Ленский и его роль в романе
Каково прошлое Ленского, его воспитание, образование (2, VI, XX—XXIII)? В чем его жизненные идеалы (2, VII—X)? Почему Ленский сближается с Онегиным (2, XI—XIII, XV)? Что было предметом их разговоров (2, XVI—XIX) ? Как описано в романе чувство Ленского к Ольге (2, ХХ-ХХП; 4, XXV—XXVII, L—LI)? Как отреагировал Ленский на поведение Онегина на именинах у Лариных, что так задело его (5, XLII, XLIV—XLV)? Каким предстает герой накануне поединка (6, XII—XXIII) ? Как описывает автор гибель Ленского, какие чувства вызвала она в Онегине (6, XXX— XXXV) ? Каким могло бы стать будущее Ленского, какие возможности оборвались с его смертью (6, XXXVI—XXXIX)? Насколько долго сохранялась память о Ленском, какие мысли навевает автору его могила (6, XL—XLII; 7, VI—XI) ? Размышления Пушкина о путях развития литературы, о героях-современниках, наконец, о человеческой судьбе, ее таинственных закономерностях, размышления о жизни и смерти определяют изображение еще одного персонажа в романе, Владимира Ленского. Он сразу входит в роман как антитеза Онегину. Ленский появляется в деревне «в ту же пору», что и Онегин, и композиция с его появлением приобретает своеобразную симметрию. Предыстории Онегина, очерченной в 1 главе, соответствует краткий очерк воспитания и образования Ленского; восторженное отношение юноши-поэта к жизни противопоставляется холодной разочарованности Онегина; печальная история несостоявшегося счастья Онегина и Татьяны оттеняется картинами счастливой любви Ленского и Ольги. Тем трагичнее, нелепее внезапное крушение, дуэль и гибель Ленского. Каким же представлен Ленский в романе; почему именно так, а не иначе складывается его судьба; как относится автор к своему герою? Если в облике и отношении к жизни Онегина Пушкин выделяет линию трагического «разочарованного» романтизма (Байрон, Альфред де Мюссе, романы, «в которых отразился век», входили в круг его чтения, «подобной английскому сплину» была его «русская хандра», «резкий, охлажденный ум», угрюмость, холодная насмешливость бросаются в глаза в его характере и поведении), то Ленский соотнесен автором с иной литературной традицией. Он — дитя немецкой поэзии и философии («с душою прямо геттингенской», «поклонник Канта и поэт», выросший «под небом Шиллера и Гёте»), живущий в мире жизненных ценностей сентиментализма и предромантизма. Здесь нет места душевной опустошенности, напротив, все кажется проникнуто верой в возможность чистой и ясной жизни, верой в дружбу, нежную любовь, великую будущность. В душе Ленского причудливо перемешались гражданственные стремления («вольнолюбивые мечты, // Дух пылкий и довольно странный...», «негодованье, сожаленье, // Ко благу чистая любовь // И славы сладкое мученье»), страстная жажда излиться душой в слове, искренность поэта («Он в песнях гордо сохранил // Всегда возвышенные чувства»), трогательная открытость дружбе, восхищение простой патриархальной жизнью (вспомним его «надгробный мадригал» старику Ларину). Ленский — это словно бы все сразу: туманные мечты и светлые надежды, печальные размышления о скоротечности жизни и жажда любви и счастья. Отношение автора к своему герою трудно определить однозначно. Ленский, безусловно, привлекает юношеской чистотой и ясностью, открытостью души, глубокой, не показной нравственностью. И в то же время автор иной раз иронизирует над своим героем, его меланхоличными элегиями («Он пел поблеклый жизни цвет // Без малого в осьмнадцать лет»), его любовью («Обильный чувствами рассказ, // Давно не новыми для нас»); да и сама возлюбленная поэта, Ольга — милая, живая, но слишком обыкновенная, «непоэтичная» (недаром скажет о ней Онегин: «Я выбрал бы другую, // Когда б я был, как ты, поэт»). Ирония по отношению к Ленскому возникает благодаря особому пушкинскому приему: он словно включает в авторский текст голос самого героя, иногда обозначая его слова курсивом («и нечто, и туман-ну даль, Ц И романтические розы...»), но чаще — просто собирая «вокруг» Ленского привычные для исповедальной лирики пред-романтизма и романтизма образы. Перенесенные из лирического стихотворения в иной мир — мир реалистического романа — они становятся иной раз как будто неуместны. Однако это не отрицание, не «развенчание» героя; легкая ирония позволяет лишь слегка улыбнуться, видя восторженное увлечение юноши, скрывая за этой улыбкой горькое осознание того, как хрупки проповедуемые им идеалы перед лицом неумолимого времени. Именно проблема времени, его разрушающей силы наиболее тесно связана в романе с образом Ленского. Не случайно мягкая ирония над ним нередко перерастает в собственно авторские размышления о неотвратимо надвигающейся старости, о постепенном оледенении, омертвении души, о том, что юность, счастье, сила, вера в себя, любовь даны человеку лишь на миг. Образ Ленского столь глубоко связан с философской проблемой времени в романе потому, что он, в сущности, и есть это олицетворенное мгновение, сама юность, которая неизбежно исчезнет. Особенно трагично звучит эта мысль в финале 4 главы, проникнутой мрачными предчувствиями; словно темные тучи сгущаются над идиллическим миром героев: Он был любим... по крайней мере Так думал он, и был счастлив. Стократ блажен, кто предан вере, Кто, хладный ум угомонив, Покоится в сердечной неге, Как пьяный путник на ночлеге, Или, нежней, как мотылек, В весенний впившийся цветок; Но жалок тот, кто все предвидит, Чья не кружится голова, Кто все движенья, все слова В их переводе ненавидит, Чье сердце опыт остудил И забываться запретил. Дуэль с Онегиным и гибель Ленского, трагически-нелепые с точки зрения житейской логики, не только свидетельствуют о страшной тайне Онегина — его боязни света, «общественного мненья», которое он, казалось бы, столь презирал. В описании смерти героя автор выявляет глубокий философский смысл: неотвратимость того, что совершается. В нравственном плане романа это заставляет задуматься о непоправимости преступления; в общефилософском же — дает страшную возможность вглядеться в лицо самого времени — и смерти. Они сливаются в метафорическом образе смерти-часов («...пробили // Часы урочные»), который восходил к традициям поэзии Державина — в стихах поэта XVIII века «глагол времен, металла звон» напоминал о неумолимо надвигающемся конце всего, в том числе жизни человека. Само описание смерти Ленского поражает замедленностью, мучительной растянутостью («Так медленно по скату гор, // На солнце искрами блистая, // Спадает глыба снеговая»). Ничего уже не остановить и не вернуть назад: Недвижим он лежал, и странен Был томный мир его чела. Под грудь он был навылет ранен; Дымясь, из раны кровь текла. Тому назад одно мгновенье В сем сердце билось вдохновенье, Вражда, надежда и любовь, Играла жизнь, кипела кровь, — Теперь, как в доме опустелом, Все в нем и пусто и темно; Затихло навсегда оно. Закрыты ставни. Окна мелом Забелены. Хозяйки нет. А где, бог весть. Пропал и след. Идею неотвратимости изменений, которые совершает время с человеком, автор вновь подчеркивает, размышляя о возможном, но не реализовавшемся будущем героя («Быть может, он для блага мира, // Иль хоть для славы был рожден» — «А может быть и то: поэта// Обыкновенный ждал удел...»). «Обыкновенный удел» как возможная судьба Ленского возникает в сознании автора вовсе не только для того, чтобы еще раз усомниться в твердости романтических убеждений. Этот удел, как и удел великого поэта, как сохранившиеся в отвергнутых Пушкиным варит антах иные направления развития Ленского — судьба ловкого газетчика, великого полководца («как наш Кутузов иль Нельсон, // Иль в ссылке, как Наполеон...»), даже судьба мученика (мог «...быть повешен, как Рылеев») — поставлены в один ряд, как возможные, но не реализовавшиеся пути: к судьбе человека, как и к истории, неприменима формула «что было бы, если...», она слишком неумолима для этого. Покинутая могила Ленского становится еще одной эмблемой хода времени, памяти и забвенья: Есть место: влево от селенья, Где жил питомец вдохновенья, Две сосны корнями сплелись, Под ними струйки извились Ручья соседственной долины <...> Там у ручья в тени густой Поставлен памятник простой... Мечта героя о вечном соединении двух любящих сердец, не реализовавшаяся в его жизни, словно растворилась в самой природе и воплотилась в двух сросшихся деревьях (в языке эмблем пушкинской эпохи два сросшиеся плода, два склоненных друг к другу дерева, как и деревья, сплетенные корнями, — знаки соединения, вечной любви, единого чувства, которое не изменится никогда). В пушкинском образе значение этого символа обогащается благодаря идее покоя: деревья словно замерли (и в этом они подобны вечности), в противоположность бегущему ручью — аллегории времени, которое уносит все, уносит и саму память. Ленский забыт — это трагически-печальная неизбежность, которую нередко предощущает в отношении собственной судьбы, будущности своего труда и сам автор. Размышления о жизни и смерти Ленского существуют в пушкинском романе в стихах как знак «лелеющей душу гуманности» к человеку, знак философских размышлений о вечном возвращении к природе и необратимости человеческого пути, о времени, забвении и памяти.
Популярное: Модели организации как закрытой, открытой, частично открытой системы: Закрытая система имеет жесткие фиксированные границы, ее действия относительно независимы... Как выбрать специалиста по управлению гостиницей: Понятно, что управление гостиницей невозможно без специальных знаний. Соответственно, важна квалификация... Почему человек чувствует себя несчастным?: Для начала определим, что такое несчастье. Несчастьем мы будем считать психологическое состояние... Почему люди поддаются рекламе?: Только не надо искать ответы в качестве или количестве рекламы... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (2827)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |