Задание № 5. Прочитайте приведённые ниже фрагменты учебно-научных текстов и ответьте на следующий за ними вопрос.

Фрагмент 14. История средних веков: учебник для студентов вузов. В 2 т. Т. 1 / Под ред. С.П. Карпова. М, 2003.

Образование. Школы н университеты. Средневековье унаследовало от античности основу, на которой строилось образование. Это были семь свободных искусств. Грамматика считалась «матерью всех наук», диалектика давала формально-логическое знание, основы философии и логики, риторика учила правильно и выразительно говорить. «Математические дисциплины» — арифметика, музыка, геометрия и астрономия — мыслились как науки о числовых соотношениях, лежавших в основе мировой гармонии.

С XI в. начинается устойчивый подъем средневековых школ, система образования совершенствуется. Школы подразделялись на монастырские, кафедральные (при городских соборах), приходские. С ростом городов, появлением все время увеличивавшегося слоя горожан и расцветом цехов набирают силу светские, городские частные, а также гильдейские и муниципальные школы, не подвластные юрисдикции церкви. Учащимися церковных школ были бродячие школяры — ваганты, или голиарды, происходившие из городской, крестьянской, рыцарской среды, низшего клира.

Обучение в школах велось на латинском языке, только в XIV в. появились школы с преподаванием на национальных языках. Средневековье не знало устойчивого деления школы на начальную, среднюю и высшую, учета специфики детского и юношеского восприятия и психологии. Религиозное по содержанию, по форме образование носило словесно-риторический характер. Начатки математики и естественных наук излагались отрывочно, описательно, часто в фантастической интерпретации. Центрами обучения навыкам ремесла в XII в. были цехи.

В XII—XIII вв. Западная Европа переживала экономический и культурный подъем. Развитие городов, расширение кругозора европейцев, знакомство с культурой Востока, прежде всего византийской и арабской, послужили стимулами совершенствования средневековою образования. Кафедральные школы в крупнейших городских центрах Европы превращались во всеобщие школы, а затем в университеты, получившие название от латинского слова universitas — совокупность, общность. На основе рецепции римскою права в конце XII в. первый университет создается в Болонье. В XIII в. такие высшие школы существовали в Монпелье, Неаполе, Париже, Оксфорде, Саламанке и других юродах. К XV в. в Европе насчитывалось около 60 университетов.

Университет обладал юридической, административной, финансовой автономией, которая даровалась ему специальными документами государя или папы. Внешняя независимость университета сочеталась со строгой регламентацией и дисциплиной внутренней жизни. Университет подразделялся на факультеты. Младшим факультетом, обязательным для всех студентов, был артистический (от лат. ones — искусства), на котором в полном объеме изучались ««семь свободных искусств», затем шли юридический, медицинский, богословский (последний существовал не во всех университетах). Крупнейшим университетом был Парижский. Студенты Западной и Центральной Европы устремлялись также для получения образования в Испанию и Италию. Школы и университеты Кордовы, Севильи. Саламанки, Малаги и Валенсии давали более обширные и глубокие знания по философии, математике, медицине, астрономии, а Болоньи и Падуи — по праву.

В XIV—XV вв. география университетов значительно расширяется. Получают развитие коллегии (отсюда — колледжи). Первоначально так назывались общежития студентов, но постепенно коллегии превращаются в центры занятий, лекций, диспутов. Основанная в 1257 г. духовником французскою короля Робером де Сорбоном коллегия (названная Сорбонной) постепенно разрослась и так укрепила свой авторитет, что по ее имени стал называться весь Парижский университет.

Университеты ускорили процесс складывания в Западной Европе светской интеллигенции. Они были настоящими питомниками знаний, играли важнейшую роль в культурном развитии общества. Однако к концу XV в. происходит некоторая аристократизация университетов, все большее число студентов, преподавателей (магистров) и профессоров университетов составляют выходцы из привилегированных слоев общества. На некоторое время консервативные силы берут в университетах верх.

С развитием школ и университетов расширяется спрос на книгу. В раннем Средневековье книга была предметом роскоши. Книги писались на пергамене — специально выделанной телячьей коже. Листы пергамена сшивались с помощью тонких крепких веревок и помешались в переплет из досок, обтянутых кожей, порой украшенный драгоценными камнями и металлами. Текст украшался рисованными заглавными буквами — инициалами, заставками, а иногда --- великолепными миниатюрами. С XII в. книга становится более дешевой, открываются городские мастерские по переписке книг, в которых работают не монахи, а ремесленники. С XIV в. в производстве книг начинает широко применяться бумага. Процесс производства книги упрощается и унифицируется, что было особенно важно для подготовки книгопечатания, появление которого в 40-х годах XV в. (его изобретателем был немецкий мастер Иоганн Гутенберг) сделало книгу в Европе поистине массовой и повлекло за собой существенные перемены в культурной жизни.

Фрагмент 15. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. М., 2000.

Когда концентрация интеллектуалов достигала в городе своей «критической массы» в некоторых учебных центрах на рубеже XII-XIII вв. спонтанно формировались корпорации. Ранее школу мог без особых проблем мог открыть каждый, кто получил от местных церковных властей разрешение-лиценцию. Из «Металогика» Иоанна Сольсберийского мы узнаем об 11-ти таких школах в Париже, где в 30-х-40-х гг. XII в. он учился или же преподавал сам. Никакой ассоциации магистров и студентов на первых порах не существовало.

Городские гильдии и иные корпорации складывались с целью взаимопомощи, улаживания внутренних конфликтов и чтобы противостоять натиску извне. Такой внешней «агрессивной средой» для интеллектуалов были прежде всего горожане. Они имели немало оснований выступать против пришлых и буйных школяров, и, как это нередко бывало, распространять на студентов и магистров право репрессалий (т.е. если школяр убегал с места преступления или скрывался от кредиторов, гнев горожан мог излиться на его земляков или же вообще на любого подвернувшегося под руку студента или магистра). Естественным защитником интеллектуалов в городе была церковь, которая и выдавала лиценции на преподавание. Но городские власти не торопились признать верных сынов церкви в этих буйных пришельцах, среди которых было немало мирян. Поэтому первые хартии, выданные магистрам и студентам государями (Болонье в 1158 Фридрихом Барбароссой, Парижу в 1200 Филиппом II Августом) лишь закрепляли их местную церковную юрисдикцию и предписывали чиновникам заботиться о спокойствии ученых. Вероятно, те и сами проявляли какую-то инициативу, подавая коллективную жалобу суверену, например. Однако о корпорации можно говорить лишь тогда, когда магистры и студенты получили высокую степень независимости и от местных церковных властей.

       В Париже эта борьба была выражена ярче, чем в других центрах. Магистров здесь возмущала легкость, с которой канцлер собора Нотр-Дам выдавал лицензию магистрам, не обладавшим достаточными знаниями, но щедро заплатившим. К тому же он порой требовал от лиценциатов вассальной присяги. Озабоченность магистров тем, что их станет слишком много и что упадет престиж парижской науки, действительно, напоминает мотивации ремесленников, создающих свои корпорации. Основывая свое объединение, спаянное взаимной клятвой - «университет» (общеизвестно, что словом «universitas» на первых порах обозначали любую корпорацию), магистры апеллировали в Рим. Там их движение нашло положительный отклик. Иннокентий III (как мы помним, сам преподававший в Болонье и Париже) тем самым усиливал влияние папства и мог лучше контролировать более упорядоченное преподавание. Ведь именно к нему взывал уже знакомый нам епископ Турнэ.

       После ряда конфликтов с парижанами, королевскими чиновниками, парижским епископом и его канцлером «университет магистров и студентов города Парижа» получил к 1231 г. окончательное оформление, подкрепленное наличием папской хартии и собственных печатей. Новая корпорация регулировала правила преподавания и присуждения степеней (бакалавра, магистра, лиценциата, доктора), обладала своей юрисдикцией и получала право «сецессии» - прекращения занятий или переноса их в другой город в случае нарушения своих прав.

Париж, Болонья, Оксфорд, Монпелье - редкие примеры спонтанного образования университетов из старых центров. Многие прославленные школы XII в. так и не стали университетами - в упадок приходит преподавание в Салерно, Шартре, Лане. А подавляющее большинство университетов возникли уже в результате произвольного акта: сецессии из соседнего центра (университеты в Виченце, Ареццо, Падуе, Кембридже, Анжере) или учреждения церковными или светскими властями (1220 - Саламанка, 1224 - Неаполь, 1229 - Тулуза).

В XIII в. победу городской модели интеллектуализма можно считать свершившимся фактом. Об этом помимо прочего свидетельствует и бегство монастырской учености в города. Не только новые «городские» ордена - доминиканцев и францисканцев, но и вполне традиционные конгрегации - клюнийцы, цистерцианцы и даже отшельники-картузианцы стремятся обосноваться при университетах, готовить здесь кадры для своих орденов, вести преподавание.

В следующем столетии университеты продолжали распространяться по Европе. В 1348 г. Император Карл IV основывает знаменитый Пражский университет. Его примеру вскоре последовали многие германские правители - университеты открываются в Вене, Гейдельберге, Эрфурте, Кельне. Они обычно основывались в традиционных центрах образованности, где им предшествовали соборные или орденские школы. Власти, субсидирующие новую корпорацию, обычно приглашали опытного консультанта - ученого, имевшего опыт университетской деятельности. В большинстве случаев при этом уставы и программы Парижского университета служили моделью.

Не все университеты приживались удачно. Эфемерным оказался университет в венгерском Пече. Университетам Вены и Кракова основанным в 1364 г. пришлось ждать несколько десятков лет прежде чем действительно стать учебными центрами. Иногда основанию университета противились горожане, прикидывая возможные беспокойства от студентов (как это было в Барселоне), иногда - королевская власть, опасаясь, что выгоды судейской карьеры отвлекут горожан от коммерции и ослабят поступления в казну (как в случае с Лионом).

XV в. некоторые называют временем упадка университетов - они берутся под более жесткий контроль местными властями, порой утрачивают свой интернациональный характер, и не порождают мыслителей первого ранга. Однако в этот период становится ясно, что ни одно политическое формирование, претендующее на самостоятельность не может обойтись без своего университета.

Университеты, как впрочем, и любая городская корпорация никогда не были полностью независимы. Во внутриуниверситетские конфликты вмешивалось папство (временный запрет на преподавание по «книгам о природе» Аристотеля, борьба с парижским аверроизмом, конфликт университетов с «нищенствующими монахами», борьба с учением Уиклифа в Оксфорде), а позже - и светская власть, участвуя в борьбе «наций» в Праге (Кутногорский эдикт 1409), или философских школ (попытка Людовика XI запретить номинализм в Париже в 1474). Но надо отметить, что всякий раз к папе или королю апеллировали сами магистры, и к тому же всегда решение высших властей опротестовывалось университетами же.

К концу XV века было основано 86 университетов. Только в единичных случаях число студентов и магистров измерялось на тысячи (Париж, Неаполь, Болонья, Оксфорд, Саламанка). Обычно речь шла лишь о сотнях, а то и о десятках человек. Но несмотря на многочисленные различия университеты образовывали единую систему со схожими принципами организации, унифицированными требованиями и иерархией степеней, однотипными программами. <…>

Так может, хронологическое совпадение двух феноменов - появления европейских интеллектуалов как особой социальной группы и становления средневекового города «классического типа» находится в линейной зависимости (появляется город, и потребности этого нового организма рождают новую социальную среду)? Но все было гораздо сложнее. Отнюдь не города, особенно на первых порах, были основными потребителями труда интеллектуалов. В услугах секретарей и юристов нуждались правители и их судебные курии, нарождавшаяся папская бюрократия; медики обслуживали в основном элиту феодального общества; теологи нужны были церкви для формулировки и защиты догматов веры. Скорее уж можно говорить о единой причине - усложнении социальной жизни, вызвавшем расцвет городов и породившем интеллектуалов.

Те знания, спрос на которые начал неуклонно возрастать примерно с середины XI в., легче всего можно было найти в городах. Здесь были соборные школы, в отличие от школ монастырских, доступные для всех желающих, здесь некоторые городские монастыри основывали свои «внешние» школы (extra muros), и наконец, здесь все больше становилось частных школ. Чтобы открыть их требовалось лишь согласие - «лиценция» канцлера собора, либо аббата близлежащего монастыря.

Итальянские города и в этом оказались впереди всех. Уже в первой половине XI в. ученики стекались изучать основы права и красноречия в Равенну и Павию, где блистал Петр Дамиани. Чуть позже известность приобрели школы Пьяченцы, Милана, Вероны и Болоньи. Наряду со школами соборными молодые коммуны открывали и муниципальные, где в основном преподавали грамматику и «Ars dictaminis» - метод писать письма и составлять документы, столь необходимый для будущих секретарей и нотариусов.

Особый успех выпал на долю Болоньи. Этот город находился на стыке различных правовых традиций - римской, лангобардской и византийской. Здесь преподавал один из лучших юристов своего времени - Ирнерий. В начале XII века обобщив достижения своих коллег, он свершает революцию в правоведении. Ему приписывают заслугу сведения отрывочных юридических пассажей в единый корпус Римского права (Corpus juris civilis.), снабженный глоссами - комментариями и разъяснениями на полях. Метод Ирнерия заключался в отыскании параллелей и разночтений, в выявлении существующих противоречий и попытках их согласования. И, наконец, он придавал большое значение казуистике - систематически выдвигая особо запутанные, спорные вопросы, при разрешении которых сводятся воедино различные законы, мнения комментариев, ссылки на прецеденты. Ученики, стекавшиеся в Болонью со всей Европы изучали «Дигесты» и «Новеллы», а также «Книгу феодов» - источник феодального права Ломбардии. Вскоре по методу Ирнерия преподавали в школах в Оксфорде, в Монпелье, в Орлеане. Поколение правоведов XII-XIII в. («глоссаторы») практически создали гражданское право как академическую науку, высшую по отношению к «искусствам», включая риторику.

Болонье выпала честь стать колыбелью также и канонического права. Ранее оно не было отделено от богословия. В 40-х годах XII в. Грациан превратил каноническое право в единую систему, снабдив его глоссами по методу Ирненрия. Среди преподавателей и студентов, изучавших и преподававших каноническое (Decretum) и римское (Leges ) право в болонских школах можно было встретить немало будущих иерархов церкви активных строителей папской бюрократии.

Применение логики произвело переворот и в богословии. В наибольшей степени формирование теологии, опиравшейся на законы рационального мышления связано с Парижскими школами, где в первой половине XII века преподавали Гильом из Шампо и Абеляр. Завершением этапа становления этой науки явилось создание «Книги Сентенций» Петра Ломбарда, епископа Парижского. Это был солидный сборник систематизированных мнений авторитетов по наиболее спорным вопросам Библии, снабженный комментариями и ссылками. Противоречащие друг другу мнения сравнивались, подвергаясь логическому анализу, и выносилось итоговое суждение. Несмотря на кратковременный церковный запрет, «Сентенции» вплоть до XVI в. оставались базовым учебником теологов, вытесняя порой знание текста самой Библии.

Новые методы в теологии и в других науках вызывали, как мы уже убедились немало критики со стороны тех, кто считал главным в познании Бога мистическое самоуглубление или тех, кого шокировали сомнения в словах авторитетов, умствования в делах веры. «В противоречии со священными канонами ведется диспут о непостижимом божестве,... неделимая троица рассекается на части и служит предметом спора.... и каждая площадь становится местом богохульства», - жаловался Иннокентию III все тот же епископ Турнэ. Находились проницательные критики - такие как Иоанн Сольсберийский или магистры Шартрской школы, предвидевшие опасность подмены интереса к богатству окружающего мира интересом к абстрактным словесным конструкциям. Грамматики, в свою очередь, опасались, что забота о красоте языка и подражание древним сменится техническим жаргоном, непонятным для непосвященных.

И все же рационализм победил - церкви и обществу в новых условиях нужны были и четкое правовое учение и ясное и систематическое изложение христианской доктрины (надо было что-то противопоставить множившимся ересям и обращать в христианство другие народы). Новые принципы рациональной теологии хорошо подходили и для нужд обучения, поэтому новый метод получил позже название «школьной науки» - схоластики. Название исключительно меткое, ведь новая система мышления и восприятия мира кристаллизовалась в лекциях и публичных диспутах, породив особую манеру доказательств и группировки материала.

Фрагмент 16. Ле Гофф Ж. Рождение Европы. СПб., 2008.

       Схоластика

Наиболее важным наследием интеллектуальной деятельности XIII века, особенно той, что процветала в университетах, оказалась совокупность методов и трудов, определявшихся как схоластические, то есть интеллектуальная продукция, с XIII века связанная со школой, а точнее, с университетами. Схоластика рождается из развития диалектики, одной из наук тривиума, которая была «искусством аргументации посредством вопросов и ответов в ситуации диалога». Отец схоластики — Ансельм Кентерберийский (ок. 1033-1109), для которого диалектика была основным методом идеологического рассуждения. Цель диалектики — осмысление веры; вера, ищущая разумения, — эта формула, родившаяся в Средние века, вошла в историю. Такой подход подразумевает обращение к разуму, и Ансельм дополнил свое учение идеей о том, что свободная совесть совместима с благодатью. Схоластику можно рассматривать как установление и обоснование согласия между Богом и человеком. Кроме того, Ансельм снабдил схоластику базой, а именно рациональными, то есть основанными на разуме, доказательствами существования Бога. Этот новый метод рассуждения и преподавания, разработанный в XII веке, послужил прологом к чисто схоластическому преподаванию, воспринятому университетами. Исходя из этого метода, требовалось сперва выстроить проблему, поставить вопрос (questio), и этот вопрос обсуждался, то есть происходила дискуссия (disputatio) между преподавателем и студентами. В завершение, в конце дискуссии магистр дает студентам решение проблемы (determinatio). В XIII веке в программу университетов входили проводимые дважды в год особые диспуты, называвшиеся quodlibetique [о чём угодно], в ходе которых проявлялся интеллектуальный блеск преподавателя: студенты задавали ему вопросы, касавшиеся любой проблемы, по их выбору. Репутация преподавателей зачастую зависела от их способности отвечать на такие вопросы.

Университетское преподавание было непременно связано с публикациями, поэтому университеты играли важную роль в распространении книги и возрастании ее авторитета. В XII веке основной тип университетских публикаций — это сборники (Florileges), в которых содержатся не только цитаты из Библии, из Отцов Церкви, из наставников старых времен, но и комментарий современного преподавателя на каждую цитату, предвещающий эволюцию этих сборников в новую форму изложения знания — схоластическую сумму. Главной промежуточной стадией этой эволюции был другой тип книги — сборник сентенций. Сентенции представляли собой обработку основополагающих текстов для обучающей дискуссии. Главным разработчиком сентенций был архиепископ Парижский итальянец Петр Ломбардский (ум. в 1160). Его «Книга сентенций», составленная, вероятно, в 1155-1157 годах, служила в XIII веке основным учебником на факультетах богословия всех университетов. Другим великим новшеством XI и XII веков оказалась глосса — результат развития библейской экзегетики. Идея подробного истолкования Библии привела в середине XIII века к созданию нового университетского учебника, «Ординарной глоссы». Существование библейских глосс не давало Книге превратиться в застывшую, освященную традицией святыню.

В XIII веке схоластическая мысль существовала главным образом в двух формах: первой из них были комментарии, — наряду с диспутами, комментарий явился основным фактором, ускорившим развитие знания в XIII веке. Благодаря комментарию вырабатывалось оригинальное знание, плод труда схоластов: они обращались к современным проблемам, но опирались на традицию и развивали ее. Европа комментариев проторяла путь Европе интеллектуального прогресса, при этом не порывая с традицией. Как справедливо заметил Ален де Либера (de Libera), «история комментария — это история неуклонного постепенного освобождения философской мысли, имеющей отправным пунктом традицию». Другим плодом схоластики XIII века были суммы. Само название «сумма» выражает желание интеллектуалов XIII века создать подкрепленный документами и аргументированный синтез доктрин в области философии, которая еще не успела отделиться от богословия. Здесь уместно будет процитировать мнение отца Шеню, считавшего, что в XIII веке повышается роль богословия как науки.

Упомянем некоторые знаменитые образцы схоластики XIII века. Первая большая университетская сумма была составлена английским францисканцем Александром из Гэльса в 1230-х годах. Доминиканец Альберт Великий, первый немец, получивший степень магистра богословия в Парижском университете в 1248 году, расширил границы знания: он занялся теми областями наук или искусств, которые не преподавались в университете. Он охотно обращался к трудам арабских философов Ал-Фараби, Авиценны и Аверроэса. Помимо энциклопедизма труды Альберта Великого ценны еще и настойчивым поиском равновесия между философией и богословием. Между прочим, Альберт Великий был учителем Фомы Аквинского в Кёльне, своем родном городе.

Фома Аквинский оказал наибольшее из всех схоластов влияние на европейскую мысль, и оно ощущается до наших дней. Итальянец, происходивший из мелкой знати, он значительное время жил в Париже — сперва в качестве студента, потом как профессор, хотя преподавал он и в Орвьето, и в Риме, и в Неаполе; он слыл модным профессором, привлекал и вдохновлял студентов; отважный мыслитель, он навлекал на себя враждебность многих коллег и некоторых влиятельных прелатов. Это типичный европейский интеллектуал, объект пылкого восхищения и постоянных нападок, неустанный просветитель и постоянный возмутитель спокойствия в интеллектуальной и религиозной среде. Из всего его огромного наследия упомянем здесь две суммы: «Сумму против язычников» (1259-1265) и «Сумму богословия», главный труд Фомы, оставшийся незавершенным из-за его смерти в возрасте пятидесяти лет в 1274 году. Настаивая на превосходстве богословия над прочими областями знания, Фома Аквинский, по выражению Этьена Жильсона (Gilson), обнаруживает «удивительную веру в силу разума». В «Сумме» он сближает так называемое «богословие снизу», выражающее то знание о Боге и мире, которое человек способен добыть с помощью разума, и «богословие свыше», демонстрирующее Божественную истину, которая снисходит на человека помимо разума, путем откровения. Согласно Фоме, резюмирует Руди Имбах (Imbach), человека определяет тройная система отношений: с разумом, с Богом и с себе подобными.

По Фоме Аквинскому, человек — это человек целостный: он не просто Божье создание, каковое есть разумное животное, но также «общественное и политическое животное», которое, чтобы проявить свою индивидуальность, пользуется главным даром Божьим — языком. Вообще, схоласты придавали огромное значение языку, и им принадлежит почетное место в истории европейской лингвистики.

Упомяну еще одного профессора-схоласта, стяжавшего славу и вызвавшего нападки, который заслуженно занимает почетное место в длинном ряду европейских интеллектуалов со Средневековья до наших дней. Речь идет об английском францисканце Роджере Бэконе (ок. 1214 — ок. 1292), авторе тройной суммы — трактата «Opus majus, Opus minus, Opus tertium», составленного по поручению его друга и покровителя Папы Климента IV (1265-1268).

Бэкон преподавал в Оксфордском университете. Философ и богослов с темпераментом борца и пророка, он имел много недругов; в их числе был, например, доминиканец Альберт Великий, на которого Бэкон яростно нападал. Бэкон придавал большое значение астрономии, которая, в сущности, была в то время астрологией, кроме того, ему принадлежит ряд технических изобретений и открытий, предвосхитивших открытия будущего, что позволяет говорить о нем как о Леонардо да Винчи XIII века.

В заключение я хочу подчеркнуть три момента, которые свидетельствуют о существенном вкладе схоластики в историю европейской интеллектуальной деятельности.

В XII веке Абеляр, один из главных предшественников схоластов, особо выделил основной урок, полученный от Аристотеля: «Первый ключ к мудрости — постоянная пытливость». Аристотель говорил, что полезно подвергать сомнению любую мысль. Тот, кто сомневается, склонен к поиску, а кто ищет — обретает истину. Тот же Абеляр сказал в своем «Диалоге между философом, иудеем и христианином»: «Каков бы ни был предмет спора, разумное доказательство имеет больший вес, чем ссылка на целый список авторитетов». Сомнение Абеляра, которое станет сомнением схоластов, занимает, таким образом, решающее место среди новых форм европейского критического духа, впервые появившегося и до сих пор определяющего европейскую мысль, духа, который в XX веке Антонио Грамши воплотил в концепции интеллектуального критицизма.

Второе замечание касается обстоятельства, справедливо отмеченного Аленом де Либера, который говорит, что схоластика принесла с собой «великое интеллектуальное освобождение»; иначе говоря, схоластика внесла в европейскую интеллектуальную традицию представление о том, что знание есть освобождение.

Наконец, своим стремлением упорядочить идеи и представить знания и рассуждения в возможно более ясном виде средневековая схоластика если не создала, то укрепила вкус к порядку и ясности, обычно приписываемый Декарту, которого очень часто представляют революционером, осуществившим переход к новому европейскому мышлению. У Декарта были предшественники, профессора-схоласты, и сам он — блестящий отпрыск средневековой схоластики.

       ВОПРОСЫ:

5. Каковы были причины появления и особенности средневековых университетов? Что из себя представлял схоластический метод мышления? (3 балла)

***