на время уезжал от родного очага, нужно было взять у старосты подорожное свидетельство, чтобы предъявлять его страже, стоявшей на заставах и переправах.

Юаньчжан не хотел никому зла – эти меры были продиктованы борьбой с преступниками и заботой о народе. "Забота о народе" ("цзин цзи") была старинным принципом управления, которого придерживались императоры еще со времен династии Тан. В соответствии с этим принципом крестьяне наделялись землей, пострадавшим от войн или стихийных бедствий предоставляли посевное зерно, быков и плуги, проводились обширные ирригационные работы, безземельные из перенаселенных районов переселялись на окраины, создавались продовольственные запасы на случай недорода. Налоги были уменьшены и не превышали 5% урожая; были созданы лекарственные конторы и приюты для бедных, бесплатно выдававшие нуждающимся лекарства и пищу. "Чиновники, любящие народ", учили крестьян возделывать новые культуры: хлопчатник, коноплю, люцерну. Императорский указ 1395 года предписывал объединять бедняков в общины‑кооперативы по 20‑40 семей, построенные на основе взаимопомощи. "Небо поставило государя, чтобы он заботился о народе, – говорил Юаньчжан. – Став императором, я думал о том, чтобы довести народ до всеобщей радости… Если хоть один человек не получит того, что необходимо для жизни, то в этом будет моя вина". Чжу Юаньчжан называл себя "выходцем из униженных" и не жалел сил, чтобы помочь простому народу. По свидетельствам современников, он вставал до рассвета, просматривал бумаги и делал распоряжения до глубокой ночи, никогда не отдыхал и не предавался развлечениям. Он был скромен в быту и экономил на расходах; все детали экипажей и одежды императора, которые должны были быть золотыми, изготовлялись из бронзы.

Политика поощрения земледелия и заботы о народе привела к замечательным результатам; в правление Юаньчжана площадь обрабатываемых земель увеличилась в несколько раз, а население восстановило потери долгой войны и к началу ХV века достигло домонгольского уровня. "В настоящее время страна богата и многонаселена, – свидетельствовал современник, – налоги поступают в избытке, в большом изобилии накапливаются на складах и даже гниют от невозможности все съесть. В неурожайные годы местные власти всегда сначала оказывают помощь, открывая склады, а уже потом доводят до сведения двора". Это был "золотой век" Империи Мин, когда слава о ее мощи и процветании достигла даже отдаленных стран Запада. Монголы не пропускали караваны через степи, поэтому император Чжу Ди приказал адмиралу Чжан Хэ наладить торговлю с Западом по южному морскому пути. В 1405 году из Китая в Индию был отправлен огромный флот из 60 больших кораблей с 28 тысячами моряков, солдат и купцов. "Мы пересекли свыше 100 тысяч ли необозримых водных пространств и видели в океане огромные, как горы, волны, которые вздымались к небесам, и в глазах наших был образ земель, скрытых в дальней туманной синеве", – писал Чжан Хэ. Плавание продолжалось почти год, Чжан Хэ очистил моря от пиратов и заложил несколько торговых факторий. За тридцать лет знаменитый адмирал совершил семь плаваний в Индийский океан, его корабли достигли Аравии и Африки; с этого времени южный морской путь стал основной дорогой, связывавшей два до тех пор почти изолированных мира, Запад и Дальний Восток. Порт Гуаньчжоу на берегу Южного моря превратился в ворота Китая, где "громадные корабли, как горы, закрывали солнце и облака". "Корабли за сокровищами", плававшие в Индию, достигали 140 метров длины и брали на борт тысячи пассажиров; эти огромные джонки имели до четырех палуб и считались чудом тогдашней морской техники.

Другим чудом возродившегося Китая была восстановленная во всей своей мощи Великая Стена; она тянулась на четыре тысячи километров двумя или тремя линиями укреплений с могучими крепостями и бастионами. В казематах и бастионах круглосуточно несли дежурство десятки тысяч воинов; на стенах стояли пушки и катапульты, бросавшие начиненные порохом бомбы. На башнях развевались красные знамена, и солдаты "Империи Света" напряженно вглядывались в бесконечные степные дали: там, в степи, снова происходили какие‑то события, и нужно было готовиться к появлению нового Чингисхана.

ЗАКАТ ИМПЕРИИ

Т ройная линия Великих Стен надежно защищала страну от набегов монгольских племен – до тех пор пока, как при Чингисхане, племена не объединялись в Орду. В середине ХV века монголы объединились под руководством вождя Эсена и в битве у крепости Туму нанесли китайцам страшное поражение. На поле боя осталось несколько сот тысяч китайских солдат; император Инцзун попал в плен. Монголы прорвались далеко вглубь страны, повсюду царила анархия. В конечном счете, войскам «Империи Света» удалось вытеснить кочевников за пределы Стены, но авторитету императоров был нанесен жестокий удар. Пользуясь временным безвластием, князья‑родственники монарха и дворцовые евнухи чинили произвол, вымогали взятки и захватывали крестьянские земли. Императоры не могли устоять против давления своих сановников и начали раздавать им земли в кормление; как свидетельствует «История Мин», «князья, императорские родственники требовали, просили и захватывали земли без счета».

Упадок империи Мин был ускорен начавшимся в середине ХV века Сжатием. Столетие, прошедшее после освободительной войны, наполнило Поднебесную новыми поколениями и деревни снова стали многочисленными, а города – многолюдными. Хотя императоры строили оросительные каналы и переселяли бедняков на окраины, в деревне ощущалась нехватка земли. Крестьяне осваивали горные склоны, выравнивали на холмах плоские террасы и орошали их с помощью водоподъемных колес и бамбуковых водопроводов. В районе озера Тайху нехватка земли была такова, что "клочки земли на дамбе засаживали тутовыми деревьями, а полоски вдоль стен – овощами". После раздела отцовского участка между сыновьями наделы становились столь маленькими, что крестьяне при первом же неурожае закладывали землю ростовщику, а при втором – теряли ее навсегда: они становились арендаторами когда‑то принадлежавшего им участка и отдавали помещику половину урожая. Вдобавок, арендаторы всецело находились во власти помещика: так же, как в эпоху Сун, помещики были одновременно местными чиновниками или старостами десятидворок и стодворок. Чиновники укрывали свои земли от государственных переписей и налогов; в результате площадь учтенных земель в ХVI веке сократилась наполовину; по словам сановника Хо Тао, "земли обманным путем перешли к хитрым людям"; государство потеряло значительную часть налогов.

Сжатие и рост помещичьего землевладения привели к массовому бегству из деревни "лишних людей": разоренные крестьяне шли в города и пытались прокормиться ремеслом. Китайские города поражали воображение первых посетивших эту страну европейцев: их размеры были огромны, а число жителей иногда превышало миллион. Одним из крупнейших городов была "фарфоровая столица" Цзиндэчжэнь; здесь было около трех тысяч печей для обжига, и ночью над городом стояло зарево, а днем он был окутан белым дымом. Жители перенаселенных областей нижней Янцзы искали пропитания в "шелковой столице" Сучжоу: "Те, у кого нет работы, на рассвете встают на мосту и ждут… – свидетельствует современник. – Сотни их, вытянув шеи, жадно смотрят вдаль. Если хозяин сокращает дело, им негде взять ни еды, ни одежды". "Имели работу – жили, теряли работу – умирали".

Ремесла и торговля, в отличие от маленькой Голландии, не могли прокормить огромный Китай. С середины ХV века участились голодовки и начались голодные восстания; то на юго‑востоке, то на средней Янцзы поднимались сотни тысяч крестьян, и императорам приходилось посылать на их усмирение большие армии. В 1509‑12 годах восстало крестьянство низовий Желтой Реки; повстанцы овладели многими городами и трижды подступали к столице. Это была большая крестьянская война, которую удалось подавить лишь после мобилизации всех сил правительства. Погибли миллионы людей, многие районы на Хуанхэ запустели и демографическое давление понизилось – судя по не вполне достоверным переписям, население сократилось на четверть.

Крестьянская война заставила императоров отставить тех сановников, которые думали лишь о своей выгоде, и передать дела в руки "чистых чиновников". "В то время впервые начальники местной власти отнимали у тех, кто захватил, землю и возвращали ее народу… – говорит "История Мин". – Бедствия народные немного уменьшились". Был запрещен сгон арендаторов, отныне считалось, что у одного поля два хозяина, помещик и арендатор.

Однако успех "чистых чиновников" был недолгим, и борьба за власть вскоре возобновилась. Основными противниками "чистых чиновников" были подчинившие своему влиянию императора дворцовые евнухи. История борьбы "чистых" и "грязных", начавшаяся еще во времена Хань, повторялась в каждом новом цикле исторического развития – она возобновлялась, как только демографическое давление достигало критической точки и нарушало систему управления государством. Родственники императора и дворцовые евнухи постепенно оттесняли монарха от руководства делами, захватывали земли, покупали и продавали должности; императоры предавались развлечениям, имели дело только с гаремными евнухами и годами не видели своих министров. В 1506 году кто‑то из чиновников рискнул доложить государю о произволе евнухов – в ответ император собрал на дворцовой площади тысячу придворных и приказал им встать на колени; евнухи ходили между рядами и хватали "виновных". Двадцать лет спустя несколько сот старейших, заслуженных чиновников устроили "демонстрацию" у ворот императорского дворца: старцы громко рыдали, проклинали евнухов и раскачивали ворота. 146 человек из них было арестовано; многие погибли в тюрьме. В правление императора Шицзуна (1521‑66) многие честные чиновники, подавая доклады, заранее готовились к смерти или кончали с собой при передаче послания. В конце ХVI века "чистые" сплотились вокруг конфуцианской академии Дунлинь в городе Уси на Янцзы. Здесь разрабатывались планы реформ, включавшие ограничение помещичьего землевладения; отсюда рассылались письма и проекты, находившие отклик по всей стране. Современники писали, что Дунлинь "управляет Империей и приковывает всеобщее внимание". В 1620 году, после воцарения императора Гуаньцзуна, дуньлиньцам удалось было овладеть важнейшими постами – но ненадолго, молодой император был отравлен, и власть снова захватили евнухи. По всей стране начались массовые казни "чистых чиновников", академии и чиновничьи школы закрывались, ученые и учащиеся скрывались в деревнях среди крестьян. Так же, как во времена Хань, борьба "чистых" с евнухами окончилась поражением; временщики и стяжатели торопились обогатиться, набрать взяток и захватить поместья. Попытки регулирования демографического давления были окончательно отброшены, и крестьянство было предоставлено своей судьбе.

Между тем, положение в деревне было поистине трагическим: после небольшого снижения в начале ХVI века демографическое давление снова возросло, и Сжатие возобновилось – окончание периода Мин обернулось столетием непрерывного голода, эпидемий и крестьянских восстаний. Окончательная катастрофа отдалялась лишь тем, что голодающим время от времени выдавалось зерно – пока государственные склады окончательно не опустели. Все пастбища были распаханы, и крестьяне уже не могли содержать рабочий скот – они сами впрягались в сохи; пахота на людях стала повсеместным явлением. Зимой, экономя пищу, ели один раз в день, старались меньше двигаться и больше спать, укрываясь ворохом одеял. Дома не отапливались; огонь разжигали только для того, чтобы приготовить жидкую похлебку из отрубей. Зерно берегли до весны, когда нужно было восстановить силы, чтобы впрячься в соху. Во время голода арендаторы продавали своих детей помещикам; некоторые "уважаемые" семьи владели тысячами рабов. Земли помещиков тянулись на десятки ли, их обрабатывали сотни арендаторов; в отдельных провинциях до 9/10 земли принадлежало помещикам. Роскошь чиновных помещиков не знала границ; они возводили дворцы, окруженные парками и прудами с золотыми рыбками. У евнуха Ван Чжэня после смерти обнаружили 60 кладовых золота и серебра и двадцать кораллов высотой до двух метров.

После неудачи реформ и гибели "чистых" чиновников единственное, что оставалось голодающему народу – это восстание. С 1620 года восстания вспыхивали то в одной, то в другой провинции; в 1628 году поднялся северо‑запад; крестьяне, у которых "остались лишь кожа да кости и которые не видели спасения от смерти" объединились для последней борьбы. Крестьянская война продолжалась 16 лет, восстание охватило всю долину Хуанхэ; армия восставших насчитывала до миллиона солдат. Постепенно на сторону повстанцев стали переходить некоторые из уцелевших честных чиновников; по совету шеньши Ли Яня вождь восставших Ли Цзы‑чэн стал налаживать управление и возобновил экзамены на должности. Ли Цзы‑чэн был провозглашен Чжуан‑ваном, главой государства Дашунь; был принят закон об уравнении земель, в котором провозглашалось: "Благородным и простолюдинам – равные земли". 25 апреля 1644 года армия Чжуан‑вана вступила в Пекин; император Сыцзун повесился в дворцовом парке; полтысячи высших аристократов были арестованы, подвергнуты пыткам и казнены.

Однако гражданская война продолжалась; на юге был провозглашен новый император династии Мин, а на севере командующий минскими пограничными войсками У Сян‑гуй обратился за поддержкой к маньчжурам. Маньчжуры, прежде называвшиеся чжурчженями, в начале ХVI века объединились в мощный племенной союз, оспаривавший у монголов господство над Великой Степью. В отличие от монгольских орд, государство маньчжуров с самого начала было построено по китайскому образцу, маньчжурский хан Нурхаци провозгласил себя императором и приглашал на должности китайских чиновников. Напуганные казнями Чжуан‑вана, китайские шеньши предпочли крестьянской диктатуре власть маньчжуров, обещавших вернуть им чины и поместья. "Армия справедливости пришла, чтобы помочь вам отомстить за государя… – гласила маньчжурская прокламация. – Ныне подвергаются казни только бандиты Чжуан‑вана, чиновники же, приходящие с изъявлением покорности, восстанавливаются в своих должностях…" Вторжение маньчжуров было не похоже на вторжение монголов в ХIII веке: войска маньчжуров с самого начала действовали вместе с армией У Сян‑гуя и многочисленными отрядами китайских помещиков, причем отборные части У Сян‑гуя были вооружены пушками и мушкетами. Многие города добровольно открывали ворота союзной армии; крестьянские войска были разбиты, и союзники в течение года покорили весь Север, переправились через Янцзы и вступили в Нанкин. В октябре 1644 года внук Нурхаци был провозглашен в Пекине первым китайским императором династии Цин. В 1645 году было приказано всем мужчинам в знак покорности новой династии по‑маньчжурски обрить головы; это вызвало взрыв негодования среди китайцев, и многие китайские генералы и чиновники, осознав, что произошло, перешли в лагерь противников Цин – но было поздно. Маньчжурская конница стремительно продвигалась к южному побережью; сопротивлявшиеся города безжалостно вырезались. Китайские войска были оттеснены на юго‑запад, и, хотя война продолжалась здесь до 1661 года, судьба Китая было предрешена.