Челобитная» борьба удмуртов и бесермян

Самыми распространенными формами сопротивления крестьян против роста податей и повинностей были: утайка дворов и людей; тайная распашка и обработка земельных угодий взамен забрасываемой «впусте» тягловой пашни, учтенной писцовыми книгами; отказ от уплаты стрелецких денег и ясака; бегство на новые земли, в основном – в степи башкирского Закамья и леса Перми Великой. Как отмечает М.В. Гришкина, по отдельным территориям Удмуртии в «бегах» числилось от 28 до 30% взрослого мужского населения. Попытки пресечь незаконное переселение силами военных команд вызывали открытые проявления возмущения и сопротивления. Так, в 1721 г. один из отрядов под командованием поручика Молчанова ловила беглых на Казанской дороге. Последние напали на отряд, взяли солдат в плен, а поручику сделали внушение, чтоб более по дорогам «не ездил, а ежели поедет, убит будет до смерти». Часть беглых людей создавала вооруженные отряды и нападала на купцов, зажиточных крестьян и иных проезжающих по дороге, деля награбленное поровну. Таким образом, разбойничество также содержало в себе элементы социального протеста.

Удмурты и бесермяне использовали «челобитную борьбу», в которой проявили много энергии и изобретательности. На своих мирских советах они заключали «одинашные» записи о том, чтобы во всех вопросах, касающихся захвата земли, избрания мирских целовальников, поддерживать друг друга, оказывать материальную и моральную поддержку и не выдавать зачинщиков и челобитчиков. Это была полная драматизма борьба, в которой обнажились, помимо социально-экономических, и межнациональные противоречия между русскими воеводами, приказными людьми и зажиточной прослойкой каринских татар с одной стороны, и удмуртами и бесермянами с другой. Историки выделяют как наиболее показательные три правительственных сыска, организованных по челобитным: I – 1636–1637 гг.; II – 1699–1700 гг.; III –1701–1704 гг. Следует отметить, что организация правительственного сыска по крестьянским челобитьям была делом обычным, начиная с XV в. вплоть до судебной реформы 1864 г. Сыски решали всевозможные конфликты по владению землей, ревизовали деятельность местной администрации в ответ на жалобы, которые поступали в Москву из регионов России. Так, в 1636 – 1637 гг. И. Дашков и Д. Карпов провели сыск по поводу злоупотреблений хлыновского воеводы Г. Волынского и слободских и шестаковских воевод. Было отмечено, что обычаем стало взыскание с населения каждым вновь прибывающим воеводой особого въезжего пособия. Так, воевода В. Чевкин положил в карман 400 руб. пособия. Воевода г. Слободского Б. Приклонский с каринских татар и удмуртов взыскал пособия в 200 руб., взял на них долговые обязательства на 180 руб., сверх того взыскал еще 100 руб. и требовал с них разнообразные столовые припасы, пиво и водку. Злоупотреблениями еще больших масштабов прославился воевода Римский-Корсаков. Для вымогательства взяток он использовал любые поводы: женитьбу, смерть родственников крестьян, отбирал собранные в уплату стрелецких податей деньги, за взятку освобождал от рекрутской повинности, вымогал непомерные пошлины за торговые поездки. В общей сложности сумма взяток составила более 2338 руб. «Всеконечным разорением», от которого «все отяки (удмурты – Л.В.) и бесермяне хотят разбрестись врознь», обернулась деятельность вятского воеводы П. Бутурлина. Направленный правительством вершить правый суд, чинить расправу над взяточниками и казнокрадами, решить челобитную, на деле он превзошел всех своих предшественников. По материалам источников известно, что он оформил долговые записи на крестьян в общей сложности на сумму в 1240 руб., якобы взятых взаймы удмуртами у вятских посадских людей. Фикцией оказалась прежняя форма уплаты ясака нерусскими народами «за все про все 500 рублев». Появились дополнительные повинности, например, участие в городском строительстве, платежи за места рыбной ловли, бобровые гоны и бортные угодья. К тому же удмуртов и бесермян объединили с татарами в уплате всех податей и несении повинностей, обострив тем самым давние взаимоотношения с потомками арских князей, воспользовавшихся ситуацией и осуществлявших произвол среди населения.

В 1698 г. удмуртские челобитчики во главе с Н. Асановым, К. Тукташевым и русским толмачем А. Хариным в Москве били челом на вятских воевод, подьячих и приставов Вятской приказной избы, на каринских богатеев. Жалоба состояла в том, что последние, нарушая царские жалованные грамоты, захватывали старинные удмуртские земли, самовольно старостили, толмачили у них, требуя за это огромные суммы денег. Воевода добился оправдания главных обидчиков – подьячего И. Шеина, старосты Чепецкой верхней доли И. Касимова, которые устроили настоящий террор среди удмуртов. Свыше 400 человек были загнаны в самую «деловую пору, в жнитво и в сенокос» в Хлынов и «застращиваны и мириться заставливаны». Челобитчики просили «послать с Москвы на Вятку по прежнему наказу дьяка С. Сандырева», поскольку считали, что он добрый и справедливый. Каринские богатеи вкупе с хлыновской администрацией делали все, чтобы не допустить его назначения сыщиком. Однако Н. Асанов, вероятно, сумел попасть прямо к Петру I, который находился в Воронеже, и убедил не менять назначенного сыщика. Воевода П. Бутурлин постарался всячески препятствовать успешному осуществлению сыска, обнажившего многочисленные злоупотребления власти и каринских татар (например, только у И. Касимова сумма иска составила 400 руб.). Результаты сыска (1699 – 1700) были ошеломляющими: С. Сандырев размежевал спорные земельные, сенокосные, рыболовные и бортные участки, захваченные насильно или по «намученным» записям; аннулировал часть «жилых записей», по которым удмурты и бесермяне числились в должниках и жили половниками у татар; были биты батогами «коштаны, горланы и ябедники», которые предали интересы своей общины и держали сторону татар. Однако недовольные такими результатами представители татарской верхушки и вятской администрации подали жалобу на самого С. Сандырева.

Правительство назначило третий сыск (1701 – 1704), отправив на Вятку стольника А. Челищева. Задачи, поставленные перед сыском, были выполнены: бывших мурз Долгоаршинных, Девятьяровых, Дюняшевых, Араслановых выселили с их незаконно захваченных земель по реке Чепце «на старые их татарские земли»; они уплатили компенсации за убытки, причиненные незаконным владением землей; были освобождены многие закабаленные половники и «крепостные наемные работники»; удалось ликвидировать часть долговых кабал, взятых «за устрашением и угрозами». Разумеется, этот сыск, как и другие, не искоренил основную причину недовольства населения – рост податных сумм и повинностей. Задача заключалась в пресечении чрезмерных злоупотреблений представителей власти, урегулировании этносоциальных отношений и сохранении платежеспособности крестьянского мира, искоренении стремления к протесту.

Крестьянские жалобы и прошения также рассматривались (правда, малоуспешно или безуспешно) в 1715 г. (по злоупотреблениям сибирского губернатора М. Гагарина), в 1720 – 1722, 1740 (по поводу насильственной христианизации и создания Казанской новокрещенской конторы), 1767 – 1768 гг. (деятельность Уложенной комиссии). Направленные в Сенат и Синод, они содержали не только нарекания по поводу малоземелья, тяжести тягловых повинностей или злоупотреблений конкретных чиновников, но и предложения освобождения от заводской повинности, возврата в крестьянское состояние, создании суда, учитывающего право и обычаи народа, сохранении языческого культа и традиционных мировоззренческих представлений.

3. Социальные волнения и национальный протест XVIII – начала XIX века

Движение за социально-экономические и этнические права крестьян Удмуртии активизировалось в XVIII в. В 1704 – 1711 гг. развернулось сопротивленческое движение в Прикамье и Башкирии. Основным требованием было облегчение податного бремени, особенно – нововведенной подушной подати («чтоб с них, башкирцев, и с татар, и с вотяков, и с черемисы… новонакладную на них прибыль снять»). Среди предводителей восстаний отмечены удмурты Ю. Никита и К. Кадреков. При подавлении волнений воевода П. Хованский заставил мусульман целовать Коран, а некрещеных «шертовать» и «ни к какой шатости не приставать». Добропорядочное поведение и исправное несение податей и повинностей гарантировалось содержанием в селе Каракулино аманатов-заложников из числа влиятельных и состоятельных соплеменников названных народов.

Открытое противодействие вызвала насильственная христианизация нерусского населения всего Урало-Поволжья. В 1720 – 1740-е гг. государство вознаграждало крестившихся трехлетней льготой в уплате налогов и выполнении рекрутской повинности (переложив их на оставшихся «в языческом суеверии»), обещало освобождение от долговой кабалы. Контора новокрещенских дел (Казань, 1740) с проповедниками-миссионерами и сопровождавшим их отрядом солдат, стала «ис под насилия и побой» приводить население в лоно христианской церкви. Весьма активно сопротивлялись крещению северные удмурты. В д. Глазовской и с. Уканском, «собравшись с дрекольем», они заставили уйти команду миссионеров безрезультатно. Однако усиленная пополнением команда справилась с бунтовщиками и арестовала зачинщиков. В 1750-е гг. среди удмуртов прокатилась волна активного возврата в язычество. Попыткой реформирования старой религии можно назвать деятельность проповедника «по прозванию Яшка» по восстановлению мольбищ и проведению языческих молений.

В 1760-х гг. начался новый подъем борьбы против феодальных порядков, связанный с передачей государственных крестьян в заводскую кабалу. К строящимся Камским (Ижевскому и Воткинскому) железоделательным заводам П.И. Шувалова было приписано более 13 тыс. преимущественно русских ясачных крестьян. Они закреплялись за заводовладельцами «неотъемлемо», их разрешено было переселять, переводить в мастеровые, отлучив от земледельческих работ и родных мест. Приписные крестьяне должны были отрабатывать на заводе не менее 158 дней в году. У проживавших далеко от заводов (на расстоянии 200 – 500 верст) число дней увеличивалось до 200 за счет переходов туда и обратно три раза в год. Условия труда на заводах не отличались от каторжных. Ко всем сложностям непривычной несельской жизни прибавлялись злоупотребления заводской администрации в виде вымогательства, взяточничества, избиений. Вот почему уже в 1758 г. крестьяне Сивинской волости открыто отказались идти на работы по строительству Воткинского завода. А приписанные к Ижевскому заводу, не создавая «скопов», просто не являлись на работу, не пускали туда готовых подчиниться приказу. Крестьяне готовились к схватке с воинскими командами, направленными в приписные селения. Настроения «подогрел» распространявшийся русским и удмуртским подростками подложный манифест: указ Екатерины II об освобождении крестьян от заводских работ. Для расследования причин бунта на Камские заводы царица направила комиссию во главе с генерал-прокурором Сената А.Вяземским. По инструкции следовало сначала привести крестьян «в должное рабское послушание и усмирить», затем начать расследование. Результатом работы комиссии стал запрет налагать на крестьян работы сверх подушного оклада и в определенной степени ограждение их от произвола заводской конторы. Однако главного не было сделано – крестьяне по-прежнему оставались приписными к заводам.

Это обстоятельство явилось катализатором многих локальных выступлений вплоть до крестьянского восстания (1773 – 1775 гг.) под предводительством Е.И. Пугачева. Восстание стало одним из самых ярких событий в истории крестьянского социального и национального сопротивления государственной власти. В него было вовлечено около 100 тыс. населения разных национальностей и вероисповеданий Урало-Поволжья. В отечественной историографии принято делить восстание на три этапа, из которых два: сентябрь 1773 – апрель 1774 гг. и апрель 1774 – январь 1775 гг., имели самые активные действия на территории Удмуртии. Распространялись манифесты Пугачева (от имени царя Петра III) с обещанием земли и воли. Повстанческие отряды заняли с. Алнаши, Коринский, Бемышевский, Варзино-Алексеевский медеплавильные заводы и другие селения. Население встречало их с радостью, удмурты Арской дороги, например, собранную подать передали в башкирскую «толпу» повстанцев. Из с. Агрыз отряды Б. Авдулова, Ю. Кудашева, В. Фарова, А. Ибрагимова «с 4 знаменами в числе вооруженных ружьями, копьями, луками, стрелами и тесаками, из татар, башкирцев и вотяков примерно в 300 чел.» вступили в Ижевский завод (1 января – 25 марта). Здесь разграбили завод, денежную казну до 9 тыс. руб. отправили под Уфу И. Зарубину-Чике (военачальнику Е.И. Пугачева), хлеб разделили жителям поселка, а документы уничтожили. Сто человек заводчан записались в повстанцы, остальные приписные крестьяне разошлись по своим деревням. Командир Камских заводов полковник Венцель бежал в Казань за помощью. Удмуртское Прикамье превратилось в центр повстанческого движения. В Терсинской волости Ю. Кудашев сформировал отряд в 6 тыс. чел., отряды А. Носкова и Ф. Шмоты действовали в Сивинской волости. Они заняли Воткинский (27 января – 3 февраля), Камбарский заводы, а также приписанные к ним волости. Отряд С. Юлаева после длительного боя захватил Сарапул. Повстанцы проникали и на север – в Каринский стан. Вятский воевода, следуя указаниям казанского губернатора, принял соответствующие меры по охране границ Вятской провинции. Однако Пугачев не пошел на Хлынов.

К лету 1774 г. активизировались правительственные войска под руководством генерала А.И. Бибикова. Они пытались предотвратить выход Пугачева с войском на правобережье Камы, который, потерпев поражение под Оренбургом, устремился на Урал и превратил горные заводы в основную базу крестьянской войны на втором этапе. Управители Воткинского завода А. Клепиков и Ижевского завода И. Алымов с помощью отряда в 1300 солдат, мастеровых и первостатейных крестьян безуспешно попытались противостоять восставшим. Бой произошел у деревень Кулюшевой, Паздер и Перевозной. 24 июня отряд Пугачева вступил в Воткинский завод и был встречен хлебом-солью. Сожгли дом управителя, заводскую контору с документами и церковь. Венцель с отрядом Алфимова также потерпел поражение у с. Завьялово, часть отряда перешла к повстанцам. 27 июня Е.И. Пугачев пришел в Ижевский завод, на главной площади перед Александро-Невским собором был встречен с царскими почестями. Лжецарь освободил приписных крестьян от подушной подати на семь лет, выдал из заводской казны денежные вознаграждения. Все заводские документы были уничтожены, управитель и 42 чиновника казнены. Начальник правительственной следственной комиссии характеризовал ситуацию так: «Не можно представить, до какой крайности весь народ в здешнем крае бунтует». В Сарапульской волости действовал отряд Д. Шитова, получившего от царя-самозванца чин полковника. По всей Удмуртии осуществлялся победоносный марш пугачевцев. Царский полковник И. Михельсон, догоняя повстанческие отряды, имел возможность убедиться, «сколь ослепленно народы к нему (Пугачеву – Л.В.) клонятся». Решающий бой с правительственным войском Пугачев принял 13 – 15 июля 1774 г. под Казанью, откуда намеревался дойти до Москвы. Однако 20-тыс. пугачевская армия была разбита, на поле боя остались 2 тыс. убитыми, 5 тыс. ранеными, 10 тыс. пленными. Сам Пугачев с отрядом в 500 чел. бежал на правый берег Волги, где уже вспыхнуло огромное крестьянское движение. Даже казнь Е.И. Пугачева (9 января 1775 г. в Москве на Болотной площади) не смогла подорвать веру в приход справедливого царя и надежду на изменение социально-экономического положения трудового населения. В Прикамье продолжали действовать локальные отряды повстанцев, например, пугачевских полковников Б. Канкаева и Г. Лихачева, ижевского молотобойца Е Слотина.

Тем временем правительство начало осуществлять жестокие карательные действия. Воинские команды майора Д. Гагарина приводили крестьян «в верноподданническое повиновение». Для этого на всех дорогах и в населенных пунктах установили виселицы, а тела убитых пугачевцев оставляли у проезжих дорог, «в страх таковым же злодеям». Крестьянская война в очередной раз закончилась поражением повстанцев. Причины поражения историки видят в стихийном и локальном характере выступлений, нежелании крестьян уходить за пределы своих общин, в отсутствии дисциплинированных и обученных войск, плохом вооружении повстанцев. Да и сами манифесты и указы идеологов крестьянского бунта являлись программами отрицания, а не программами создания нового будущего (по этой причине в современной историографии, как и в XIX в., появляется оценка ее не как войны, а как бунта, к тому же руководимого не крестьянами, а казачеством и заводскими мастеровыми). Тем не менее, это борьба вызвала многие последующие реформы власти, озабоченной укреплением своих функций и своего положения на местах.

Начало XIX в. ознаменовалось выступлениями удмуртских крестьян Сарапульского уезда. Вятский губернатор был вынужден сам выехать туда и разбираться, почему они, «наговорив…множество грубых и азартных слов», объявили, что «пусть хоть головы им рубят, но имен своих никому никогда не скажут и к заводам не пойдут». Поводом явилась реформа 1807 г., по которой для выполнения подсобных работ к Ижевскому заводу в качестве непременных работников прикрепили около 3 тыс. удмуртских крестьян Завьяловской и Юськинской волостей. Земледельцы не желали идти в заводскую кабалу. Однако сопротивление было сломлено. В 1834 г. (среди удельных крестьян Сарапульского уезда), а в 1841 – 1843 гг. (среди государственных крестьян Глазовского и Нолинского уездов) Вятской губернии, как в целом по России, происходили «картофельные бунты» в ответ на насильственное введение новой культуры и отведение для нее при каждом волостном правлении по десятине самых лучших почв. Распространялись самые невероятные слухи, обязательные посадки картофеля неизменно связывались с неволей. Опасались, что «крестьяне будут барские или удельные». Мятежники повсюду ломали изгороди с волостными печатями и кричали, что им «картофеля и нового управления не надобно». Воинские команды усмиряли бунты, производя массовые порки. Следствие показало, что протест и возмущение вызвала не сама культура, сколько методы, посредством которых ее внедряли на поля. Более двух лет в Сарапульском уезде действовал разбойничий отряд удмурта К. Усманова, наводивший страх на местные власти. Эти и другие причины способствовали некоторому смягчению социально-экономической, религиозной и национальной политики государства по отношению к «инородцам» и «иноверцам» (официальное название нерусских и неправославных народов России – Л.В.). По распоряжению Николая I вятскому архиепископу было предписано «не преследовать за невежество» нерусские народы.

Таким образом, разнообразные формы сопротивления сливались в единый поток протеста против феодально-крепостнической системы и национального и экономического гнета, и стали одним из значительных факторов, вызвавших к жизни реформу 1861 г. (отмена крепостного права). Большое значение для формирования национального самосознания имело участие местного населения в Отечественной войне 1812 г. По объявленному чрезвычайному рекрутскому набору были сформированы ополченские полки из расчета «по 5 человек с каждой сотни помещичьих крестьян и заводских мастеровых». Все слои населения участвовали в сборе денег и иных пожертвований. Так, глазовский градский голова купец И. Волков внес 1200 руб., городничий П.Ф. Чайковский – 100 руб.,по 1 руб. собирали с каждой ревизской души, по 20 руб. – с дворовых людей. Всего было собрано около 138 тыс. руб. деньгами, а также 42 тыс. пудов муки, около 2,5 тыс. аршин холста, множество обуви и одежды. Вятские воины в заграничном походе Александра I участвовали в сражениях под Дрезденом, Магдебургом, Гамбургом. За взятие Парижа крестьянин Киясовской волости Г. Афанасьев был награжден серебряной медалью. Особенно прославилась Н.А. Дурова–дочь сарапульского городничего. Сбежав из дома в мужской одежде, она участвовала в боевых действиях, в чине штаб-ротмистра вышла в отставку (свои воспоминания оставила в произведении «Записки кавалерист-девицы», высоко оцененном А.С. Пушкиным).

Тема 4