Памятник К. Булавину в Бахмуте

К. Кузнецов

 

Это было поопасней астраханского мятежа, который так и остался локальным. Булавин, человек энергичный, не собирался сидеть на месте. Он разослал своих людей по станицам, собираясь поднять весь Дон. Атаман намеревался взять Азов с Таганрогом, присоединить к войску всех тамошних подневольных работников и потом идти на Москву. Назревала новая народная война масштаба разинской.

Казацкой старшине, всегда враждебной по отношению к «голытьбе», удалось на время загасить пожар. Войсковой атаман Лукьян Максимов напал на булавинцев прежде, чем они успели развернуться, и разгромил их. Победитель доложил государю, что мятеж подавлен, зачинщики повешены или расстреляны, а еще ста бунтовщикам «урезали носы», но Булавин и главные его помощники ушли от преследования. Восстание приостановилось, но скоро оно вспыхнет с новой силой в еще более тяжелый для Петра момент.

В остальном 1707 год напоминал затишье перед бурей.

Шведский король оставался в Саксонии, занимаясь экипировкой и пополнением своей армии. Из всех стратегических ошибок, вызванных чрезмерной самоуверенностью Карла XII, самой вопиющей было длительное бездействие перед походом на восток. Поспешное отступление русских из Гродно укрепило короля в мнении, что этого противника опасаться незачем и что разбить его будет легко, торопиться некуда.

Это ощущение усиливалось из-за настойчивых попыток Петра заключить мир со шведами.

Страшась грядущего противостояния с Карлом один на один, царь поочередно перепробовал всех возможных посредников: и датского короля, и прусского, и даже далекого французского. Петр обещал присоединиться к любой из враждующих в Испанской войне сторон, которая поможет ему заключить мир с Швецией. Но это предложение никого не соблазнило. В Париже представителю Петра с презрением сказали, что, хоть в царской армии 80000 человек, но они трусы, которых разгонят 8000 шведов, – так упала репутация русского оружия после Нарвы.

Большая надежда была на Англию, лучший полководец которой герцог Мальборо собирался ехать в ставку Карла на поклон – договариваться о союзе. Посол Артамон Матвеев, от которого было известно о легендарной алчности «дука Мальбруха», получил от Петра задание посулить герцогу за посредничество очень большую взятку, «тысяч около двухсот или больше». Мальборо заинтересовался, выторговал выгодные условия: княжеский титул, плюс к двумстам тысячам ежегодный доход в 50 тысяч талеров и какой-то рубин невиданного размера.

Ради «доброго мира» Петр был готов обещать что угодно.

Но из поездки «дука» тоже ничего не вышло. Англичанин Карлу не понравился, а сам герцог, посмотрев вблизи на великого героя, пришел к убеждению, что человек он несерьезный и в политике ничего не смыслит.

Петр был готов отдать шведам все захваченные территории, только бы оставить у себя Петербург; готов был даже заплатить за него большие деньги. Если вспомнить, какой невероятной ценой достался России этот пятачок земли в устье Невы, петровское условие никак не назовешь чрезмерным.

Но Карл не хотел мира ни на каких условиях. У него в палатке висела карта России, и он уже составил план кампании. Завершить поход король собирался в Москве, свергнув Петра и поделив его державу на несколько княжеств.

Таким образом в 1707 году речь шла не просто об исходе войны, а о том, быть российскому государству или нет.

В конце лета Карл наконец двинулся из Саксонии в сторону русских границ. У шведов никогда еще не было такой мощной армии – 44 тысячи человек, более половины которой составляла превосходная кавалерия. Кроме того, в Прибалтике у генерала Левенгаупта имелось еще 16 тысяч солдат и 14 тысяч в финском корпусе генерала Георга Либекера.

Армия Меншикова попятилась из Польши в Литву, армия Шереметева отошла к Минску. Давать «генеральную баталию» царь запретил. Вся надежда была на то, что шведы скоро встанут на зимние квартиры, и Карл действительно на какое-то время остановился.

Но в начале января 1708 года внезапно снялся с лагеря и двинулся дальше на восток.

Война между Россией и Швецией вошла в решающую фазу.

 

 

Решающая фаза великой войны

1708–1709

 

В начале 1708 года в точности повторилась прошлогодняя история. Русское войско опять стояло в Гродно, и шведский король попытался неожиданным броском навязать ей сражение, только на сей раз при армии находился сам Петр. Он узнал о приближении врага, когда тот был в шести километрах от города.

И снова царь кинулся бежать, оставив для защиты неманской переправы двухтысячный арьергард под командованием бригадира Мюленфельдта. Два часа спустя появился Карл и атаковал так стремительно, что русские не успели уничтожить мост, а сами в беспорядке отступили. Потом, когда выяснилось, что с Карлом было всего восемьсот кавалеристов, бригадира отдали под суд, как будто это он, а не Петр был главным виновником конфузии. (Мюленфельдт сбежал из-под ареста к шведам, но все же не ушел от своей судьбы – после Полтавы он попадет в плен и будет расстрелян.)

Захватив ключевой стратегический пункт Гродно, Карл мог повернуть оттуда куда угодно: и к Пскову с Новгородом, и прямо на Москву через Смоленск, и на юг, к Украине. Петр стоял с армией около Вильны, не зная, какое направление прикрывать. Он велел уничтожать на пути шведов все деревни, чтобы замедлить продвижение врага и оставить его без продовольствия, приказал готовить к защите внутрирусские города, даже Москву, а сам кинулся в свой любимый Петербург, чтоб укрепить и его.

Шведский король же, кажется, не мог выбрать, какой путь предпочесть. Сначала он двинулся в сторону Прибалтики, но затем повернул на восток и вроде бы нацелился на Москву, однако в результате не пошел никуда, разбил лагерь в Радошковичах, недалеко от Минска и, как обычно, после вспышки лихорадочной активности перешел в фазу пассивности.

Так шведы потеряли три месяца.

В июне Карл выступил в новый поход – дальше на восток, к реке Березине. У Головчина, укрепившись, стояла 40-тысячная армия Шереметева. Фельдмаршал, не пасовавший в сражениях с шведскими генералами, столкнувшись с самим Карлом, будто оцепенел. В ночь на 4 июля 1708 года шведы предприняли сложный маневр, переправившись через заболоченную речку и напав на левый фланг Аникиты Репнина. Тот был опрокинут и разбит, потеряв все пушки, а Шереметев стоял на месте и бездействовал.

Карл, в очередной раз доказавший свою непобедимость, занял Могилев, а русская армия отступила еще дальше, чтобы «оного по возможности держать и переправление чрез Днепр боронить». Отсюда было уже рукой подать до русской границы, но шведский король снова на целый месяц остановился, по-видимому, дожидаясь «голоса свыше».

У шведов, далеко оторвавшихся от своих квартир, начались трудности со снабжением. Из Прибалтики на соединение шел Левенгаупт с обозами, артиллерией и 16 тысячами войска. Нужно было его дождаться, а еще лучше – пойти ему навстречу.

Вместо этого в конце августа Карл двинулся на восток, навстречу русской армии. 29 августа у местечка Доброе царь Петр, вернувшийся в армию, впервые решился напасть на грозного противника – правда, не на самого Карла, а на правофланговый корпус генерала Рооса, опасно отделившийся от основных сил. Атаку пришлось остановить, как только король повернул на помощь своим войскам, и все же это был первый для русских удачный наступательный бой, что очень воодушевило Петра. Больше всего царя радовало, что такая дерзкая операция была проведена под носом у самого Карла – и ничего, обошлось. «Сей танец в очах горячего Карлуса изрядно станцовали», – торжествующе писал Петр. Продвижения шведов этот бой однако не остановил.

 

«Русский поход» Карла XII

М. Романова

 

10 сентября война чуть не закончилась неожиданным образом. Скучающий Карл с небольшим кавалерийским отрядом опрометчиво напал на превосходящие силы русской конницы. К изумлению короля, враги не побежали, а окружили шведов и перебили их почти полностью, так что в какой-то момент жизнь Карла висела на волоске. Под ним убили двух лошадей, он дрался пешим, из охраны около него оставалось всего пять человек. Спасла Карла лишь привычка скромно одеваться – русские не поняли, кто перед ними. В конце концов подоспела подмога и выручила короля.

Карл остался очень доволен этим приключением, которое его, впрочем, не научило благоразумию.

В начале осени шведская армия находилась всего в двух переходах от Смоленска и менее чем в 500 километрах от Москвы. Если бы Карл в сентябре пошел на российскую столицу, он мог там оказаться через месяц. Это, пожалуй, был наиболее опасный момент всей Северной войны.

Пока русское войско в Белоруссии сдавало города и пятилось к границе, в тылу у Петра полыхало восстание.

Булавинское движение в 1708 году продолжилось с новой силой и разрослось до огромных размеров.

Зиму атаман пересидел в Запорожье, а с приходом весны опять появился в верховьях Дона с отрядом бунтовщиков, который очень быстро увеличивался. Булавин рассылал повсюду свои манифесты («прелестные письма»), в которых звал весь черный люд в казаки, подниматься за «старую веру», против брадобрития, против немцев и так называемых «прибыльщиков» – специальных людей, введенных Петром для изыскания новых государственных прибылей. В прокламациях ради пущего эффекта кроме правды содержались и выдумки – например, что власти велели всем мужчинам и женщинам обривать заодно и интимные места. Писалось в письмах и попросту: «Кто похочет погулять, по чисту полю красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конех поездить, то приезжайте!» Подобная агитация действовала отлично. Когда войсковой атаман Лукьян Максимов выступил против Булавина, получилось совсем не так, как прошлой осенью: казаки стали переходить на сторону восставших, и атаман едва сумел убежать в Черкасск. Но Булавин явился и туда. Донская столица сдалась ему без боя, а Максимова и членов старшины выдала мятежникам. Шесть человек, включая самого войскового начальника, были казнены, а Кондратия на кругу провозгласили «атаманом всех рек». На Хопре, Донце, Медведице и Бузулуке под его руку перешли почти 70 городков и станиц. На Тамбовщине, в краю неказачьем, поднялись крестьяне и провозгласили себя казаками. Всего у Булавина и разных его есаулов набралось не меньше 15000 человек.

Эти отряды двигались во все стороны, расширяя территорию мятежа. Они добрались до Царицына на Волге, где разбили царских солдат, а сам Булавин пошел к Азову. Атаман запрещал в церквях молиться за царя Петра – то есть, кажется, впервые восстание было не «против плохих бояр за доброго царя», а вообще против монархии. Есть сведения, что Кондратий отправил послание турецкому султану с просьбой принять Дон в свое подданство.

Положение стало до такой степени опасным, что Петру в разгар военных операций против Карла пришлось отправить очень большие силы, около 20 тысяч солдат, на подавление Донского бунта. Основной семитысячный корпус вел брат полковника Юрия Долгорукова, убитого Булавиным в прошлом году, – майор Преображенского полка Василий Долгоруков. (Гвардейские звания ценились очень высоко, гвардейским полковником был сам царь.) Петр хотел даже отправиться на Дон, чтобы лично руководить усмирением мятежа, угрожавшего взорвать страну изнутри.

Однако Булавин, как в свое время Стенька Разин, оказался плохим стратегом. Вместо того чтобы держать силы вместе и вести их вглубь России, где немедленно поднялось бы всё крестьянство, он позволил своим атаманам действовать самостоятельно, а сам, как уже было сказано, собрался идти к пограничному Азову. Это дало царским военачальникам возможность бить повстанцев по частям. Булавинские атаманы – Хохлач, Голый, Драный, Некрас – были разбиты один за другим. Неудачей закончился и азовский поход.

В Черкасске многие зажиточные казаки относились к Булавину враждебно. После череды военных поражений популярность вождя пошатнулась. Составился заговор, и в упорной схватке предводитель восстания то ли был убит, то ли застрелился, чтобы не попасть в плен. Это произошло 7 июля. Восстание, и раньше не слишком централизованное, окончательно распалось на отдельные очаги. Василий Долгоруков и другие каратели гасили их один за другим.

Но в сентябре 1708 года, когда Карл оказался под Смоленском, весь юг России еще пылал. Бои шли и на Дону, и на Волге, и под Воронежем, и под Харьковом. Дольше всех булавинских атаманов продержался Игнат Некрас (или Некрасов), отступивший на Кубань с двухтысячным отрядом и в конце концов перешедший на службу к султану.

14 сентября Карл опять всех удивил. Вместо того чтобы дождаться Левенгаупта или идти ему навстречу, а потом, обеспечив армию всем необходимым, вести наступление на Москву, король вдруг повернул на юг, к Украине.

Существует множество версий, объясняющих это роковое решение, но, учитывая характер Карла, наиболее правдоподобной кажется самая несерьезная: король не желал поворачивать в обратную сторону, он считал, что отступление ниже его достоинства. Влияние «мазепинского фактора» на решение Карла, то есть расчет на поддержку украинского гетмана, кажется, выдуман или, во всяком случае, сильно преувеличен некоторыми историками (об этом чуть ниже).

Корпус Левенгаупта в это время находился уже у Шклова, менее чем в 100 километрах. В этом огромном, медленно двигающемся поезде, было семь тысяч повозок с запасами продовольствия и снаряжения, жизненно необходимых для армии. Даже 16 тысячам солдат охранять растянувшийся на десятки километров обоз было непросто, а каждая речная переправа оборачивалась сложной и опасной операцией. Тем не менее Левенгаупт преодолел Днепр и двинулся следом за королевской армией, но 28 сентября около деревни Лесной дорогу ему преградила армия Меншикова. С войсками находился и Петр, но, по своему обыкновению, формально ими не командовал.

Часть сил Левенгаупта оказалась далеко от места боя, а к русским все время подходили подкрепления, так что в конечном итоге шведам, обремененным своими фурами, пришлось вести сражение с почти 30-тысячным войском. У Левенгаупта со всеми его полководческими достоинствами в такой ситуации шансов не было. Тем не менее он упорно сопротивлялся и отбил все первые атаки. В середине дня произошло то, что редко бывает в битвах: обе армии выбились из сил и устроили перерыв. «…Солдаты так устали, что более невозможно биться было, и тогда неприятель у своего обоза, а наши на боевом месте сели, и довольное время отдыхали, расстоянием линий одна от другой в половине пушечного выстрела полковой пушки, или ближе», – говорится в петровской официальной «Гистории Свейской войны».

Перелом произошел, когда к Меншикову подошли новые подкрепления. Под прикрытием темноты оставшиеся шведы ушли, бросив половину обоза. Во время преследования русские захватили и вторую половину вместе с пушками.

Когда остатки вспомогательного корпуса две недели спустя наконец догнали Карла, у Левенгаупта оставалось только 6700 человек, которые лишь увеличили число едоков и без того голодавшей армии.

Петр очень верно потом назовет битву при Лесной «матерью Полтавской победы». Потеря обозов очень ослабила шведскую армию, и вся вина целиком лежала на Карле XII. Объяснить его чудовищную ошибку можно лишь недооценкой врага. Видя, что Петр всюду отступает и не проявляет никакой инициативы, король не ожидал от столь презренного противника перехода к активным действиям. Бой 29 августа, когда русские вдруг, пускай не очень удачно, атаковали шведов у деревни Доброе, не заставил Карла переменить свое суждение. Он был до такой степени всегда убежден в собственной непогрешимости, что эту уверенность не могли поколебать никакие факты. Мы увидим, что король не извлечет никаких уроков даже из Полтавской катастрофы.

Петр же учиться на ошибках умел очень хорошо. Зная, что не является сильным полководцем на поле брани (и поэтому предоставляя руководить сражением более умелым генералам), царь сохраняет за собой общее руководство войной и с осени 1708 года начинает проявлять выдающиеся стратегические качества. В этом отношении – как стратег – он безусловно превосходил Карла, и боевой победе под Полтавой предшествовала победа стратегическая. Петр согласился дать генеральную баталию только тогда, когда неприятель был максимально ослаблен.

В сентябре, после неожиданного ухода шведов на юг, когда было еще непонятно, что задумал шведский король, Петр делит свою армию на две части. Одна под командованием Шереметева следует параллельным курсом с Карлом, получив приказ ни в коем случае не ввязываться в битву. При этом казаки разоряют деревни и уничтожают всё съестное на пути шведов.

Вторая часть армии, лучшие части, включая гвардию и регулярную кавалерию, идет налегке, без обозов и поклажи, на перехват Левенгаупта. Ведет этот «корволант» («летучий корпус») энергичный Меншиков, а царь его сопровождает. Интересно, что русские к этому времени боятся уже только непобедимого Карла, словно цепенея в его присутствии, а когда короля поблизости нет, начинают воевать смело и предприимчиво. От этого застарелого комплекса их избавит только Полтава.

Победой при Лесной и соединением разбитого левенгауптовского корпуса с главной армией Карла белорусская кампания 1708 года закончилась. Судьба Северной войны будет решаться на юге, в Малороссии.

Эта обширная территория, присоединенная к России недавно, существовала на особом положении, фактически имея статус автономии. В городах стояли русские гарнизоны, но при этом у полусамостоятельного правителя, гетмана, имелось собственное большое войско, своя казна, своя столица – укрепленный город Батурин. Украинское казачество было многочисленно и хорошо вооружено; его верхушка, казачья старшина поставляла гетману администраторов и военачальников. Экономика Малороссии тоже в значительной степени была обособленна от внутрироссийской. Одним словом, это была страна в стране, и у национальной элиты или, во всяком случае, ее части не могло не быть искушения стать страной в полном смысле, то есть отделиться от Москвы. Препятствием был лишь страх перед мощью царской власти. Когда же сила, казавшаяся более грозной, чем московская, – великий шведский король – приблизилась к Малороссии, пришлось выбирать, кого бояться больше: Петра или Карла. В 1708 году ответ казался очевидным.

Таким образом, логическая последовательность событий была не той, как пишут во многих учебниках, а обратной: не Карл пошел на Украину, потому что его призвал изменник Мазепа, а Мазепа изменил, потому что на Украину надвигались шведы.

Переходу гетмана и его окружения на сторону шведов предшествовали обстоятельства, которые создали у Мазепы ощущение, что это для него будет единственным спасением.

Иван Степанович Мазепа к этому времени был уже стар, ему шел семидесятый год. Родом он был шляхтич, человек для своего времени образованный, многое повидавший и переживший. В молодости он странствовал по Европе, во время гражданской войны несколько раз переходил из лагеря в лагерь и в конце концов благодаря покровительству князя-оберегателя Василия Голицына (кажется, за большую взятку) в 1687 году стал украинским гетманом.

На Украине он правил твердой рукой, жестко расправляясь со своими врагами. Казаки сравнивали его с великим Богданом Хмельницким, говоря «от Богдана до Ивана не було у нас гетьмáна». При этом Иван Степанович был ловким политиком и сумел заслужить расположение молодого Петра. Во время августовского переворота 1689 года новый гетман как раз находился в Москве и один из первых поддержал Петра – тот услуги не забыл. Впоследствии Мазепа верно служил царю, участвуя во всех его военных походах, и был удостоен за свои заслуги орденом Андрея Первозванного.

Петр так доверял своему наместнику, что осенью 1707 года, получив сообщение о тайных планах гетмана от высших украинских чиновников, генерального судьи Кочубея и полтавского полковника Искры, фактически даже не стал расследовать дело, а просто велел выдать доносчиков Мазепе на расправу.

К моменту, когда Карл повернул на Украину, у гетмана появились серьезные причины опасаться за свое положение. В 1707 году на военном совете, когда Мазепа просил прислать ему для защиты от шведов десять тысяч солдат, Петр ответил, что у него нет и десяти лишних человек. Старик так встревожился и расстроился, что потом даже не поехал к царю пировать и жаловался ближним на государеву неблагодарность. Особенно Мазепу задело, что Алексашка Меншиков смеет отдавать приказания украинским полкам через голову гетмана. Ходили слухи (возможно, правдивые), что временщик хочет сам стать малороссийским гетманом.

К личным опасениям Мазепы присоединялась тревога за Украину. Петр вел здесь такую же политику, как на Дону, где насаждение самодержавных порядков привело к булавинскому восстанию. Украинские вольности тоже постоянно ущемлялись. Казаки устали от нескончаемой войны, народ истомился от постоянно растущих поборов, а особенное раздражение вызвало строительство Печерской крепости в Киеве. Петру нужно было укрепить город ввиду возможного шведского нашествия, и власти не церемонились: людей насильно сгоняли на казенные работы, к чему украинцы, в отличие от русских крестьян, совершенно не привыкли.

 

Гетман Мазепа

С. Земляков

 

Долгое время с Мазепой пытались установить контакт не сами шведы, а их союзники из окружения польского короля Станислава Лещинского. Гетман не откликался (так что донос Кочубея и Искры скорее всего был лживым). Старику, по словам С. Соловьева, «больше всего хотелось… в бездействии выжидать, чем кончится в Великороссии борьба между Петром и Карлом». Но вот война пришла в Малороссию, и надо было что-то решать. Получив известие о приближении Карла, гетман воскликнул: «Дьявол его сюда несет!»

В это время Мазепу вдруг вызвали в Глухов, где находилась царская ставка. Гетман испугался, что его хотят отстранить или даже арестовать, стал советоваться с ближними полковниками. Те убеждали не ехать и войск против Карла не посылать, а, наоборот, отправить королю грамоту с предложением союза. Генеральный писарь Филипп Орлик составил письмо, адресованное главному шведскому министру графу Пиперу. В этом документе первые люди Украины заявляли, что выходят из московского подданства, просят Карла о защите и готовы встать под его знамена.

До получения ответа Мазепа решил потянуть время. К Меншикову отправился есаул Андрей Войнаровский, племянник и наследник бездетного гетмана, с сообщением, что Иван Степанович захворал и находится при смерти. Меншиков, видимо заподозрив неладное, сказал, что желает проститься с умирающим и поедет к нему сам.

Кроме того, Войнаровский подслушал разговор офицеров, которые говорили: «Завтра эти люди будут в кандалах» (возможно, есаул придумал разговор, чтобы подтолкнуть нерешительного дядю к действиям).

Мазепа в самом деле испугался, вскочил в седло и на следующий день, 24 октября, был уже у шведов. Карл принял перебежчика милостиво, что и неудивительно. Правда, Мазепа привел совсем немного людей, две или три тысячи, но королю не требовались воины, ему было нужно, чтобы украинское население не проявляло враждебности и не мешало шведским фуражирам добывать продовольствие.

Измена Мазепы стала для Петра ударом еще более страшным, чем восстание донских казаков. Было очень важно, кто первый успеет захватить Батурин, гетманскую резиденцию, где хранились казна, боеприпасы, провиант. Меншиков оказался расторопней. Уже 1 ноября он был перед Батуриным, перебил всех, кто там был, забрал всё ценное, а город спалил.

С невероятной поспешностью, уже через три дня, Петр собрал в Глухове духовенство и всю оставшуюся старшину, чтобы низложить гетмана. Новым гетманом вскоре стал казачий полковник Иван Скоропадский.

После этого началась война манифестов, рассылаемых обеими сторонами по всей Украине. Петр с новым гетманом и Карл со старым гетманом пытались заручиться поддержкой народа.

Эта агитационная дуэль очень интересна как один из ранних примеров пропагандистской войны. От ее исхода зависело многое: армия, которую поддержит местное население, получала очень важное, а может быть, и решающее преимущество.

Мазепа писал о покушении москалей на казацкие вольности, напоминал о притеснениях и поборах, о непопулярных петровских нововведениях – то есть доводы были в основном абстрактного толка. Петр же главным образом использовал аргументацию практическую. Во-первых, он отменил те подати, которые прежде были установлены Мазепой, заявив, что «ни единого пенязя[13] в казну нашу во всем малороссийском крае… брать мы не повелеваем». Во-вторых, пообещал платить казакам за каждого убитого шведа три рубля, а за пленного пять – немалые деньги. Памятуя о том, как крепко стоят украинцы за свою веру, московские агитаторы распустили слух, что Мазепа хочет ввести униатство. На религиозное чувство украинцев должна была повлиять и анафема, которой изменника немедленно предала православная церковь.

Но самой действенной пропагандой, конечно, было то, что подавляющее большинство жителей никаких шведов так и не увидели, поскольку те двигались кучно, зато русские отряды были повсюду. Наглядная демонстрация силы всегда эффективнее слухов.

В общем, Украина за Мазепой не пошла. Как гетман ни старался, в последующие месяцы ему удалось собрать вокруг себя не более восьми тысяч человек. Правда, Мазепу весной 1709 года поддержали запорожцы, враждебно относившиеся к Петру из-за покушений на казацкие вольности, но Сечь находилась в стороне от пути следования шведской армии, и правительственные войска беспрепятственно подавили этот очаг сопротивления, после чего царь упразднил казацкую республику.

Однако, как уже было сказано, Карл и не нуждался в военной помощи. Ему требовалась база для того, чтобы переждать зиму, а потом вести свою непобедимую армию вглубь России. Измена Мазепы помогла шведам обустроиться на зимних квартирах и вызвала переполох в стане неприятеля – вот, пожалуй, и всё значение этого события. После Полтавской битвы граф Пипер, попав в плен, сказал, что никакой тайной переписки с гетманом не велось и Карл повернул от Смоленска на Украину вовсе не из-за Мазепы, а из-за удобства снабжения армии в богатом, не тронутом войной краю. (Возможно, впрочем, что министр пытался рационализировать иррациональное – ведь для того, чтобы решить проблему снабжения, Карлу достаточно было просто дождаться обозов Левенгаупта.)

Зимой повторилось то же, что в прошлом и позапрошлом году. Король неожиданно снялся с лагеря – ему донесли, что у Гадяча появилась неприятельская армия. Русские уклонились от сражения, и Карл решил было идти прямо на Москву через Белгород, Курск и Тулу, но, взяв после тяжелого штурма крепость Веприк, так же внезапно отменил наступление – историки до сих пор спорят, по какой причине. Возможно, из-за сильных морозов, затруднявших поход, а может быть, у короля приключился очередной приступ апатии.

Несколько недель спустя он снова зашевелился, собираясь захватить Белгород, через который проходила древняя дорога на Москву, так называемый Муравский шлях, однако на этот раз помешала рано начавшаяся весна – разлились реки, армия увязла в грязи.

Дождавшись, когда земля подсохнет, Карл в апреле предпринял третью попытку выйти на ту же магистраль, теперь через город Полтаву. Здесь и произошла генеральная баталия, которой так страстно желал шведский король и от которой так долго уклонялся русский царь.

Рассмотрим причину, по которой Петр вопреки своей осторожности и застарелому страху перед грозным шведским полководцем все же решился на этот рискованный шаг – ведь можно было отступать и дальше, понемногу выматывая противника. По мере отступления русская армия, получая свежие подкрепления, увеличивалась бы, а шведская армия, наоборот, сокращалась бы. Она и так очень сильно усохла по сравнению с началом восточной кампании. Тогда, вместе с корпусом Левенгаупта, Карл имел 60 тысяч солдат. В Полтавском сражении, по данным современного шведского историка Петера Энглунда, король смог вывести в поле лишь 24 300 человек – вот как дорого обошелся армии вторжения долгий поход. Однако у Карла ни в одном предыдущем сражении так много солдат не было (вспомним, что под Нарвой он атаковал укрепленные позиции русских с 8000 человек). Отчего же Петр поступил нетипичным для себя образом и поставил всё на одну карту?

До сих пор он придерживался совсем иной тактики. Уходил от больших боев, старался изнурить шведов голодом и мелкими стычками. В целом, такой метод отлично работал. Но в мае 1709 года произошло нечто небывалое: великий и страшный Карл оказался не в состоянии взять маленькую крепость, надолго застряв перед ней. В некотором роде повторялась нарвская ситуация 1700 года, только в обратном виде. Теперь Карл, а не Петр растрачивал время, людей и боевой дух своих войск перед неприступной твердыней и оказался зажат между двух огней. Царь увидел, насколько сильнее стала его армия – и насколько ослабели шведы. Если бы стойкость полтавского гарнизона не воодушевила Петра надеждой на победу, отступление несомненно продлилось бы и дальше.

По своим фортификационным параметрам Полтава никак не выглядела «неприступной твердыней». Главную линию укреплений составлял земляной вал с частоколом и рвом. Правда, на подступах еще имелись неудобные для атакующих овраги. В городе стояло семь батальонов пехоты под командованием полковника Алексея Келлина – он был из обрусевших православных иноземцев. Дополнительно комендант вооружил местных жителей. Пушек у него имелось немного, только двадцать восемь.

 

Карта Полтавской крепости

Начало XVIII века

 

Первые отряды шведов появились у Полтавы еще в начале апреля, затем подтянулись основные силы. Карлу очень нужно было взять этот населенный пункт, находившийся на пересечении дорог.

В конце апреля осаждающие дважды ходили на штурм и были с уроном отбиты. Пришлось затевать правильную осаду, но русские не бездействовали, а мешали работам дерзкими вылазками. Как уже говорилось, Карл был гением маневренного сражения, а осадным искусством владел неважно. Попытки подорвать вал минами не удались – комендант ответил контрподкопами.

Было еще несколько попыток штурма, все неудачные. Самая серьезная произошла 1 июня, когда шведы захватили часть вала, но были выбиты контратакой. Вслед за этим осажденные сами напали на утомленного неприятеля и даже увели у него 4 пушки.

Тогда Карл повел себя нетипичным образом: предложил Келлину почетные условия капитуляции, угрожая в противном случае поголовным истреблением гарнизона. Полковник ответил, что отбил восемь штурмов, с божьей помощью отобьет и девятый: «Тщетная ваша похвальба побить всех не в вашей воле состоит, но в воле Божией».

К этому времени у осажденных, героически продержавшихся больше двух месяцев, появилась надежда на скорое избавление.

Поначалу русское командование не рассчитывало, что небольшая крепость надолго остановит шведов. В конце концов лишь упрямство Карла мешало ему обойти Полтаву и двигаться дальше, как королю советовали его генералы. По свидетельству генерал-квартирмейстера Гилленкрока, автора интересных воспоминаний о русском походе, Карл уверенно заявил: «Когда русские увидят, что мы хотим атаковать, то после первого выстрела сдадутся» – и потом, взбешенный, никак не хотел признать свою ошибку.

С середины мая, видя, что шведы крепко увязли, русские начали подтягивать к Полтаве войска. Подошел Меншиков, сумел отправить Келлину небольшое подкрепление. Потом, в конце месяца, появился Шереметев. Доложил Петру (тот находился в Азове), что сложилась многообещающая ситуация, и царь выехал в расположение армии. Коменданту Келлину отправили ободряющее послание, выстрелив из пушки полой бомбой.

Тогда и было принято трудное решение о сражении.

7 июня Петр сообщает в письме: «Понеже сошлися близко с соседьми и, с помощию божиею, будем конечно в сем месяце главное дело с оными иметь».

Он все еще колеблется, тянет время, ждет новых подкреплений, ему кажется, что двухкратного преимущества над шведами недостаточно (и действительно, Карлу случалось побеждать противника, втрое, вчетверо, а то и впятеро сильнейшего). На военном совете думали, «каким бы образом город Полтаву выручить без генеральной баталии яко зело опасного дела», но шведский король, давно ждавший большой битвы, ни за что не дал бы противнику отойти. Он двинул армию в наступление.

К 25 июня стало окончательно ясно, что битвы не избежать. На следующий день Петр расположил войска: в центре Шереметев, на левом фланге Меншиков, на правом генерал Ренне. Зная приемы Карла, готовились обороняться. Построили земляные укрепления, расставили пушки, благо артиллерии у русских было гораздо больше. Потом, после победы, стало считаться, что командовал войсками сам Петр, но перед сражением, исход которого был неизвестен, царь, как всегда, уклонился от ответственности и назначил руководить боем фельдмаршала Шереметева.

У шведов произошло то же самое, хоть и по другой причине: командующим стал не сам монарх, а его лучший генерал Карл-Густав Реншельд. Дело в том, что за несколько дней до долгожданной битвы Карл совершил глупость. Беспокойный характер не давал ему сидеть на месте. Ночью он отправился осматривать передовые посты, зачем-то ввязался в перестрелку с русскими дозорами и был довольно тяжело ранен – пуля раздробила ему стопу. В результате король, всегда очень мобильный во время битвы и принимавший решения по ходу событий, оказался на положении инвалида. Для него соорудили перевозное ложе – походную койку с матрасом, закрепленную между двумя лошадьми. Кроме того на всякий случай рядом находились носильщики – три смены по восемь солдат.

Очень возможно, что неизобретательная, лобовая тактика, которую разработали шведы, объяснялась малоподвижностью Карла. Ну и, конечно, помня о Нарве, король был уверен, что «варварские полчища» разбегутся от первого же натиска железной шведской пехоты.

О Полтавском сражении написано множество длинных исторических исследований, но на самом деле схема этого великого боевого столкновения проста, и пересказать его ход можно очень коротко.

Сражение состояло из двух этапов: на первом атаковали шведы и были отбиты с большими потерями; на втором произошел встречный бой, в котором, после ожесточенной резни, русские довершили разгром и обратили врага в беспорядочное бегство.

Итак, перед рассветом 27 июня 1709 года, еще затемно (обычное для Карла стремление использовать ограниченную видимость) шведская пехота при поддержке кавалерии напала на русские позиции. Неожиданности не вышло, и сходу удалось взять только два редута. Русская артиллерия расстреливала колонны картечью и нанесла им большие потери. Часть шведов на правом фланге, которым командовали генералы Шлиппенбах и Роос, оторвалась от главных сил и была разбита, причем оба военачальника попали в плен. Если бы шведы после провала своей атаки отошли или хотя бы заняли оборону, еще неизвестно, чем бы закончилось дело и уж во всяком случае уцелела бы хоть какая-то часть армии. Но это было совершенно не в характере Карла. Когда русские, перестроившись, сами перешли в наступление (в центре пехота, на флангах кавалерия), король, успевший привести в порядок расстроенные батальоны, ответил отчаянной атакой в центр русского построения. Тут и произошла главная сеча, хрестоматийно описанная в пушкинской поэме «Полтава»:

 

Швед, русский колет, рубит, режет.

Бой барабанный, клики, скрежет,

гром пушек, топот, ржанье, стон,

и смерть, и ад со всех сторон.

 

Ду<