Образ свободного человека в поэме Вен. Ерофеева «Москва – Петушки».

В истории русской литературы второй половины XX века Венедикту Ерофееву по праву принадлежит видное место. Он открыл новый язык, новую реальность, нового героя и новый слой в словесности брежневской эпохи.
В повести, или поэме, как назвал ее сам автор, обыграны едва ли не все условности и стереотипы советской прозы. Рассказчик и главный персонаж, Веничка-повествователь, выглядит старательным жизнеописателем, стремящимся быть верным действительности вплоть до мелких подробностей, непоправимо ушедших из нашего быта и придающих поэме характерный оттенок исторической экзотики.

Главный герой Венечка. Как понятно из названия он едет из Москвы в Петушки, где его ждёт возлюбленная. По первому впечатлению Венечки , рисуется образ пьяницы, опустившегося человека, но это только внешне. В диалогах, воспоминаниях, собственно сказовой манере раскрываются глубокий интеллект рассказчика, широкая эрудиция: здесь и мировая культура, и история, и литература, и политические события современности - всем этим умело оперирует Веничка. В связи с этим есть основание говорить о неординарном, новаторском решении образа рассказчика - это человек как будто уже и не из низов, а человек, близкий автору по убеждениям, образованию (интеллектуал, интеллигент пополнил ряды "деклассированных элементов", людей без определенного рода занятий и места обитания). Низ и верх, смыкаются в образе рассказчика. Интеллектуал говорит на сленге распивочных, подворотен (который, к слову, благополучно внедрился сегодня в печать, телевидение, радио).

Веничка, как в фокусе, вобрал в себя высокое и низменное. Безудержный во всем: в питье, желаниях, воображении, фантазиях, - Веничка удивительно чист в помыслах, в отношениях с людьми, с Богом.

Бранная, заниженная лексика в поэме тоже не случайна, вернее, ее функция не только в том, чтобы создать полноценный, правдивый образ пьяницы. С помощью пьянства, Венечка постигает свой мир, в котором у него есть свой рай,Господь и Сатана.
Следя за историей Венечкиных бедствий, не тудно заметить, что человек должен живёт несвободно и во лжи, а это элементрная и неустранимая среда обитания, в которой человек вынужден существовать вплоть до сметри, в лучшем случае.

В первых фразах «Москвы — Петушков» в рассказе Венички о некой фатальной закономерности его московских блужданий: «Все говорят «Кремль! Кремль! Ото всех я слышу про него, а сам ни разу не видел. Сколько раз уже (тысячу раз), напившись или с похмелюги, проходил по Москве с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец, насквозь и как попало — и ни разу не видел Кремля». Прекраснодушный Веничка полагает, что овладевшая им мистика алкоголя гарантирует его от столкновения с главным символом государственной мощи. Он, однако, жестоко заблуждается.

Попасть туда Веничке в Петушки  не суждено — проспав спьяну нужную станцию, он, не зная того, возвращается в Москву, где в ночи спасаясь от гонящихся за ним убийц, случайно выбегает на Красную площадь и впервые в жизни видит Кремлевскую стену, чтобы через несколько минут принять мученическую смерть в темном парадном.

Карнавальное, или алкогольное, преодоление действительности оказывается обманчивым. Не случайно в композиционном центре поэмы в Орехове-Зуеве описывается сон героя , в котором победоносная революция, овладевающая всеми винными магазинами района, погибает оттого, что на нее решительно никто не обращает ни малейшею внимания.

Более всего личность повествователя «Москвы — Петушков» определяется его способностью к безграничному состраданию, жалостью «ко плоду всякого чрева». Странным образом эта книга, где создана картина спившейся страны, начисто лишена сатирического начала, более того, она сочетает в себе всесокрушающий юмор с глубокой настороженностью к смеху, по крайней мере, к смеху громкому и коллективному.

Так, взрывы хохота, раздающиеся в вагоне после каждого из «рассказов о любви», заглушают косноязычный лепет живых человеческих душ, не способных от пьянства и тупости выразить себя в слове. Но даже дикий гогот толпы оказывается для автора предпочтительней радостного смеха ангелов. Эти небесные существа, с которыми весь день ведет беседу герой поэмы, жестоко издеваются над доверчивым Венечкой, ранним утром отправляя его на унижения в привокзальный ресторан за отсутствующим хересом, затем обещая встретить его на петушкинском перроне, куда ему не суждено добраться, и, наконец, ночью перед финалом весело заливаясь над жалким ужасом настигаемой жертвы.

Неспособные к состраданию, чистые ангелы, смеющиеся над страдающим, грязным человеком, оказываются на поверку в своей невинности циничными демонами, напоминая герою поэмы некогда виденных им детей, потешавшихся над обрубком раздавленного поездом тела. И эти детские образы, возникающие на последней странице книги, отчетливей всего показывают глубочайший пессимизм писателя по отношению к природе человека.

Такое умонастроение отнюдь не противоречит величайшей жалости к людям. Скорее наоборот. Для автора «Москвы — Петушков» вполне очевидна логическая и историческая связь между учениями, требующими от человека совершенства, и идеологией и практикой тоталитарных систем.