Техническая мудрость (человек изобретательный)

Техническая мудрость — главная и основная мудрость. В нормативной для нас древнегреческой культуре и цивилизации сло­во «софиа» и однокоренные с ней слова имели и такие значения, как «мастерство», «искусство», «изобретатель», «опытный», «дельный», «мастер», «создатель».

Это мудрость умной головы и умных рук. Мудрость инженера. Муд­рость изобретателя. Эта мудрость создала нам вторую, искусственную, очеловеченную природу, искусственную среду обитания человека, его кокон, весь его громоздкий вещный мир внутри этого кокона.

Более того. Благодаря этой мудрости человек стал человеком. Для сотворения второй природы человек стал достраивать самого себя.

Преобразуют природу и бобры. Но своими естественными зуба­ми. Человек же заменил свои зубы зубьями пилы.

В отличие от других видов мудрости, техническая мудрость матери­ально предметна. Она невозможна без деятельности тела, направляе­мой, однако, мыслью. Да, человек — хомо сапиенс («человек разум­ный» ~ лат.). Но он стал становиться разумным только тогда, когда начал становиться человеком изобретательным. Когда в нем завелся «техник».

Древнегреческое слово «технэ» означало «искусство, ремесло, профес­сия; искусство, мастерство, умение; хитрость, уловка, интрига; способ, средство, прием; произведение, изделие». Соответственно «техникой» - искусство, опытность, умение; «технао» — делать, изготовлять, произ­водить; «технатос» — сделанный руками человека, искусственный.

Иначе говоря, техник - это ремесленник. Да, и ремесленник может быть мудрым, если он изобретателен, если он новатор, и не в свободное от своей профессиональной деятельности время, а в своем рукоделии, не в театральной самодеятельности (когда днем он сантехник, а вечером Гам­лет), а в своем профессиональном деле.

Аристотель был неправ, противопоставляя «головную мудрость» «руч­ной мудрости». В этом сказалось его аристократическое рабовладель­ческое мировоззрение. Но даже в рабовладельческой Греции не все фи­лософы так думали! Философ Посидоний (II-I вв. до н. э.) утверждал, что все технические изобретения — дело именно мудрецов. Согласно Посидонию, мудрые люди, изобретатели, открыли, как надо строить жилища, добывать и обрабатывать металлы, как производить орудия труда и во­обще делать вещи. Они же открыли ткачество, земледелие, мореплава­ние. Они создали письменность, искусство исчисления... И в самом деле, все великие исторические открытия были сделаны в доисторические вре­мена! У Посидония мудрецы-изобретатели заняли место мифологичес­ких «культурных героев», предания о которых есть у всех народов.

Согласно древнекитайским преданиям, мифический первопредок и правитель Фу-си научил людей охоте и рыболовству, варке мяса, правилам женитьбы, придумал силки и рыболовные снасти, а также узелковое письмо и восемь триграмм. Его сестра-жена Нюй-ва не только вылепила самих людей из леса, выправила покосившийся не­босвод, но и вместе с Фу-си научила людей искусству измерения, метрике: «На некоторых ханьских рельефах Фу-си и Нюй-ва дер­жали в руках инструменты — угольник и циркуль». При этом метри- ка мыслилась не только как одна из основ технической деятельнос­ти, рукотворства, но и как основа общественного порядка; само древ­некитайское слово «гуйцзюй» (порядок) состоит из двух частей, где «гуй» — циркуль, «цзюй» - угольник. Эти мудрые учителя людей сами почти не люди, во всяком случае они не обладали человеческой вне­шностью. Необузданному мифологическому воображению Фу-си представлялся как существо, у которого «тело змеи, лицо человека, голова быка, нос тигра», Нюй-ва также наделялась чудовищной внешностью.

Сын земли (Ки) и неба (Ан) шумерский бог Энки — божество под­земных вод и мирового океана. Он мудр и благосклонен к людям— своим творениям: он наполняет русла Тигра и Евфрата пресной водой, заводит в них рыбу; он — первый земледелец и первый строитель.

В древнегреческой мифологии в роли «культурного героя» выступил двоюродный брат Зевса, сын титана Иапета и океаниды Климены, про­зорливый, изобретательный, с «хитрым искусным умом». Прометей («prometheus» — предусмотрительный, осмотрительный, прозорли­вый)- создатель важнейших искусств и ремесел.

Римский философ Сенека (1 в.) не согласен с Посидонием, думаю­щим, что таких создателей искусств и ремесел можно считать мудре­цами. Сенека возмущен мнением Посидония: «Не хватает только того, чтобы он (Посидоний. — А. Ч.) и сапожное ремесло объявил изобре­тением мудрецов», — иронизирует сей воспитатель Нерона. Настоя­щая подлинная мудрость, провозглашает Сенека (с его «вижу лучшее, а следую худшему»), «не обучает работать руками, она — наставница душ». «Работать руками», рукоделие, рукотворчество — участь «нич­тожных рабов», каковым морализирующий философ считал и воль­ноотпущенника, издателя сочинений Цицерона Марка Туллия Тирана — изобретателя стенографии (скорописи) с 5800 знаками. «Я утверж­даю — писал Сенека, — что мудрец не отошел от низких ремесел, как полагает Посидоний, но он вообще к ним не приближался».

У нас, к счастью, не так: «...много неприятностей, соблазнов вок­руг, а руки тюк, да тюк, глядишь, банька-то и готова. Мудрость в этом».

Техническая мудрость кажется безграничной. Предвидимы многие бу­дущие технические изобретения, как облегчающие, так и усложняющие человеческую жизнь, делающие ее все более искусственной, даже

противоестественной. Такие предвидения были и в прошлом. И многое из них реализовалось. Судя по недавно опубликованному дотоле неизвест­ному роману Жюля Верна «Париж в XX веке» (1863), этот прозорливец, своего рода «Прометей» XIX века, предсказал такие технические изоб­ретения, как автомобиль, компьютер, факс, даже Эйфелеву башню (1889) и «электрический стул»... Но Жюль Берн предвидел, что и в будущем «людьми будет безжалостно и неотступно править дьявол наживы».

И здесь необходимо внести в наше понимание технической мудрости се­рьёзные коррективы: техническая мудрость не только в изобретательнос­ти. Сама по себе техника безразлична к добру и злу. Техника, писал экзистенциалист Карл Ясперс, «находится по ту сторону добра и зла... Она может служить во благо или во зло людям». Делая человека, каза­лось бы, всемогущим, она превращает его в часть машины. Сравните мотоциклиста и всадника! Какая разница! Один имеет дело с живым, а другой — с неживым. И мы видим, как машина превращает живое в не­живое — в безжалостного и бесстыжего робота с его «жестким отноше­нием к мир)'». Протестуя, человек одушевляет машину: «К сожалению, программисты и другие профессионалы в области вычислительной тех­ники недостаточно считаются с психологией пользователя.

В частности, со своего рода анимацией машины: пользователь видит в машине некое существо и общается с ней, как с живой, со всеми вытекающими из этого последствиями. Он может обижаться на машину, ждать от нее «челове­ческих» реакций, в конце концов, он ее может просто бояться. Заметим, что программисты, наоборот, склонны видеть в пользователе скорее ма­шину, чем человека».

Техника опасна. Это прописная истина. Сама по себе техника поту сторону добра и зла.Власть технократов — заведомо безнравственная власть. Техника и наука, научная техника и техническая наука не могут вывести человечество из нравственного тупика. «На горьком опыте че­ловечество убеждается уже и теперь, что ни те социально-экономичес­кие движения, шефство над которыми берет голый рассудок, ни достиже­ния науки сами по себе не в состоянии провести человечество между Харибдой и Сциллой — тираниями и мировыми войнами. Хуже того: но­вые социально-экономические системы, приходя к господству, сами об­лекаются в механизмы политических деспотий, сами становятся сеяте­лями и разжигателями мировых войн. Наука превращается в их послуш­ную служанку, куда более послушную и надежную, чем церковь для фео дальных владык. Трагедия коренится в том, что научная деятельность с самого начала не была сопряжена с глубоко продуманным нравственным воспитанием. К этой деятельности допускались все, независимо от уров­ня их нравственного развития. Неудивительно, что каждый успех науки и техники обращается теперь одной стороной против подлинных интересов человечества. Двигатель внутреннего сгорания, радио, авиация, атомная энергия — все ударяет одним концом по живой плоти народов. А разви­тие средств связи и технологические достижения, позволяющие полицей­скому государству контролировать интимную жизнь и сокровенные мыс­ли каждого, подводят железную базу под вампирические громады дик­татур» .

Тогда можно ли говорить о технической мудрости? И можно, и нельзя. Тех­ническая мудрость не только в изобретательности, но и в желании и умении поставить технику на службу добру. Если это не произойдет, то человече­ство погибнет. Гибель человечества и всей жизни на Земле вполне возможна по внешним, космическим причинам. Но кроме космических причин, кото­рые по своим масштабам таковы, что никогда не будут преодолены челове­ком, есть уже внутренние глобальные причины возможной гибели челове­чества. Правда, и здесь мало что зависит от людей, к техническим трудно­стям добавляются людская глупость, недальновидность, алчность, предпоч­тение, отдаваемое сиюминутной выгоде в ущерб более далекой перспекти­ве, неспособность заглянуть вперед и исходить из будущего. Подумать только! Сто лет назад не было ни зловонных автомобилей, ни отравляющих верхние уже слои атмосферы самолетов, не было радио­связи — и информация распространялась со скоростью лошади или вер­блюда, не было даже электричества и люди жили при свечах, лучине, лампаде (помните, как Александр Пушкин восторгался петербургскими белыми ночами: «пишу, читаю без лампады»), что, однако, не мешало создавать громадные манускрипты одной правой рукой, вещь совершен­но невероятная. И самое главное — не было ядерной энергии! Человек создал то, от чего теперь не знает, как избавиться. При всей своей техни­ческой вооруженности человек беспомощен. И чем он более технически вооружен, тем он более беспомощен. Есть ли выход?

Погибнем мы. На жертвенник науки

— Рабыни деспотов — мы все принесены.

Зачем детей рожаем мы на муки?

Зачем не знаем за собой вины?

Опомнитесь! Уродливым потомством

Мы будем прокляты. И он. И я. И ты

. Двадцатый век, век лжи и вероломства,

Остановись у роковой черты!

Остановись, пока добротно семя!

Замедли бег! Дозволь, чтоб догнала

Науку этика!.. Необратимо время.

Нет доброты. Оболгана она.

Как это ни страшно и ни странно звучит, но гибель человечества благотворно сказалась бы на всей жизни на Земле! Атмосфера, тер­ритории, акватории со временем, правда, очень долгим, но природе спешить некуда, очистились бы. И Бог создал бы нового человека. Первый блин вышел комом. Бог не запретил бы человеку знания добра и зла. В этом-то причина всех несчастий человека. Ведь как поступил Иегова? «Крошка-сын к отцу пришел, И спроси­ла кроха: Что такое хорошо И что такое плохо?». И вот отец снял бы ремень и отхлестал бы кроху. Невероятно? Но ведь так, соглас­но библейскому мифу, поступил Творец. Ведь перволюди были из­гнаны из рая потому, что нарушили запрет Бога и отведали по ини­циативе любознательной Евы от дерева добра и зла. Нелепо! А за­чем тогда позднее бог дал Моисею скрижали с нравственными нор­мами? Но было уже поздно.

Итак, техническая мудрость двояка. Эта мудрость не только в об­щечеловеческой изобретательности, но и в соответствующем от­ношении к этой изобретательности, которая не должна быть без­различна к добру и злу. Если дойти до крайности, то можно ска­зать, что истинная техническая мудрость состоит не столько в изобретательности, сколько в запрещении изобретать и производить технические орудия и средства убийства, в том числе оружие мас­сового поражения.

Как и политика, техника должна быть подчинена этике. Мы, конеч­но, понимаем, что ожидать этого от нынешнего человечества наи­вно. Но всякая мудрость наивна: она желает знать то, чего знать нельзя, по крайней мере достоверно, и она требует от человека того, чего от него нельзя требовать. Провозглашенное с подмостков сце­ны в 1902 г., в начале века, горьковско-сатинское (пьеса Максима Горького «На дне») утверждение, что «человек — это звучит гор­до!», не оправдалось. Теперь, в конце века, можно с такой же долей истинности сказать: «Человек — это звучит подло!». Но человек все же не столько подл, сколько легкомыслен.

Однако среди людей есть мудрецы, любомудры, философы. И они не должны молчать. Капля точит камень, а мудрость — глупость. Может быть, когда-нибудь что-нибудь получится — и человечес­кое легкомыслие «потяжелеет».